Волку надо в Тамбов

А несколько ранее, примерно через полгода после встречи с Букетовым и его малокультурным водителем, Алексею довелось узнать, как все-таки работает этот пресловутый "волчий билет". Он к тому времени как раз закончил сдавать госэкзамены, и малость передохнув, пошел устраиваться на работу, выбрав ближайшую к его дому школу. "Ну что, учителя мужчины нам нужны"— деловито сказал директор, с необычной фамилией Краб, демократично присев на край стола, и разглядывая его диплом. "Приходи в понедельник, будем тебя оформлять". Явившись в назначенный день, Алексей сразу обратил внимание на то, что директор явно не очень рад его приходу. Глядя куда-то в сторону, он что-то мямлил насчет каких-то молодых специалистов, которых ему неожиданно прислали. И Алексея, к его великому сожалению, он теперь на работу принять никак не сможет. Прежний, приятный глазу демократизм Краба куда-то испарился, и теперь во всем, строго официальном облике директора, явственно читалось желание избавиться, наконец от его изматывающих душу проявлений. Примерно такой же отказ, но с небольшими вариациями, был получен и от директоров других школ. Мать Алексея, человек заводной и решительный, предложила сыну пойти на прием к заведующему гороно тов. Плаксину. Тот, охотно приняв молодого учителя, битый час уговаривал его не связываться со школой, мотивируя это тем, что контингент, мол, там теперь не дай Бог. Ученики, дескать, сплошь отморозки, по которым день и ночь горькими слезами плачет колония. Алексей, с вежливой улыбкой наблюдая, как ерничает и резвится этот, уже далеко не молодой человек, хорошо понимал, кто за ним стоит. Кстати говоря, Плаксин, заботясь о своем здоровье, регулярно ходил на волейбол для, так называемых, избранных. Сие, весьма полезное мероприятие посещала и, теперь уже бывшая теща Алексея. — "Это что же, запрет на профессию?" — в сердцах воскликнула мать и отправила сына искать справедливость в кабинете второго секретаря горкома партии. Тот оказался, в отличие от Плаксина, мужиком простым и прямолинейным и чуть ли не с порога, вальяжным голосом объяснил Алексею, что работа ему после всего произшедшего, не светит не только в школе, а вообще нигде. И надо было ему не делать, в свое время, того, сам — знает — чего. К великому удивлению, этот человек не стал юлить, как это делали все остальные участники этого спектакля, а сказал все прямым текстом. Он, сидящий в таком высоком кресле, видимо мог себе это позволить, добавив при этом, небольшую ложечку правды к огромной бочке лжи. И еще, второй секретарь, на живом примере показывал, что и во всей нашей огромной стране, да и конкретно в этом городе, не партия подчинена комитету, а напротив, комитет на весьма коротком поводке у нее, любимой. И поэтому он может без оглядки озвучивать любые, даже самые крамольные мысли, посещающие его сановную голову. Еще раз, напоследок, окинув взглядом просторный кабинет второго, и не заметив здесь даже бледной тени той справедливости, которую он так безуспешно искал, Алексей вышел на улицу. Там уже слегка подмораживало, по случаю поздней осени, а на носу был самый великий советский праздник. И этот особый предпразничный холод, прояснив мозги, подсказал ему, что теперь самое время отправиться куда-нибудь подальше, например, в Ташкент, куда его настойчиво приглашала одна его новая знакомая, или же на крайний Север. Там как раз в одной медсанчасти позарез требовался врач — лаборант.