Часть 1. Алексей

В первом классе он неожиданно обнаружил, у себя нечто отличающее его от большинства сверстников, когда однажды, во время перемены, на спор отжался двести раз в упоре лежа. Алексей, в принципе, мог сделать еще пару таких же подходов, но слишком много времени это бы заняло. Прежде он думал, что так могут многие, а оказалось — нет. И когда ему доводилось слышать или читать о людях, щедро навьюченных какими-нибудь удивительными дарами судьбы, то себя он с такими счастливцами никогда не равнял, пожизненно указав своему эго место и роль середнячка. А на следующий день, во время очередного урока физкультуры, Алексей видел, как несколько его соучеников, обступив преподавателя, пытаются выяснить, каким это образом, их, далеко не атлетического сложения однокласснику, такое удается. Учитель, совсем еще молодой парень, с заметным удовольствием отвлекшись от нудной процедуры выставления четвертных оценок и немного подумав, сказал: "Он легкий, и поэтому не устает от такого количества отжиманий". Физрук очевидно забыл о том, что и другие первоклассники, были тоже не слишком тяжелыми. Но определенный резон, в рассуждениях этого парня, видимо, все же был. С возрастом и с набором веса, эти феноменальные детские способности действительно начали постепенно угасать. В наши дни, на телевидении, время от времени, стали мелькать мальчики, а иногда и девочки из начальных классов, способные отжиматься несколько сотен раз подряд, а также, демонстрировать публике другие, не менее удивительные способности, в том числе и на ниве тяжелой атлетики. Но в школе, где тогда учился Алексей, делать этого, похоже, больше никто не мог. А началось все с того дня, когда его старший сводный брат, нагрянув к ним в очередной раз погостить, рассказал о своем семилетнем соседе, которому не слабо отжаться, хоть даже раз десять. И добавил, что такой сильный пацан, любому может запросто дать звезды. Алексей задумался. Он плевать хотел на этого, не в меру развитого соседа, но любопытства ради, и сам попробовал повторить его достижение. Повторив, и даже побив этот рекорд, Алексей тут же к этому занятию охладел, решив, что если даже он, хлюпик, такое смог, то о других и говорить нечего. Но, как позже выяснилось, слегка в этом смысле заблуждался. А потом ночью ему снилось: Началось все с чего? Брат! Да, брат приехал. И не из какой-нибудь там провинции. Сводный, старший, любимый. Красава тринадцатилетняя кареглазая, модно, по столичному, постриженная. Черные заклепистые "техасы", туго облегают юные ягодицы. Скупо, по мужски, рассказал о соседе. Семь лет всего ему, тому хлопчику. А уж гонору то, гонору! Отжимается сколько раз говорил, говорил, а я забыл. Ну, точно. Вспомнил! Десять. Точно десять! Рассказывал брат, а сам глазом прищуристым, внимательным, по сторонам зыркал. Искал оппонента-заразу, Фому неверующего, вечно перечащего, поперек говорящего. И не найдя, в конце, как обухом, добавил: Такой пацан жилистый, говорит, любому точно звезды выпишет. Плевать хотел Алексей на фраера звездатого, не боялся его понтов детских. Но все же на пол с маху упал и, отжавшись несчитано, окончательно понял— хлопчик тот ему не указ. Слабоват хлопчик.