Глава 7. Розовый фламинго - дитя заката

«Мне больно.

Надо что-нибудь холодное приложить.

Скажем, кусочек твоего сердца»

Папа приехал в пятницу около девяти, поэтому ужинали поздно. Мама наготовила огромную кастрюлю его любимых голубцов. Светка весь вечер провела на кухне, помогая скатывать капризные рулетики, а после ужина они втроем смотрели какое-то необязывающе-смешное шоу по одному из росийских каналов. Обычно Светка сидела перед телеком в очках, но сегодня она даже не пыталась различить лица движущихся по экрану людей. На папином плече было так хорошо и уютно, что она почти забыла, в какой черной яме провела последние два дня, затворницей сидя в своей комнате и тихо рыдая в подушку. Когда мама переодически пыталась выпытать причины Светкиного отчаяния, она ссылалась на сценарий по голливудской модели, который задали написать к четвергу.

На самом деле, сценарий действительно значился в списке домашки на следующую неделю, вот только у Светки не было ни подходящего сюжета, ни желания его искать. Действительно, откуда взяться конфликту и кульминации, если ее жизнь скучна, пуста и однообразна, как какие-нибудь верблюдами забытые Каракумы! И даже высоси она что из пальца, точнее, из Гугля, так надо еще, чтобы вся группа утвердила тему. Матиас, Аденоид и Томми — те ребята, с которыми посадила ее в команду Бетина. А главное, Светка сама загнала себя в эту ловшку!

Обычно от всех групповых заданий она увиливала, говоря учительнице, что сделает все индивидуально. Во-первых, к этому Светка привыкла за шесть лет в российской школе. Во-вторых, такой метод избавлял ее от унижения быть невыбранной в группу, в которой ей хотелось бы оказаться, или стать членом сборной придурков вроде Матиаса и Аденоида. И ведь все, что требовалось, — придерживаться выбранной линии и просто сказать Бетине, что она будет работать одна. Но нет же! Ведь на этот раз в команде «Отстой» был Томми, великолепный Томми Мёрк! И Светка, конечно, раскатала губы, представляя, как они вместе занимаются датским. Он фонтанирует идеями, как непризнанный юный гений, а она записывает все в тетрадь красивым почерком, поражаясь буйному полету фантазии художника (вариант — богатому жизненному опыту). Короче, прямо Достоевский и жена писателя.

А что оказалось? Томми не позвал ее заниматься ни в четверг, ни, тем более, в пятницу. Спросить его самой Светке гордость не позволяла… Хотя, какая к черту гордость? Самые обычные комплексы, которыми Светка обросла, как старая шлюпка ракушками. Того и гляди, на дно утянут. Сколько раз она собиралась открыть рот и сказать: «Давай поработаем над сценарием в выходные». Но нет! То все не наступал подходящий момент, то момент наступал, но язык отнимался, челюсть ржавела в суставах, голосовые связки бастовали, издавая лишь задушенное блеяние. Один раз Томми даже спросил, не болит ли у нее зуб. Зуб, блин горелый!

Если бы у нее был номер его телефона, она бы могла послать ему СМСку. Почему-то Светке казалось, что сделать это будет намного проще. Но, конечно, номера Мёрка в классном списке не имелось, как, впрочем, и ее собственного — ведь они были в классе новичками. Томми, кажется, ходил в эту школу с начала учебного года, а Светка перевелась с января. В списке значились, конечно, телефоны Матиаса и Кристофера. Но Матиаса Светка жутко боялась, а безвредного Аденоида никто не принимал всерьез. Так что Томми скорей приревновал бы ее к дверному косяку, чем к этому прозрачно-гнусавому лягушенку.

«Да пошел он, — решила она про себя, откусывая от сочного арбуза, купленного к папиному приезду, и сплюнула семечки в салфетку. — Раз Томми делает вид, что я не существую, то и я буду жить так, будто его нет. Веселиться, прожигать жизнь. Он еще пожалеет, что не со мной. Очень пожалеет!»

У Светки было слабое представление о том, как прожигают жизнь. Почему-то оно ассоциировалось у нее с той крашеной в розово-синий старшеклассницей, которая отиралась вокруг Томми на большой перемене. Светка видела их из окна класса: девица курила, небрежно выпуская изо рта сизые облака дыма и поблескивая кольцом в носу. Патлатые волосы у нее на голове стояли торчком, будто провозглашая всему миру: «Мне на вас пофиг». Не вопрос: Томми, конечно, гораздо интереснее с независимым человеком, который сидит прямо на нагретом солнцем поребрике, не боясь застудить придатки, наверняка тусуется в ночных клубах, хлещет пиво из горла, ходит на крутые концерты и, конечно, давно уже знает, что такое секс. Ну чем его может заинтересовать Светка? Что у нее есть? Плоская грудь и тетрадка с глупыми стишками? Она даже и не целовалась-то еще никогда. Хотя добросовестно тренировалась на помидорах.

Нет, надо срочно что-то менять. Когда рядом было теплое сильное плечо папы это казалось таким близким и возможным! Сделать пирсинг? Нет, у мамы любые неестественные отверстия в теле прочно ассоциировались с потерей девственности, чести и достоинства, так что об этом нечего было и думать. Тут даже папа не поможет. Уже который год Светка боролась за право носить сережки, но мама не сдала позиции ни на миллиметр.

Тогда тату? В каком-нибудь видном месте. Нет, это еще хуже. Для такого, кажется, надо разрешение родителей. А папа его не даст, не посоветовавшись с мамой. А мама… мама будет кричать, что татуировки набивают только уголовницы и падать в обморок, захлебываясь валерьянкой.

Тогда, может, волосы покрасить? Как-нибудь экстремально. Вроде девчонки в туалете рассказывали, что есть такие краски, которые долго не держатся. Смываются через неделю. Например, не понравился тебе оттенок, через недельку можно попробовать новый. И волосы от этого не портятся. Светка заерзала на диване, чувствуя, как по телу бегут табуны волнительных мурашек: смутная идея в ее голове принимала все более конкретные очертания.

Краску можно будет купить в «Матасе». Карманных денег на это должно хватить. Инструкция прилагается. Запереться в ванной под предлогом мытья. И провернуть операцию «Превращение гадкого утенка во фламинго». А что? Мама, конечно, схватится за сердце, когда увидит результат. Но этот момент можно отсрочить, если пойти в ванную перед сном, а выйти оттуда с полотенцем на голове. Утром же можно якобы «проспать» завтрак и выскочить в школу, спрятав волосы под шапкой. Ну а потом можно уже и не скрываться. Ведь все уже Светкино фламинго увидят. Мама наверное успокоится, узнав, что это всего на неделю. А за это время, может, и привыкнет. И тогда можно будет покраситься уже насовсем...

Светка откусила еще арбуза и мечтательно прикрыла глаза, представляя себя в розовом цвете. Конечно, останется еще научиться курить. Но если порыться по папиным карманам, наверняка можно будет найти заначку. А спички стащить на кухне — мама не выносит газовые зажигалки. Наверняка все получится с первого раза — ведь выглядит это совсем несложно. Вдохнул — выдохнул. Главное поджечь сигарету с правильного конца. Да, еще надо не забыть жвачку! А то мама вечно ругается, если учует от папы запашок.

В таких розово-фламинговых мечтах Светка легла спать. К утру бунтарские планы совершенно выветрились у нее из головы. Из кухни доносился чудесный аромат свежей выпечки, а поглощенная накануне арбузная плоть просилась наружу, давя на мочевой пузырь. Позевывая, Светка влезла в халат и босиком пошлепала в ванную. Она уже взялась за ручку двери, когда до слуха долетел папин голос с увещевающими интонацями:

— Пусик, ты делаешь из мухи слона. У Хомячка просто переходный возраст.

Светка застыла на месте, навострив уши. Хомячком ее прозвали в детстве за привычку набивать за щеки и часами жевать мясо. С чего это родители затихарились на кухне и говорят о ней? На цыпочках и дыша через рот, чтобы случайно не свистнуть носом, Светка прокралась по коридору поближе.

— Ну да, ну да, — голос мамы был пропитан ядом, как пирожные с цианидом. — Конечно, так легче — не надо ничего предпринимать. Удобный у тебя получается метод воспитания — сидеть в кресле и ждать, пока у ребенка пройдет трудный возраст.

— А что тут предпринимать? — судя по звукам, папа запил цианид кофе. — Девочка влюбилась, мальчик, возможно, не отвечает ей взаимностью. Да такое в этом возрасте случается чуть не пять раз на дню. Что же мне теперь на аркане его к ней тащить? Ну поплачет она немножко и забудет. Завтра, глядишь, уже с другим кавалером будет гулять.

— Ты сам-то понимаешь, что говоришь?

Что-то грохнуло по столу — наверное мама слишком резко опустила на него кофейник. Светка вздрогнула и вцепилась пальцами в пояс халата.

— Наша дочь что, по-твоему, вертихвостка? Сегодня с одним, завтра с другим… А у нее, между прочим, хороший вкус! Мальчик симпатичный, из достойной семьи. К тому же скромный, вежливый. Может быть, он просто слишком робкий. Стесняется сделать первый шаг.

Светку кидало то в жар, то в холод, пальцы судорожно тянули концы пояска. Томми симпатичный — боже, да он просто совершенство! Если бы он был звездой, она бы обклеила его постерами всю комнату вместо обоев! И укрывалась бы одеялом с его изображением! Скромный и вежливый — хм, сомнительно. Скорее врун и неплохой актер. И робости в нем ни грамма. Томми — явно плохой мальчишка, но хорошо это скрывает. Томми — сплошная тайна, покрытая мраком. О, от одной мысли о нем Светкина кровь превращается в розовое ледяное пузырящееся вино, вроде того, что ей дали попробовать на день рождения. Забыть Томми и гулять с другим?! Бедный глупый папа.

— Ну, знаешь… Настоящий мужчина должен бороться за свою женщину, — последние слова донеслись до Светки немного невнятно — похоже, папа запустил зубы в еще теплую булочку. — Вон вокруг тебя сколько всяких увивалось — не подступись. А я годами пытался обратить на себя твое внимание — годами! Но не сдался. И добился-таки своего, — смачный «чмок», довольное хихканье мамы. — Пусик, насыпь-ка мне еще сахарку.

Звонко застучала о край чашки ложечка.

— Да, — ностальгически вздохнула мама. — В наше время все хотя бы было ясно и понятно. Мужчина делал девушке предложение. Дарил цветы, приглашал в ресторан. А теперь все перевернулось с ног на голову. Порой даже не различишь — кто перед тобой: девушка или парень. Вон вчера я стояла в очереди на кассу, а передо мной такая красавица — хвост пышный, до самой попы. А потом оборачивается, чтобы заплатить — а у нее щетина недельная. Бр-р...

— Ну, надеюсь, у кавалера нашего Хомячка хвоста нет? — рассмеялся папа.

Послышался звук отодвигаемого стула. Светка, задушив ладонью писк, дунула в ванную. Там она плеснула на горящее лицо горсть холодной воды и стала обтекать, упершись ладонями в края раковины. Из зеркала на нее смотрела незнакомка с затуманенным взглядом.

Да, хвоста у Томми не было. Но это не значит, что она намерена провести годы в ожидании, пока вокруг него будут увиваться всякие розово-синие с кольцами в носу. И уповать на то, что они сами уступят ей место, окочурившись от рака легких. Мама права в одном: сейчас не восьмидесятые. И здесь не Россия. Тут девушки сами приглашают парней и сами делают предложение. В Дании вообще женщина — сильный пол. Об этом их учили на укроках обществоведения. Может, в этом все дело? Может, Томми именно к такому привык? Вдруг он просто ждет, что именно Светка сделает первый шаг? А она-то дурища мочит подушку, вместо того чтобы просто взять дело в свои руки!

Нет, времена, когда иссохшие принцессы по сто лет томились в башне, ожидая, пока принц на белом коне сразит дракона-злую мачеху-чокнутую фею давно канули в прошлое. Теперь принцессы сами разъезжают верхом, рубятся на мечах, швыряют на право и налево смертоносные заклинания, и принцы укладываются к их ногам штабелями — только выбирай. Да, именно так: останешься в башне — и будешь куковать в девственницах до седых волос. А если кто за тобой и приедет, так какой-нибудь задрипанный Аденоид на хромом осле, отбракованый естественным отбором. Нет! Пора пилить решетку, выбрасывать наружу косу, вооружаться сковородкой, раз уж меча в арсенале не оказалось, — и вперед, на завоевание Томми!

Бодро насвистывая, Светка покинула ванную, сменила халат на любимые джинсы с футболкой и отправилась на кухню подкрепиться для предстоящих подвигов. По маме было совсем не заметно, что она только что обсуждала сердечную жизнь дочери над булочкой с вареньем.

— Не сходишь за почтой? — попросила она, когда с завтраком было покончено. — Я видела в окно, нам что-то бросили в ящик.

Радостно напевая что-то эпическое, Светка влезла в кеды и пошлепала к почтовому ящику, который висел на ограде у поворота на подъездную дорожку. Как обычно, в нем оказалась стопка газет вперемежку с рекламными журналами. Но на этот раз из середины торчал большой белый конверт.

Письма родителям приходили не так часто, и, как правило, это были счета, отчеты из банка или приглашения на осмотр у зубного. Но означенный конверт не походил ни на одно из них. Во-первых, на нем отсутствовала марка. Во-вторых, адрес был не напечатан в прозрачном окошке, а написан от руки неровными печатными буквами. Вернее, даже не адрес, а только имя получателя. Не веря своим глазам, Светка поднесла письмо к самому носу.

«TIL SVETLANA»[1] — значилось на нем. Почерк она не узнала, но он казался детским из-за того, буквы разной величины неуверенно наезжали друг на друга. Над заглавным «I» почти проколола бумагу ненужная точка.

С бухающим сердцем Светка ощупала конверт. В нем явно лежало еще что-то кроме письма. Какой-то легкий и довольно мягкий предмет. Подарок? От Томми? А почему бы и нет? Надпись на конверте вполне мог сделать он. Светка ведь никогда не видела, как парень пишет. Обычно на уроках он или валял дурака, или чирикал в тетради, заштриховывая клеточки и заполняя ее странными геометрическими фигурами, похожими то на лабиринт, то на фантазии безумного архитектора, то на детские попытки изобразить динозавра.

Прижимая почту к груди, чтобы растанцевавшееся сердце невзначай не выпрыгнуло наружу, Светка неверными шагами вернулась к дому. Открывая дверь, она инстинктивно сунула руку с письмом за спину. Проскользнула в кухню, шлепнула пачку газет и реклам на стол и уже попятилась в коридор, когда мама обернулась от раковины:

— А что это у тебя там?

Светка замерла, пытаясь выдавить на щеки наивную улыбку. Та предательски застряла где-то на полупути, как кетчуп в полупустой бутылке, зато начал дергаться глаз.

— Так, ничего.

— Хома, ну я же вижу, ты что-то там прячешь, — заворковала мама, вытирая руки полотенцем и подходя ближе.

Светка тяжело вздохнула. Кое-кто запросто мог бы сделать карьеру шпиона, дав сто очков вперед агенту 007. Как говорится, дальнейшее сопротивление бесполезно. Она вытащила конверт из-за спины и помахала им в воздухе:

— Мне письмо.

— Тебе? — мама от удивления чуть не выронила полотенце. — Ты уверена?

— А что, мне, по-твоему, и письмо не могут прислать? — Светка оскорбленно поджала губы, вскинула подбородок и, чеканя шаг, прошествовала в свою комнату.

Как только дверь закрылась за спиной, Светка заперлась на ключ, бросилась на кровать и еще раз взволнованно ощупала конверт. Внутри что-то многообещающе шуршало. Не в силах больше терпеть, она в момент растерзала бумажный край в клочья. Пальцы нащупали внутри что-то мягкое, гладкое, местами чуть выпуклое. Светка вытащила находку наружу.

Несколько мгновений она сидела, не в силах поверить увиденному. В ее руке болтался белый лифчик с розовыми цветочками. Тот самый! Вернулся к владелице, будто неразменный рубль. Нет, скорее, словно проклятый артефакт из сериала «Пятница, тринадцатое». И как все это понимать?

Светка снова засунула руку в конверт. Перевернула его разорванным концом к низу и потрясла. Нет, в письме больше ничего не было. Со звериным рыком она отшвырнула лифчик на пол и уставилась на него так, будто он в любой момент мог обернуться ядовитой змеей. «Какого черта! Неужели Томми способен на такое?! Неужели это он стоял за тем розыгрышем с доской объявлений?! Что, ему показалось мало мучить меня в школе? Теперь он решил добраться до меня дома?»

Светка в отчаянии дернула себя за волосы. Из глаз брызнули слезы. Неужели Томми Мёрк мог быть таким двуличным? Неужели он мог болтать с ней, изображать интерес, а в это самое время планировать, как бы ударить ее побольнее? Светка представила себе чуть угрюмый взгляд синих глаз, устремленных на нее, и с трудом подавила рыдание. Нет, нет! Кто угодно, только не Томми. Может, он и соврал насчет того, где живет. Но это не доказывает, что он подлец.

«Да? А может, он соврал и насчет кое-чего еще? — послышался в голове ехидный голос, очень похожий на голос мамы. — Помнишь, что выкрикнул Томми в лицо Аденоид? Сын алкаша[2], вот что». «А почему я должна верить этому слизняку Кристоферу, а не Томми? — тут же возразила сама себе Светка. — К тому же, даже если папаша Мёрк и закладывает за воротник, так это личное дело Томми и его семьи. Я бы тоже не стала кричать о таком на каждом углу».

«А как насчет того, что никто в классе, кроме твоего ненаглядного Томми, не знает твоего адреса? — торжествующе возгласил критический голос в Светкиной голове. — Кто же еще мог бросить в ящик проклятое письмо?»

— А… а может, за мной следили, — пробормотала Светка вслух покусанными губами. — Кто-то из этих вредных девчонок. София, Мишель или еще кто.

В последние дни она, и правда, брела из школы домой настолько погруженная в свои мысли, что вряд ли бы заметила, даже если б за ней маршировал целый военный оркестр с фанфарами. Да, очень даже вероятно, что кто-то из классных стерв спланировал эту хитрую атаку. И лифчик в конверте — очередное предупреждение. «Мы не оставим тебя в покое, где бы ты не пряталась!» «Мы не дадим тебе спокойно жить, чмошница!» «Берегись и не думай, что ты когда-нибуь сможешь стать такой, как мы!»

— А я и не собираюсь подражать вам, идиотки! — прошептала Светка, глотая слезы. — Я… я вас не боюсь, вот!

Ручка запертвой двери клацнула и задергалась. Светка взлетела на кровать с ногами, будто армия школьных грымз уже штурмовала ее комнату.

— Малыш, а что ты заперлась?

Ох, это была всего лишь мама. Что, впрочем, могло развиться в нечто, гораздо хуже Софии, Мишель и их свиты вместе взятых.

— Светик, я беспокоюсь, — ручка двери снова задергалась. — Что было в том письме?

Светка бесшумно высморкалась и промокнула глаза бумажным платком.

— Это… — она глубоко вздохнула, надеясь изгнать из голоса предательскую охриплость, — это ребята из моей группы прислали. Идеи для сценария.

— Странно, — мама за дверью притихла, но и не думала уходить. — Мне казалось, молодежь теперь только по интернету все друг другу шлет.

— А… — Светка лихорадочно обшаривала мозг в поисках правдоподобной отговорки, — это вырезки из газет. Мы сценарий будем писать на основе реальных событий.

— Как интересно, — дверь толкнули плечом. — И каких же?

Светка на цыпочках соскользнула с кровати, подцепила с пола ненавистный лифчик и быстро запихнула его в ящик комода.

— Эм-м… ну, тех поджогов.

— Поджогов? — голос мамы по ту сторону двери звучал озадаченно. — Но я слышала только об одном. Разве у нас в районе были еще пожары?

Светка прикусила язык:

— А я… Я не знаю. Не успела еще все прочитать. Да и как тут успеть, когда ты все время отвлекаешь!

— Хомочка, может, ты все-таки отопрешь? — не унималась мама. — Ты ведь знаешь, никто не будет тебе мешать заниматься. Просто это так странно — закрываться на ключ, будто в доме есть кто-то чужой.

Быстрый взгляд в зеркало убедил Светку, что слезы, к счастью, не успели оставить несмываемые следы вроде распухшего носа и покрасневших век. Она подошла к двери и повернула ключ. Горький опыт показывал, что если этого не сделать, мама от нее не отстанет.

Как только раздался щелчок замка, кудрявая голова засунулась в комнату, очки внимательно обозрели перспективу, не упуская ни одной детали.

— Ты выглядишь усталой, — заключила голова, укоризненно покачивая химией. — Не пора ли сделать перерыв? Папа предложил съездить в лес — погода прекрасная, солнечная.

— Ладно, — пожала плечами Светка. Лес так лес. — Только мне надо собраться.

— Ну конечно. Пойду сделаю нам бутерброды, — улыбнувшись, мама исчезла, дверь бесшумно притворилась.

На непослушных ногах Светка подошла к кровати и рухнула на нее, как марионетка, у которой одним махом перерезали все ниточки. Слезы бесшумно побежали по щекам, а рука слепо зашарила под подушкой. Наконец на свет появидась толстая белая тетрадь с не очень умело нарисованной лошадиной головой на обложке. Капая слезами на футболку, Светка дотащилась до стола. Ухватила ручку и начала, судорожно вздыхая и хлюпая, писать.

Я на мосту между адом и раем,

Мысли ползут: может быть, я старалась мало,

Мысли кричат: может быть, я бы достигла большего,

Если бы вокруг не было все так пошло.

Я улетаю дальше и дальше в космос,

Падаю в черную дыру моего мозга,

У искушения острые рога, и оно смеется,

Потому что меня так легко обмануть удается.

Оно прогрызает меня насквозь,

Нанизывает меня на боли ось.

Остается только пустая оболочка,

Из которой адский червь выползает между прочим,

Чтобы выжить и размножаться,

Чтобы по земле расселяться,

А потом умереть,

В небеса улететь,

Туда, где нет проблем,

Сказать «прощай» всем,

Всем, кого люблю...

Я на мосту и в воду смотрю.

Она бежит, звеня, как кровь в моих жилах,

Как воспоминания о том, что пережито.

Последняя мысль перед тем,

Как я соскочу.

[1] Светлане (дат.)

[2] В датском языке существительные не различаются по роду, поэтому «алкаш» и «алкашка» — это одно и то же слово, alkoholiker.