Глава 9. Вера все облегчает

Позволь жару расти,

Пока стремление высвободить его не станет опасным.

Это легко сделать в молчании.

«Вера все облегчает»

Shearwater

Позднее Светка не смогла бы сказать, гуляли они с родителями между соснами или могильными крестами. Погруженная в свои мысли, она едва отмечала, куда несут ее ноги, благо не надо было поддерживать разговор — папа всегда предпочитал воссоединяться с природой в тишине. Мысли катались в голове по замкнутому кругу, как шарик в головоломке — лабиринте, и куда бы они не повернули — везде натыкались на одно и то же препятствие. Занозу, глубоко впившуюся в мозг, и наполнявшую череп пульсирующей болью. Причину того, что вся Светкина жизнь пошла под откос. Проклятый лифчик!

Озарение настигло Светку на какой-то мягкой от прошлогодней хвои тропе. Дрожащий столп солнечного света разделил пространство надвое — вот тут мрачная грибная тень, а тут золотое мельтешение ранних мошек. Если вытащить занозу, сразу станет легче. Рана затянется, останется только интересный белесый шрам. Лифчик надлежало уничтожить. Извести навечно, чтоб он уже никак не смог вернуться — ни целиком, ни по частям. Недостаточно просто выкинуть его на помойку. Светка представила себе копающихся в контейнере Софию с Мишель — волосы спрятаны под платками, на носах — огромные темные очки, руки в резиновых перчатках. Вот одна из девчонок с победным кличем вытаскивает искомое из груды кухонных отходов — белая ткань в пятнах от кетчупа, к одной чашечке прилипла веточка укропа — и обе, хихикая и вихляя попами, удаляются в сторону школы.

Нет, лифчик придется сжечь. Да, именно. Сжечь и развеять пепел по ветру. Перед внутренним взором Светки возникла картинка, виденная по телеку, — вопящие исламисты, подносящие огонь к дасткому флагу и топчущие обугленную ткань. Верно. Это должен быть акт символический. Вроде прощания с собственным прошлым, своими страхом и слабостью. Пух! — и все, внутри чисто и светло. Надо только найти укромное место, где никто ничего не увидит. И сделать это как можно скорее...

За ужином Светка жевала, не чувствуя вкуса пищи и едва ли сознавая, что ест. Левый глаз сверхъестественным образом зафиксировался на том ящике, где мама держала спички. Сколько там коробков? В последний раз, когда Светка открывала ящик, было пять-шесть навскидку. Мать наверняка не заметит пропажи одного. Или заметит? Вдруг она их пересчитывает? Или, может, там остался всего один? Что тогда? Светка прищурилась, но рентгеновское зрение не открылось, разве что размытое пятнышко рядом с ручкой ящика приняло очертания то ли раздавленной мухи, то ли присохшей гига-козявки. Нет, можно, конечно, просто стянуть горсть спичек из коробка и зажечь их, чиркнув о подошву, как в старых вестернах. Но у тапочек подошва резиновая. Такая подойдет?

Стоп-стоп! Какие в козу тапочки?! Не собирается же она жечь бюстгальтер — тьфу, какое фашистское слово! — у себя в комнате?! Во-первых, мама тут же учует дым. Даже если заткнуть щель под дверью одеялом. У мамы на дым нюх лучше, чем у пожарной сигнализации. И поди потом докажи, что не куришь тайком. Папа вон чего только в рот ни засовывал — от чеснока до кофейных зерен. Да еще парфюмом сверху поливался. И что? Мама решила, что у него завелась курящая любовница и в отместку порезала ему все брюки. Ножницами. Нет, жечь что-то в комнате — исключено.

Тогда в саду? Запихнуть лифчик в кучу листьев и… Нет, какие листья?! Весна же. Да и не жгут их тут. И вообще. Соседи заметят дым, вызовут пожарников… А может, еще и полицию. Ее схватят и обвинят в поджоге. Наверняка, ей настолько не повезет, что на нее свалят еще и ту мусорку в гетто. Мама свалится с сердечным приступом прямо на руки пожарнику. Или полицейскому. А Светке даже не разрешат навещать ее в больнице, потому что преступникам навещать никого нельзя, их самих навещают. Вот только как папа сможет это делать, когда ему через две недели снова на вышку?

Светка охнула и схватилась за щеку.

— Хомячок, у тебя что, опять зуб? — мама обеспокоенно заглядывала в глаза через стол.

Светка уткнулась в тарелку и пробурчала что-то невнятное. Рот заполнил солоновато-металлический вкус. Надо же быть настолько растяпой, чтобы ткнуть себя вилкой в язык? Нет, с такой удачей придется уйти как можно дальше от дома и недреманного ока любительницы наблюдения за совами. Вот только… Она же никуда не ходит одна! В смысле, кроме школы и магазина. Да, и еще библиотеки, но та совсем рядом с местным супермаркетом. На гимнастику мама ее возит, хотя в принципе Светка могла бы спокойно доехать на автобусе. Даже на день рождения одноклассницы — пока Светку пригласили только на один — мама ее отвела и — о, позор! — забрала домой ровно в девять.

Что, если Светка заблудится? Или ее собьют эти бешеные на мопедах? Или нападут хулиганы, те самые, что устроили поджог? Или погонится мужик, которые показывает свое хозяйство в кустах? Эх, что теперь гадать! Мама все равно ее никуда не отпустит на ночь глядя.

Светка уныло поплелась к посудомойке и поставила туда грязную посуду. Прижала язык к небу, чтобы проверить, болит ли ранка, и пошлепала к себе в комнату. Там она без сил рухнула на кровать. Вот так всегда! И она еще собиралась покрасить волосы! И научиться курить. Тряпка! Безвольный слизняк, на которого насыпали соли! Только и умеет, что сопли пускать… Ежу ясно, что никакая она Томми не пара. Разве Томми мучился бы какими-то вопросами?! Было бы ему надо, он бы смело вышел прямо в темноту, и ни у кого бы не спрашивал разрешения. И не испугался бы ни вонючих мопедов, ни хулиганов, ни всяких там голозадых мужиков!

Он сползла с кровати и подошла к зеркалу. Прищурилась, расправила плечи, сжала кулаки. Чуть расставила ноги, немного согнув колени. Тряхнула головой, откидывая с лица несуществующую челку. Блин, нет! Совсем не похоже! Она выглядит просто жалко — девчонка, пытающаяся изобразить пацана. Стоп! Может, дело в этих дурацких обтягивающих джинсах и розовой блузке с блестками? Так, сейчас посмотрим...

Светка нырнула в недра шкафа с головой. Результатом интенсивных раскопок стали серые спортивные штаны, свободная футболка и мешковатая капюшонка в полустерым принтом — то ли темно-синяя, то ли черная, и не разберешь. Кажется, когда-то она принадлежала папе, пока он ее неудачно не постирал — там, на вышке. Пыхтя и потея от нетерпения, Светка влезла в непривычные одежки. Снова подошла к зеркалу. Расслабила тело, включая мышцы лица. Закрыла глаза и представила себе Томми. Вот он бредет покоридору, опустив голову и засунув руки в карманы. Вот стоит напротив избитого Матиаса: глаза излучают презрение, а собранное тело вибрирует от напряжения — того и гляди выскочит разряд, и от придурка-задиры останется только дымящаяся кучка пепла. А вот Томми у стола Бетины — подбородок вызывающе задран кверху, губы упрямо сжаты. Складки на училкиной индюшачьей шее еще негодующе трясутся, а Томми уже поворачивается и идет из класса ленивой походкой хищника, чуть раскачиваясь на каждом шаге.

Руки сами опускают капюшон, натягивают ниже на лоб. Светка открывает глаза. С той стороны зеркала на нее смотрит мальчишка. Не слишком высокий, немного хрупкий. Но у него решительная линия рта, волевой подбородок, а в глазах — холодный расчет. Он знает, чего хочет. И готов на все, чтобы этого добиться. Мальчишка шмыгает носом и звучно харкает на пол. Будет грязно, но ему пофиг. Он довольно оскаливается, поворачивается к Светке боком и делает пару шагов. Сразу видно, такому плевать на все. По барабану, что о нем думают другие. Он сам по себе. Сам себе господин. Да, он рулит, он полностью контролирует...

— Хома, а что это ты тут делаешь?

Светка задавленно пискнула, метнувшись прочь от открывшейся двери. Капюшон упал с головы. Пацан в зеркале превратился в испуганную растрепанную девчонку.

Мама окинула ее удивленным взглядом с головы до пят:

— Зачем ты переоделась? Гимнастика в понедельник. Разве у вас дополнительная тренировка?

Светка хватала воздух ртом, пытаясь собрать разлетевшиеся зеркальными осколками мысли. Сейчас или никогда! Ну же, давай! Что бы сделал на твоем месте Томми? Если забыть о том, что он, конечно, никогда не оказался бы на твоем месте.

— Бе… Бегать иду, — выдала Светка только что пришедшую в голову ложь. — Мы с девочками из класса договорились. Будем вместе поддерживать фигуру, вот.

Мамино лицо исказила смесь противоречивых чувств, главное из которых Светка определила как недоверие.

— Это с какими такими девочками?

— Софией и Мишель, — брякнула испытуемая, шалея от той внезапной легкости, с которой шло с языка махровое вранье. Телефонов родителей этих козлих у матери точно не было, а в школьном интранете она вряд ли разберется, там же все по-датски.

— Нда? — мамина правая бровь выгнулась триумфальной аркой. — А заранее об этом никак нельзя было предупредить?

Ни разу не краснея, Светка заявила, что позабыла о договоренности из-за папиного приезда и вот только что вспомнила.

— Но почему так поздно? — мать начала накручивать себя, и чем больше она это делала, тем сильнее — обычно — укреплялись ее позиции, и тем слабее становились Светкины. — Где вы будете шарахаться по темноте? Вот собьют еще вас эти урки на мопедах. Или свиньи какие-нибудь черномазые пристанут.

В Светкином сознании пронесся с демоническим рыком мопед, больше похожий на Харлей, с седоком в коже и с ухмылющейся мордой-черепом. Череп был черный, вместо носа — влажное свиное рыло. Костлявая, черная же, пятерня тянулась вслед неловко трусящей по тротуару фигурке в спортивках и кофте с капюшоном. Пришлось тряхнуть головой, отгоняя загробное видение. Трусиха! Нет, вот если бы Томми из дому не выпускали, неужели бы он стушевался? Испугался бы своего пьяного папашки, грозящего напустить на него целую банду байкеров? Да черта с два! Он бы просто послал родича по отдаленному адресу и выскочил за дверь, вот что.

— Мы не в России, а Дании, мам, забыла? — Светка вздернула нос. — Тут преступности нету. Почти. Ну разве что в каком-нибудь Копенгагене.

Мамин подбородок отвердел, тонкие брови скользнули навстречу друг другу, как половинки разводного моста, и дом огласил зычный зов:

— Папа! Оторви, пожалуйста, попу от дивана, пока с дочерью не произошло непоправимое!

За стенкой зашуршало, раздались невнятные проклятия, зашлепли по полу тапки. Папа возник в дверях с газетой в руках и пледом через плечо — прямо Цезарь, оторванный от заседания Сената. Увидев Светку, стоящую посреди комнаты со сложенными на груди руками, он облегченно подтянул волочившийся по земле край:

— Ну, насколько я вижу, Хома жива и совершенно невредима.

— Пока! — мамин палец ткнулся папе под нос. — В районе поджоги, а она тут у нас бегать собралась по ночам.

— А, ты об этом, — отец поморщился и тряхнул газетой. — Пусик, по-моему, ты преувеличиваешь. Произошел единичный случай. Возможно, это просто детская шалость. Ну, вспомни, разве в наше время помойки не жгли? И кому до этого было дело?

— Это не помойка, а подсобное помещение! — мама напирала на папу грудью, так что тому пришлось отступить в коридор. — Ты что, пытаешься меня убедить, что какой-то ребенок заигрался со спичками? Ты фото вообще видел? А что, если бы огонь перекинулся на жилые дома? Или кто-то оказался бы в это время внутри? По району расхаживает пироман, опасный преступник, а ты хочешь отпустить ребенка в ночь с двумя такими же дурехами!

— Но Пусик, — оправдывался папа, отмахиваясь газетой, — я вообще ничего не хочу. Мне только кажется, что при ее обмороках моцион и свежий воздух...

Звуки словесной баталии передвинулись дальше по коридору. Выждав пару минут, Светка метнулась к комоду, выхватила из ящика причину всей этой кутерьмы и сунула лифчик в карман капюшонки. Осторожно подошла к распахнутой двери и выглянула из-за косяка. Напряженно-агрессивная спина мамы наступала в направлении гостиной, из-за нее обреченно махала белым флагом газета. Ждать окончания битвы титанов было бесполезно. И так ясно, кто победит. Даже если случится невероятное, и Светке разрешат пробежку, то точно на каких-нибудь унизительных условиях: в лучшем случае мама потребует, чтобы несуществующие подружки зашли за ней домой, а в худшем — папа влезет в маловатый спортивный костюм и потрусит вместе с ней.

Нет, тут промедление смертеподобно. Надо действовавть решительно и быстро — второго шанса не дано. Как только мамина спина и выкрики типа «Ты отец или кто?!» миновали ответвление коридора, ведущее к входной двери, Светка снова накинула капюшон на голову. Конечно, глупо думать, что так ее не заметят, но почему-то это помогало сосредоточиться, помогало стать немного Томми и думать, как он. Пригнувшись и стараясь ступать неслышно, Светка покинула свое укрытие. Буря бушевала впереди, отступающие войска союзников оставляли за собой потери — труп пледа и раненые газетные листы. Отважный диверсант незамеченным проскочил тыловые позиции врага и нырнул в пустую траншею — в смысле, в прихожую. Прислушиваясь к грохоту разрывов и свисту пуль, он принялся исследовать укрытие в поисках подходящего оружия.

Вообще-то, Светку с младых ногтей учили, что лазить по чужим карманам нехорошо, а еще хуже — брать оттуда что-либо, потому что это уже воровство. Но она же не собиралась присваивать папину зажигалку. Она просто займет ее на время. Он даже и не заметит ничего. Подумаешь, пластиковый флакончик с газом — такую можно за пару крон купить в любом киоске. Пальцы сомкнулись на гладком прохладном корпусе, ноги сами нашарили кроссовки. Хорошо, они так разношены, что не надо развязывать шнурки. Рука взялась за ручку двери. Вот он, переломный момент. Выйди Светка сейчас на улицу — и она станет другим человеком. Человеком, который сбежал из дома. Который знает, что ему потом здорово влетит, но ему пофиг. Который делает то, что хочет сам, а не то, что говорят ему мама-папа. Она станет взрослой, вот что. Станет достойной Томми.

Пальцы вспотели и скользили на металлической ручке. Тело сотрясала нервная дрожь. Губы подергивались в чужой болезненной улыбке. Один шаг — и все изменится. Всего один шаг. Почему же ноги все еще приплясывают на месте? Светка зажмурилась и шмыгнула носом. Казалось, в темноте под веками она видит лазерную пуповину, неразличимую невооруженным глазом, но прочно связывающую ее с мамой. Пуповину, которую она не в силах разорвать.

И тут до нее донесся рык отца: спящий лев проснулся.

— Когда же ты наконец позволишь ей делать собственные ошибки? Когда ей будет двадцать? Тридцать? Не слишком ли поздно тогда обнаружить, что ты личность, а не гриб, растущий на родительском теле?

Ужас выпихнул Светку наружу, стегнул крапивой по ногам, толкнул в спину щелчком захлопнувшейся двери. Она не гриб! Не гриб! Она личность. Грибы не могут нестись через сумерки так, что топот подошв отдается в висках, ветер забивается под капюшон и пытается сорвать его с головы, а болонка соседки забивается той между ног, захлебываясь испуганным лаем. Если бы Светка бежала так на зачете, наверняка физрук записал бы ее в команду на межшкольные соревнования по легкой атлетике. Но теперь ей плевать на зачеты и всю эту школьную лабуду. У нее есть дело поважнее. Она теперь личность. И пусть всякие там грибы прозябают в домашнем тепле. Она теперь свободна, самостоятельна и ничего не боится...

Ой, что это?! Светка сбилась с шага и остановилась, тяжело дыша. Неведомо как, она очутилась на пустынной дорожке, залитой сиреневым светом редких фонарей. За границей призрачного сияния лежала непроглядная темнота. И вот в этой темноте что-то гулко вздыхало и будто хрустело — угрожающе близко. Вампир на охоте? Волк? По телеку как раз про них показывали — они переходят границу со стороны Германии так же легко, как нелегальные эмигранты. В чем, по мнению мамы, виноват Евросоюз и Шенген. Воображение снова подкинуло образ черного мертвеца с рылом, верхом на Харлее. На сей раз у кошмара был мохнатый серый хвост.

Светка тряхнула головой, поправила спадающий капюшон. Бред! Ей же знакома эта дорожка. Она ведет через поля к озеру, которое всего в километре от их дома. Физрук заставлял их тут бегать, когда был кросс. А в хорошую погоду они с мамой ходили кормить уток. Шорохи в темноте — это наверняка коровы. Они вечно пасутся здесь — коротконогие, мохнатые и совершенно безобидные. Ну да! Тут даже пахнет ими — навозом и парным теплом. Наверняка рядом с проволочной изгородью сгрудилось все стадо, встав на ночлег.

Облегченно расправив плечи и нащупав в кармане пластик зажигалки, Светка зашагала дальше. Как помнится, у озера полно густых кустов. Наверняка там сейчас никого. Отличное место для ее мисии. Она старалась сосредоточиться на предстоящем подвиге и не думать о том, что ожидает ее дома. Интересно, родители уже обнаружили пропажу? Побежала ли мама искать беглянку? Или послала папу? А может, оба так увлеклись скандалом, что про нее забыли? Блин, ну почему они просто не могут быть нормальными родаками, как у других?! А может, она сама виновата? Наверное грибы только и заслуживают такого отношения?

Мамочки! А это что такое? Кусты справа шуршат. И это точно не коровы. Коровы слева, где поле. Может, все-таки волк? Светка задрала голову и уставилась на полную луну, выглянувшую из-за облаков. Вроде, когда полнолуние, они особенно агрессивные? Или это касается только оборотней? Она ускорила шаг, но тут вспомнила, что волки, как и собаки, преследуют жертву, которая от них убегает — инстинкт хищника. Светка замерла, чувствуя, как от напряжения болезненно сводит голени. Темнота покалывала глаза, бессильные раглядеть что-либо за прочерченной фонарем синеватой границей. Снова шорох. Там точно что-то есть. Больше всего Светке хотелось запулить в кусты проклятый лифчик, помчаться домой, нырнуть под родное одеяло с головой и забыть обо всем на свете — волках, грибах, школе… Но ведь тогда ей точно не стать личностью до самой старости. К тому же, в школе — Томми. А его она вовсе не хочет забывать.

Облизнув пересохшие губы и сжав кулаки, Светка глубоко втянула воздух в ходуном ходящую грудь и заорала:

— А ну выходи, тварь!

Из горла вырвался пищащий задушенный звук, но этого оказалось достаточно. Во мраке ближе к земле возникли две светящиеся плошки и уставились на Светку, не двигаясь и не моргая.

Какая жалость, что по близости не было физрука с секундомером! Похоже, Светка только что побила собственный рекорд. Остановилась она только у озера, где, задыхаясь и борясь с тошнотой, упала на колени и чуть не тюкнулась лбом в землю. Блин, вот дурища-то! Наверняка это была просто лиса. Или ежик. Уж больно близко от земли светились глаза. А Светка чуть трусы не намочила — вот позорище! Хорошо еще, никто этого не видел.

Отдышавшись, она поднялась на ноги и медленно побрела по берегу. Еще одна тупость — у нее не было фонаря. Освещалась только дорожка вокруг озера. Стоило отойти в кусты — и мрак там стоял кромешный. Даже телефоном не подсветишь — он, конечно, остался дома, в кармане джинсов. Светка сделала шаг по траве и щелкнула папиной зажигалкой. Пламя было слабенькое, но все лучше чем ничего. Ладно, далеко она не пойдет. Достаточно, чтобы ветки скрыли ее от возможных собачников — по вечерам многие выгуливали у озера своих питомцев.

Путаясь в ветках и царапая руки о сучки, Светке удалось пробраться между двумя кустами на небольшую полянку, плотно окруженную подлеском. То, что доктор прописал! Освещенная дорожка виднелась между едва опушенными кустами, и даже без очков Светка могла разглядеть, что там не было ни души. Она присела на корточки, торопливо выхватила из кармана лифчик, бросила его на землю и поднесла огонек зажигалки к лямочке. Ткань затлела, завоняло горелой синтетикой и… оранжевые светлячки занявшихся нитей погасли, так и не разгоревшись.

Нахмурившись, Светка подняла лифак на вытянутой руке и попыталась поджечь его снизу — так лучше всего получалось с бумагой, которой папа растапливал гриль. Эластичная застежка задымилась, снова противно запахло, но стоило Светке убрать палец с зажигалки, огонек тут же погас, оставив на ткани уродливую черную подпалину. Блин, таким макаром газ закончится раньше, чем сгорит хотя бы половина чудовища в розочках! Из чего вообще делают это чертово белье? Из жароустойчивого брезента?!

Светка задумалась. Обычно, если у папы не получалось разжечь гриль, он поливал угли специальной жидкостью из бутылки, и тогда они вспыхивали от одной искры. Жидкость эта продавалась во всех супермаркетах. Проблема заключалась только в том, что Светка высочила из дома без копейки денег. И что теперь? Неужели сдаться? Блин, но ведь она уже зашла так далеко! Сбежала из дому без разрешения. Одна, по темноте дошла до самого озера. Лазила по карманам и стащила чужую вещь. И все для чего?! Чтобы остановиться на полпути?

«Может, достаточно лифчик просто закопать?» — мелькнула малодушная мысль. Нет! Светка упрямо закусила губу. Многие спускают тут собак с поводка. Что, если одна из них разроет захоронение? Подбежит радостно к хозяйке с добычей в зубах. А хозяйка — это София. У Софии, кажется, была какая-то мохнатая шавка — Светка видела, как она выгуливала псину по газону возле школы.

Нет, оставалось только одно — надо раздобыть горючую смесь. Ноги сами понесли Светку обратно по дорожке — в сторону магазина. Если надвинуть капюшон на лицо, никто ее не узнает. Она же никогда не появлялась на улице в таком прикиде. Она просто займет одну бутылку — засунет под край капюшонки и выйдет. А деньги занесет завтра. Скажет, кассир забыл пробить. Вот и все. Быстро и просто. А что? Она сама слышала, как Мишель хвалилась в тубзике, что все время тырит колготки и маечки в бутиках. Снимает бирки и запихивает под одежду. Или в сумку. И ничего. Никто ее еще не поймал. А тут какая-то копеечная бутылка. И стоимость ее Светка вернет. Она же не воровка!

Перед ярко освещенной витриной супермаркета Светка застыла, как пойманная лучом фар лисица. Внутри были люди. Немного, но ведь все они будут пялиться на нее. Что, если кто-то увидит, как она берет бутылку? И схватит за плечо? Или скажет кассиру. Или настучит маме. И тут Светка поймала свое отражение в стекле. И облегченно рассмеялась. Разве это она пойдет в магазин, чтобы спереть бутылку с горючкой? Нет, это сделает мальчишка в трениках и капюшонке. Он уверенно войдет внутрь, побродит между стеллажами, будто ищет что-то, а потом выйдет, не заплатив — подумаешь, не нашел того, что ему было нужно. Обычный мальчишка, каких тут целый район. И никто не обратит на него внимания.

Магазин пахнул в лицо теплом, и Светка тут же вспотела. Опустила ниже голову и потопала вразвалочку мимо кассы. Руки в карманах, пальцы крепко сжимают зажигалку в одном и лифчик в другом. Где тут полки с товарами для сада? Ага, кажется, вот там. Она свернула в другой ряд и… чуть не столкнулась нос к носу с мальчишками из класса! Блин, вот невезуха! Матиас, из-за фингалов похожий на опухшую очковую змею. Лукас — этот обожает заглядывать в женскую раздевалку и хватать девчонок за попу. Кристоффер — просто вонючий урод, который моется два раза в году — предположительно, на днюху и рождество.

Светка уже собралась тихонько повернуться к ним спиной — благо мальчишки были увлечены лотками с шоколадками и конфетами. «Смешай сам, сто грамм за десять крон». Но тут ее слабые глаза различили за спинами пацанов ряды каких-то бутылок. Неужели те самые? Она прищурилась. Нет, придется подойти поближе. Или сначала подождать, пока мальчишки уберутся восвояси? А не будет ли это выглядеть подозрительным? Может, лучше пока погулять по разным отделам? Может, эта смесь еще где-то стоит?

И Светка погуляла. Какая-то бабулька с ходунками плотнее прижала к телу древний ридикюль, когда она пропихнулась мимо. Ну вот, ее уже начинают в чем-то подозревать! Пришлось вернуться к конфетному ряду, но мальчишки все еще зависали там. Блин, они что, жрут резиновых медведей? Типа, пять в рот, один в пакетик? Ага, а еще пяток, похоже, в карман. Не торчать же тут, пока они не отвалятся от кормушки?! И что, инетересно, делает кассир, пока тут расхищают государственное имущество?

Быстрый вгляд в сторону кассы показал, что жирный узкоглазый парень с хвостиком на макушке считает мелочь, вываленную в лоток старушенцией с ходунками. Что-то там у него очевидно не сходилось, потому что бабулька отчитывала его, тряся бородавчатым подбородком. Ладно, придется рискнуть и положить на Матиаса и Ко.

Светка проверила капюшон и представила себе Томми. «Матиас меня боится, — произнесла она про себя, как заклинание. — Если я прикажу ему прыгнуть, он спросит: «Как высоко?» Или начнет скакать по супермаркету, как заяц, и будет скакать, пока я не скажу: «Хватит!» А из карманов у него будут сыпаться резиновые медведи». От этой картины губы свело в незнакомой хищной улыбке. Светка направилась к цели расхлябанной походкой. Капюшон был надвинут так низко, что она видела только пол и нижние полки стеллажей, забитые какими-то хозтоварами с одной стороны и сладостями с другой. А еще она видела ноги мальчишек — неуверенно топчущиеся на месте, пятящиеся и внезапно с топотом удаляющиеся по проходу. На грязноватых плитках осталась только парочка ярких пятен — оброненные в спешке конфеты. Интересно, это о ней пацаны сказали: «Чокнутый?» Она точно это разобрала, хоть они и шептались. Неужели ее, правда, приняли за мальчишку?

Хихикнув себе под нос, Светка быстро оглянулась по сторонам — никого — и цапнула пластиковую бутылку. Еще мгновение — и добыча исчезла под краем капюшонки. Если спрятать руки в карманах, можно придерживать ее снизу, чтобы не вывалилась. Теперь оставалось самое сложное — пройти мимо кассы.

Блин, Матиас и остальные все еще там. Жирный кассир с хвостиком бросает в их сторону подозрительные взгляды. А перед ними, загораживая проход, растопырилась сомалийка в балахоне до пят и с гроздью кучерявеньких малышей, висящих на забитой товарами тележке. Светку пробил холодный пот, капюшон прилип к взмокшим волосам. Сердце заколотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из ребер и покатится, сокращаясь, по проходу. Нет, не стоит даже думать о том, чтобы пройти мимо. Ее сразу оставновят. Заставят вывернуть карманы. Матиас ее узнает. Или Кристоффер. Или Лукас. Ее опозорят на всю школу. Мама посадит ее под домашний арест. До двадцати лет. Переведет на домашнее обучение. Светка заведет себе воображаемых друзей, а когда ее наконец выпустят из заточения, у нее будет борода до колен, как в фильме «Замороженный».

Один из сомалийских малышей, сидевший в тележке, выронил из черной ладошки пакетик сока. Желтая жидкость фонтанчиком брызнула на пол, мелкий завопил, демонстрируя розовую глотку, мамаша заметалась, пытаясь заткнуть фонтан соской. Светкины нервы не выдержали. Зажмурившись и крепко сжав бутылку через ткань карманов, она выступила из-за стеллажа и дерганой походкой робота поперла к кассе. Младенец истерил, его братья и сестры орали хором, сомалийка лопотала что-то по-своему, пищал сканнер кассира, невозмутимо пробивавшего покупки. Кристоффер вонял уже совсем близко, кто-то пихнул Светку в плечо — или она кого-то пихнула? В мокрое лицо пахнуло прохладой, глаза распахнулись, а прямо перед ними — двери, ведущие на безлюдную парковку и свободу.

Она не побежала только потому, что ноги предательски заплетались. Зубы болели — так крепко сжались челюсти. Светка открыла рот и заставила себя дышать, глубоко втягивая воздух в легкие. Побежала она, когда магазин скрылся за углом. И бежала до самого озера. Темнота уже не казалась страшной. В конце концов, в ней не было никого, кроме коров, лис и пары велосипедистов, мигающих маячками задних огней.

Забравшись в облюбованные кусты, Светка бросила лифчик на землю и обильно полила его жидкостью из бутылки. Руки тряслись, и закрутить колпачок обратно не получалось. В итоге, она плюнула и бросила полупустую бутылку рядом. Ее охватило странное нетерпение, близкое к эйфории — вот сейчас все будет кончено. Она исполнит задуманное. Доведет миссию до конца. Сама. И никто не сможет ее остановить!

Зажигалка щелкнула, длинный оранжево-голубой язычок выстелил из нее с первой попытки, рука опустилась… Светка с воплем грохнулась в куст, лихорадочно подбирая под себя ноги. Пламя с облегченным «Пух!» выстрелило чуть не до неба, заплясало, ныряя и взмывая кверху, захватывая прошлогоднюю траву, едва раскрывшиеся почки, голые ветки, подбираясь ближе и ближе к Светкиным кроссовкам, на которых, казалось, уже пузырилась резина. Закрываясь рукой от пекущего щеки жара, Светка перевалилась на четвереньки и рванула из кустов.

— Вон он! Видели?!

— Эй, парень, что это ты творишь?! Стой! Стой...

Голоса отдалялись, так же как и собачий лай, оранжевые всполохи и треск пожара, в который неожиданно превратилась облитая жидкостью для розжига невинная тряпочка. Кроссовки стучали по асфальту, пульс колотился в горле, мешая дышать и думать. Светка шпарила по дорожке, всей спиной ожидая, что вот-вот за ней побегут или спустят собак. Она даже не разглядела, кого там выгуливали — овчарок? Лабрадоров? В бок будто кто-то вонзал раскаленное шило — методчино, на каждом вдохе.

«Все, надо остановится, а то щас помру!» Из последних сил она свернула на дорожку, ведущую в пешеходный туннель под автострадой, и буквально упала там — сползла по разрисованной граффити стене, вцепилась руками в асфальт, чтобы ощутить наконец что-нибудь неподвижное и прочное. Какое-то время она сидела с пустой головой, вслушиваясь в редкий шорох шин наверху и свой замедляющийся пульс. Где-то вдалеке завыла, постепенно приближаясь, сирена. Светка уткнула голову в сгиб локтя, не в силах поверить в прозошедшее. Вдохнула запах пота, смешанного с дымом. Так пах Томми в тот день, когда он проводил ее домой. Томми...

Светка поднялась, поправила капюшон и зашагала чуть расхлябанной походкой в сторону дома. Она улыбалась. Она никогда еще не чувствовала себя такой свободной.