Я вот тут подумал в ходе одного диалога о жанрах «несерьёзных и невозвышенных»… Нет, подумал я раньше. Дело было так. Потянуло меня пересмотреть старые советские оперетты. И в том числе – надёжно мною забытую «Принцессу цирка» – нелюбимую потому, что её активно не любила моя бабушка, а по части вкусов непререкаемым авторитетом была именно она. Посему я в детстве эту «Принцессу» поглядел краем глаза, услышал бабушкины презрительные сентенции о том, что это пошлая ерунда, которая и близко не лежала со знаменитым «Мистером Икс» и зачем вообще нужна убогая перепевка шедевра, – и да, я поверил. Моя бабушка была не из тех, кто с доброй улыбкой печёт пирожки, она была дама суровая, адски начитанная, большой ценитель и знаток театрального искусства, скептичная до цинизма, и сомневаться в безупречности её вкуса мне в голову не приходило. Хотя по части дел житейских бодались мы изрядно, ну да не о том речь.
Хотя сам я в текущей сессии ККП не участвую, но рецензии читаю исправно, да и сам пока планирую парочку написать. На книги, которые понравились, ибо на непонравившиеся — принципиально решил, что нет, ибо зачем? Душеньку потешить — да, аргумент, но времени жалко, а пользы всё равно не будет, только авторы расстроятся и обозлятся. Да я не о том. Это вообще так — заметки мимокрокодила)
Сколько лет живу на всяческих литсайтах… больше десяти, нуачо… и всё молчал насчёт явления, даже не знаю, как назвать — «именной склероз», что ли. Нет, я понимаю, что прочёл ты толстую книжицу и не все имена запомнил даже на слух, а тем более, имена иностранные (иномирные в основном), написание непривычное. Поди выучи.
Но друзья мои и коллеги, когда вы пишете, на минуточку, рецензию — ведь можно потратить чуток времени и моральных усилий, чтобы слазить в рецензируемое произведение и банально проверить, правильно ли вы написали имена героев?! Это что, трудно? Нет. Напряжно? Нет снова.
А вам лично, как автору, было бы приятно увидеть в рецензии на вашу книгу имя вашего любимого героя, которое переврали?
Полагаю, тоже нет.
Так почему же, ради Мерцания, в рецензиях эти «пети через два тэ» мелькают постоянно?
Это так. Крик души.
История, как указано в заглавии, и впрямь печальна. Ибо речь идёт не просто об одном из множества сетевых авторов, а о воистину — любимом. Его книги уже несколько лет как занимают почётные постоянные места в «топ-листе» моей читалки и регулярно перечитываются — ну знаете, как бывает, когда едешь с работы, весь затрах… эээ, заработавшийся, мозги функционируют хорошо если процентов на тридцать, и хочется почитать что-то заведомо родное, близкое и приятное. Где ты уже давно знаешь и любишь героев, неплохо помнишь развитие сюжета — и читаешь ровно для того же, для чего по стопиццотому разу обсуждаешь недостатки ГП с близкими друзьями — вроде ничего нового, но зато как приятно! И настроение сразу улучшается.
В общем, да, я хронический перечитывальщик. Кто сам такой, тот поймёт, а кто не в теме — заранее so sorry.
И вот, примерно месяца два назад, моя подруга обрадовала меня фееричной новостью: наш с нею Любимый Автор объявился на дайри (есть такая блогосфера, где мы много лет обитаем) — и не просто объявился, а с новым романом!
И по первым выложенным отрывкам — ничто не предвещало бурь и катаклизмов.
Итак… а далее — собственно отзыв. Не мой, посему в кавычках. Всё строго по правилам оформления цитат… Впрочем, скорее это нечто другое — ну например, выдержка из протокола (ежели такие ведутся) некоего Собрания Анонимных Алког… сорри, Литературоголиков. Или — Книгоголиков? В общем, представим зал (довольно большой и не очень-то заполненный), разнокалиберные кресла (роднит их одинаковая обшарпанность и, как ни странно, уютность), по стенкам — стеллажи с рядами весьма зачитанных и с виду не очень-то презентабельных книг… если судить по состоянию и качеству обложек — что, увы, не редкость; но наши книжки — воистину не для украшения, так что обложки весьма затрёпаны. И люди тут самые разные — вот благообразная пожилая дама, вот лохматый парень несколько разбойного вида, вот солидный лысоватый бухгалтер, вот подтянутый представитель «офисного планктона», вот модная девица нескольких оттенков блондинистости, вот типичный профессор, а там — вылитый Коля-сантехник, а здесь — парочка классических домохозяек, а на подоконнике примостился даже школьник — по виду скорее двоечник, чем читатель… но внешнее ведь обманчиво, не так ли?
— Ты владеешь мечом?
— Женщины нашей страны исстари воины. У кого нет меча — тот погибнет в бою. Я не боюсь ни боли, ни смерти.
— А чего ты боишься?
— Клетки. Сидеть за решеткой, пока привычка и старость не заставят смириться, и остатки доблести не покинут меня безвозвратно.
© к/ф «Властелин Колец: Две крепости»
Это практически всё, что можно сказать на тему стремления личности к духовной свободе. Да и о доблести, если на то пошло.
Среди нас есть много страстных читателей, которые иногда готовы с увлечением читать даже обрывок газеты, найденный на полу автобуса, если больше ничего не подворачивается под руку. Книги всю жизнь сопровождают многих из нас, как бесконечный поток сменяющихся впечатлений о необыкновенных людях и событиях. Одни из них сразу захватывают нас, и мы без остановки буквально проглатываем их, другие требуют более глубокого и вдумчивого чтения и иногда вызывают даже противоречивые чувства, вплоть до недоверия, но постоянно приковывают наше внимание до последнего слова на последней странице. Тогда мы неожиданно останавливаемся, с сожалением покидая мир, созданный автором, и уже без сомнения знаем, что эта книга будет обязательно отложена, чтобы занять место на и без того тесной книжной полке: мы будем перечитывать её снова и снова. И вполне может быть, что восторженный читатель тут же позвонит своим знакомым, и еле сдерживаясь от восхищения, переполненный победным триумфом, воскликнет: «Посмотрите, что я нашёл!». И он по праву будет гордиться тем, что первый среди своих друзей пережил волнение при открытии ещё одного нового мира.
Я не раз слышал обращённый к авторам вопрос: скажите одной-двумя фразами, о чем ваша книга? И всегда несколько терялся, потому что парой фраз никак не мог объяснить. Много ведь о чем: тут и дружба, и честность, и отвага, и две стороны каждой из этих медалей, и что важнее — благо всех или дорогое лично тебе, и любовь, как без неё, в различных её ипостасях… и прочая, и прочая.
А сейчас я вдруг понял, что могу найти эту фразу. Я пытаюсь написать историю об эгоизме. Причём во всей его многогранности и с учётом самых различных определений этого понятия — эгоизм. От классического до более общего и глубокого.
Мой «Тигр» — попросту энциклопедия эгоизма.
Дело было так: началось с вопроса, заданного в комментариях к моему «Звёздному Тигру».
— Вообще Ченселина я не придумывал. То есть, если историю «рождения» Вила, Энтиса и сестренок я могу рассказать (и даже объяснить имена), то откуда взялся Ченселин — понятия не имею. Нет, в какой момент появился расплывчатый образ — помню; а вот как он стал именно таким… Вообще вся Звезда оказалась на редкость «непослушной».
Дальше меня попросили рассказать, но с моей склонностью к многобуквию рассказ вышел таким длинным, что пришлось для него выделять отдельный пост… хотя, сказать по правде, зачем я это делаю — понятия не имею.
Ну да ладно…
Собственно, в названии топика всё сказано) Случайно обратил внимание на упоминание Нортон и Ле Гуин как авторов «женского романтизма» — при том, что Нортон на протяжении всей ее почти вековой жизни и литературной деятельности нередко критиковали за «мужскую» сухость и лаконичность, среди героев ее отнюдь не только женщины, примерно половина — мужчины разных лет. Да и Ле Гуин вроде никогда ничего «женского-романтичного» не писала, не её это стиль. Если кто-то читал подобные вещи, то буду признателен за названия произведений, и в качестве особого супер-бонуса — если не секрет, а что именно там является свидетельствами именно чрезмерной «женскости»? Просто интересно, вдруг я пропустил.
P.S. Как выяснилось (см. комментарий ниже), упоминание не обозначало, что данные авторы замечены на склонности к жанру, традиционно — и расплывчато — идентифицируемому как женский романтизм. Но интерес к данной теме — а именно, разнице между «мужскими» книгами и «женскими» — остаётся. Я прочёл за свою жизнь очень много книг — как с героями-мужчинами, так и с героинями-женщинами, и зачастую первых писали авторы-дамы, а вторых — авторы мужеска пола. Причём в ходе анализа данной темы, всегда меня как писателя занимавшей, я не нашел никакой закономерности. То есть — авторы сплошь и рядом пишут героев не своего пола. И очень часто пишут их здорово. И на интересности книги пол героя — равно как и пол автора — никак не сказывается. Другие вещи создают загадочную штуку под названием «интерес»… В первую очередь — сюжет и образы, образы и сюжет. Даже не сказать, что первично. Равноценно.
Искусству угрожают два чудовища:
художник, который не является мастером,
и мастер, который не является художником.
© А. Франс
Самое сложное – начать. Первое слово, первые строки. От того, как начинается история, зависит очень важный момент – первое впечатление. И каждый автор ищет свой способ «зацепить на крючок» внимание читателя.
«Черт побери!» – вскричала герцогиня.
Это цитата из романа Агаты Кристи – анекдот о молодом писателе, который начал с этой фразы свой роман, таким вот оригинальным образом решив проблему «зацепки с первой строчки».
— Когда-нибудь надо будет нанять библиотекаря, чтобы он навёл здесь порядок. Труды по юриспруденции стоят в разделе «Художественная литература», фантастические романы — в разделе «История». Как ты вообще тут ориентируешься и что-то находишь?
Круглое лицо Хоупа озарилось хитрой усмешкой.
— Поначалу я путался, но потом мне открылась истина. Труды по юриспруденции, представляющие собой всего лишь измышления человеческого разума, с помощью которых мы тщимся управлять окружающей действительностью, вполне логично помещены в раздел «Художественная литература». История, то бишь наше неполное и несовершенное представление о прошлом, целиком и полностью окрашенное нашими собственными предрассудками, подпадает под определение «Политика», а вот описания героических приключений никогда не существовавших мужчин и женщин, типа «Саги о Вольсунге» или «Мудрой Женщины», в которых предпринимаются попытки объяснить наш жизненный опыт и наше существование, стоят в разделе «История». Я бы, честно говоря, определил такие книги в раздел «Метафизика», но это уже, как говорится, дело вкуса.
© Джеймс Стоддарт, «Обманный Дом»
«Вокруг цепи правил всегда должна виться серебряная нить фантазии».
© Роберт Шуман
… Не позволяйте сбить себя с пути неглубокими суждениями: в глубине вещей уже нет случая, а есть только закон… А те, кто плохо и дурно хранит эту тайну (а таких много), теряют ее лишь для самих себя и все равно передают ее дальше, сами того не зная, как запечатанное письмо.
© Райнер Мария Рильке. Письма к молодому поэту
«Если голова и книга приходят в столкновение и слышен звук пустого тела, — всегда ли виновата книга?»
© Г. Лихтенберг
Я вывесил последнюю главу первого тома. Ура. Или увы, поскольку второй том пока далеко не полностью написан.
С другой стороны — всё-таки ура, ибо он пишется. В кои-то веки. Ночами.
Особая пламенная благодарность чудесному человеку Акротири, ибо она не только одарённый писатель с идеями, достаточно не банальными, чтобы расшевелить и увлечь меня, — но она и мой почти единственный Читатель. Да пошлют ей добрые боги побольше вдохновения и Музов. Старательных и послушных. Два Муза у неё уже есть, но этого добра много не бывает.
В общем, ни о чём. Так, похвалиться. Святое дело же )
«Стих поэта может быть для вас неясен, так как поэт не обязан справляться со степенью вашего эстетического развития»
© И. Ф. Анненский
Маня выкладывает на стол листок бумаги.
— Вот Меля Норейко принесла. «Страдалица Андалузия». Роман.
Маня читает вслух роман, написанный Мелей на одной страничке, вырванной из тетрадки:
— «Жила-была одна девушка. Ужасная красавица! И звали ее Андалузия. А пока маленькая, — то Андзя. И к ней посватался принц, — тоже красавец. Его звали Грандотель.
Они поженились. Но он оказался очень противный. Во-первых, пьяница. Во-вторых, злой-презлой. Дрался каждый день, а как, бывало, напьётся, так хоть беги вон из дома! И, в-третьих, ужасно расточительный. Другой что заработает, то в дом несёт, а этот принц Грандотель всё из дома таскал.
И бедная Андалузия была несчастная страдалица.
Когда встречаешь нечто, что задевает тебя, проникает в душу, — этим хочется поделиться. Разделить. Воскликнуть: представьте, я опять нашёл чудо, как же это здорово!
И я нахожу чудеса — до сих пор. Хотя это и редко теперь случается. Но тем сильнее изумление и радость, когда ты находишь.
Не знаю, буду ли я писателем, но что совершенно точно: я всегда был и останусь читателем. Ловцом жемчужин. Искателем драгоценностей.
А истории — они самые настоящие драгоценности, будь то знаменитые на весь мир алмазы уровня кохинора, или «древнее золото», что уже не ослепит своим сиянием, но и не помутнеет никогда, или самоцветы во всём блеске свежей огранки и причудливых оправ, и неважно, истинный ли то сапфир или красивый осколок синего стекла… ведь, по сути, только красота и имеет значение. А что такое красота истории? Содержание. Суть. Изящество формы и глубина смысла. Разве это всё — воистину не сокровища? И не менее восхитительны могут быть неогранённые бриллианты. Просто камешки, скажет кто-то, да в них нет ни блеска, ни формы, ни завершённости, что же это за драгоценность?
«В нордических языках существует четыре слова для обозначения чужака. Первое: «иноземец», «утланнинг» — незнакомец, человек, житель нашего мира, пришедший из другого города или страны. Второе: «фрамлинг». Этот незнакомец тоже человек, но из другого мира. Третье: «раман» — человекоподобное существо, но представитель другого вида. Четвертое: «варелез» — обозначает подлинного чужака, в том числе и всех животных, ибо общение между нами и ними невозможно. Они живые, но мы не можем даже угадать, что заставляет их вести себя так или иначе. Возможно, они разумны, возможно, обладают сознанием, но мы никогда точно этого не узнаем».
Орсон Скотт Кард, «Голос Тех, Кого Нет»
Вероятно, мне нельзя рассказывать об этой книге, потому что я люблю этого человека. Но с другой стороны, кому же и говорить о нём, как не одному из счастливчиков, узнавших его и сумевших полюбить. Хотя почему — «сумевших»? Мне кажется, эта книга пропитана особым удивительным колдовством, затягивающим тебя с первой страницы; несколько строк — и ты уже в совершенно реальном, хоть и далёком мире, на планете Лузитания, в крохотной португальской колонии среди лесов, которые — это важно — никто никогда не рубил. Горсточка людей — в мире свинксов. Конечно, сами аборигены зовут себя иначе… Собственно, они делают иначе столь многое, что вопрос о том, раман они или варелез, — отнюдь не умозрительный. Ведь это первые обнаруженные человечеством «соседи по разуму», не считая жукеров, уничтоженных чудовищем
Привожу текст в почти полном виде. Собственно, делаю это главным образом для себя: эта коротенькая история так мне понравилась, что захотелось её сохранить — и поделиться.
Всегда восхищает, когда кто-то, и особенно тот, кого ты уважаешь, облекает в слова твои собственные мысли и чувства, причём делает это лучше, чем ты.
Итак…
Всего четыре слова
…
Ребёнком я вечно просил рассказать мне сказку. Взрослые сочиняли что-нибудь на ходу или читали мне книжки. Как только вырос и научился читать, я уже не расставался с книгами. Я читал по книге в день, а то и быстрее. Как и сейчас, я искал в них переживания, которые дает только художественная литература, — то есть возможность оказаться внутри историй.
Телевидение, кино — всё это было неплохо, но происходило с кем-то еще. А книжные истории разыгрывались в моей собственной голове. Я в каком-то смысле сам переносился туда.
Вот в чём заключается магия литературы: ты берёшь слова и выстраиваешь из них миры.
Со временем я стал разборчивее в чтении (помню, как впервые решил, что не обязан дочитывать книгу до конца; именно тогда я понял: от того, как история рассказана, может испортиться впечатление, которое она производит). Я начал замечать, что иногда то, ради чего я читаю книги — некая магия, движущая сила рассказа, — оказывается за бортом. Я читал безупречную прозу, оставаясь равнодушным к описанным в ней историям.
Всё сводится к четырем словам.