Запись №12

Периодические боли в позвоночнике осенью локализовались в области поясницы: ни разогнуться, ни согнуться, а хуже всего — левая нога стала как деревянная. Может, продуло в машине, или что тяжёлое подняла, работая на садовом участке. Амбулаторное лечение помогало слабо, и я испугалась, что так и останусь калекой, шлёпногой, как говорят в народе. Видя это, невропатолог отправила меня долечиваться в стационар. Кто бывал в муниципальных больницах, знает о скученности в палатах: в крошечной комнате стоят четыре или пять кроватей; вздох больного в одном углу, кажется, раздается над ухом больного — в другом. Я уже не говорю о других запахах и звуках.

В первую же ночь долго не могла заснуть из-за монотонного шепота «старухи Ягухи» — так мысленно нарекла скрученную бабульку, лежащую у окна.

«Колдует, — думала я, — кличет несчастья на наши головы за хиханьки-хаханьки и болтовню о мужиках перед сном, или ругает врачей, не сумевших восстановить активность руки после паралича».

Так продолжалось три ночи, а на четвёртый день я стала расспрашивать о ней соседок, когда Ягуха куда-то вышла из палаты. Женщины долго смеялись над моими предположениями и пояснили, что бабулька, верующая, перед сном молится богу. За разговорами о вере нас застала вернувшаяся старушенция. Как ярая христианка, она тут же подскочила ко мне и повела атаку на мой скептицизм, предлагая, пока маюсь от безделья, почитать библию и поделиться мыслями о прочитанном.

Я не стала признаваться, что знакома с одним из эгрегоров тонкого мира, а других побаиваюсь. Захваченный в больницу любовный роман был прочитан — так почему не почитать библию, раз её считают «Книгою книг». Начала с Ветхого Завета и на следующий день выдала такие критические перлы, что Ягуху чуть не хватил повторный удар.

— Ваш бог жесток и кровожаден, — говорила я, — а также властолюбив, неравнодушен к лести и пристрастен. Короче, вы были правы, когда говорили, что верите в бога, как в личность. Он, личность, вылепленная древними евреями по своему подобию и наделённая многими человеческими пороками.

Старуха Ягуха, неподвижно внимающая моим разглагольствованиям, отмерла и начала креститься, прося у бога прощения за услышанную ересь.

— Что ты? Что ты? Окстись! Такое говорить — с ума сошла!? — причитала она.

Меня разбирал смех за её страхи — я пошла в наступление:

— Чего вы боитесь? Правды? Ну, хоть однажды посмотрите на библию глазами непосвященного человека. Возьмём, для примера, изгнание людей из Рая и взаимоотношения Бога с детьми Адама и Евы. Всё это действо смахивает на разборку в каком-то криминальном клане. Судите сами… Один из приближённых босса — Дьявол — сеет сомнения в сердцах подданных в авторитете главаря. Те идут на сговор и пробуют запретные яблоки. Получая засекреченные знания, люди понимают, что были глупыми слепыми котятами, которыми хозяин помыкал. Узнав об этом, босс пугается и говорит приближённым ангелам, что Адам, познав тайну, теперь станет равным среди небожителей, и, возможно, этот бунтарь попытается поделить сферы влияния или сменить руководство. Пока не стало слишком поздно, Бог наносит упреждающий удар — выгоняет Адама и Еву из Рая, припугнув разными неприятностями и неизбежной кончиной. Дьявол тоже недоволен таким поворотом дела, ведь именно он рвался к власти и мечтал занять место босса, а языкатые люди его предали, раскрыв заговор. Он, с частью ангелов, переметнувшихся на его сторону, поспешно удаляется. Происходит раскол в клане и раздел собственности: Богу отходит Небо, Дьяволу — Земля.

Первым людям на Земле не уютно: их не любит ни Бог, который теперь далеко, ни Дьявол, господствующий вокруг. А предателей во все времена никто не любил и не уважал. И болтаются они, бедные, как то дерьмо в проруби, между двух воюющих группировок. Вот хитрая Ева и задумала одну интригу, чтобы вернуться вновь в Райские кущи, но уже без Адама. Она первенца своего провозгласила подарком от Бога, с одной стороны, делая Адама рогоносцем, а с другой, бросая тень порока на хозяина. Она надеялась, что если Бог не захочет позаботиться о своём потомке, то спрячет её с приплодом, напоминающем о грехе, подальше от любопытных. Но она, коварная и глупая, просчиталась — Бог выбрал другую линию защиты. Он стал покровительствовать второму сыну Евы, которого она объявила перед всем светом потомком Адама, а первенца игнорировал, демонстрируя свою полную непричастность к его появлению на свет. Тот, в отместку боссу, которого считал своим отцом, убивает брата.

Как вам сюжетец? И это только первый акт драмы. Далее становится тошно от моря крови и гор трупов. Если снять все филосовско-богословские одежды, то весь Ветхий Завет можно описать одной поговоркой: паны дерутся, а у холопов чубы трещат. А вы читаете эту книгу, как святые откровения. Кого? Вы говорите: пророков. Я говорю: людей, обычных людей. Понять законы Мироздания нам не дано — это раз. Нет абсолютного добра и абсолютного зла, как и их носителей, — это два. Всё остальное — это личное восприятие каждого… и только, — закончила я монолог.

Ягушка немного помолчала, а потом произнесла:

— Вы не понимаете, о чём толкуете. Вашими устами сейчас говорит дьявол! — и принялась капать валериану себе в стакан. Мне не хотелось продолжать дискуссию, я лишь заметила:

— Рассуждая о Боге и Дьяволе вы, как и миллионы верующих, понятия не имеете об их природе. Эти эгрегоры породили мы с вами… надеждами, мечтаниями, злобой.

— Это не так, — подала голос Ягушка. Продолжать спор я не стала — пусть каждый остаётся при своём мнении. Той же ночью мне приснился сон.

Во сне вновь увидела себя молодой девицей на выданье. В моём родном городке холостяков осталось десяток, не более, да и те паслись возле дома моей соседки Лизки. Как и в жизни, во сне Лизавета была красивой разбитной бабёнкой неопределённого возраста. Она привечала любого мужичка, заглянувшего к ней на огонёк и чарку сладкого винца. Двоюродный брат, боясь, что останусь старой девой, торопил меня с замужеством. Но в родном городке эта задача была неразрешимой, и я собралась куда-нибудь уехать.

На вокзал меня увозил троллейбус, в котором… Я чуть не подпрыгнула от радостного удивления, когда в седом, благообразном старике с окладистой бородой узнала своего учителя. Да, того самого красавца с гусарскими усами и военной выправкой, что учил меня читать по букварю, рисовать и лепить лошадок. Он часто заходил к нам в гости, и я, маленькая дюймовочка, была по уши в него влюблена. Я позабыла обо всём на свете: и об отъезде, и о брате, и об обидах, которыми успела наградить жизнь. Я во все глаза смотрела на дорогого, сильно сдавшего человека и вдруг поняла, что ближе и лучше его никого не было и не будет. Не знаю, что за очередная глупость развязала язык, но я вывалила на него все свои проблемы. А потом, набравшись смелости, то ли наглости, призналась в любви и попросила взять меня в жёны.

Учитель от такого напора несколько растерялся:

— Ты любила меня бравым молодцом при деньгах и честолюбивых планах. Тогда в меня влюблялись многие особы. Теперь же я — сед, немощен, с дырой в кармане, — он откинул полу своего потёртого длинного плаща и просунул пальцы сквозь рваный карман. Я взяла его морщинистую руку в свои ладони и сказала:

— Вы не правы! Молодость проходит, красота блекнет, богатства тают. Остаются: доброта, мудрость, порядочность, если они, конечно, есть в человеке. Вот за это мужчин любят маленькие девочки.

— Хорошо, — ответил старик, немного подумав, — будь по-твоему. Но для обряда тебе нужно подвенечное платье и фата, а мне — фрак. От былого богатства осталась коллекция старинных монет — я их продам. Встретимся вечером на площади.

И он пропал.

Сновидения всегда причудливы. Площадью нашего провинциального городка оказалась… Красная площадь столицы. Я вела брата на встречу с моим женихом, очень волновалась. Впереди был ещё целый вагон времени до назначенного часа, и мы решили прогуляться по Кремлю. Поднимаясь по зелёному холму к кремлёвской стене, увидели у подножия больших кукол, одетых в старинные русские наряды и лежащих в причудливых позах. Нас обгоняли группки иностранных туристов. Они галдели, смеялись, щёлкали фотоаппаратами. У самых ворот башни стоял стражник в красном кафтане с секирой в руках. К нему-то я и обратилась:

— Голубчик, что это за спектакль такой с куклами?

— Это вовсе не куклы, — ответил стражник. — Люди.

Пригляделась я внимательнее — это действительно были тела мёртвых людей.

— Что же вы их не похоронили по-христиански, а выставили на посмешище да поругание?

— А зачем? — удивился он. — За их показ иностранцы большие деньги платят в валюте.

Тошно стало за себя, за наш народ и потянула я брата назад. В душе боль и обида:

«Ну, почему мы такие пассивные? Почему позволяем себя унижать?»

Вдруг из толпы вынырнул мой жених. Взяла его под руку, и боль в сердце стала таять. Хотела об этом ему сказать — глядь, а вместо старика держу… молодого красавца-гусара. И такое счастье разлилось в душе за правильный выбор, что не утерпела, кинулась жениху на шею — и проснулась.

Пока не забылось увиденное, пересказала сон соседкам по палате. Ягушка в это время спала, однако я ошиблась. Только закончила рассказ, как она открыла глаза и выпалила:

— Бога обретёшь, голубушка, — вот те крест! Не отвертишься — помяни моё слово…

Я усмехнулась, но возражать не стала: не зачем было заводить спор с утра и портить хорошее настроение.

На следующий день Ягушка дала мне записки какого-то корейского священника, который проповедовал сразу после Второй мировой войны. Кореец описывал один эпизод своего служения, когда просил Бога послать ему стол для написания проповедей и велосипед, так как в нищей Корее такая роскошь была не у всякого. Кореец усердно молился о даре — Бог молчал.

Но однажды священник услышал слова Всевышнего. Тот предлагал ему конкретизировать свою просьбу: марку велосипеда, конструкцию стола, материал. И священник так уверовал в дар божий, что на одной из проповедей проговорился, будто Бог ему уже дал эти вещи. Брат во Христе, проживающий недалеко от проповедника, захотел на них взглянуть. Тот, обливаясь потом и умирая со стыда за явную ложь, привёл соседа к себе домой. Когда же сосед, не увидев дара, попросил объяснений — священник пояснил:

— Я беременен этой идеей и так в неё уверовал, что выдал желаемое за действительное.

На следующий день весь город хохотал над ним, а ребятня показывала пальцем:

— Смотрите, смотрите — беременный священник идёт!

Но молитвы его не пропали даром — вскоре священник получил в дар желаемое.

Читая его откровения, я восхищалась остроумию и юмору, с которыми были написаны эти строки, и вдруг… Самое интересное, что чудеса в нашей жизни происходят действительно — вдруг, как посверк молнии. Именно вдруг почувствовала, что в сердце разгорается пожар, и когда оно, как казалось, раскалилось добела, и я открыла рот, потому что задыхалась, — услышала голос. Он говорил:

— Не нужно льстить, восхвалять и бояться. Говори со мной своими словами — это и будут твои молитвы. Главное, чтобы слова шли от сердца…

От неожиданности я закрутила головой — в палате никакого мужчины не было, а соседки посапывали и похрапывали в послеобеденном сне.

— Верь, дитя моё, — продолжал голос. — Главное — сила веры, остальное — шелуха. Я люблю вас всех: плохих и хороших. Я всегда с вами.

Такого наплыва чувств и огня во всём теле больше выдержать не могла — и закричала. Ну, и переполох я тогда устроила: прибежала медсестра, вызвала дежурного врача, спросонья повскакали больные…

Так познакомилась с ещё одним представителем потустороннего мира, вернее с другим проявлением духовной силы. Не могу сказать, что это был Бог-Творец Вселенной. Возможно — Яхве Саваоф (Господь Воинств), о котором я читала в Ветхом Завете, или Бог-царь, которого мне показал Ямус. Своё имя Он мне не сказал, да это и не важно. На духовную силу, кстати сказать, ярлыки навешивать бесполезно. Притча о слоне и слепых мудрецах — яркий пример того, как познаём духовный мир, окружающий нас.

Коренным образом моя жизнь не изменилась, однако Госпожа Удача стала чаще мне улыбаться, а не строить, как раньше, кривые рожи. И вскоре эта неуловимая дама одарила меня «музыкальной приставкой» к ментальному экрану.

Признаю, в пору сильный душевных волнений писала стихи и раньше, но рифмы рождались трудно, вымученно; каждая строка, каждое слово вынашивалось, подбиралось часами, а тут голова сама собой наполнилась рифмами, и началось это необычно. В вечер четверга на меня навалились тяжесть и жар. Тело и душу будто сковало, и они вибрировали в жарком огне. Я не могла успокоиться, не могла найти себе места, из глаз катились слёзы. Когда это состояние достигло пика, перед глазами очень ясно возник метальный экран. На нём, как на киноэкране, молодой парень убивал мужчину. Убивал жестоко, избивая ногами беспомощное тело. Мимо шли люди (действие разворачивалось в дневное время) и трусливо отворачивались. Эта яркая сценка меня ужаснула, в голове зазвучала мелодия, и под её ритм из сердца (не из головы, а будто именно из сердца) полились строчки. Так родилось стихотворение «В этот четверг…»

В этот четверг убили дядю Колю;

Был кочегаром много лет подряд,

Работал честно, веселился вволю,

Растил детей и свой вишнёвый сад.

Но наступило время непростое:

Большой союз порвали по частям,

Банкротом стал завод из-за простоев

И распустил рабочих по домам.

Станки порезали, металл продали.

Теперь в цехах — склады, весёлый бар;

Свою котельную теплоцентрали

Из-за долгов отдали просто в дар.

А дядя Коля как-то суетился:

Где-то работал, что-то продавал.

Осатанел потом, со злости спился —

Семья распалась, комнату продал.

Лихие люди Колю обманули.

Он в пьяном виде что-то подписал,

Обмыли сделку и взашей пихнули,

И дядя Коля сразу бомжем стал.

Он собирал бутылки по дорогам,

Ради Христа на паперти просил.

Из развлеченья юный отморозок,

Избив бомжа на улице, убил.

Он бил в лицо немытую Россию,

С её пороком, непростой судьбой,

И искру Божью грубо загасил он

В своей душе своею же рукой.

Но мимо шли и слова не сказали,

Не помешали те, кто шёл косясь,

И свою совесть кровью запятнали,

Когда, не прячась, убивала мразь.

После было много других стихотворений. Их записываю в большую амбарную книгу (такие книги выдавали охранникам автостоянки для пометок о происшествиях, и Михалыч дал мне одну), надеюсь, что когда-нибудь стихов наберётся на поэтический сборник. Бывают же чудеса на свете — кому-то понравятся вирши, мне помогут их издать, хотя надежда слабая, но мечтать никто не запрещает — вот и мечтаю, подпитывая разросшуюся до небес гордыню.

Думаю, развитие творческого потенциала, который есть у каждого человека (в этом абсолютно уверена), началось именно с приобщения к духовной составляющей нашего мира. Эту позитивную духовную силу я назвала Богом, в противовес жестокой и разрушительной силе Ямуса. Возможно, они — две стороны одной медали, но это не важно. Важно, что они раздвинули горизонты моего миропонимания. А тогда, выписавшись из больницы, будто летала на крыльях, пока мне их не подрезала смерть мамы.

Она умерла ночью в своей постели. Вскрытие показало — обширный инсульт. Я тяжело пережила её смерть, а после не могла ни чем заниматься целый месяц. Мне казалось, что в смерти мамы моя вина. Именно я, занимаясь сыном, собой и своими страданиями, совсем забыла о ней, о её возрасте и её болезнях. Как же мне было больно! Ведь это я, безалаберная эгоистка, проворонила единственного близкого человека, и грех этот уже не отмолить. А я старалась, и окружение мне было в помощь.

Через три недели после похорон, ко мне явилась «старуха Ягуха» — как нашла, не знаю. Мария Сидоровна долго уговаривала пойти на собрание христиан, дескать, среди верующих, соболезнующих братьев и сестёр, мне будет легче замолить свой грех. И я согласилась. На собрания «Истинных христиан» я ходила трижды. Встречали меня тепло, по-братски. Дом большой, в молельной комнате ряды стульев, на сидениях вышитые подушечки, предназначенные для подкладывания под колени, когда христиане молились. Проповедник — крепкий, благообразный старик. Есть и пророчица — молодая девушка, его внучка. Она предсказала пополнение рядов «истинных христиан», и появилась я. Послушала я проповеди — ничего особенного, просто разъяснение некоторых положений библии. Очень понравились псалмы под аккордеон, поедание свежеиспечённого хлеба (румяного, душистого, только из русской печи), смоченного в виноградном вине, между братьями и сёстрами во Христе. На второе моё посещение секты Мария Сидоровна не пришла — приболела. Она позвонила и упросила идти без неё, ведь дорогу я знала. В третий раз я явилась на собрание за полчаса до начала. Пророчица выпекала хлеб, а я ей вызвалась помочь. Минут через пять появилась Мария Сидоровна, и тут я увидела и услышала то, что для кандидатов в сектанты знать не полагалось. Молодая девчонка орала на старушку, что та пропустила службу, а потом ещё наложила на неё епитимью: полчаса молиться, стоя на коленях после собрания, и просить у бога прощение за непослушание. Сказать, что я была шокирована, — это ничего не сказать. Если меня разозлить — за словом в карман не лезу.

— Как ты можешь в чём-то обвинять больную старушку? — начала я. — Где твоё уважение к пожилому человеку? Ты ещё жизни не видела, а уже в пророчицы лезешь! Наказывать? Я б тебя саму наказала, так наказала, чтобы на задницу неделю не села!

Девчонка таращила глаза, хлопала ресницами и молчала, а Мария Сидоровна хватала за руки, умоляя не вмешиваться. Посреди этого балагана в дом вошёл проповедник.

— Что случилось?!

— Вы бы прежде, чем других учить, своей внучке заповеди божьи не на язык, а в голову вложили, — сказала ему и пошла к двери. Он меня стал уговаривать:

— Останьтесь! С внучкой я поговорю и мозги вправлю.

— Извините, не могу! Ошиблась улицей и домом, — сказала я и ушла.

Но на этом поиски духовных истин и родственных моему пониманию веры общин не оставила. Где-то через полтора месяца тётя Таня познакомила меня с Милой. С ней Татьяна Марковна познакомилась на рынке. Тётя рассказывала продавцу, своей знакомой, о головных болях, а Мила рядом приценивалась к товару. Услышав разговор женщин, она предложила свои услуги. Голову тёте Тане она лечила бесплатно, говорила, что дар от Иисуса, и деньги за дар брать нельзя — исчезнет. Ещё говорила, что настоятель лечить людей ей разрешил, хотя через силу, позволил лечить лишь руками и молитвой. Мила была католичкой. Татьяне Марковне она помогла, а со мной вышел облом — не поддавалась лярва её дару. Мила предложила мне самой попросить у бога избавления и позвала посетить их церковь. Костёла у католиков в нашем городе не было, и верующие собирались в деревянном доме. У католиков мне понравилось многое: не нужно часами стоять на ногах, каждое собрание — обстоятельные проповеди на злободневные темы, тёплое отношение к вновь прибывшему, утренники для детей, большая библиотека, в которой можно брать и читать любые книги, беседы священника с каждым прихожанином в определённые часы. Но было одно «но»: священник и его помощники — арабы, со значительным акцентом говорящие на русском языке и плохо знающие нашу культуру, наш российский менталитет.

Пыталась я приобщиться и к православию. Несколько раз ходила на службы в собор «Благовещения Пресвятой Богородицы». Если честно — не понравилось мне многое. В помещении собора скученно, душно, прихожане друг друга толкают, по нескольку часов приходится стоять на ногах, молитвы читаются на старославянском языке гнусаво и непонятно. К тому же архиепископ в церковь приезжает с охраной, и вся служба сводится к тому, чтобы больше продать свечей, иконок и литературы, так как молиться в такой сутолоке, думать о душе и боге невозможно.

Есть, конечно, и положительная сторона: богатство, красота убранства и архитектуры, колокольный перезвон, называемый в народе малиновым, талантливо написанный иконостас, чудесное пение хора и приятный запах ладана. Вся служба в храме идёт нараспев и похожа на театральное представление, видимо, таким представлялся Рай Владимиру Красное солнышко, когда он решил принять христианство. Однако я искала не наружной красоты и гармонии, а скрытого от глаз внутреннего содержания, гармонии внутренней, идущей одновременно через мозг и сердце. Для кого-то это и происходит в православных храмах, но я была опалена другим внутренним огнём, для которого эмоциональное состояние во время священных таинств, демонстрируемое мирянам православием, казалось качественной, однако искусственной подделкой.

По мне так Бога нужно слушать в себе, размышляя о своей жизни и близких, о своей стране, об окружающем мире природы и о Вселенной, а не глушить его бубнёжкой молитв, этаких магических формул. Для чего же эти магические формулы произносятся? А всё просто и прозаично: дай, помоги, защити, исцели. Кроме хвалы да нытья мы Ему что-то дарим? Каждый. Свои открытия, успехи, творческие удачи или счастливые моменты. Мало того, что друг к другу относимся потребительски, также мы относимся и к Богу, и если дарим, то палаты каменные, образа златом и каменьями убранные, шелка, парчу, воск, ладан — короче, всякую материальную хрень. Извините, но это мы дарим себе и создаём для себя, а Ему достаются ложь, лицемерие, лень, ненависть, стяжание, зависть, месть. Это так мы Его любим, так почитаем? Когда же многие поймут, что Бог не строгий начальник, ему не нужно льстить в надежде на щедроты, Он не звезда эстрады, чтобы упиваться поклонением, — дарить следует поступки, чистоту помыслов, жар сердец и безграничную веру не только в Него, но и в собственные силы. Сколько можно просить, клянчить? Он нам всё уже дал: прекрасные, совершенные тела, чудесный мир вокруг. Но мы, как неразумные дети, ломаем, портим, истребляем в надежде хапнуть больше, а на тот свет ничего взять невозможно, злато-серебро там не в чести. Там с нас берут другой платой: эмоциями, мыслями, делами, которые замышляем, и поступками, которые оцениваем не только мы сами, а окружающие нас люди. Наша плата — энергия и информация. Подбив дебет с кредитом, там решают: засунуть нас файликом куда подальше за бесцельно прожитые годы или взять под крыло, поделиться энергией для существования, чтобы и дальше созидали и помогали. Хотя… говорят, что молитвы открывают небесные чертоги, откуда на Россию проливается божественная благодать. Наверное, они правы, и не мне поучать клириков и мирян, ведь смотрю на православие, да и вообще на религию, как неофит, воспитанный на материализме. Каждый приходит к Богу своим путём, по-своему понимает служение Ему и в меру своих заблуждений представляет существование за чертой бытия.

Христианство многолико; в поисках своей стези я поняла, что вера и религия не одно и то же. Для меня вера — это духовная сила, причём сила, воздействующая на время, пространство и материю; а религия — свод морально-нравственных законов цивилизованного общества, как говорят атеисты, костыль, необходимый в долгом пути из скота в Человека. Церкви и храмы — устои России. Так было и так должно быть, общество должно иметь скрепы.

На этом закончились мои метания и поиски истин. Бог поселился в моём сердце, Дьявол — в голове. Впереди меня ждала Жизнь, а в спину дышала Смерть. За поисками единоверцев как-то не заметила, что ночные боли и бдения пошли на спад и к весне совсем прекратились. С души упал камень — я наконец-то обрела веру в себя. Раз позволили заглянуть за горизонт, значит, родилась не напрасно и живу не зря, и уж тем более не одинока. Разве можно быть одинокой и чего-то бояться под присмотром столь великих учителей? Раньше боялась быть смешной, странной, непонятой, слабой. Теперь я, сильная, цельная, по крайней мере, хочется так думать.

«Наконец-то обрела песнь души — это моя дорога», — рассуждала я, подводя итог непростому периоду в жизни. Тогда и родилось стихотворение «У перекрёстного столба».

Уже ветра на подоконник

Бросают горсточки листвы;

Не потому, что я — поклонник

Её причудливой красы,

А потому что облетают

Мои шумливые года,

Я с жёлтым листиком играю

У перекрёстного столба.

Куда идти, пока не знаю,

Но, видно, в том моя беда,

Что увлекаюсь и играю

С судьбой, хоть в шишках голова.

А мимо дед несёт поклажу

Учений, опыта и бед,

И я, увы, не знаю даже

Принять ли разума совет:

Зачем по дебрям ты плутаешь?

Дорогой торною иди!

Ведь только время зря теряешь —

Ждут кущи Рая впереди.

А ты, то топчешься на месте,

То лезешь в колкие кусты…

Пойдём дорогой этой вместе:

В Писании истины — просты.

И я, конечно, понимаю:

В них есть надежда, красота,

Но лишь дорогой той шагаю —

В душе немая пустота.

А я хочу летать на крыльях

Открытий и своих побед,

А от молитв, чужих и пыльных,

Не возгорится в сердце свет.

И пусть ветра на подоконник

Бросают горсточки листвы —

Я вдохновения лишь поклонник.

Дороги к истине — просты.

Нашла ли я правильную дорогу — жизнь покажет. Просто чувствовала сердцем, кожей, что окружающий мир распахнул навстречу свои объятия, а вот люди…