Часть 2. Репортаж из заповедника им. Берии

Ну а теперь пора бы уже вернуться в то апрельское утро, когда девятнадцатилетний Алексей впервые увидел своих новых и пока еще не знакомых ему соседей. Они представляли собой семейство главврача Тархунова, с юной дочерью которого у него чуть ли не с первых шагов начнут складываться немного странные, но вполне прогнозируемые в плане ближайшего будущего, отношения. И так без особых неожиданностей продолжалось несколько месяцев. Но как-то примерно в середине зимы, уже совсем поздним вечером, в доме Алексея раздался телефонный звонок. В приключенческих романах в таких случаях обычно говориться, что это был тот самый сигнал судьбы, после которого жизнь главного героя как правило делилась на "до" и "после". А что бывает после этого "после", читательской публике было хорошо известно. Когда Алексей поднял трубку то не сразу понял, почему судьба говорит с ним голосом жены Тархунова, Аси, которая, судя по всему, была здорово напугана. И из ее отрывистого и сбивчивого рассказа он выделил главное: К ним во двор зашли двое неизвестных. Как она тогда выразилась, то ли хулиганы, то ли бандиты. Они ломятся в дом и вообще ведут себя, как бы это сказать помягче, не очень хорошо. Ее муж в отъезде, а она дома с двумя детьми и бабушкой. В милицию они уже не раз звонили, но оттуда пока еще никто не приезжал, хотя в то время их отделение находилось, буквально, за ближайшим углом. И поэтому она просит Алексея выйти и как-то помочь. Он оделся и вышел, ничего не объясняя родителям. На подворье лежал недавно выпавший снег, и при свете полной луны видно было достаточно хорошо. Калитка Тархуновых оказалась полуоткрытой, и войдя в их двор, он действительно увидел у дома двух посторонних. Они стояли и молча смотрели на приближающегося Алексея. Вглядевшись в них повнимательней, он пришел к выводу, что никогда ранее этих людей ему видеть не доводилось. Один из них был, как тогда говорили, очень прилично одет, примерно так, как в наши дни одеваются материально обеспеченные лидеры движения геев. Выглядел он лет на сорок — сорок пять. Второй был попроще, и на вид значительно моложе. Подойдя к ним поближе Алексей, стараясь сразу не обострять ситуацию, вежливо попросил их выйти с ним за пределы двора. "Смелый молодой человек!" — с иронией произнес старший, но за калитку они все-таки вышли. Этот субъект все время держал правую руку в кармане своего легкого щегольского пальтугана, и карман его как-то подозрительно оттопыривался. Интересно, подумал Алексей, что у него там такое? Ствол? А может нож или кастет? Нет, наверное, все-таки что-то более существенное. Уж слишком нагло этот тип держался. В это время на улицу вышел отец Алексея. Он тогда тяжело болел, поэтому двигался и говорил с трудом, но, тем не менее, обеспокоенный долгим отсутствием сына вышел узнать, в чем дело. Наверное, пока шли переговоры с "хулиганами", Ася звонила еще раз, и отец уже примерно понимал, что происходит за воротами. — "Молодые люди, пожалуйста, не беспокойте наших соседей! " — с трудом проговорил он. Тот, что помладше глянул на него, как смотрят на что-то чирикающую в ветвях пичугу, и сказал: — "Ты старый, а дурной". А когда отец продолжил свои уговоры, послал его по известному адресу. Алексей буквально опешил от такой наглости. Оскорбить отца в присутствии сына, мог или очень смелый человек или полный идиот. Судя по простоватому, губошлепистому лицу, молодой смелостью особо не отличался, поэтому оставалось предполагать второе. Алексей почти автоматически сделал короткий шаг вбок, так чтобы траектория его кулака находилась на уровне горла молодого. Он знал, что после такого удара, люди долго ползают на четвереньках, хрипят, и ни каких нехороших слов, как правило, больше не произносят. Он уже приготовился сделать отвлекающий замах левой, но тут взгляд его на мгновение задержался на оттопыренном кармане лидера. Интересное дело, подумал Алексей, выходит, что пока я буду ломать кадык идиота, это прилично одетое, вполне успеет всадить в меня и моего батю, всю обойму. Секунду поколебавшись, он резко повернулся и опрометью бросился в направлении своего дома, а вскоре уже бежал назад, держа в руках Бокфлинт двенадцатого калибра. Выскочив за калитку, он не обнаружил там ни молодого, ни лидера. Видимо отец уже успел доходчиво объяснить им, за чем это сын побежал в дом. А из узкого и длинного переулка слышен был резвый топот убегающих ног. "Жаль, что нет секундомера" — как-то некстати подумалось Алексею. — "Может как раз сейчас, в этом темном и неудобном пространстве, рождается новый рекорд по бегу на короткие дистанции". Выбежав в переулок, он увидел, что парочка уже успела скрыться за углом санстанции, и он может их теперь потерять. Но в это время из-за угла высунулась рука с пистолетом, и послышался надрывный крик старшего: "Стой! Или буду стрелять! " Теперь Алексей был стопроцентно уверен в том, что перед ним действительно вооруженные бандиты и, не обращая на эти вопли внимания, продолжал свою погоню. "Валить обоих, свидетелей не оставлять!"— стучало в висках. Но тут он вспомнил, что картечью у него был заряжен только нижний ствол, а в верхнем была какая-то ерунда типа бекасина. Так что "валить обоих" уже не получалось. Рука с пистолетом исчезла, и, добежав до конца переулка, он увидел, как эти двое, пригибаясь, спешно садятся в стоящий посреди пустынной улицы служебный автобус. Его входная дверь располагалась на противоположной от Алексея стороне. Стрелять при таком раскладе было бессмысленно. Водитель, низко нагнувшись над рулем, рванул с места так, что Алексей едва успел прочитать номер. Утром следующего дня он встретил у калитки Камилу. Они поговорили о том, о сем. "Ну что, хулиганы больше не появлялись? "— Как бы между прочим, спросил Алексей. Камила как-то досадливо поморщилась и ответила: (цитата) "Да это не хулиганы были. Это приходил начальник КГБ, Букетов вместе со своим водителем". И еще она добавила, (эта часть цитаты изменена), что ее мать, будучи недавно на очередной тусовке городского начальства, весь вечер танцевала с Букетовым. При этом ей, женщине строгих правил, пришлось вынужденно любезничать со своим всемогущим партнером, вот он, дескать, вчера и приперся. Позже, примерно то же самое, Алексей услышал и от самой Аси. Он подумал, что будущая теща его здорово подставила, не сказав, кто на самом деле были эти люди, и, не уладив вовремя свои амурные дела. Но даже если бы он знал, с кем эта дама его свела, то все равно никаких скидок делать бы не стал. А назвала она тогда Букетова хулиганом и бандитом по причине очень простой. В ее сознаниии любой подонок, связанный с криминальным миром был все же лучше, чем городской глава КГБ и она очень боялась, что Алексей не захочет с ним в тот момент связываться. Но все же, в общем, сообщение Камилы его не слишком взволновало. Букетов, думал он, поднимать шум и мстить вряд ли станет, а постарается поскорее замять это скандальное недоразумение и на этом все и закончится. Тем более, он сам виноват. Не одернул вовремя, своего ошалевшего от вседозволенности водилу. А еще Алексей вспомнил как Тархуновы однажды угощали его лосятиной, и брат Камилы, которого Алексей тогда считал лучшим в их семье, рассказал о том, как буквально накануне, местное начальство загонным способом затравило лося, и Букетов лично добил подранка из своего пистолета. С этой вороненой игрушкой он, как говорили, не расставался ни на минуту, даже во время секса или сидя на толчке. Алексей подумал, что в том вечернем спектакле, роль лося, изначально предназначалась ему, но, внезапно перехватив инициативу, эту роль блестяще исполнил сам т-щ Букетов. После чего он, под восторженные аплодисменты зрителей, умчался со сцены подобно Чацкому, правда в отличие от грибоедовского героя, не в карете, а распластавшись на мокром полу служебного автобуса. В тот вечер он хотел наставить рога мужу Аси, а роскошные лосиные украшения неожиданно проросли на его собственной голове. И получалось, что сам того не желая, Алексей спас семью Тархуновых от позора и бесчестия. И Ася, вероятно, была не единственной начальничьей женой которую новоявленный Лаврентий Палыч, предварительно отослав мужа в командировку, вез под дулом пистолета в свой загородный мини бордель. Позже Тархуновы весьма своеобразно отблагодарят Алексея за этот его поступок. Во все времена любая руководящая братия прекрасно знала одно простое правило. Если кто-то из людей твоего круга или просто знакомых, попал в опалу, то нужно держаться от такого человека подальше, иначе вышестоящие пошлют на это подальше и тебя самого. И теперь Тархуновы, встречая своего зятя, смотрели на него как на абсолютно постороннего, незнакомого им человека. А некоторое время спустя, уже недвусмысленно дали понять, что в их семье присутствие Алексея, совершенно не обязательно, а у Камилочки вскоре появится новый муж, по фамилии Цуциков. И он действительно вскоре возник, как еще одна кукла в театре абсурда им. тов. Букетова. Основательно повставляв ума своим новым домочадцам, он сгинул, растворившись в бескрайних просторах алкогольной зависимости. "Наконец они нашли то, что искали — и пьет и бьет" — так прокомментировали его деятельность в семье Тархуновых городские доброхоты. А Алексею было все равно. Он навсегда потерял интерес к этому театру кукол. Но, если в обществе, все же, заходила речь об Алексее как о их прежнем зяте, то недавняя родня характеризовала его как изверга и садиста, с утра до ночи избивавшего кованными сапожищами свою беременную жену, а потом и вовсе бросившего ее, на произвол судьбы, вместе с недавно родившимся сыном. Из рассказов диссидентов Алексей знал, что в этом ведомстве (имелся в виду комитет), дураков не держат. Но так же знал и другую, отдающую терпкой горечью фразу, которая звучала так: "Умных людей у нас гораздо меньше, чем мы даже думали" И, исходя из этого, можно было представить, как беззастенчиво комитет, пользуясь правом сильного, отбирал для своих потреб это умное меньшинство, обедняя и так не слишком отягощенное интеллектом пространство. От чего, кстати, могли сильно страдать многие другие отрасли народного хозяйства, возглавляемые тем, что осталось после такого искусственного отбора. В свое время, "железный Шурик", то есть Александр Шелепин, призванный когда-то очистить возглавляемое им ведомство от остатков тяжелого наследия бериевщины, чего-то там не дочистил. И в далеких провинциях продолжали существовать персонажи подобные Букетову. В нашей благословенной стране, следуя общеизвестному лозунгу, кухаркиных детей настойчиво пытались научать управлению государством. И Букетов, как типичный представитель этого слоя нашего общества, однажды получивший в свои не слишком чистые руки почти что неограниченную власть, подобно булгаковскому Шарикову, показал себя во всей красе. Пасторальный водевиль с переодеванием в шкуру лося с успехом прошел в середине зимы, а в конце апреля непосредственная начальница Алексея директриса школы Мумуева, вручила ему список озаглавленный "Новостройки нашего города", и велела сфотографировать их для стенда с одноименным названием. Взглянув на список, он тут же обратил внимание на одну из новостроек, которая была ни чем иным, как, большой судостроительной верфью, и как ни крути, а формально объектом секретным, хотя и вполне вписываемым в антураж их приморского города. Тут же вспомнилась Ася, Букетов и весь этот балаган, начавший уже понемногу забываться. Алексей, по наивности, было подумал, что Букетов просто по мелкому хочет отомстить ему за свой тогдашний позор. Но испытавший сильный страх и облажавшийся при свидетелях человек, как правило, не прощает этого своего унижения до самой смерти. И мелкой местью обычно не ограничивается. Знакомый мент рассказывал, как в канун больших советских праздников, Букетов забирался поздно вечером под трибуну и, скорчившись в очень неудобной позе, ножом полосовал кумач. Делалось это для того, чтобы убедить всех, потерявших бдительность горожан, а так же вышестоящее начальство, в наличии у них под боком банды вконец оборзевших антисоветчиков. И в связи с этим, постоянное присутствие в городе недремлющего ока ГБ, становиться вполне оправданым и даже жизненно необходимым. Понятно, что человек способный на такое благородным быть не может и ничего хорошего от него ждать уже не приходится. Алексей подумал, что если он не пойдет фотографировать, то Букетов смастерит ему новую, еще более худшую пакость. И на следующее утро, выехав за город, он пару раз щелкнул затвором фотоаппарата, запечатлевая уже почти заложенный фундамент верфи. Не успев, отойти от места преступления и десяти метров, он увидел преградившего ему дорогу человека в милицейской форме, а неподалеку уже стоял, как рояль в кустах, явно заранее приготовленный для него пазик, с сидящими внутри работягами. Они должны были выполнять роль свидетелей. Алексей тогда был одет в длинный плащ полувоенного образца, и это сбило "свидетелей" с толку. На его насмешливый вопрос: "Ну, что? Поймали?" Строители смущенно ответили: "Да разве ж его поймаешь? Давно и след простыл!" Эти люди явно не представляли кого это они должны были ловить. Вся эта операция "Ы", инициированная свыше, была проведена потрясающе бездарно и до предела по-идиотски, что сильно дискредитировало эту почтенную организацию в глазах невольных свидетелей. Потом его сначала потаскали на допросы в милиции, а после отвезли на допрос в КГБ. Там уже сидел новый начальник, по фамилии Ногин, а Букетов, как говорили, был вроде бы с почетом переведен на повышение в область. Новый глава, немного, и явно фальшиво, посетовав по поводу того, как такого молодого человека угораздило влипнуть в такую неприятную историю, неожиданно спросил, не женился ли Алексей. Тот сначала не понял к чему вопрос и грешным делом подумал, что у нового начальника есть дочки на выданье, и он прикидывает, куда бы их пристроить. Но дело было совсем в другом. Начинать ни с того не с сего прессовать зятя Тархунова на глазах у всего города, было не очень удобно. И развал семьи Алексея теперь становился первоочередной задачей. Так или иначе, но прожив вместе примерно год, Алексей и Камила стали жить порознь, не оформляя развода. Трудно сказать какую роль сыграл здесь Букетов, а какую их личная несовместимость, но то, что он не мог не приложиться к этому делу, не вызывает никакого сомнения. После перевода в область у него развязаны руки и он может давать любые указания по поводу Алексея, а местное начальство будет из кожи лезть, чтобы угодить своему высокопоставленному патрону. Кроме того Букетов, как истый особист, работал под прикрытием, стараясь изобразить, что все репрессии, применяемые к Алексею, исходят непосредственно от мстительной семьи Камилы, а он тут абсолютно не причем. Конечно, Тархуновы по личной инициативе, вполне могли худо — бедно организовать и бойкот и круговую поруку в среде врачей, и еще кое что по мелочам, но задействовать госбезопасность, поставить на уши ментов, военкомат, и создать такую грандиозную кампанию травли неугодного человека, с торжественным вручением ему "волчьего билета", им явно было не по зубам. И букетовские манипулирования этим несчастным семейством, просматривались очень хорошо. В самом начале он, видимо, выбрал в их семье самое послушное и податливое звено и использовал его как камертон для настраивания всех остальных ее членов на нужный ему лад. И уже теперь, когда всплыла вся эта история, на свидетелей и очевидцев тех давних событий тоже может оказываться определенное давление. Мать Алексея позже рассказала, что директриса школы Мумуева, устроившая эту подставу с фотографированием новостроек города, давно уже является осведомителем ГБ, и ее даже не пришлось в свое время вербовать. Она сама предложила комитету свои услуги. Мать знала о чем говорит. Алексей услышал от нее еще и несколько интересных цитат из донесений этой добровольной стукачки. Там шла речь не только о нем, но и о всей их семье. После той подставы, мать полностью порвала отношения с директрисой и ее сыном, хотя, по большому счету, они были всего лишь пешками в этой игре. Алексей примерно представлял, как в дальнейшем будет складываться его судьба. После того что случилось, на него теперь, уже на законном основании, заведут в городском КГБ дело, и он будет жить со всех сторон обложенный стукачами, и кроме того, таким людям как он вручается волчий билет и тогда он не только никогда не сможет устроиться на работу, но и ни один врач не посмеет оказать ему помощь. Но, забегая вперед, и справедливости ради, надо сказать, что не все врачи вели себя так, как им предписывали свыше. Медики как бы разделились на две части. Одни, не смотря ни на что, помогали, а другие, старались как можно больше навредить Алексею. И что характерно, как целители, эти люди в белых халатах, были весьма и весьма посредственными, и никто из них не имел в городе славы талантливого врача, а вот если нужно было напакостить, то это у них получалось значительно лучше. Есть притча о том, как в одном государстве был издан указ, позволяющий его жителям безнаказанно убивать. И тогда некоторые из граждан с радостью воспользовались этим разрешением, так как с рождения имели к этому наклонность, а другие продолжали жить, как жили. Таким образом, сложившаяся ситуация оказалась тем пробным камнем, на котором людей проверяют на порядочность. И нельзя не упомянуть тех врачей, которые не смотря ни на что, не теряли человеческого облика. Это и Таврилов, последнее время, вроде бы, работавший главврачом скорой помощи, и заместитель главврача одной из окраинных больниц Боргульский. Обоих этих людей, к сожалению, уже нет в живых. И еще можно вспомнить добрым словом нескольких медсестер из разных больниц и двух врачей центральной поликлиники. Всем им спасибо за то что не струсили и в непростой ситуации остались людьми. В последствии доставалось от некоторых лекарей и сыну Алексея от второго брака. В детской поликлинике в соседних кабинетах работали два невропатолога. И одна из них, однажды, для того чтобы хоть как-то досадить, без всяких обследований, с первого взгляда, вдруг обнаруживает у сына злокачественную, по ее уверениям, опухоль затылочной части мозга. Алексей, разумеется, не поверил. Уж слишком много фальши чувствовалось в ее словах. Врать она явно не умела, и это в какой — то степени говорило в ее пользу. Но в этот момент, она сама того не подозревая, лила воду на его мельницу. Как раз в тот день, сына собирались у него со скандалом забирать. А теперь, благодаря ее выдумке, это мероприятие срывалось. И кроме того, он сумел выбить под это дело и необходимую им для школы справку. Эта история со временем будет рассказана до конца. Как и многие другие подобные истории. Например, о том, как Алексея обследовали в городском онкологическом отделении. Но об этом будет рассказано тогда, когда Алексею удасться подобрать подходящие для этой цели слова, а пока что у него просто нет слов. Можно упомянуть лишь о том, что вторая женщина невропатолог, слава Богу, оказалась человеком щедро наделенным добротой и порядочностью. И ей тоже большое спасибо. А были еще среди врачей города и такие, которым приходилось делать зло, что называется, из — под палки. Одна из них, бывшая ученица матери, и очень хорошо к ней относящаяся, в поликлинике, в присутствии своих коллег, вела себя по отношению к Алексею откровенно по хамски, категорически отказывая ему в помощи, а потом, придя к нему домой, всхлипывая повторяла: "Простите, простите меня, пожалуйста!". Другая призналась, что если она нарушит бойкот, то не будет жизни ни ей, ни ее взрослым детям. Причина такого разделения в среде медиков, а так же странного их поведения, недолго оставалась тайной. Мать Алексея, будучи женщиной волевой и прямолинейной, однажды в упор спросила одну из своих бывших учениц, известного в городе хирурга Осеневу, почему это она отказывается помочь ее сыну. И та, тоже обладая очень непростым характером, с такой же прямолинейностью объяснила, почему. Алексей, понимавший тогда всю серьезность своего положения, взял за правило такие откровения записывать. А вообще те, кто затеял все эти дела, явно сделали большую глупость. Женщины, которые составляют большинство среди персонала медицинских учреждений, всегда славились не уменеем хранить доверенные им секреты. Алексей примерно представлял, как будет складываться его судьба в дальнейшем. Пройдут годы, не раз поменяются вывески на здании городского комитета, уйдут старые работники и придут новые, а его как драгоценную реликвию будут передавать по наследству из рук в руки, так как на него уже давно заведено пожизненное досье, в котором фигурирует фотографирование секретного объекта, а так же, возможно, участие в институтской подпольной молодежной организации. Но об этом необычном эпизоде его биографии, надо говорить отдельно. Ну и там, в его папке, могло быть еще кое — что по мелочам, которые пересказывала ему мать. Его родители имели доступ к донесениям осведомителей, а сами стукачи об этом и не догадывались. И этого материала, в его личном деле, уже будет вполне достаточно, чтобы Алексей до конца жизни не вылезал из под колпака ГБ. И он, не смотря на все происходящие в стране изменения, все так же будет жить в обнимку со стукачами, не имея возможности зарабатывать себе на жизнь и обеспечивать свою семью. А если ему и дадут устроится на какую нибудь работу, то вскоре сделают так, чтобы он с треском вылетел оттуда, как скандалист, не умеющий находить общий язык с сослуживцами, или еще по какой — нибудь формальной причине. Но можно вообще не заводить никакого досье, а просто дать негласную установку, городскоиу начальству разных рангов, например, руководителям лечебных учреждений, по поводу того как нужно поступать с конкретным человеком. Ну а стукачи, коих в любом заведении полным полно, постараются настроить своих коллег на нужный лад. Да и городской комитет в подобных случаях, когда дело находится на контроле у вышестоящего начальства, будет пасти своих подопечных до самой их смерти. Конечно Алексей, в последствии, не раз пытался устроиться на работу, но "волчий билет" исправно продолжал действовать все последующие годы. И даже тогда, когда КПСС перестала исполнять свою руководящую и направляющую функцию. Не получая нормальную медицинскую помощь, он с переменным успехом, использовал лечебное голодание, решив для себя, что каким бы грозным не будет заболевание, к врачам он все равно не обратится.Особенно если ему придется заиметь онкологическое заболевание, так как онкология ни с того ни с сего уже встретила его буквально в штыки. Правда, в среде гэбистов существовал негласный закон, по которому детей сотрудников не трогали. Так, например, московские гэбэшники долго няньчились и либеральничали с одной, хорошо всем известной, вольнодумной поэтессой, мать которой была связана с комитетом. Но стараясь изо всех сил угодить Букетову, городское руководство ГБ этот закон явно игнорировало, то есть, он им был не писан. Даже если бы Букетов вдруг неожиданно почил в бозе, то и тогда все бы сразу не изменилось. Потому, что однажды данную свыше установку, местное начальство, разных рангов, побоялось бы самовольно, на свой страх и риск, отменять. Да и кропотливо сформированное ведомством общественное мнение долго еще остается в силе. В результате всего этого не только Алексей, но и его родители, попали в незаслуженную опалу и теперь доброе имя близких ему людей нуждалось в восстановлении. Следующий этап работы с неугодным комитету субъектом, обычно заключался в том, чтобы такого человека с ног до головы облить грязью, приписывая ему все возможные и невозможные пороки. И тогда даже хорошие знакомые, встречая его, искренне удивлялись бы, как такую мразь еще земля носит. Или же выпучив от страха глаза, шарахались в сторону, не зная, какой фортель этот псих в следующий момент выкинет. Слухи распускались с помощью огромной армии осведомителей. И при этом преследовалась еще одна цель. Нужно было сделать так, чтобы человек не имел поддержки в обществе, а находился от него в полной изоляции, как изгой. Примерно тот же прием используется и во время всевозможных выборов. Те же самые люди, старательно распространяют среди населения, необходимую информацию о кандидатах. О ком-то положительную, а о ком-то, мягко говоря, не очень. Все зависит от данной им на тот момент установки. Отец, как оказалось, давно мечтавший пустить сына по своим стопам, когда — то говорил Алексею: "Советская власть досталась нам не дешево, и поэтому у нас везде должны быть свои люди. Если, например, где — нибудь в бухгалтерии работают пять женщин, то двоих из них нужно завербовать. Причем, они друг о друге ничего этого знать не должны. Таким образом, дополнительно, методом сравнения, проверяется правдивость их донесений". Примерно такое же процентное соотношение стукачей и обычных работников поддерживалось и до сей поры сохраняется в коллективах школ, больниц и, вообще, во всех прочих учреждениях. И теперь, в каждом, даже самом маленьком заведении города, о нем, неожиданно попавшем в опалу, эти люди как попугаи, будут говорить то, что прикажут их дрессировщики. Но Алексей, до которого время от времени доходили эти слухи, реагировал на них как — то вяло, не пытаясь их опровергать, и ничего никому не доказывал. Может потому, что считал ниже своего достоинства вступать в общение с самой низшей и полностью зависимой от своих хозяев, кастой — со стукачами. Псевдонародное творчество, подобную ситуацию озвучивает так: "Лошадь идет поперек борозды, Ей все равно, да и мне до п...". Осведомителей много и способов их вербовки тоже много. По одному из них, все происходит через отдел кадров. Кадровик, который, как правило, работает с комитетом в связке, по телефону вызывает к себе нужного работника. Тот, придя в отдел, видит там незнакомого мужчину в штатском. Хозяин кабинета деликатно уходит, а неизвестный вежливо предлагает приглашенному для беседы человеку оказать добровольную помощь его ведомству. Как правило, редко кто отказывается, потому что это равносильно самоубийству. Говорят, известная киноактриса Людмила Гурченко однажды отказалась и ее жизнь на пятнадцать лет превратилась в ад. И если бы в это дело не вмешались влиятельные люди, то она так и умерла бы нищете и забвении. А чтобы тот, кто находиться в разработке, был везде и всегда под колпаком, вербуют, как правило, все его окружение. Соседей, друзей, практически всех знакомых, круг которых тщательно отслеживался, и даже его близких, благо всем этим людям зарплату платить не надо. Нет лучшего осведомителя, чем самый близкий человек. Эту истину комитет усвоил давно. Но если мать отказывалась писать доносы на сына или, на чем — то не угодившую властям дочь, а жена не хотела быть шпионом в собственном доме, то таких строптивиц обычно ломали на детях, недвусмысленно намекая на угрозу их благополучию.