Вода — самое правдивое зеркало
Моих глаз.
Бесстрашие в моём дыхании,
Капля слез в огне раскаяния.
Бесстрашие в моём дыхании,
Самое правдивое зеркало,
Бесстрашие в моем дыхании.
Massive attack. Teardrop.
Целый день Томми молился о том, чтобы дождь не переставал. Опасался лишний раз смотреть в окно, будто мог сглазить нависшие над городом тучи или накликать ветер, который бы их разогнал. Еще бы! Ведь если небесная диарея будет продолжаться, навряд ли Кеннет с дружками потащатся в сквер. Скорее уж засядут в своем логове в подвале соседнего дома, покуривать травку и девчонок тискать. И тогда Томми будет свободен!
Но если уж тебе не везет, то не везет всю дорогу. Дождь кончился на истории — так внезапно, будто кто-то завернул кран. Тучам дали хорошего пенделя, и они сорвались с места, бросив на асфальте неба одинокое солнце. Бледное светило неуверенно улыбнулось и заглянуло в школьные окна, словно чмошник, еще не верящий тому, что гопники сбежали. Всякая надежда на то, что погода снова испортится, растаяла, как Гренландские льды.
Обычно, стоило звонку с последнего урока надорванно закрякать в коридоре, Томми подрывался с места и несся вон из класса — лишь бы не провести лишней минуты в стенах дурки, которую взрослые называли школой. Но в этот раз он намеренно копошился с рюкзаком, делая вид, что заело молнию. Учебники валились из рук, а какая-то бумажка, предположительно важная, самолетиком нырнула под стул, и Томми пополз под партами, чтобы ее отыскать.
Историчка, топтавшаяся у двери, нетерпеливо звеня ключами, наконец не выдержала и заявила, что если Мёрк немедленно не покинет класс, то она его тут запрет до следующего утра. «Да-да, заприте меня, пожалуйста!» — чуть не взмолился Томми, но в последний момент прикусил язык. Кого он обманывает? Как будто Кеннета устроит такое объяснение. В лучшем случае, проблема отодвинется на завтра, а в худшем брательник просто не поверит, психанет и...
Взвалив на плечо внезапно потяжелевший рюкзак, Томми выполз в коридор и направился к выходу из старшего блока со скоростью улитки. Мочевой пузырь неприятно тянуло, и он толкнулся в дверь пустого по случаю окончания уроков туалета. Зашел зачем-то в кабинку, заперся. Поссав, застегнул ширинку и привалился лбом к прохладной стенке, вдыхая сортирную вонь. Толчок у окна столпудово снова забило.
«Спокоха, мэн. Еще не вечер. Если Кеннет опять начнет совать наркоту, я просто откажусь, и все. Ну что он мне может сделать? Измордовать? В толчок башкой сунуть? «Святой водой» покропить?» В памяти вспылыла морда панды-Матиаса и его «уринотерапия». Томми передернуло. Рот наполнился горькой слюной. Пришлось сплюнуть в покрытое бурым налетом жерло унитаза.
«Ничо, прорвемся. Матиас же не помер, так? Ну и я перетерплю. Всего один раз, а потом этому дебилу надоест, и он отвяжется. Найдет себе шестерку посговорчивей».
«А что, если не надоест? Что, если он только войдет во вкус? — подал голос внутри кто-то спокойный и жесткий. — Что, если гнилая тыква этого урода выродит способ, как сломать тебя навсегда?»
На ум пришла легенда, давно ставшая частью школьного фольклора наряду с байкой о том, как физик заработал кликуху Бычий Глаз. Поговаривали, что несколько лет назад, еще до того, как Томми перевелся в районную школу, какие-то отморозки-старшекласники опустили чмошника в здешнем туалете. Парня заставили воткнуть себе в жопу фломастер и дрочить, приговаривая, что он пидор. Представление засняли на мобилу, и на следующий день интересное видео гуляло уже по всей школе. Вскрылось это дело, когда ссыль на доморощенное порно упала на смартфон завучехи. Отморозков, ясен пень, отчислили. Чмошник свалил сам — об этом родаки позаботились. Тут, казалось бы, и гейм овер. Но легенда упорно связывала туалетный эпизод с именем Кеннета. То ли брательник учился с чмырем в одном классе, и чем-то чмырь его достал. То ли Кеннет был мозгом операции «Опусти лузера», но в «кино» не засветился. Выяснять наверняка Томми не собирался. Но непрошенная мысль о том, что может оказаться на месте чмошника, заставила долбануться башкой о гипсокартонную стенку.
«Да нах его, этот овощ генмодифицированный с его тупоумной кодлой! Фигня все это. Главное, страх свой не показывать и все. У них же нюх на это дело. Это как акулы и кровь. Акулы чуют ее, даже если крови всего одна капля на миллион. Чуют, набрасываются и рвут жертву на куски. Просто надо быть чистой каплей. И, если придется, дать им отпор. Ведь больше всего достается тем, кто безвольно ползает на коленях. А я не буду. Сдохну, но не буду!»
Томми пнул дверцу кабинки, с грохотом вывалился наружу и выскочил в коридор. Все, хватит по сортирам трястись! Он не чмо и не пидар какой-нибудь. Свернув за угол, парень решительно зашагал к выходу, переступая через разбросанные по полу учебники и высыпавшиеся из пенала карандаши. Блин, что за шелупонь пузатая засрала тут все?!
Внезапно куртка, забытая в чьем-то шкафчике-гардеробе, мяукнула и принялась махать рукавами. Томми споткнулся на ровном месте. «Это чо, я в сортире еще чем-то надышался, кроме аммиака?» В башку полезли детские стишки:
В потолке открылся люк
Из него течёт вода,
Ты не бойся — это глюк.
Так бывает иногда!
При ближайшем рассмотрении «куртка» оказалась Мальте. В смысле, не куртка Мальте, а пацан собственной персоной. Какой-то шутник, которому Томми захотелось оторвать руки и запихать по локоть в остроумную задницу, подвесил мальчишку на крючок — за шиворот. Висел страдалец, по ходу, довольно долго — судя по мокрому пятну на штанах и морковно-красной зареванной физиономии. Томми пригляделся к валяющемуся под ногами пеналу со Спайдерменом — вроде у Малье был такой? Значит, это его сумку тут распотрошили?
При виде брата малой скривился, видимо, из последних сил удерживая слезы. Но углы рта предательски поползли вниз, обсопливленный подбородок задрожал. «Убью урода», — мысленно поклялся Томми и поспешил подхватить брата под мышки, чтобы спасти от еще одного унижения.
— Кто тебя так? — спросил он, осторожно опуская горячего и мокрого пацана на пол.
Мальте не ответил. Только засопел и начал сосредоточенно запихивать учебники в рыжую от пинков сумку. «Ну же, давай, проведи воспитательную работу, — снова зазвучал внутри издевательски холодный голос. — Объясни мелкому про чистую каплю. Ему это ну о-очень поможет».
— Это она, любительница парней за трусы таскать?
Брат послал старшему угрюмый взгляд исподлобья из серии ничего-то-вы-взрослые— не-понимаете. Вздохнув, Томми сдался и принялся помогать мелкому собирать карандаши.
— У тебя штаны-то хоть сменные есть?
Мальте пожал плечами. Скукожился весь, будто сам готов в сумку застегнуться.
— Пойдем вместе в шкафчике посмотрим?
— Да пошел бы ты сам! — пацан вскочил, рюкзак в охапку, слезы из глаз брызжут, и рванул по коридору, только топот пошел.
Блин, это что сейчас тут было?! Ладно, стоять репу чесать некогда, потом разберемся.
Томми забрал Реактивного и тихонько покатил по дорожке к скверу. Кеннет уже торчал там со своими верными телохранителями — Страшилой, у которого точно была солома вместо мозгов, и Зойдбергом, явно получившим степень по убийствоведению и убийствоводству, как и его прототип из Футурамы. Парни обсели, как обычно, изрезанную ножами скамейку, не смущаясь блестящими повсюду крупными каплями. Розововласки, которая отзывалась на кликуху Пѝнки, видно пока не было.
Томми внутренне приготовился к тому, что брат вздрючит его за проволочку, но Кеннет только ухмыльнулся беззлобно:
— О, привет, брателло, — окинул прищуренными глазами Реактивный. — А велик-то вроде не тот.
Томми неопределенно хмыкнул.
— Откуда?
— Да так, махнулись, — он намеренно не уточнял, с кем и на что.
— Байк — яд! — пробасил Страшила. Ему с трудом удавались слова, в которых было больше одного слога.
— Респект тебе за бартер, — кивнул Кеннет. — Не уронил семейную репутацию.
Ладно, пусть урод думает, что Томми велик у кого-то отжал. Все равно ему про Арни не объяснишь — не поверит.
— Слышь, мы тут людей ждем, — сообщил брат, неопределенно качнув головой в сторону многоэтажек «гетто». — Ты покатайся тут пока.
— Покататься? — не поверил своим ушам Томми. Неужели все так просто?
— Ага, — Кеннет сунул в рот сигарету. — Давай, сгоняй кружок вокруг школы. Знаешь ту дорожку, что мимо скаутской хижины идет?
— Ну. — Причем тут, блин, скауты?
— Ну вот и понукай по ней пока на велике. Давай, туда и обратно. Щели открытыми держи.
Блин, как будто он с закрытыми глазами ездит, как камикадзе!
Ладно. Томми вскочил на Реактивного и нажал на педали. И только тут вспомнил, что собирался рассказать Кеннету про Мальте. А чо? Шкет все-таки его родной брат. Вот пусть старший и разруливает ситуевину. Не, ладно бы там, если бы мелкого просто отпинали. Но на крючки вешать… Это уже не по-пацански как-то. Беспредел это уже. «Ладно, вот щас вернусь и перетру эту тему с Кеннетом», — решил Томми.
Он катил через сквер, где, как грибы после дождя, повылазили пенсионеры, бегуны, мамаши с колясками и счастливые собаки, влекущие на поводках хозяев всех пород и мастей. На велосипедной дорожке за школой стало потише — ребята дано разошлись, какая-то движуха еще была только у корпуса продленки. Умытое футбольное поле сияло изумрудной травой с белыми пятнышками взъерошенных чаек — завтра физрук наверняка выгонит всех на волю и затеет матч. Который Томми придется пропустить под предлогом, что нога еще болит. Потому что если засветить в душе синячище, то наверняка кто-нибудь добросердечный типа Аденоида стукнет в учительскую, и Томми снова потащат на ковер к акотисту[1] Каспару. А тот и так уже по поводу следов от пощечины хотел телегу накатать, Томми едва отбрехался.
Дорожка, про которую говорил Кеннет, проходила прямо за школьной территорией и вела к хижине скаутов, сейчас, конечно, пустой и запертой — для Зеленых[2] было еще рановато. С обоих сторон дорожку обрамляла высокая живая изгородь, в апреле еще совсем прозрачная. Слева через нее просматривалась игровая площадка у корпуса младших классов. Справа — низкое деревянное строение с позеленевшей крышей и вырезанной из дерева скаутской лилией на стене.
Площадка выглядела пустой и заброшенной. Только в песочнице мирно ковырялись два сопливых «этнических[3]» шкета. Хотя нет, в самом углу, на качелях, что-то происходило. Томми притормозил и подъехал поближе, надеясь, что его не заметят за частоколом буковых веток — ведь парни сидели к нему спиной. Двое — арабы из старших классов, того типа, который любой, обладающий хотя бы зачатками инстинкта самосохранения, будет обходить далеко стороной и смотреть при этом в пол. Выглядели они как инкубаторские — бритые виски и затылки, клок волос подлиннее на макушке, массивные шеи, плечи, на которых чуть не лопаются куртки-капюшонки, свисающие с задницы джинсы. Третий тип — тоже араб, но пощуплее и явно давно вышедший из школьного возраста — стоял к Томми в полоборота, ежась в длинном пальто. На впалых щеках модная щетина, темные глазки так и бегают по сторонам — вот-вот запнутся о велосипедиста по ту сторону изгороди.
Состроив пофигистскую морду, Томми уставился прямо перед собой и нажал на педали. На детской площадке явно происходило что-то темное, и не только в смысле ближневосточное. Можно было еще с натягом допустить, что те два чувака присматривали за младшими отпрысками клана, рывшими туннель в Китай. Но бородатый смахивал скорей на сторчавшегося воина Джихада. Хули такому делать на школьной территории?
Томми задумчиво прокатил через сквер и остановился возле знакомой скамейки, поставив Реактивного на подножку. В полку Кеннета за это время прибыло. Гуманоид — парень с бритой башкой и оттопыренными, заостренными кверху ушами, и Челкастый — у этого блондинистый клок волос свисал на глаза, так что он напоминал одну из тех боллонок, которым хозяева надевают няшные резиночки, чтобы они хоть что-то видели дальше своего тупорылого носа.
— Ну как там? — бросил Кеннет, соизволивший наконец обратить внимание на брата.
Гуманоид и Челкастый тоже уставились на Томми с таким видом, будто только что обнаружили клопа, отважившегося заползти кому-то из них на штанину.
— Нормально, — пожал плечами Томми. — Скоро сирень зацветет, а черемуха уже.
Воцарилось гробовое молчание. Вассалы Кеннета явно не знали, как реагировать на непрекрытое хамство малолетки, который — по странному стечению обстоятельств — оказался сводным братом их главаря.
— Шутник, — ухмыльнулся Кеннет, выпуская вместе со словом дым. И вдруг соскочил со скамейки и сграбастал Томми за ворот куртки. В одно мгновение он оказался зажат у старшего брата под мышкой. Жесткий кожаный локоть сдавил горло так, что не вздохнуть. Томми знал, что смешон, но не мог перестать молотить воздух руками — тело дергалось само, борясь за новый вдох. Даже через шум крови в ушах до него доносился гогот Кеннетовых дружков, но ему было пофиг. Лишь бы кислород снова проник в легкие, которые, казалось, дымились в груди, как сухой лед.
— Так что ты видел, натуралист, кроме сиреней? — донесся, бухая далеким громом, голос Кеннета.
Хватка на горле разжалась ровно на столько, что Томми смог со свистом втянуть толику воздуха и выкашлять слова:
— Арабы… Там, на детской площадке.
— Вот это уже деловой разговор, — похвалил Кеннет и встрепал брату волосы.
Томми удалось наконец вывернуться на свободу, но он понимал — вышло это только потому, что Кеннет его отпустил.
— Сколько? — коротко поинтересовался Зойдберг, поводя красным, свисающим на жирные губы, носярой.
— Трое.
Томми пришлось подробно описать, как выглядели типы на качелях и бородатый конь в пальто. После чего ему велели еще раз прокатиться, не отсвечивая, и глянуть, не свалил ли Джихадовец. Нехотя Томми попилил по назначению. История с арабами начинала нравиться ему все меньше и меньше. Хижина скаутов все еще стояла на месте, а вот торчок в пальто свалил.
Кеннет воспринял сообщение так, будто это был сигнал к штурму, который он давно планировал.
— Рене, Магнус — вы зайдете со стороны спортцентра.
«Ага, вот значит, как зовут Страшилу и Зойдберга — блин, прозаично».
— Брюс, Оливер, вы — со стороны школы.
«Интересно, Брюс — настоящее имя или кликуха? Если кликуха — то мимо, не фига хмырь на Уиллиса не похож, разве что лысый».
— Я с брателло, — закончил расстановку войск Кеннет.
Армия слетела со скамейки, как стая грачей, и устремилась на юг — в смысле, к месту предстоящих событий. Томми следовать за ними не спешил.
— У тебя чо, колесо спустило или очко — прямо в шатны? — обернулся к нему Кеннет, нетерпеливо хмуря толстый лоб.
— Я… — Томми запнулся, вспотевшие ладони соскальзывали с руля. «Чистая капля!» — шепнуло в ухо голосом разума из туалетной кабинки. «Если удирать, то прямо сейчас!» — пискнул в другое ухо затаившийся глубоко в кишках очкозавр. — Зачем я вам? Чего делать-то надо?
— В звонок звенеть, — ощерился Кеннет и дернул Томми за шкварник, срывая его с места вместе с Реактивным.
Когда они с братом подвалили к детской площадке со стороны вилл, велосипедная дорожка, как назло, словно вымерла. Кеннет встал, пригнувшись, за набухшей почками сиренью. Томми прокатил чуть вперед, слез в велика и сделал вид, что подтягивает цепь. «Будешь на шухере, — сообщил ему брат, для убедительности притянув к себе так, что тлеющий кончик сигареты будто случайно оказался у самой щеки. — Если чо, звони».
Томми не очень понял, чего касалось это самое «если чо», но спрашивать не решился. Про себя он решил, что капля там или не капля, а он смотает, как только запахнет жареным, и Кеннет окажется достаточно далеко. Пока все было довольно мирно — арабы расслаблялись себе на качелях, смуглая мелочь копалась в песочнице. Из-за угла школы показался какой-то чмырь той же национальности, что и любители покачаться, и потопал к братьям по крови. Присмотревшись, Томми узнал Ибрагима из их класса. Блин, этот-то тут чего забыл?
Обеспокоенно покосился на Кеннета, но тот явно ждал чего-то или кого-то другого, и на Ибрагима ему было пофиг. Томми машинально вытел испачканные маслом пальцы о штаны. «Ладно, может, вообще ничего такого не будет. Постою тут просто, и...» Дальше «и» он додумать не успел. Слишком много событий произошло одновременно.
Ибрагим подвалил к арабам, будто они были старыми знакомыми, сунул руку в карман, передал что-то одному из них и получил что-то взамен. От корпуса младших классов отделился Оливер и целеустремленно попер к качелям, помахивая челкой. Арабы напряглись, один соскользнул с насеста, просканировал прищуренным взглядом территорию. Томми почувствовал, как взмокла спина, но взгляд миновал его, даже не задержавишись — малолетка, возящийся с великом, по мнению перка[4], опасности не представлял. Челкастый был уже совсем рядом, араб начал возбухать, в перкской манере растягивая слова, и вот тут Кеннет вышел из-за кустов.
Широкая спина брата на мгновение заслонила Томми обзор, а когда наконец ему снова открылся вид на качели, на мирной детской площадке разразился апокалипсец. Мелкота в песочнице визжала так, будто врубили противоугонную сигнализацию. Один из старших арабов подрывал в сторону спортцентра, в другого, как клещ, вцепился Челкастый. На подмогу ему спешил гумноидный Брюс.
Убегающий приметил Страшилу и Зойдбегра, готовых принять его в свои прокачанные объятия, и резко свернул, чуть не поскользнувшись на мокрой траве. Метнуться ему особо было некуда — с одной стороны плотная живая изгородь, с другой — метелящие его приятеля Челкастый с Гуманоидом и пока ничем не занятый Кеннет. Араб выдохнул дым из ноздрей и кинулся прямиком на брата, будто шел на таран. В последний момент он содрал с плеча болтавшуюся там спортивную сумку, швырнул ее Кеннету в морду и круто изменил направление, рванув в сторону школы. Брат легко увернулся, дернул за перком и настиг его в шедевральном броске, будто игрок в американский футбол. Оба покатились по траве. Страшила и Зойдберг ускорились, хотя особая помощь Кеннету не требовалась — араб уже визжал в болевом захвате.
Томми выдохнул, и боль в груди отпустила — оказалось, все это время он задерживал дыхание. Тут он обратил внимание на одинокую фигурку, все еще пугалом торчавшую у качелей. По ходу, Ибрагим впал в ступор — то ли от вида крови, брызнувшей на траву и кроссачи ушлепков, пинавших скорчившегося в позе эмбриона перка номер один. То ли от блеска ножа, который удалось-таки вытащить перку номер два.
«Беги! Давай, мля, беги!» — взмолился про себя Томми, и Ибрагим будто услышал его. Развернулся и, оскальзываясь на мокром, припустил… прямо в сторону Томми. Крупные карие глаза, которые нравились многим девчонкам, выпучились, казалось, на пол лица. Рот кривился то ли в крике, то ли в плаче. Длинные ноги лучшего в классе бегуна мелькали, выстреливая острыми коленями, со скоростью паровозных поршней.
— Не дай ему слинять, бро! — внезапно донеслось с площадки, где Зойдберг сидел верхом на перке, тыкая его в морду его же собственным ножом. Кеннет завис рядом, руководя процессом.
Томми снял велик с подножки, вскочил в седло и застыл, не зная, что предпринять: то ли уматывать во всю прыть по примеру Ибрагима, рискуя потом выхаркивать на траву зубы, как перк номер один; то ли делать так, как велит брат. Кеннет заметил его колебания.
— Останови его, Томми! — рявкнул он, впервые называя брата по имени.
И внутри словно что-то плавно сжало и отпустило, будто палец — спусковой крючок. Томми крутанул переключатель скоростей, надавил на педали и вылетел на траву — Ибрагиму наперерез. Тот едва ли узнал его, просто машинально отметил новую урозу и дернул правее, прямо через песочницу, к кустам. Томми поднажал, понимая, что упустит парня, если будет объезжать бортик. К счастью, малышня давно уже бросила свой туннель вместе с лопатками и умчалась впереди собственного визга.
Реактивный перелетел через деревянный угол и в приземлении ударил Ибрагима колесом по ногам. Парень рухнул, как подкошенный, велик загремел следом. Томми в полете перевернулся через голову и наверняка бы что-то себе сломал, если бы не гимнастика — обученное тело знало, как правильно падать, и не подвело. Все равно в глазах на мгновение потемнело, а потом ураганом завертелось небо и макушки окружавших площадку тополей. Рядом кто-то стонал и кашлял, кто-то пыхтел натужно и матерился, прерываясь на удары, звук которых отзывался в теле Томми болью, будто били не Ибрагима, а его.
— Щенок базарный, ты, мля, по ходу, берега попутал! Хочешь жить, плыви по течению, дичь, — выплевывал злобно чей-то голос, пока Кеннет не уронил равнодушно:
— Ладно, хватит с него.
Томми сгребли за куртку и вздернули на ноги. Отряхнули слегка. Заглянули в глаза:
— Живой, брателло?
Томми неуверенно кивнул. В сторону Ибрагима он старался не смотреть. Потому что если парень выглядел так же, как загорающие на травке в усталых позах арабы, то Томми потом кошмары всю жизнь будут сниться.
— Круто ты его сделал! — Брюс сунул в руки руль велика. Удивительно, но Реактивный от столкновения совсем не пострадал. А вот у самого Гуманоида губа сочилась красным.
— Чилл, мэн! — подтвердил Страшила, как всегда, выразив эмоции односложно.
— Яблочко от яблони… — начал Зойдберг, очевидно, слывший в компании интеллектуалом.
— Валим, — оборвал Кеннет, у которого через плечо свисала сумка одного из арабов, и подтолкнул Томми к велику. — Разбор полетов оставим на потом.
Остановились они только у баскетбольной площадки. Томми никогда не видел, чтобы кто-то хоть когда-нибудь иргал тут в баскет. Площадка была окружена щитами, по верху шла плотная сетка на высоту чуть не в два человеческих роста, а на дверце из стальных прутьев вечно висел здоровенный замок. Не хватало, короче, только колючей проволоки по верху, и «спортивный комплекс» можно было бы использовать вместо обезьянника для местной шпаны.
Кеннет порылся в трофейной сумке, выкинул на асфальт воняющие носками кроссовки и наконец извлек на свет два пакета — один, с чем-то напоминающим зеленый чай, другой — с цветными таблетками, похожими на детские витамины, которыми Ханна пичкала Мальте, чтоб не сопливился.
— Держи, — он пихнул пакеты Томми, вцепившемуся обеими руками в Реактивный, чтобы скрыть дрожь. — Это твой стартовый капитал.
Парни вокруг заржали — Зойдберг потому, что до него дошло. Остальные — за компанию.
Томми сглотнул, но пересохшее горло только сжалось болезненно, выпуская наружу еле слышное: «Нет». Но Кеннет услышал. Его лицо мгновенно изменилось, словно добродушная человеческая маска сползла, и под ней защелкали хищные жвала Жука из «Людей в черном».
— Чо ты там пискнул, пресмыкающееся?
Внезапно брат оказался над ним, вырванный из рук Реактивный брякнулся на асфальт, жалобно звякнув звонком. Томми ощутил спиной жесткость щита, а затылком — неподатливые ячейки сетки. «Чистая капля», — пулей мелькнуло где-то у виска, хотя кишки готовы были выдать свое содержимое, невзирая на отчаянные приказы мозга очку: «Держись, милое, держись!» Перед глазами маячила рожа араба номер один, ставшего похожим на негра со вспухшими губами и расплющенным носом, и морда перка номер два, залитая кровищей из ножевого пореза.
— Я не буду наркоту толкать, — тихо, но твердо проговорил Томми, глядя прямо в суженные глаза брата.
Он услышал, как Кеннет со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, как бросил, не отрывая ледяного взгляда:
— Пацаны, мне тут перетереть с мелким надо.
Вассалы молча откочевали на угол площадки, привычно становясь на шухер. Кеннет склонился еще ниже, заперев голову Томми между упертых в сетку ладоней, не давая отвернуться или дернуться в сторону.
— Слышь, ты, кабель заднеприводной, кадык-то завали, пока кабину не проломили. Ты мне по самое немогу должен, а еще понты тут размазываешь, как гавно по асфальту?!
Томми сделал усилие, чтобы не зажмуриться. Все тело ждало удара, но языку как-то удалось повернуться и сложить нужные звуки:
— Я отдал уже долг, если ты про Матиаса. Только что. Ибрагим в моем классе учится, он вообще безобидный, а вы его...
— Лучше бы о себе озаботился, чем х… ню тут рыгать. Ты, е… лан задумчивый, хоть знаешь, сколько одна удочка из тех, что ты в подвале уконтропупил, стоит? — Кеннет оторвал одну лапищу от сетки, и Томми все-таки зажмурился. Щелчок по лбу заставил башку загудеть, как будто ее засунули внутрь церковного колокола. — И не вздумау мне тут репу парить, что это не ты был, гандила. Самый дешевый спиннинг — три жабы[5]. А удочек там было четыре — моих только. Да фатера твоего еще пара штук. Ты вроде в математике шаришь. Сам сосчитаешь, или тебе помочь?!
«Бздынь!» Лоб снова зазвенел от щелбана, глаза защипало от подступающих слез. Томми готов был заплакать не от боли, а от сознания собственной беспомощности. От понимания того, что сам подстроил себе ловушку. И не важно, откуда Кеннет все узнал. Ясно было, что выворачиваться — только себе хуже.
— Так сколько ты мне должен? — повторил неумолимый палач, и Томми выдал, как калькулятор, в кнопку которого ткнули грязным пальцем.
[1] АКТ (А Ко Ти) — особая дисциплина в датской школе, сокращение по первым буквам трех слов: Поведение. Контакт. Благополучие.
[2] Зеленые скауты — ветвь скаутского движения, члены которого носят униформу зеленого цвета.
[3] Этнический — общее определение эмигрантов, в основном, выходцев из Африки и с Ближнего Востока
[4] Перк — презрительное сленговое обозначение эмигрантов — выходцев с Ближнего Востока.
[5] Жаба — тысяча на сленге датских подростков.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.