Глава 3. Искусственное дыхание

«А у Мэри глюки,

Она видит небо на стене.

Мэри такая девушка,

Она любит летать во сне»[1]

За завтраком только и было разговоров, что о вчерашнем пожаре. То есть говорила, как обычно, мама, а Светка давилась несладкой овсянкой с яблоком — для поддержания фигуры.

— Предупреждала же я отца, не стоит в этом районе дом снимать. Такой гадюшник под боком. Того и гляди эти террористы машины начнут жечь, как в Копенгагене. И в школе сплошное хулиганье и черномазые. Вот ты, например, с кем за партой сидишь? Небось с негром каким-нибудь?

У Светки кусок яблока пошел не в то горло, она судорожно закашлялась и потянулась за водой.

— А нет, — мама махнула бутербродом, — вспомнила. Ты же рассказывала, к тебе датского мальчика подсадили. Он хоть приличный?

Светка судорожно закивала, стуча зубами о стакан, и выдавила из себя еще приступ кашля.

— А живет где? На этой стороне или в гетто?

— Не знаю, — она торопливо сунула в рот последнюю ложку и понесла тарелку к раковине. — Мы почти не разговариваем.

— А почему? — все не отставала мать. — Тебе нужна практика языка. Вот и попрактиковалась бы. Пригласила бы его к нам. А то даже подружек в гости не водишь. Так ты никогда датский не выучишь, слышишь?!

Последние слова ударились в закрывшуюуся за спиной дверь. Светка принялась рыться в шкафу в поисках подходящей одежды, но мысли в голове крутились совсем не о том. Что мама вообще понимает! Подружек не водишь… А если их нет? Да даже когда и были! На мать не угодишь. У этой родители — быдло. Та еврейка. Третья одевается, как женщина легкого поведения, и отец у нее, говорят, бывший зэк. У четвертой вообще, кто отец, неизвестно.

Олиных родителей Светка никогда не видела, но мама наверное встречала их на собраниях в школе, так что тут ей было видней. У Лены поведение действительно отличалось легкостью, что в понимании десятилетней Светки выражалось в непосредственности и смешливости, в сочетании с серебристыми босоножками на высоком каблуке приводившими к сногсшибательному эффекту. Но о таких босоножках оставалось только мечтать, потому что кто же их тебе купит, если отец не загадочный зэк, пусть даже бывший, а самый заурядный инженер?

Наташе крутые шузы тоже не светили, поэтому наверное они со Светкой и сошлись, но ненадолго: мама быстро выяснила Наташкино сиротское положение и строго-насторого запретила общаться с «двоечницей, у которой мать наверняка водит мужиков». На тот момент Светке исполнилось двенадцать, и все же она не очень ясно себе представляла, как чьи-то мужики могли встать между ней и подругой. Разве что их было так много, что они заполоняли всю маленькую квартиру, и потому Наташка предпочитала допоздна гулять во дворе?

Но непонятнее всего вышло с Аней. Светка только недавно сообразила, почему с ней играть запрещалось, а с Ксюшей, тоже «евреечкой», разрешалось и даже поощрялось. Объяснялось все просто. Ксюшины круглые пятерки и пузатый папа, директор завода, перевесили неудачное происхождение, тогда как на стороне Ани был только неистощимый запас неприличных анекдотов. Мама очень огорчилась, когда узнала, что Светка поссорилась с Ксюшей. Дочь так никогда и не рассказала ей, что именно закадычная подруга поощряла одноклассников к травле «четырехглазой», сама оставаясь в стороне и с любопытством наблюдая, как Светка в очередной раз, всхлипывая, выбегает из класса.

После Ксюшиного предательства, завести новых подруг желания не возникало. А с переездом в чужую страну миссия стала практически невыполнимой. В «приемном» классе, как назывался отстойник для детей вновьприбывших эмигрантов и беженцев, подходящий цвет был едва ли у четырех детей из двадцати пяти. Причем трое из этих четырех оказались намного младше или старше Светки. Оставшийся кандидат на дружбу — кривозубый большеголовый полурусский-полулитовец да к тому же эпилептик — шарахался от Светки еще больше, чем она от него. Будто боялся, что от одного ее вида у него случится припадок.

Впрочем, мама вскоре выяснила, что дочь можно перевести в обычный класс в любую школу, как только она начнет немного говорить по-датски, и забрала Светку из «зверинца». Ей снова пришлось вживаться в роль новенькой, да еще едва способной связать вместе два слова. Понятно, что она предпочитала просто молчать и сливаться с партой. И вот вдруг мать, которая обычно полностью контролировала Светкин круг общения, сама поощряла ее пригласить кого-то домой, да еще незнакомого мальчика! Только живет Томми, кажется, по неправильную сторону велосипедной дорожки. По крайней мере, она заметила, что именно туда он отправлялся обычно после уроков — к унылым серым четырехэтажкам, от которых ветер частенько доносил запахи «этнической» еды и стирки.

Светка залипла у зеркала с какой-то блузкой в руках, маячившей против ее отражения размытым белым пятном. А что, если не говорить матери об этом? Что, если и правда попросить Томми позаниматься с ней датским? Произношение подтянуть. Пусть возьмет над ней шефство — кажется, это так называлось в мамины школьные годы?

От непостижимой смелости этой идеи у Светки сперло дыхание и на щеках выступили красные пятна. На один умопомрачительный миг она представила себе Томми вот прямо здесь, на крутящемся стуле у ее письменного стола. Темные волосы смешно торчат на макушке, их давно не мешало бы подстричь. Шея кажется еще длиннее из-за растянутого ворота футболки, мускулы отчетливо видня на худых руках вот так, когда он облокачивается на колени, и смотрит прямо на нее — смотрит своими галлюциногенными глазами, такими большими и синими, как клипсы-звездочки, которые ей подарили в третьем классе.

— Jeg elsker dig[2], — серьезно и очень отчетливо говорит он.

— Jeg også elsker dig[3], — шепчет Светка, прижимая блузку к судорожно ходящей вверх-вниз груди.

— Nej, jeg elsker også dig, — поправляет ее мягко Томми.

Она задыхается, от его голоса больно под ребрами, рука дрожит, когда Светка вытягивает ее, чтобы коснуться его… коснуться...

— Уже без пятнадцати восемь!

Она подпрыгнула на месте, и блузка полетела прямо под ноги удивленно отпрянувшей мамы.

— Ты что, заснула тут? Еще даже не одета, а скоро выходить. Опоздать хочешь? — та укоризненно покачала головой.

— Я сейчас, — Светка заметалась по комнате, как ошалевшая муха. Захлопали дверцы шкафов и ящики комода. — Мам, лифчик не знаешь, где? У нас сегодня физра.

Он был у Светки всего один, купленный как-то на распродаже на случай — тот, когда грудь вырастет настолько, что в чашечки бюстгальтера станет что класть.

— Да зачем он тебе? — удивилась мама, чуть не затоптанная носящеся взад-вперед близорукой дочерью. — Его и надевать-то еще не на что.

— Какое не на что! — возмутилась Светка и выпятила вперед ребра. — У меня грудь.

Стараясь не обращать внимание на скептическое хмыканье, она вытащила наконец искомое со дна ящика с трусами.

— И вообще, у нас в классе все девчонки в лифчиках ходят, особенно на физру. Выйди, мам, мне же переодеться нужно!

Мама потрясла свежей химией, но дверь все-таки за собой прикрыла. Светка скинула халат и вывернула руки, возясь с застежками на спине. Блин, похоже маловат! Вот что выходит, когда без примерки покупаешь. Она выдохнула весь воздух из легких, втиснула ребра чуть не в позвоночник, потянула… Наконец, крючки попали куда надо, и Светка смогла обегченно расправить плечи. Осмотрела результат в зеркале. Мда… Чашечки вроде нормально сели, но вот грудь давит невыносимо. «Ничего, — решила Светка. — Дышать буду неглубоко и почаще, авось сойдет. Все лучше, чем если при беге сиськи трястись будут. Сегодня вроде как раз зачет».

— Десять минут! — донесся из-за двери мамин голос с интонациями фильма ужасов.

Светка втиснулась в белую блузку, принялась застегивать, и тут обнаружила пятно на самом видном месте, теперь затянутом в слишком тесный лифчик. Кажется, апельсиновый сок. Одежка полетела на пол, а ее владелица снова погрузилась в недра шкафа. «В этой будет жарко. В этой — холодно, эта с джинсами не сочитается, тут пуговица оторвана...»

— Семь минут, — мать продолжала загробный отсчет. — Ты сама выйдешь, или мне тебя вытащить?

— Сама! — Светка воткнула голову в горло ярко-розового свитерка, который обычно не одевала по причине его слишком облегающего фасона. Но с лифчиком-то другое дело!

В школу она все-таки опоздала. Кто же виноват, что розовый совершенно не совпадал с цветом резинки для волос? Ворвалась в стеклянные двери, поскакала по пустынному коридору к лестнице на второй этаж. Дышать мелко и часто получалось плохо — грудь давило, как стальным обручем, к горлу подступала тошнота. Вот и кабинет биологии. Последние метры Светка прошуршала на цыпочках, притормозила, пытаясь набрать в легкие хоть чуть-чуть кислороду. Изнутри бубнило неразборчиво голосом Гоксель — училки турецкого происхождения, которую мальчишки почему-то, хихикая, называли Гоккесок[4]. Слово это было Светке незнакомо, а в словаре не находилось, что заставляло ее особенно остро чувствовать свою языковую ущербность.

Сзади внезапно затопало, и она рванула дверь на себя — не хотелось лишний раз маячить в коридоре.

—… необходимо уложить пострадавшего на горизонтальную поверхность, — певуче произнесла Гоксель, оборачиваясь от экрана со слайдами.

— Извините, — пробормотала Светка, щурясь на картинку, где один мужик накрывал рот другого своим.

Она споткнулась на ровном месте и взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие. Наверное это бы удалось, если бы кто-то, пыхтя, не налетел сзади, толкая в спину. Нога вывернулась из туфли. Светка поняла, что неотвратимо падает. Замолотила в воздухе кулаками, вцепилась во что-то мягкое в попытке удержаться. И рухнула на пол, увлекая за собой опору. Эпичный грохот, боль, обжигающая локти и коленки, вес чужого тела, вдавливающий в пол...

— Слезь с меня, идиот!

Под хохот одноклассников Светка вывернулась из-под костлявой тяжести и оказалась нос к носу с Томми, растянувшемся на полу рядом с ней. Его невероятные синие глаза были так близко! Они с замешательством смотрели прямо в ее, Светкины. А она улетала в нирвану, вдыхая его неповторимый запах — ментоловая зубная паста, дешевый кондиционер для белья, пот и еще слабый отенок дыма, будто Томми недавно сидел у костра. Забыв про технику мелких глотков, Светка втянула тревожащий сердце аромат полной грудью. Проклятый лифчик врезался в ребра, на спине что-то предостерегающе треснуло. Весь ужас ситуации внезапно ударил Светку в лоб шаровой молнией. Она валяется на грязном линолиуме перед все классом, а сверху только что лежал мальчик, с которым она сидит за одной партой!

В глазах у Светки потемнело. Кровь застучала в горле, сдавленном шерстью розового свитерка, вытесняя воздух. Если бы она могла исчезнуть, раствориться, растечься лужицей и впитаться в пол!

— Эй, Томми, пострадавшая не дышит! — донеслись через шум крови в ушах вопли одноклассников. — Давай, окажи ей первую помощь!

— Дыхание рот в рот!

— Ага, и массаж сердца!

— Не забудь освободить ее от стесняющей одежды!

— Обследуй пальцами полость рта, а то вдруг языком подавится!

Гоксель тщетно пыталась унять добровольных помощников, а Томми, морщась, поднялся на колени и протянул упавшей руку:

— С тобой все в порядке?

Светка его не услышала. В голове грохотал поезд, уносящий ее в темный страшный туннель под глумливый хохот ненавидящего ее человечества. Она оттолкнула протянутую ладонь и выкрикнула, смаргивая подступающие слезы:

— Да отстань ты от меня… — подходящее датское слово не находилось, и Светка ляпнула по-русски, — лось!

Остаток урока прошел в каком-то тумане. Светлана едва слушала объяснения учительницы, заслоняя от Томми горящее лицо рукой, которой подпирала якобы ушибленную голову. Все было ужасно. Не то, чтобы она действительно верила, что у нее хватит смелости попросить у Томми помощи с датским. Но после такого позора даже мечты об этом можно было уверенно похоронить. Сначала сумка, теперь это… Наверняка парень подумает, что она его специально преследует. И зачем она его обозвала? Он ведь нечаянно ее толкнул, ежу ясно. Просто опаздывал, вот и вбежал в класс. А там она, дурища, растопырилась со своей туфлей.

А Томми, между прочим, даже из-под парты ее вытащил, туфлю-то. Увидел, что слепуха озирается вокруг, ищет, сам достал и в руки ей отдал. Нет, он ее просто спас! Потому что если бы Светка под парту полезла, то наверняка вредный Матиас запнул бы туфельку подальше, а то бы мальчишки еще принялись в футбол ей играть, и тогда… А вот с Томми никто так поступить не посмеет. Нет, потому что Томми — он особенный. Это только она, коровища...

Светка всхлипнула и тайком утерла нос. Розовые рукава свитера украсили уродливые бурые полоски там, где она проехалась руками по полу. Теперь еще маме придется объяснять, как она так испачкалась. А мама, конечно, скажет: «Нечего на каблуках в школу шастать. Удивительно еще, как ноги не переломала», и туфли отберет. Заставит ходить в кроссовках или уродливых плоских лодочках, в которых ноги — как лапти. Все датские девчонки в таких шлендрают, такое уродство. А причем тут каблуки, когда она слепая, как сова, хоть с каблуками, хоть без...

Из мрачных мыслей Светку вырвал голос Гоксель. Училка велела всем разбиться на группы и отрабатывать технику первой помощи на куклах-манекенах. Светка сделала все возможное, чтобы не оказаться с Томми в одной группе. Она постаралась сосредоточиться на карточке с заданием, где маленький Питер засунул пальчик в розетку. Но в уши как назло лезли смешки и выкрики полушепотом:

— Ой, у нас кукла не работает. Давайте на Светлане потренируемся?

— Какое у вас задание? А у нас: откачайте задавленную Мёрком одноклассницу.

— Не задавленную, а зажатую. Нет, затра...

Сзади послышался шум. Ребята, которые были со Светкой в одной группе, оторвались от манекена. Она втянула голову в плечи — духу не хватило даже посмотреть в ту сторону. Зато биологичка не только посмотрела, но и процокала мимо рядов парт к источнику беспокойства, расточая душный аромат духов. Светка чихнула — у нее, ущербной, была еще и аллергия на парфюм.

— Мёрк! Что ты делаешь?!

Сзади притихло, а Светка зажмурилась и зажала нос пальцами, сдерживая чих. Невыносимо быть таким уродом!

— Вы же сами говорили: надо очистить рот жертвы от грязи, — послышался полный вызова голос Томми.

— Очистить, а не запихивать марлю в рот! — от негодования турецкий акцент Гоксель стал сильнее. — К тому же, жерва у нас — кукла, а не Матиас!

— Матиас?! — в словах Томми звучало почти подлинное удивление. — Черт, простите, я ошибся. Думал, это манекен. Морда-то такая же розовая и тупая...

От общего гогота в классе дрогнули стекла. Светка облегченно чихнула — все равно за таким шумом никто не услышит. Голос Гоксель перекрыл смех, как визг циркулярной пилы:

— Что за выражения, Мёрк! Немедленно извинись перед одноклассником.

— Пусть сам сперва извиниться!

Храбрость Томми только доказывала глубину Светкиного ничтожетсва — ведь она даже не смела обернуться влед за всеми и посмотреть на героя. Несчастное чихучее чмо! Взгляд Томми, казалось, прожигал спину, прямо вот там, под лопатками, где уже натерли лямки нового лифчика.

— Не буду я извиняться! — отплевываясь, прошамкал Матиас. — Он первый на меня напал! Такой же отморозок, как его брат!

— Что ты сказал о моем брате, обсос?!

В общем, все кончилось тем, что Томми выставили из класса с записью в дневник. Когда за его спиной громко хлопнула дверь, Светка чихнула в последний раз. И хорошо. Все подумали, что слезы у нее текут из-за аллергии.

Всю перемену она провела в туалете: сначала ревела, потом пыталась холодной водой снять с век опухлость и красноту. Получилось не очень. На последующих уроках Светка не решалась глаз поднять на Томми и тщательно пряталась за ладошкой. Он все еще не просился от нее отсесть. Благородный был. Или еще хуже. Ему было попросту все равно. Конечно, кто Светка такая? Обычная неудачница, лохушка. Что же, человеку из-за нее место менять? Нет, она сама должна все понять и отсесть. Вот только куда? Со второй парты она точно с доски ничего не увидит. А все остальные первые парты заняты...

А потом пришла очередь физры. Светка радостно стянула в раздевалке испачканный свитер, демонстрируя новенький лифчик. Белоснежный, с вышитыми розовыми же цветочками. Никто не обращал на нее внимания. Девчонки обсуждали то ли какой-то сериал, то ли молодежное шоу, о котором у Светки не было никакого представления. И лифчики у них были совсем другие — цельные эластичные топики, черные или ярких кислотных расцветок. Кажется, Светка видела такой у мамы, для фитнеса. Только черненькая какракулевая Стефани подошла к ней и зашлепала в ухо вывернутыми губами:

— А Томми он как, ничего?

Светка метнулась к двери, даже не завязав шнурки на кедах. В зеркале мелькнуло покрытое багровыми пятнами лицо. Нет, она даже покраснеть не может по-человечески. Леопард какой-то больной, да и только!

В разминке Томми не участвовал. Хмуро сидел на скамейке у беговой дорожки, провожая взглядом перевеливающихся утиным шагом товарищей. Светка видела, как он разговаривал с физруком перед началом урока. Показывал что-то на ноге, закатав штанину спортивок — что именно, Светка, конечно, не разглядела. Да и так было понятно: Томми хромал весь день. Наверняка, когда она его повалила, он разбил коленку или лодыжку подвернул. И все из-за нее, коровы. Теперь он, конечно, не сможет сдавать зачет по бегу на 80 метров. И поэтому наверное жутко злится — на дурищу Светку. Ведь обычно у Томми все так здорово получается! Бегает он быстрей всех в классе. И колесо умеет крутить. И сальто делать, даже обратное! А с хромой ногой какое сальто...

Разминка наконец закончилась. И слава богу. Светка дышала, как выброшенная на берег рыба. Ее мутило, в горле мерзким манным комком застряла тошнота. Что за день такой неудачный? Может, она заболела? Хорошо бы. Тогда можно будет завтра остаться дома. Может, мама даже разрешит не ходить в школу целую неделю! Неделю не видеть Томми… Да, так ей и надо! Конечно, за это время его пересадят. А если нет, то он хоть забудет весь этот кошмар… Нет, нет! Разве можно такое забыть?! Теперь в его глазах на Светке навсегда будет стоять клеймо: лохушка, крадущая чужие сумки, падающая на ровном месте и...

Но тут стоявшая перед Светкой в шеренге Метта сорвалась с места.

— Давай, Метта, давай! — заорали стоявшие за спиной Светки девчонки.

— Жми, Карим! — вопили в соседней шеренге.

Ребята должны были бежать парами. Физрук и Томми, осовобожденный на сегодня, стояли у линии финиша с секундомерами в руках. Николас засекал время учеников в соседней шеренге, а Томми… Выходило, что ей придется бежать прямо к нему! Но времени на раздумья не оставалось. Физрук уже командовал:

— На старт! Внимание… Марш!

Светка бросилась вперед изо всех сил. Краем глаза она видела Стефани, усердно шевелившую рядом пухлыми ляжками. Ха, уж эту толстуху она точно обгонит! Светка сдула с лица выбившуюся из хвоста прядь и поднажала. Только бы снова не пойти пятнами. И зубы не сжимать, как черная жируха. Вон какая рожа зверская от этого становится… Блин, снова лифчик давит невыносимо. Кажется, грудь просто лопнет. Ну или крючки отскочат, и так уже трещало что-то там. Давай же, давай, дыши! Ой, как тошнит… И в глазах чернеет. Или это Стефани? Не может быть! Ее жирная попа только что перевалила через финиш!

— Слабенько, Светлана, — недовольно качает головой физрук. А с ним качается футбольное поле, аккуратные белые ворота, беговая дорожка и даже Томми, обеспокоенно хмурящий темные брови.

Она сгибается пополам, хватая воздух ртом, пытаясь одновременно наполнить им горящую грудь и удержать рвущийся наружу желудок. Усыпанная мелким гравием дорожка внезапно бросается навстречу, и..

«А у Мэри глюки,

Она видит небо на стене.

Мэри такая девушка,

Она любит летать во сне»[5], — бормочет радио в кабинете школьной медсестры.

— Ничего страшного, — говорит женщина, мягко улыбаясь Светке, распластавшейся на кушетке в позе умирающего тюленя. — Такое часто бывает с подростками. Это потому, что ты растешь, а кровеносные сосуды не успевают адаптироваться к изменениям тела. Да еще такой тесный бюстгальтер! Затрудненное дыхание, задержка кровообращения — все это способствовало обмороку. Вот, — медсеста протянула белую тряпочку, на которую Светка взглянула с таким ужасом, будто это была смиртельная рубашка, — возьми и скажи маме, чтобы помогла тебе подобрать лифчик по размеру.

Светка выползла и кабинета на подгибающихся ногах и прижалась спиной к салатно-зеленой стенке, разрисованной веселыми слонами и бегемотами. Физра стояла в расписании последним уроком, так что возвращаться туда смысло не было. Можно идти домой. Да, сейчас она, потихонечку… Мама наверняка сразу заахает от Светкиного бледного вида, уложит в постель, и уж там можно будет нареветься всласть, горюя о своей несчастной судьбе.

— Ты как?

О, нет! Томми! Что он тут делает?! Кажется, слабо припоминалась, что именно он с воняющей потом Стефани притащили ее к медсестре. Но ведь Светка была уверена, что он давно ушел! Может, физрук попросил Томми убедиться, что со свалившейся в обморок ученицей все будет в порядке?

— Нормально, — пискнула Светка задавленно. Тут ее взгляд упал на свисающий из пальцев лифчик. Она почувствовала, что голову изнутри опять распирает от жара, и становится трудно дышать. Боже, не хватало еще снова брякнуться без сознания! Она быстро спрятала руку за спину, нащупавая задний карман джинс. — Со мной все в порядке, правда. Ты иди на урок, — блин, что же попу такую нарастила! Карман тугой, лифак не лезет!

— Ты уверена? — Томми подошел ближе, в синем взгляде искреннее беспокойство. — Ты сейчас куда? Домой? Хочешь, провожу?

Светка онемела. Она даже про дурацкий лифчик забыла. И про боль в неловко вывернутом за спиной пальце. Она не ослышалась? Томми, великолепный Томми Мёрк только что предложил проводить ее домой?

— Ты можешь идти? — приняв молчание за согласие, Томми как ни в чем не бывало подставил свой локоть. — Наверное у тебя голова кружится. Обопрись на меня.

В горле у Светки что-то булькнуло. Она была уверена, что умрет. Если не прямо сейчас, то по дороге. Сердце не выдержит. Пульс зашкалит. Взорвутся сосуды головного мозга. Кости превратятся в студень.

Томми вздохнул, сам осторожно обхватил ее за плечи и повлек в сторону лестницы:

— Пойдем, а то ты так снова хлопнешься. Где живешь-то?

С ужасом Светка обнаружила, что не может вспомнить собственный адрес.

— Я… я покажу, — заикаясь выдавила она и осторожно разжала пальцы за спиной.

Когда они сворачивали на лестницу, Светка скосила глаза в сторону медкабинета. Брошенный лифчик дохлой чайкой валялся посреди безлюдного коридора. Зажмурившись, Светка глухо застонала и тяжело привалилась к груди Томми.

— Тебе плохо? — встревоженный, он обнял ее сильнее.

— Душно, — прохныкала Светка. — Мне нужно на воздух. Скорее, — и потащила ничего не понимающего парня к лестнице.

[1] 30 seconds to Mars.

[2] Я люблю тебя.

[3] Я тоже люблю тебя.

[4] Носок для дрочки

[5] 30 seconds to Mars.