Индукция

Киев вспыхивает в лучах солнца, светится осенними красками. Я рассматриваю осиновый лист, невесть как залетевший и упавший прямо на хлеб в соломенной тарелке. Мы с Мишкой сидим за белым пластиковым столиком в маленьком летнем кафе на Подоле, недалеко от психиатрической больницы Павлова, где он работает. Мишка отличный психиатр, но иногда пьёт. Говорит, что на душе бывает тяжело после бесед с душевнобольными. Он всегда так и говорит: душевнобольные. И никогда не называет их ни психами, ни шизиками. На работе он держит в сейфе коньяк в блестящей металлической фляге. Фляга плоская, маленькая и спокойно умещается в кармане его халата.

— От психушки надо держаться подальше… — серьёзно глядя в пузатый коньячный бокал, произносит он. — Я удивляюсь, как священники выдерживают этот груз, когда выслушивают покаянные речи и показания своей паствы. Знаешь, что такое индукция?

— Ну это возбуждение электричества в проводнике, когда он движется в магнитном поле или когда магнитное поле вокруг него изменяется… Так? — отвечаю я.

— В народе говорят: навести порчу. Навести уныние. Наведенное состояние, вызванное человеком с сильной энергией. Индуцировать — это все равно что инфицировать, но не вирусом, а идеей, бредом…

— Хочешь сказать, что психические расстройства могут передаваться, как обычный грипп? — удивляюсь я.

— Ещё как… Один чокнутый может завести целую толпу! А ты думаешь, спецслужбы зря приглядывали всегда за людьми, способными собрать на своё выступление стадионы? Мало ли что он там… индуцирует со сцены.

Мишка психиатр потомственный, со стажем. В его врачебных дневниках — заметки о людях, приходивших к нему в кабинет в разное время. Среди них — творческие натуры и известные люди в области науки, искусства.

— Артистов больше, у интеллектуалов психика крепче… — сообщает он и, скривившись, отправляет в рот кусочек лимона.

Он любит свою работу, ведет тщательные записи, может часами рассказывать о своих пациентах. Но никогда не называет имен, а в записях — тщательно шифрует имена своих клиентов. Я люблю слушать его рассказы. В невыдуманных сюжетах бездна смысла. Вот и сейчас готовлюсь услышать нечто неординарное. Мишка никогда не затевает разговор на профессиональную тему просто так.

— Попал ко мне пациент один необычный, лечу его сейчас. Парень связан с какими-то международными торговыми делами, знает китайский язык, человек тонкий довольно таки, не глупый. Хапнул какую-то заразу в Китае, в командировке.

На корпоративной вечеринке в Пекине к нему подошла интересная женщина. Профессия у неё какая-то редкая… что-то связанное с изучением фольклора, преданий, легенд. А должность на фирме — пиар, реклама, промоушен и всё, что с этим связано. Разговорились. Она рассказала ему легенду о лисице-оборотне. В общем, механизм легенды такой: красивые женщины, злые по наследственной линии и порочные по внутренней натуре, боясь старости, иногда прибегают к совершенно мракобесным способам сохранить уходящую молодость. Душа такой женщины полна ревности, зависти и Бог знает чего ещё. В общем, душа, или сгусток сознания, судить не берусь — согласно суевериям, каким-то мистическим образом во время колдовского ритуала переселяется в горную лисицу, и способна долго ещё продлевать земную жизнь, питаясь энергией природы. Оборотни эти чрезвычайно похотливы, могут долгое время находиться среди людей, втираются в доверие, заводят любовников, а в моменты близкого общения высасывают жизненную энергию у влюблённых мужиков. Такая женщина-оборотень может жить сотни лет, принимая облик красавицы, которой когда-то была. В народе такое явление называют чарами. Оказывается, в Китае полно людей, промышляющих знахарством и колдовством. Хотя… У нас их тоже полно. Но я об этом в другой раз тебе расскажу.

Во мне — лёгкий азарт, нетерпение, и кажется, кто-то, живущий внутри меня, уже достал блокнот и приготовился записывать каждое мишкино слово.

— В общем, вечеринка удалась, и мой пациент наутро обнаружил себя в доме этой самой фольклористки. Пробарахтался с ней всю командировку… А когда наступило время уезжать — как будто с ума сошёл. Попытался выйти из самолёта после посадки, всё время лип к иллюминатору, словно кого-то пытался увидеть за стеклом. При взлёте с ним случилось что-то вроде истерики и панического припадка. Успокоили, конечно. Высаживать поздно было. Коллега, с которым он летал в Китай, заметил неладное ещё раньше. На деловых встречах парень был рассеянным, в одежде наблюдалась какая-то неряшливость. В общем, как говорится, вёл себя сугубо подозрительным образом. После возвращения он впал в уныние, погружаясь в сильную депрессию всё глубже и глубже. Наступил момент, когда он не смог работать вообще. Сидел, пялился в монитор рабочего компьютера и ждал, пока можно будет уйти с работы. Тогда-то его и привели ко мне впервые. Что она там с ним вытворяла, не знаю, но после возвращения, по его словам, он не смог спать с женой. Она вызывала у него физическое отвращение. В общем, жизнь дала трещину, как говорится. Я с ним поговорил, кое-что мы подкорректировали. Мне показалось, это был классический случай физиологической сексуальной зависимости.

— Похоже… — пожимаю я плечами. История мне странной не кажется. Наоборот, всё вполне реально и объяснимо.

— Я тоже так думал! — Мишка наливает себе ещё немного коньяка, закусывает бутербродом и продолжает.

— После этого у него, вроде бы, всё более-менее наладилось. Прошло два года, а потом случилась трагедия. История запутанная, предупреждаю. У жены его начались роды, в воскресный день, когда он был дома. Их дом, знаешь, где находится? На Нивках, в частном секторе. По выходным он обычно запирался в своем кабинете и работал. Трудоголик. Жена стала стучать в кабинет, он не открывал сначала. Она стала кричать, что у неё отошли воды. В общем, вызвал он скорую, машина заехала во двор. Жена уже садилась в салон фургона. И тут произошёл странный случай. Прямо под колёса скорой помощи метнулось какое-то существо, кинулось на роженицу и попыталось её укусить. Она отделалась разодранным чулком и сильнейшим испугом. Объяснить, что это было, она толком не смогла. Зверь был похож на лисицу, от него шёл ужасный смрад, тварь к тому же издавала пугающие странные звуки. Она потом говорила: тошнотворные.

Еще более странным было то, что на испуганный возглас жены выскочили собаки. Как они выбрались из будок — никто до сих пор не понял. Пока ехала скорая помощь — хозяин их запер наглухо. Собаки буквально взбесились, носились по двору, умчались за гараж и подняли такой гвалт, как будто их было там десять, а не две! Он тоже побежал за ними, а как только исчез из виду — раздался его крик. Как будто его кто-то резал на части заживо.

Мишка некоторое время смотрит на бокал с коньяком, держа его в руке. Взбалтывает тёмно-янтарную жидкость и делает глоток. Его лицо выражает задумчивое недоумение, как будто он не знает, как продолжить свой рассказ.

— Его что, покусали собственные собаки?

— Нет, они его не трогали. Он просто сидел на земле, показывая пальцем куда-то в угол между гаражом и забором. Никто ничего не мог понять. Когда его спросили, что там — он начал нести какой-то бред о том, что там лежит она.

— Кто — она? Жена? — кажется, я сам уже запутался в этой истории.

— Нет. Он просто сначала говорил, что там лежит некто, называл «она», требовал немедленно врачей. Значит, эта «она» была человеком? Никто ничего не увидел в том углу. Там было пусто — только трава и несколько кустов крыжовника… Все спрашивали: где, где? Говорили, что там ничего нет. Тогда он сам пошёл в каменный угол, упёрся лбом в стену гаража и заплакал. Фельдшеры вызвали медбригаду из психушки, и пока наши ребята ехали, он всё тыкал пальцем куда-то в траву и говорил, что там лежит мёртвая лиса, и что её порвали собаки. Вёл он себя при этом, сам понимаешь, неадекватно. Был бы пьющий — можно было подумать, что у парня просто «белочка». Но у него не было вредных привычек. И коллеги по работе характеризовали его как человека исключительно порядочного и рассудительного.

— Может, эта самая тварь, которая тяпнула его жену за ногу, просто куда-то уползла? — я задумался. Впрочем, человеческое безумие иногда принимает причудливые формы.

— В том-то и дело, что этой твари никто не видел. Никто ничего вообще не видел, кроме моего пациента и его жены. А она, скажу тебе, человек весьма рациональный, приземлённый, без творческих завихрений.

— И что было дальше?

— Да ничего особенного. Санитары упаковали, привезли. Состояние — острый психоз, галлюцинации. Десятое отделение.

— И что ты думаешь по его поводу? У него есть шансы выкарабкаться?

— Не знаю. Я всё никак не могу сложить эти пазлы. Из чего состоит его болезнь. Где, в какой точке всё это раскололось в нём…

Мишка задумчиво смотрит сквозь ветви дикого винограда, оплетающего металлические конструкции, на дорогу, провожая глазами мчащиеся по ней автомобили. Он не просто психиатр, это настоящий Шерлок Холмс. И я не верю, что в поиске разгадки он что-то мог упустить.

— А насчёт той китаянки… Фольклористки… Ты не пробовал найти концы?

— А ты как думал?! — Мишка выглядит чуть ли не оскорблённым.

— И что?

— Видишь ли… В этом всё дело. Никакая фольклористка на той фирме никогда не работала. Пиаром у них занимается мужчина. Более того. Моего пациента на корпоративе никто не видел в обществе какой-либо женщины.

— Чертовщина… — соглашаюсь я. — Мишка, я у тебя на работе папку забыл с бумагами.

Мы расплачиваемся, пешком возвращаемся в здание клиники.

— А с женой его что? — спрашиваю, спохватившись. Этот участок сюжета почему-то оказался незаполненным.

— С женой обошлось… Родила… Девочку. Работает. Ходит к мужу сюда уже пять лет.

— Надо же… Не бросила. Обычно такие браки заканчиваются разводами.

— Она мне сказала как-то, что посещает мужа скорее по настоянию ребёнка. Странное дело, правда? Интересно, кто ей рассказал об отце…

— А её психика?

— Помрачение было кратковременным. Индукция.

— То есть… как?

— Индуцированное бредовое расстройство. Редкий случай — когда галлюцинации видит не только тот, в чьём сознании вся эта чертовщина творится, но и те, кто находится с больным в тесном эмоциональном контакте. Для кого больной — авторитет. Это может происходить с супругами, детьми… Есть и более масштабные… э-э-э-… бедствия такого рода. Например — толпа фанатиков какого-нибудь фрика, так сказать, кумира молодёжи и всё такое. Тогда они беснуются всем скопом, и получается настоящий шабаш. А как, по твоему, люди заражаются идеями, например, разрушения общества, или — самоубийства? Такие вещи — реальность. Иногда бред приобретает характер настоящей эпидемии.

— Она выздоровела?

— Да она и не болела. После родов были у неё некоторые странности, повышенная истеричность. Вдруг начинала говорить, что с её ребёнком что-то нечисто, что она не может взять младенца на руки… Кормить грудью отказалась. Ей всё мерещился тот жуткий запах. Потом, похоже, наваждение прошло. Или смирилась… Я её не вёл, у неё был другой врач. Есть одно светило психиатрии… Женщина.

Мы поднимаемся по каменной старой лестнице на второй этаж, проходим длинным светлым коридором к двери, обитой бордово-коричневым дерматином. На ней поблёскивает табличка, а над ней, под высоким потолком, распечатанная на принтере крупным «пролетарским» шрифтом фраза: «Помните: находиться в психиатрическом отделении длительное время — опасно для вашего здоровья!»

Мишка последователен. И если уж говорит что-то — то его мнение основательно. Он садится в кресло, спиной к окну с задёрнутыми шторами, застёгивает халат, смотрит в сторону распахнутой двери из-за огромного стола, приветливо кивает кому-то за моей спиной, и его лицо становится любезнее некуда.

— А вот и она… — говорит шёпотом.

— Кто?

— Жена его… Кто-кто…

Оборачиваюсь. Высокая светловолосая славянка с античным лицом. Выглядит слегка усталой. У её бедра, прижавшись, стоит темноволосая девочка лет пяти. Женщина нервно и как-то затравленно гладит ребёнка по голове, заискивающе смотрит в сторону кресла, где сидит Мишка. А я украдкой рассматриваю женщину и ребёнка. Интересно, каково им приходить сюда годами?

Девочка вертляво выскальзывает из-под материнской ладони. Замирает. Медленно поднимает голову. Цепко смотрит на меня снизу вверх тёмными, недобрыми глазами, запрокинув лицо. Такой взгляд можно было бы назвать высокомерным, если бы он не принадлежал такой мелкой крохе. На мгновение по её лицу прокатывается зыбкая дрожащая волна — как глитч на экране. Лицо исчезает под тонкой пергаментной маской, и я вижу лишь глаза — узкие, лисьи, внутри которых на миг вспыхивает расплавленный древний янтарь.

Наверное, с моим лицом происходит что-то совсем уже из ряда вон выходящее. Я вижу, как Мишка обеспокоенно прикладывает палец к губам. И молчу.

Лишь после того, как за женщиной закрывается дверь, Мишка смотрит на меня испытующе. Потом, после некоторых колебаний, глухо спрашивает, глядя куда-то в стол:

— Да? Ты тоже это видел? Видел, нет?

* Глитч — компьютерный глюк, цифровая или аналоговая ошибка, баг, сбой, кратковременная помеха, самоустраняющийся кратковременный сбой в системе. Ещё — приём, при котором глитч становится самостоятельным выразительным средством при создании видеоряда.