Проявляющий дух

2 группа

В очереди стоит около десяти человек, примерно столько же уже прошли досмотр. Багаж Экхарта состоит всего из одной спортивной сумки среднего размера, и этот факт многих ставит в тупик: обычно те, кто отправляется в колонию на длительный срок, берут с собой как можно больше вещей, напоминающих о доме, однако, как любил отвечать Экхарт, «Все самое важное для меня — здесь», и несколько раз постукивал указательным пальцем по виску. Вещами для жизни в полной мере снабжает Концерн, зачем брать еще что-то?

Дверь досмотровой комнаты открывается, и из нее выходит Холден. У него две здоровенных сумки, по одной в каждой руке, и гигантский туристический рюкзак за спиной. Он выглядит уставшим и утомленным, его лицо светло-красного оттенка, лоб весь в поту. Потом он переводит взгляд на Экхарта и старается улыбнуться.

— Дурацкие правила, — отрезает он, — черт бы их побрал! Почему они позволяют брать с собой чуть ли не литр крепкого алкоголя, но запрещают больше десяти книг?

Экхарт пожимает плечами, потом проходит вперед и останавливается у двери в комнату. Поворачивается к товарищу и кладет руку ему на плечо.

— Политика проста: людям нужно то, что затуманивает сознание, а не пробуждает его — так всегда. Сколько еще пройдет времени, прежде чем в колонию попадут наркотики, а?

Холден пожимает плечами.

— Думаю, это дело пары лет, а может и нескольких месяцев. Но будем надеяться, что этого никогда не случится. Так сколько книг они у тебя забрали?

— Было около тридцати пяти, — вздыхает Холден, — некоторые — очень редкие издания. Они разрешили взять лишь десять! И знаешь, что сказали? «У вас не будет там времени на чтение», от него, мол, будут рождаться всякие мысли. Естественно будут, на то книги и нужны!

Экхарт сочувствующе хлопает его по плечу.

— Не волнуйся, друг, — говорит с улыбкой он. — Не можешь читать книги — пиши их сам!

Потом открывает дверь и заходит внутрь.

В комнате яркий белый свет. Посередине металлический стол и два стула по разные его стороны. В углу стоит толстый бородатый тип невысокого роста, здесь его знают почти все — это заместитель начальника таможенной службы. Экхарт подходит к столу, ставит на нее свою сумку. Толстяк разворачивается и подходит. У него довольно глупая физиономия, с виду он напоминает панду, на груди красуется пластиковая табличка. «Д.Штольц. Заместитель начальника службы»

— Расстегните замок и отойдите примерно на метр, — тихо говорит он. Экхарт подчиняется. — Запрещенные предметы? оружие, элементы религии, наркотики?

Экхарт уверенно качает головой. Штольц достает из сумки вещи и раскладывает их по столу. Делает он это очень аккуратно, даже бережно. Потом сортирует по категориям: одежда, личные вещи, предметы гигиены, электронные приборы и так далее. Экхарт молча наблюдает за его действиями. Наконец, Штольц берет в руки прямоугольную рамку, в которую вставлена старая двухмерная фотография.

— Редкая вещица, — говорит он, кивая, — весьма.

— У знакомого антикварная лавка, там есть устройство для печати подобных изображений.

— Вы знаете, что рамка запрещена?

Экхарт не отвечает, только растеряно пожимает плечами.

— Увы, но таковы правила, — продолжает Штольц. — Понимаю, вы бы хотели поставить ее на прикроватную тумбу или рабочий стол, но… Обычно люди используют для таких целей голограммы.

— Эта фотография мне нравится куда больше любых голограмм, — твердо отвечает Экхарт.

Штольц все еще разглядывает фотографию. На ней девочка лет пяти, стоящая на крыльце дома, оплетенного виноградной лозой, в руке у нее веревка, на которой красуется красный шар, наполненный каким-то инертным газом. Не ней весеннее зеленое платьице, на голове — две аккуратно заплетенные косички, которые венчают алые банты.

— Ваша дочь? — спрашивает Штольц.

Экхарт кивает и тут же отводит взгляд. Штольц протягивает фотографию, тот резко забирает ее, вынимает из рамки и засовывает во внутренний карман. Рамку же кладет на край стола.

— С ней все в порядке?

Экхарт не сразу отвечает.

— Пока да, врачи поддерживают искусственную кому до тех пор, пока не будут найдены подходящие сердце и печень.

Несколько секунд молчания.

— На Марсе платят гораздо больше, чем здесь, верно?

— Именно. Деньги мне сейчас нужны как никогда, поэтому и лечу.

Штольц больше не спрашивает его о дочери, вместо этого он переключается на осмотр остального багажа. Пощупав, отодвигает в сторону одежду, обувь, потом берет средних размеров книгу.

— Тот, кто был здесь до вас, очень любил книги. Лично я больше предпочитаю голографические фильмы. Нам пришлось изъять больше половины, уж слишком много он их с собой взял. У вас, я вижу, лишь три штуки.

— Я тоже больше предпочитаю голограммы, — отвечает Экхарт, на что Штольц мягко и глупо улыбается. — Это книги по специальности, они мне необходимы.

— «Эксплуатация и ремонт фотоэлектрических преобразователей». Наверное, очень интересно?

Экхарт пожимает плечами.

— Не совсем. Интересными можно назвать книги Холдена, которые вы забрали, а эти просто необходимые.

— Вы инженер?

— Да, специализируюсь на установке солнечных панелей, буду устанавливать массив элементов на гелиоэлектростанции. Их прошлый ведущий инженер перебрал с джином и был с позором уволен. Такие дела.

Штольц просматривает книги и убирает их к одежде. Потом перебирает предметы личной гигиены. Наконец, в оставшейся небольшой кучке он обнаруживает небольшую книгу формата А6. У нее твердая глянцевая обложка с нанесенными на ней цветными узорами: яркие цветные линии, переходящие друг в друга, проходящие одна через другую, извивающиеся, закручивающиеся и так далее. Штольц хмурит брови, потом отдаляет от себя странную книгу на расстояние вытянутой руки и снова всматривается, однако ничего нового не видит — линии по-прежнему представляют собой безумный ничего не значащий рисунок.

— Что за жуткая обложка? — спрашивает Штольц. — Абсолютная безвкусица!

Экхарт равнодушно хмыкает.

— Подарки не обсуждаются, — бросает он. — Это моей дочери, она хотела, чтобы этот альбом был у меня. Согласно правилам я могу брать с собой до пяти вещей личного характера, общим весом не более трех килограмм и размером не более…

— Да, да, — прерывает его Штольц, — я помню наши правила.

Он открывает блокнот на середине и обнаруживает, что предмет со странной обложкой — вовсе не блокнот, а фотоальбом. Однако вместо фотографий под прозрачными пленками лежат разного рода изображения, по насыщенности и стилю исполнения напоминающие обложку. В отличии от нее, в этих изображениях есть смысл и даже сюжет, пусть сюрреалистичный и сбивающий с толку. Например гигантский темно-зеленый глаз, окруженный разноцветной аурой. Цвета этой ауры яркие и очень насыщенные, яркий свет комнаты будто оживляет их и они будто начинают светиться изнутри. Глаз широко раскрыт, зрачок наполовину расширен. После него идет огромная улитка, ползущая по поверхности земного шара. Ее раковина разрисована другими, но не менее насыщенными, цветами: ярко-красным, неоновым зеленым и желтым, мягким голубым и так далее. Тело ее развернуто, веселые глаза на длинных рожках смотрят на зрителя. После улитки — девушка, на которой лишь одни узкие трусики: она стоит и жеманно прикрывает грудь, на лице — выражение наигранного удивления. На заднем плане сотни крошечных пирамид самых невероятных цветов. Штольц листает дальше — потом идет череда мультипликационных персонажей, очень старых, созданных еще до голографического кино. Они либо стоят на кричащем ярком фоне, либо сами окрашены в такие безумные цвета. Нарисованные коты, черепахи, лошади, резвящиеся на фоне сочных, толстых геометрических фигур. Пересекающиеся линии, закручивающиеся вихри, необычные растения, фантасмагорические животные и существа, похожие на людей. В процессе того, как Штольц листает альбом, его лицо выражает то неприязнь, то удивление, то умиление, то негодование — все, но только не спокойствие и умиротворение, с которым он смотрел на фотографию дочери Экхарта.

— Ваша дочь очень… эксцентричная натура, — резюмирует он.

Экхарт хмыкает.

— Дети, знаете ли, любят все яркое и волнующее. Она очень долго собирала эти картинки, они были для нее настоящим сокровищем…

Фраза повисает в воздухе. Штольц смотрит на Экхарта: тот стоит, потупив взгляд. Замначальника таможенной службы понимает, что тема дочери очень ранит его собеседника, поэтому закрывает блокнот и кладет его к осмотренным вещам. На этом осмотр багажа заканчивается.

Третья неделя полета к Марсу. Двигатели работают ровно и без сбоев. Холден, как главный механик, в ответе за них. Многие упрекают его за то, что он целыми днями ходит по кораблю и ничего полезного не делает, на что Холден отвечает, что если все работает, а поломки устраняются оперативно, то он выполняет свою работу на «отлично». Вот и теперь он сидит в каюте у Экхарта и за кружкой чая рассказывает ему про то, без чего жить не может — про книги.

— Я верю, что скоро колонисты взбунтуются и потребуют организовать на Марсе библиотеку. И Концерн будет обязан согласиться, или работы по добыче ресурсов остановятся.

Экхарт сидит за рабочим столом в углу каюты. На столе — терминал с голографическим проектором, на котором в данный момент в нескольких сантиметрах от поверхности парит схема стандартной солнечной панели. Экхарт время от времени проводит с ней разные манипуляции: вращает, приближает, пытаясь рассмотреть определенные участки, отдаляет, желая увидеть картинку в целом. Совершив определенное действие с голограммой, он делает заметку в электронном планшете. Работа полностью захватывает его, на фразы Холдена он практически не реагирует. Тот тем временем продолжает свои рассуждения.

— Знаешь, я уже прочитал все, что у меня осталось. Скоро буду второй раз перечитывать. Да какой там второй, уже десятый наверное, ведь я взял с собой те вечные произведения, которые можно перечитывать не один раз. Однако, конечно, хочется нового. Я не могу читать с голоэкрана, Экхарт. Хотя книга выглядит почти как настоящая, а на особо продвинутых экранах даже перелистывание страниц звуком сопровождается! Но я знаю, что это подделка, понимаешь? Лишь имитация книги. И глаза от нее начинают болеть уже после часа чтения. Сейчас все предпочитают голограммы, а мне они противны!

— Они более удобны, — отвечает Экхарт, не отвлекаясь от проекта, — с их помощью учиться и проектировать гораздо легче и удобнее, чем представлять в голове прочитанное.

Холден хмыкает и отмахивается.

— Да ну тебя! Я не о прагматизме говорю, а о душе.

Он встает, берет кружку и залпом выпивает остаток чая.

— Ладно, мне пора. Через два часа мне идти на диагностику, черт бы ее побрал! Просто хочу поспать пока есть возможность.

Экхарт кивает, по-прежнему не отводя взгляда от голограммы. Холден тем временем осматривается, подходит к койке, пару секунд стоит и оценивающе смотрит, а потом вдруг падает на нее. Раздается противный, режущий слух скрип металлических пружин. Экхарт резко оборачивается и ошалело глядит на друга; тот лежит на кровати и весело улыбается.

— А может мне у тебя завалиться? Да и матрац у тебя не такой протертый, как у меня, почти новый.

Холден, пытаясь найти наиболее удобное положение, ложится то на правый, то на левый бок, то на спину, однако не может устроиться.

— Что-то мешает, — заключает он, ерзая задом по матрацу, — не могу понять. Под ним что-то есть?

Присаживается на край кровати, запускает руки под матрац и начинает шарить под ним. В этот момент Экхарт встает с места, делает шаг вперед и тут же замирает — Холден достает из-под матраца пестрый альбом с невероятными картинками и начинает внимательно его рассматривать.

— Ух ты! — восклицает он. — Какая штука! А ты все — голограммы, голограммы!

Он пролистывает изображения и на его лице начинают возникать различные эмоции: удивление, растерянность, интерес, даже страх. Его глаза то расширяются, то сужаются, он кривит губы, иногда широко открывает рот, иногда улыбается.

— Что это за чертовщина?

— Это… — начинает Экхарт, — это моей дочери. Ты же знаешь ее. Она подарила его мне перед отлетом. Отдай пожалуйста.

Он протягивает руку, чтобы забрать альбом, но Холден и не думает отдавать его. Он притягивает его ближе к себе и с опаской смотрит на товарища. Голос Экхарта слегка дрожащий, будто он выступает на сцене перед сотнями людей. Холден видит его неуверенность, достает из альбома картинку с полуголой девушкой и показывает ее Экхарту.

— Ну да! — говорит он. — Очень детская картинка! Слушай, а мне она нравится, смотри какие формы, как она их интригующе прикрывает. Девушка-мечта, ей богу! Когда-то и моя жена была такой…

Экхарт распрямляет плечи, его лицо приобретает суровый хмурый вид. Кажется, что он вот-вот набросится на товарища и вырвет драгоценный альбом из рук.

— Подари мне ее, а? — заканчивает свою мысль Холден.

И тут Экхарт не выдерживает.

— Нет! — вскрикивает он. — Положи на место! Кто тебе вообще разрешал шарить в моих вещах?

Экхарт подается вперед, однако Холден оказывается быстрее. Он бросает альбом на матрац, оставляя в руках картинку с девушкой, а сам отскакивает в другой конец каюты и нагло улыбается.

— Она такая горячая, что мне хочется ее поцеловать! Эх, как бы мы позабавились, будь она здесь!

Экхарт снова рвется вперед в попытке забрать картинку, но снова неудача.

— Ну нет, теперь это моя девушка! Она больше не хочет тебя, нашла себе настоящего мужчину!

— Это не смешно, идиот! — кричит Экхарт. — Отдай немедленно!

С лица Холдена наконец пропадает улыбка, он с опаской смотрит на товарища. Лицо Экхарта ярко-красное, он злобно глядит на Холдена, часто и тяжело дышит, его ладони сжаты в кулаки, кажется, что если он доберется до обидчика, то разорвет его на части.

— Да что на тебя нашло? Это всего лишь чертова картинка! Тебе жалко что ли для товарища?

— Не твое дело! Кому говорят — верни на место!

Еще одна попытка схватить — и вновь неудача.

— Мммм, какая аппетитная женщина! — продолжает дурачиться Холден. — Так бы и расцеловал, ей богу!

Он нахально крутит ею перед Экхартом, мол, отбери, если сможешь. А потом подносит к губам и целует. Потом еще раз, и еще раз. Экхарт замирает и с полуоткрытым ртом смотрит на товарища.

— Ты… — начинает он, но фраза повисает в воздухе, — ты… зачем?..

Несколько секунд они стоят и, замерев, смотрят друг другу в глаза, и буквально через минуту Экхарт начинает замечать, как у его товарища быстро расширяются зрачки, пока наконец чернота не заполняет собой практически всю радужную оболочку. Холден вдруг закрывает глаза и вскоре начинает раскачиваться из стороны в сторону.

— Холден? — нерешительно, но громко произносит Экхарт. — Ты меня слышишь?

Тот вдруг замирает и резко открывает глаза с огромными черными зрачками.

— Конечно, — четко и быстро отвечает он, — а почему я не должен тебя слышать? Ты говоришь, следовательно я слышу. Ты спросил «Холден?», я ответил, так как я Холден. Я здесь, и я слышу тебя.

— Послушай меня. Попытайся сконцентрироваться. Сейчас ты в очень нестабильном состоянии. Все, что ты увидишь, почувствуешь, услышишь или ощутишь — иллюзия. Подвергай все сомнению, только так ты сможешь сохранить рассудок, иначе…

Холден вдруг начинает смеяться, а через полминуты его смех переходит в истеричный хохот. Экхарт вздыхает и молча смотрит на него.

— Знаешь, на что похожи твои слова? — сквозь смех говорит Холден. — На перышко, такое мягкое перышко, которым кто-то щекочет меня. Твои слова такие щекотные, я буквально чувствую, как они касаются меня!

— Нет, нет! Гони эти ощущения прочь, они не настоящие.

Внезапно он прекращается смеяться, замирает и смотрит в сторону Экхарта, но не на него, а как бы сквозь. Стоит так около минуты. Экхарт обходит его, подходит к кровати и убирает альбом в металлический ящик, стоящий под ней.

— Как давно они растут у тебя? — вдруг спрашивает Холден и окидывает взглядом каюту. — Черт, да они везде! Неужели весь корабль в них? А командование знает?

— О чем ты?

— Грибы! Разве ты не видишь? Они везде, куда ни посмотри!

Он начинает показывать в разные места каюты, на которых, конечно, ничего не было.

— Какие-то они странные, — продолжал Холден, — только глянь! И что за цвета? Наверное, в них идет хемосинтез, посмотри как они светятся!

Он отходит к двери, потом приседает и начинает разглядывать пустую стену.

— Боже, это просто невероятно!

Экхарт тем временем открывает ящик, в который спрятал альбом, и достает оттуда корабельную аптечку. Открывает и вытаскивает небольших размеров автоматический шприц. Резким движением срывает упаковку и колпачок с иглы. Потом встает, быстро подходит к Холдену и всаживает шприц ему в шею. Нажимает на клапан, устройство шипит, выпуская содержимое. Холден без чувств падает на пол.

Он открывает глаза и понимает, что находится не в своей каюте: матрац под ним слишком мягкий, почти новый. Слышен стук нажимаемых клавиш, негромко гудит генератор, в каюте витает запах кофе. Холден на несколько секунд снова закрывает глаза, потом открывает и переворачивается на бок. Перед ним — Экхарт, сидящий за рабочим столом перед голограммой солнечных панелей.

— Что произошло? — хриплым голосом спрашивает Холден. — Долго я сплю?

Экхарт резко поворачивается, видимо, удивленный пробуждением товарища. Встает с места, подходит к нему, присаживается и недолго смотрит ему прямо в глаза.

— Что ты так глядишь? — удивленно спрашивает Холден. — Что-то не так?

— Нет, — протягивает Экхарт, — все отлично. Как ты себя чувствуешь?

Тот привстает, потом присаживается и пожимает плечами.

— Да вроде нормально. Боже, мне приснился такой дурацкий сон!

Он ненадолго замолкает и оглядывает каюту. Потом смотрит на товарища и улыбается.

— Твоя каюта была заполнена странными грибами. Жуть одним словом!

Вздыхает. Потом переводит взгляд на настенные часы, показывающие четверть шестого. Тут же вскакивает и бежит к двери.

— Вот черт! Диагностика!

Около двери он останавливается, еще раз осматривается, будто бы что-то забыл.

— Ты не помнишь, я так и пришел? Может на мне жилетка была или еще что?

Экхарт качает головой.

— Не было ничего. Присядь и успокойся, твоя диагностика была два дня назад. Я сказал капитану, что ты приболел. Он разрешил мне присмотреть за тобой.

Холден раскрывает рот и круглыми глазами смотрит на друга.

— Что?.. — протягивает он, — Два дня? Я лежу тут два дня?!

Экхарт кивает. Холден, ошарашенный сложившимся положением дел, медленно подходит к столу, отодвигает стул и мешком плюхается на него.

— Но как?.. Что со мной было?

Он не сразу получает ответ.

— Нервный срыв. Видимо, ты просто переутомился, устал и…

— Нет, нет, — прерывает его Холден, — тут что-то другое. Я помню, что пришел к тебе, мы болтали, а потом… эта девушка. У тебя была какая-то странная картинка, точно! Именно после нее я… был не я.

Он вопросительно смотрит на Экхарта. Тот не сразу находится с ответом. Потом подходит, берет чайник и наливает в две кружки кофе. Он еще горячий, из кружек поднимает ароматный пар.

— Не понимаю о чем ты! — небрежно бросает Экхарт. — Какая еще картинка?

— Какая картинка?! — восклицает Холден — Та самая, из этого твоего безумного альбома!.. Боже...

Он обрывает свою фразу и сидит, не двигаясь. Потом медленно переводит взгляд на Экхарта. Тот сидит за рабочим столом, вертит в руках простой карандаш, изредка поглядывая на товарища.

— Яркие цвета, замысловатые узоры, на первый взгляд непонятные картинки… Я знаю на что это похоже, я читал об этом! Это ведь галлюциноген!

Экхарт не отвечает. Он берет кружку с кофе и делает пару глотков. Несколько раз глубоко вздыхает, будто хочет что-то сказать. Почти не смотрит на Холдена, хотя тот пытается поймать его взгляд. Наконец решается:

— Мне не нужно твое прощение и понимание, у меня просто не было другого выхода. Знаешь, как они это назвали? «Контрабанда мечты», красиво, не правда ли? Наверняка ты слышал про это вещество, когда-то его называли ЛСД, теперь просто Мечта. Про него забыли больше чем на век, но год назад кое-кто смог синтезировать его, и тогда определенные люди поняли, что это идеальный наркотик для транспортировки, такой, который не сможет засечь ни один сканер. Вещество не пахнет и практически не занимает места в багаже. Ты просто пропитываешь им бумагу и все. А потом кладешь на язык, и вещество попадает в организм.

— А картинки? — спрашивает Холден. — Они что-то значат?

Экхарт пожимает плечами.

— Они вроде как настраивают сознание на определенный лад. То, что ты пережил, называется «трип». Ты поцеловал это изображение и, по идее, должен был увидеть ту девушку, пережить с ней незабываемый секс или что-то похожее. Но я остановил тебя, когда ты начал видеть грибы; они как ориентир, их много кто видит.

Холден лишь медленно кивает.

— И ты везешь это в колонии? Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что делаешь?

— Полностью! — восклицает Экхарт, — моя дочь в искусственной коме. Те, кто дал мне эту дрянь, сказали, что поддержат в ней жизнь, а когда узнают о том, что я доставил товар на Марс, оплатят ей операцию и будут присматривать за ней пока я не вернусь. Вот и весь уговор. Ее жизнь — это и есть цель моей «контрабанды мечты», на остальное мне наплевать. Так или иначе, наркотик попадет на планету, не сейчас, так через месяц, через год, но он там будет. Помнишь, что я говорил на пункте досмотра — это лишь вопрос времени. А потом, когда колония расшириться, найдутся умельцы, которые завезут и более тяжелые наркотики.

Холден сидит и, похлебывая уже остывший кофе, качает головой. Видимо, в его сознании просто не укладывался факт, что Экхарт — добрый товарищ и коллега — стал наркокурьером. Причем не обычным, а первым космическим наркокурьером!

— Я не могу смирится с этим, — говорит Холден. — Я понимаю, что это жизнь твоей дочери, но колония, Экхарт… что будет с ней?

Тот только протяжно вздыхает.

— Я уже сказал, это лишь вопрос времени. Не я — так другие, но других будут интересовать лишь деньги, а мной движет желание спасти дочь.

— Прости, друг, но я должен доложить об этом командованию. Эта штука в состоянии разрушить колонию, если попадет туда. Этого нельзя допустить, Экхарт.

Полминуты оба молчат. Холден сидит и вращает почти пустую кружку по столу, Экхарт отбивает дробь по экрану планшета. Пару раз они встречаются взглядами, и оба понимают, что первый шаг сделать чертовски трудно. Наконец первый космический наркокурьер прерывает паузу.

— Наверное, ты прав. Все же лучше сообщить об этом. Я был ослеплен желанием спасти дочь, я поверил плохим людям, но ведь у меня действительно нет совершенно никаких гарантий, что они сдержат свои обещания, так?

Холден понимающе кивает.

— Может, пора смириться и отпустить ее? Операция, которая ей требуется, чрезвычайно сложная, и шанс на успешный исход — один к тысяче.

— Я рад, что ты осознал это, друг.

Они улыбаются друг к другу. Экхарт открывает ящик стола и вытаскивает оттуда альбом с картинками. Открывает его и начинает листать, останавливается на изображении с темно-зеленым глазом. Вытаскивает его из прозрачного кармашка и вертит в руках.

— Казалось бы такая мелочь! Знаешь, если принимать по одной дозе в день, то этого листа хватит на год. Один такой лист стоит дороже моего дома на Земле, представляешь сколько стоит весь альбом?..

Вопрос остается без ответа. Экхарт, не выпуская картинку из рук, принимается ходить по комнате.

— Это грязные деньги, друг, — говорит Холден. — Деньги, не достойные такого человека, как ты. Тебе предстоит заняться модернизацией гелиоэлектростанции, разве это не полезный труд?

Экхарт поворачивается к нему и улыбается. Потом подходит к столу, берет стакан Холдена, в котором осталось еще немного кофе, и протягивает ему. Берет свой стакан.

— Тогда давай выпьем за то, чтобы всегда приносить пользу людям.

Холден мягко улыбается.

— Хороший тост.

Они поднимают стаканы, затем залпом выпивают. Экхарт ставит свой стакан на стол. Холден не торопится. Он закатывает глаза и начинает вращать языком во рту, будто потерял что-то.

— Все в порядке? — спрашивает Экхарт.

— Дааа, что-то в стакане наверное было, не могу понять…

Он сует указательный палец в рот и через несколько секунд извлекает оттуда небольшой кусок бумаги. Смотрит на него, потом выкидывает.

— Какой только дряни нет в нашей воде!

— Это точно!

— Ну что, пойдем? — предлагает Холден, однако Экхарт не торопится идти.

Он кладет на стол картинку с глазом, однако, что-то в ней кажется Холдену не таким, как раньше. Она стала немного помятой, у нее оторван один уголок.

— Все-таки картинки потрясающие, — загадочно говорит Экхарт. — Знаешь как называется вот эта, с глазом? «Тропа бога». Очень сильная штука, концентрация в пять раз больше, чем у «Девушки».

У Холдена на лбу выступает пот, она начинает глубоко и тяжело дышать. Потом подносит руки к голове и начинает массировать виски.

— Посмотри на это, — Экхарт разворачивает изображение глаза и подносит к лицу Холдена. Тот смотрит на него пару секунд, потом отстраняется.

— Ерунда какая-то, — бросает он, — мне не интересны всякие там глаза. Прости, но я иду к командиру.

— Какой командир может быть? — восклицает Экхарт. — На тебя только что смотрело око самого Бога, разве ты этого не понял?

…И Холден замирает, в той же позе, в какой сидел. Время будто останавливается, Экхарту кажется, что его товарищ даже перестает дышать. Однако Холден дышит, но так неглубоко и так часто, что это не заметно постороннему наблюдателю. Единственная видимая реакция, которую можно наблюдать — это все больше и больше расширяющийся зрачок.

Проходит еще минут пять. Экхарт подходит к зашторенному квадратному иллюминатору, размером примерно метр на метр, потом резко поднимает жалюзи. Свет мгновенно заполняет комнату, заставляя Холдена повернуться.

— Посмотри туда, — призывает Экхарт, — обними вечность!

Холден медленно подходит к иллюминатору, протягивает руку вперед, будто желая до чего-то дотянуться.

— Я вижу его, — дрожащим голосом произносит он, — вижу, но не чувствую. Как прекрасно, Экхарт. Посмотри на все эти звезды, на все эти миры! И в каждой частице, в каждом атоме, в каждой звезде — он, Он — это все!

Он подходит вплотную к иллюминатору и оглядывает звездное небо.

— Но посмотри! Знаешь, откуда я? Вон там!

Он прислоняет указательный палец к стеклу, Экхарт пытается понять направление. Потом, прикинув на глаз, говорит:

— Вега? ты имеешь в виду Вегу?

— О да! Мой дом… Потерянный дом. Я — адепт Веги, как ты не понимаешь?!

Холден резко поворачивается и хватает Экхарта за воротник комбинезона. В его взгляде — отчаяние, он похож сейчас на кающегося грешника.

— Бог простилает космическую тропу под моими ногами, но я не могу ступить на нее. Мне нужно это сделать, Экхарт, как ты не понимаешь?

Тот кивает.

— Я могу помочь тебе в этом, друг.

Он открывает дверь каюты, высовывает голову и, убедившись, что в коридоре пусто, выводит из каюты Холдена. Потом указывает ему направление — налево. Холден на некоторое время замирает, осматривая коридор. Он снова видит повсюду грибы, на этот раз они кажутся ему прекрасными, одним из самых замечательных творений Создателя.

— Они излучают космический свет, — блаженно говорит он.

Медленно они заворачивают за угол и входят в складское помещение. Там, пройдя еще пару десятков метров, упираются в дверь. Экхарт проводит рукой по стене и, найдя кнопку, нажимает ее. Раздается шипение, дверь тут же открывается. Он предлагает Холдену пройти внутрь. Тот с блаженной улыбкой на лице медленно заходит. Автоматически зажигается яркий белый свет. Раздается протяжный гул: включаются механизмы, ответственные за блокировку дверей. Холден вдруг радостно хохочет и падает на колени.

— Это же врата, мой друг! Ты привел меня к вратам, которые выведут меня на Тропу Бога!

Экхарт не отвечает. Он медленно отходит назад и, когда оказывается за порогом, нажимает кнопку — дверь снова закрывается.

— Внимание всему персоналу склада! — раздается механический голос в интеркоме. — В атмосферном шлюзе есть люди. Просьба соблюдать осторожность.

И вдруг Экхарт замирает. На двери есть небольшое окно, с помощью которого он наблюдает за беснующимся Холденом, стоящим на коленях рядом с аварийной дверью шлюзовой камеры, ведущей наружу. Он постоянно вскидывает руки вверх, видимо, продолжал молить Бога о том, чтобы тот позволил ему ступить на космическую тропу. Экхарт смотрит на часы и понимает, что медлить нельзя, на склад совсем скоро должны прийти работники. Он включает интерком.

— Холден, ты меня слышишь?

Стоящий на коленях адепт Веги замирает. Потом поднимается и начинает медленно ходить по камере. Экхарт предусмотрительно присаживается, чтобы тот не увидел его в иллюминатор.

— Я услышал твои молитвы, Холден. Я укажу тебе путь на космическую тропу.

В следующую секунду из динамика слышатся радостные возгласы Холдена. Он благодарит Бога за снисхождение, клянется в верности и готовности выполнить любой приказ.

— Хорошо, — говорит Экхарт, — перед тобой две кнопки — красная и желтая. Тебе предстоит сделать выбор: остаться в этом иллюзорном мире, либо открыть для себя другой, истинный мир. Нажмешь на желтую — и вернешься назад, в мир боли и страданий, нажмешь на красную — и ступишь на космическую тропу, в конце которой тебя буду ждать я. Выбор за тобой, Холден, но поторопись, ибо времени почти не осталось.

Потом он отстраняется и садится на холодный пол. Дрожащими руками достает фотографию дочери. Пара слез падают на нее.

— Я не убийца, — шепчет он, — не убийца. Я дал ему выбор, он может либо спастись, либо погибнуть. Он хочет этого, хочет… Все это ради тебя, моя маленькая, только ради тебя! Ты — моя мечта…

Холден за дверью продолжает взывать к Всевышнему. Тогда Экхарт вытирает слезы, переводит дыхание, встает и продолжает твердым голосом:

— Я жду тебя, адепт. Решайся! Сейчас!

Он осторожно заглядывает в иллюминатор. Холден стоит около противоположной двери, ведущей наружу, спиной к нему, его рука находится в паре сантиметров от пульта с двумя кнопками: видимо, даже в этом состоянии сознания, когда «бог» практически открылся ему и позвал за собой, он все еще сомневается. Его ладонь то сползает к желтой кнопке, то поднимается к красной.

— Время вышло, — говорит твердо Экхарт. — Твой выбор?

В следующую секунду Холден решительным движением давит на красную кнопку. Раздается громкий шипящий звук, шлюз заполняется белым паром. Проходит несколько секунд, Экхарт слышит глухой стук — двери шлюза закрылись. В последнее мгновение он надеется, что, когда пар рассеется, перед ним будет стоять Холден, однако камера оказывается пустой.