Кокон

Николай, так звали друга детства, погиб, когда им еще не было и восемнадцати. Ранним осенним утром, его " Ковровец" круто занесло на холодном сыром асфальте. И входя, в свой последний вираж, Кокон, по привычке, не стал отпускать, накрученную до упора, рукоять газа. А потом Алексей слышал, как страшно, не по человечьи, хрипела и выла мать его друга, увидевшая как во двор заносят, еще податливое, но уже теряющее живое тепло, тело ее сына. Николай был из простой казачьей семьи. Мать его работала на мясокомбинате, отец тоже не занимал никаких высоких должностей. Но, несмотря на это, их сын, обладая врожденной духовностью, видимо доставшейся ему от отца, очень много читал, интуитивно выбирая из общей массы, литературу действительно достойную внимания. При этом он не просто бездумно проглатывал одну книгу за другой, как делают многие, а пропустив через себя что-нибудь стоящее, мог долго находиться под впечатлением, больше ничего читать не мог и чувствовалось, что в душе у него идут какие-то сложные, а порой и достаточно болезненные процессы. Еще он любил поспорить, обсуждая очередное не совсем простое для понимания произведение, что обычно свойственно людям думающим. Впервые Алексей столкнулся с этой его особенностью, еще в раннем детстве, после того как они оба, до одури начитавшись похождений кэроловской Алисы, несколько дней пытались втолковать друг другу, свое понимание этой алгебраически выверенной сказки. Считается, что после прочтения по-настоящему талантливо написанной книги, человек становится совсем другим, не похожим на себя того, каким он начинал чтение. И общество давно уже пришло к выводу, что даже самые великие научные труды могут, в лучшем случае, сформировать ученого, а хорошая художественная литература, создает непосредственно самого человека. Но, к сожалению, это облагораживающее влияние книг доступно, увы, не каждому. У обывателя, же, отношения с литературой складываются несколько иным образом. Одолев очередное, печатное сосредоточие человеческой мудрости, он аккуратно ставит томик на место и говорит примерно следующее: "Так! эту прочитал. Теперь возьму вот эту". И так, он может заглотить немалое количество литературных шедевров, но в душе его от прочитанного не остается и следа, да и сам он абсолютно не меняется. Но, обладая хорошей памятью, при чтении военных мемуаров или исторической литературы, на всю жизнь запомнит все даты и места сражений и никогда ничего не перепутает. Такой знаток всегда будет прав, определяя авторство живописных полотен и музыкальных произведений. В обществе он может производить впечатление человека умного и очень эрудированного. И еще. При написании диктанта, интеллигент, понадеявшись на свою генетическую грамотность, может наделать массу грубейших ошибок, если вдруг начнет задумываться над каждым словом. А с обывателем, раз и навсегда, вызубрившим все правила, такой конфуз никогда не случиться. Но в последнее время, все больше людей начинают понимать, что интеллект, это не память и не механически накопленные знания, а уменее мыслить самостоятельно. То же самое говорил, в свое время, и древний грек Гераклит. "Многознание уму не научает!"— лаконично сказал он однажды, и был тысячу раз прав. А еще Николай с детства страстно увлекался техникой, начиная от карманных приемников, которые тогда пытались мастерить все кому не лень, и кончая мотоциклами. Однажды, лет в двенадцать, прочитав в детском техническом журнале, как из чехословацкого самоката и маломощного бензинового двигателя сделать мини мотоцикл, он сам буквально загорелся этой идеей и увлек ею Алексея. Мечта их не реализовалась, но вскоре у них обоих появились мопеды. Они были тогда остро модной технической новинкой. У Алексея, прибалтийской сборки с миниатюрным двигателем " Ява ", а у его друга венгерский — "Паннония". Некоторое время они запоем гоняли по улицам на этих изящных игрушках. А потом мопед Кокона сломался, и он начал все чаще пользоваться мотоциклом добряка отчима. Этот "Ковровец" и стал, собственно, виновником гибели Николая. Есть мудрое изречение: " В конце своей жизни, поблагодари судьбу за все, что у тебя было, но трижды поблагодари за то, чего у тебя не было". Но остался ли, на самом деле, Кокон в живых, если бы у него не было мотоцикла, Алексей не знал. Он похоронил друга и вместе с тем, приобрел стойкое ощущение раннего сиротства. Первое время, почти ежедневно вспоминая годы, проведенные вместе, он постепенно стал обращать внимание на то, чего раньше почему-то не замечал. Он слышал, что родной отец его друга утонул, когда Николай был еще совсем маленьким. Нина, так звали мать, вскоре повторно вышла замуж, и ее новый муж тоже очень скоро погиб. Его выбросило на ухабе из кузова грузовика, когда их везли на картошку, да так ловко, что его голова в капюшоне угодила как раз под заднее колесо. Мать в третий раз вышла замуж, это и был тот самый отчим с мотоциклом. В этот период как раз и разбился Николай, а потом его отчиму на производстве отрезало пальцы на правой руке, и вскоре он тоже умер, говорили что от онкологии. Года два спустя, Нина в очередной раз вышла замуж. Этот человек был тезкой Алексея. Через год его тоже не стало, а потом неожиданно умерла и сама Нина. Как-то проходя мимо их дома, Алексей видел полуоткрытую, висящую на одной петле калитку, и кусочек двора, сплошь заросшего высоким бурьяном. Сие место стало пусто. Это был уже не первый случай, когда судьба пыталась расшатать его детский атеизм и неверие в мистику. А первая попытка была, когда восьмилетний Алексей, с родителями и старшим сводным братом Александром, отдыхал на море. В том дворе, где они жили, была бабушка, занимавшаяся целительством. "Лечит!"— с сарказмом произносил Алексей, наблюдая со стороны, как она хлопочет над очередным пациентом. И более всего его раздражало дремучее невежество людей, которые вместо того чтобы отправиться в современную поликлинику, шли к какой-то неграмотной старухе. А на дворе, между прочим, не средневековье, а двадцатый век. К тому времени, погода на море испортилась, или, как сказал старший брат, скурвилась. И то ли от холода, то ли от еще каких причин, у Алексея всерьез разболелось колено. Несколько дней пытались справиться с ним с помощью мазей и растирок, но потом все же пришлось, скрепя сердце, обратиться к бабке. Она погладила колено кончиками смуглых морщинистых пальцев и печально пробормотала, чуть слышно: "Жилочки перепутались". И в ту же секунду боль исчезла, но одновременно, что-то неприятное ощутилось в груди. Видимо, это его атеизм и материализм давали, ну если не дуба, то первую серьезную трещину. А через несколько лет эта ситуация фантастическим образом повторится, когда у Алексея вдруг появятся пяточные шпоры, и после долгих и безрезультатных попыток от них отбиться, уже другая бабушка, за пару минут и совершенно бесплатно, избавит его от этой напасти. Надо сказать, что диагностировали его болезнь врачи и ошибиться они, в принципе, не могли. Уж слишком классической была симптоматика. И еще Алексей точно знал, что избавиться от этой болячки за пять минут, ну никак невозможно. Но его материалистическое мировоззрение, время от времени покрываясь новыми трещинами, тем не менее, исправно служило ему еще много лет. Уж очень ему не хотелось уподобляться невежественным людям, верящим во всякую мистическую чушь.

А примерно через год, после гибели Николая, судьба подарила ему двух новых близких друзей. Сначала, приблизительно в середине марта, он познакомился с Александром, а еще через пару месяцев, с Игорем. Оба его новых друга жили в одном многоквартирном доме, который выходил окнами почти что на центральный рынок и, откровенно говоря, терпели друг друга с трудом. Каждый из них ходил в гости к Алексею в то время довольно часто, минимум раза два — три на неделе, но при этом им как-то удавалось почти не пересекаться. Ну, а если уж случалось пересечься, то вели себя благородно и скандалов не затевали. А потом Игоря забрали в армию, и второй друг Алексея, временно заполнил собой и его опустевшую нишу. Александр был крепкого телосложения, рост имел примерно двухметровый, грубовато продавленные черты лица носили слегка выраженный криминальный оттенок. Но не смотря на некоторую внешнюю брутальность, отличался мягким характером и очень любил путешествовать, после чего подолгу делился впечатлениями, хоть и сильно заикался с детства, а еще он был как-то по детски же наивен, что особенно раздражало в нем Игоря, который был полной ему противоположностью. Выразительные, светлые до прозрачности глаза, и врожденное изящество во всем его облике, делали этого парня неотразимым для женского пола. Толковая поэзия и музыка, видимо корежили его душу так, что кожа действительно покрывалась крупными, хорошо различимыми мурашками, которые Игорь с удовольствием демонстрировал, задирая рукав рубахи. Как-то, глядя на фото уже пожилой Анны Горенко, он вслух удивлялся тому, как эта, по его выражению, "бабка", может писать такие крутые стихи. Алексей в дружбе был всегда весьма привередлив, угодить ему было ох как не легко, но они оба как-то ухитрялись, за долгие годы, проведенные вместе, не потерять его расположения и не уронить своего статуса настоящих друзей. Алексей осозновал это не только тогда, когда они делились с ним самым сокровенным и спешили исполнить любую его прихоть. И даже, не в те непростые моменты, когда они, как сговорившись, нарезали ему правду матку, ни капельки не заботясь о его самолюбии. И еще он отчетливо, всей шкурой, чувствовал — ради него они готовы пожертвовать всем, что у них есть, пока еще не наступил очередной возрастной кризис, когда у стареющих друзей начинают потихоньку затягиваться илом, юношеские, бъющие в душе роднички, а на смену им, все сильнее проявляются заложенные от рождения, многочисленные, и далеко не самые лучшие, человеческие качества.