ЧАСТЬ 1 ГЛАВА 9

В половине третьего ночи, когда, судя по указателям, до Слуцка оставалось 12 км, Артём набрал номер телефона Ворона. Тот ответил сразу и очень бодрым для такого позднего часа голосом: «Привет. Подъезжаешь? Поднажми, друже. Надо вписаться по времени. Жду…»

Ворон встретил гостя на улице, курил возле скамейки дома, указанного в координатах. В военной «горке», в черных, облегченных кроссовках, без лишних церемоний, только заметив Тойоту Паука, Олег бросил окурок и тут же, открыв дверь, сел в салон:

— Разворачивайся, — после короткого приветствия, скомандовал он, — по этой улице — на выезд. Упремся в «Т-образный», налево и по трассе.

— А куда мы едем? — совершая требуемый маневр, стал тревожиться Паук.

— На кладбище, — с обыденностью, с которой он легко мог бы сказать: «тут по пути надо в одно место заехать», заявил Олег.

— …Куда?! — всполошился уставший за дорогу водитель, который, честно говоря, оставшись вечером без ужина, очень рассчитывал на то, что в конце пути его обязательно покормят.

— Тебя надо инициировать, — продолжая непринужденно смотреть по сторонам, спокойно ответил Ворон. — Такие, брат, правила игры. Сейчас хорошее время, нельзя его упускать. На этой волне и Камасит к тебе пришел, с грозой, и кошка. Клёво же?

— А на кладбище зачем? — выруливая на пустынное, ночное шоссе стал нервно вертеться в кресле Паук.

— Это — базовое образование, Артём. Без этого никуда. — Олег повернул голову и ощутимо ударил в оторопевшего водителя жестким взглядом. С таким выражением лица прыгают по свежеуложенным балкам проверяя их на прочность или дергают за рычаги подвески, желая узнать в каком состоянии находятся шаровые опоры автомобиля. Олег проверял Паука на прочность, в этом не было сомнения. Складки между бровями Ворона, уходя по лбу вверх, к линии роста волос, невероятным образом собрались в какой-то графический знак…, — Проводники всегда очень плотно работают с миром мертвых, — не прекращая сканировать собеседника, продолжал Олег, — думаю, ты уже это понял.

Ты только не дергайся, Артём. Ничего страшного пока не происходит. Страшное уже позади. Беда, когда ты не в теме и влетаешь под раздачу того козлика, что зачаровал и сунул тебе проклятые деньги. А когда ты уже и сам с усами — дело другое.

Езжай все время по главной и не трясись. Все будет нормально. Сам подумай: не возьми я тебя в оборот сразу, ты стал бы думать, а надо оно тебе или нет; взвешивать или, не дай бог, что-то решать. А так, все уже решено, Тёма. И решено еще до твоего рождения. И, — Ворон поднял короткий и мощный, словно зубило палец к потолку машины, — решено, друже, тобой самим. Я и Алиса тебе только помогаем…

Древние египтяне, — переводя взгляд на дорогу, продолжал Олег, — это я тебе так, для общего развития…, так вот египтяне в этой теме знали толк. В их Книгах мёртвых четко сказано: если ба — грубо говоря, душа человека, добралась до суда и была оправдана перед богами и предками, у нее оставалось только два пути. Или ты идешь дальше — в мир вечной жизни, но тебе закрывают все воспоминания о прошлом; или весь твой наработанный разными воплощениями опыт остается с тобой, но ты не можешь двигаться дальше. Тебя запирают там. Твое «Я» вынуждено будет наблюдать за всем, что происходит вокруг из-за тонкой грани миров, что окружают этот физический мир оставаясь вне рамок времени и привычного тебе восприятия. В нашем понимании это будет происходить вечно.

И ежу понятно, что, если человек умер, хорошего в этом мало. Но в этом есть и плюсы. Например, ты продолжаешь набираться опыта, тебе доступны знания всех, с кем ты можешь там соприкоснуться, и не важно из каких они миров и какой степени могущества. Все, что только ты способен воспринять, понять и принять — твое, пользуйся, но! Только там.

Как в Александрийской библиотеке, — Ворон снова повернулся к Пауку и оживился. — Представь, вокруг профессура всей Вселенной, существа, которых не способна себе представить даже такая всемогущая штука, как фантазия человека. Ты смотришь на них, они на тебя. Вы можете мутить все, что угодно, лишь бы не навредить друг другу.

Да, — вспомнил Олег, — на входе тебе сразу вручают волшебный подарок — знание всех мировых языков, включая древние и уже несуществующие. И не только человеческие.

Вокруг миллионы древнейших и современных фолиантов, свитков, дощечек, сантий, тьраг с самыми мудрыми практиками, мыслями…, в общем — полное собрание Мудрости. Ты все это можешь читать безо всякого ограничения времени; есть возможность практиковать, творить чудеса, летать, болтать с кем-нибудь интересным…, вечно! В понимании человека там есть всё, и нет ничего из того, чего нельзя было бы исполнить, но… только одно условие — тебе нельзя выходить за стены этой Великой библиотеки.

Согласись, трудно отказаться от всего этого. Причем тебя обязательно ознакомят со всем волшебным миром в полном объеме и дадут всё попробовать… И тут — бах! Ты должен сделать выбор. Как? — удивляется умерший. — И действительно — как? Это очень трудно сделать, особенно когда ты почувствовал просто божественное облегчение от того, что только что избавился от узкого и затхлого мира яви. По сравнению с твоей жизнью на земле в постоянных страданиях и лишениях, свобода и воля того мира просто манна небесная…

Кажется, только взмахнул крыльями, а тебе говорят, все, срок абонемента Небесной библиотеки истекает — выбирай. Все забываешь и идешь дальше или …оставайся здесь.

Наверное, Алиса тебе уже говорила, что за границей этого мира просто бескрайнее количество других миров. А раз мир мертвых занимает там не последнее место, догадываешься, в какую сторону делает выбор большинство из уходящих?

Ну вот в чем штука, Артём, эта библиотека находится рядом с нами. Все ее обитатели близки людям. Их заархивированные папки еще хранят свои воспоминания об этом мире. Им там…, трудно подобрать слово, …но можно сказать — скучно. А еще им, вечным, очень хочется снова явно испытать то, что теперь хранится в их памяти только, как альбомы с фотографиями. Они знают миллионы способов, как «подсесть» на живущего в явном мире человека и многие из них ждут такого шанса. Да, это в своем роде паразиты и их там много. Но есть и те, кто более-менее честно могут вступить в одноразовую сделку с живым или даже заключить то, что можно назвать договором.

Ты просишь конкретные вещи, они их выполняют. Расплата по сговору. Она называется «откуп». Те, кто подписывает «договор» с конкретным кладбищем, работают на нем и, после инициации, могут работать уже на любом другом.

Да, Артём, не удивляйся. На дворе 21 век, но поверь мне на слово, нет ни одного кладбища, на котором и сейчас не работал бы хотя бы один колдун, ведьма, маг или кто-то еще. Ни одного!

Думаю, ты уже догадался, что мы едем на одно из тех, на котором работаю я…

Паук молчал, сосредоточенно сжав губы и гнал машину в указанном ему направлении.

— В этой деревне камера, — отвлекаясь от темы, подсказал Ворон, — езжай по правилам. Еще километров семь. Увидишь памятник солдатам Второй мировой, бери правее. Пойдем полями… Понимаешь теперь, зачем инициация? — Спросил Олег, как только машина проехала столб с камерой фотофиксации скорости.

Паук отрицательно замотал головой.

— Она нужна, чтобы тебя признали за своего — осознанного. Это защитит от ненужных упырей, типа того, что сунул тебе деньги, да и от многих других неприятностей. Можно сказать так: если что, предупредят — позовут на кладбище. Сможешь работать…

Паук в это время свернул направо возле указанного памятника.

— Только не думай, что все так просто, — глядя куда-то в темные, ночные поля, добавил Олег, — это ситуация заставляет меня давать тебе все быстро и сжато. В рамках ознакомительного курса. Дальше… Дальше уже практика всему научит. Практика, Тёма, это лучший учитель…

Вдали за темным, спящим полем появились огни очередной деревни. Олег подался вперед и стал всматриваться в освещенную автомобилем дорогу. Вскоре он попросил сбавить ход и выключить фары. Оставшиеся 300-400 метров до кладбища ехали накатом. Ворон попросил развернуться и остановиться у мусорных баков, что стояли у края дороги.

Эта ночь не была непроглядно темной. Здесь, в этих местах, в отличие от фермы Игорька, дождя не было. На ясном небе ярко блестела монета полной луны. Света было достаточно для того, чтобы быстро привыкшие к полумраку глаза могли что-либо рассмотреть.

Они вышли из машины и закурили. Олег молчал, то и дело бросая взгляд в сторону кладбища или на дорогу. Через пару минут мимо них, разрезая тишину ночных окрестностей шмелиным жужжанием, промчался шальной мотоциклист, спешащий куда-то в этот поздний час на горячем, спортивном байке. Ворон как показалось, даже не обратил внимания на него. Он прислушивался и присматривался к чему-то другому, к тому, чего Артём еще не готов был воспринимать.

— Пора, — бросая и затаптывая окурок в песок, сказал Ворон. — Мой тебе совет, — продолжил он. — Не думай о том, что происходит и ничего не бойся. Люди говорят правду — бояться надо живых, а не мертвых. Это не работа, Тёма, пока только первая инициация. Никогда не знаешь, что и как пойдет. Как-то было, что на включение Проводника в той деревне, — Олег кивнул в сторону далеких огней, — собаки подняли жуткий вой. Я, признаться, тогда просто не взял в расчет это. Теперь страхуюсь. Работу или инициацию лучше оградить как от таких демаскирующих мелочей, а еще от случайных свидетелей. Лучше отвести или обвести всех, кто может помешать или отвлечь. И не только в этом мире. Есть соседи, которых лучше не раздражать. Всегда лучше договориться. Ты должен понимать, там, за порогом встречаются …очень мощные и большие сущности. Мы с тобой собираемся войти в их мир. Нужно быть деликатными.

Да и тут… На дороге часто путаются пьяные дядьки, что выпали из общего потока. Потоком управлять легче, а эти… Спят, бродяги, где-то на обочине, а потом ночью топают домой.

— Инициация …такое хрупкое дело? — тихо поинтересовался Паук.

— Не поэтому, — ответил Ворон. — Просто случайного прохожего может нехило стукнуть, особенно пьяного. У них чуйка притуплена. Трезвый на подсознательном уровне почувствует мою защиту места — тревогу, страх. Почувствует и близко не сунется. А алкаши… Они уже наполовину готовы к тому, чтобы стать жертвой некоторых из тех, кто за границей. Есть очень «голодные» сущности, которые только и ждут возможности подселиться в слабое духом — незащищенное тело. Ну, — снова по-своему прислушиваясь, продолжил Ворон, — это отдельная тема — алкашня и кому она выгодна. Вроде все закрыл. Пошли.

Они двинулись по дороге вдоль кладбищенской изгороди. Впереди виднелась открытая калитка. Возле нее, на самой границе входа на погост, Олег вдруг остановился:

— Запомни то, что я сейчас скажу, слышишь? И каждый раз на какое бы кладбище ты не заходил советуй другим и сам всегда говори это. Такой порядок входа. Это еще одна защита, Артём, гарантия того, что тебя примут и потом к тебе там, за границей мира мертвых, ничего ненужного не приклеится. Хоть там и много материального, но нужно понимать — это уже не мир людей. Если не соблюдать определенные правила можно поймать то, что останется в тебе, отравляя жизнь, или вообще, за какое-то недолгое время полностью заместит тебя в твоем же теле. Ну что, друже, готов?

Паук кивнул.

«Мир Царству мёртвых, — негромко произнес Олег и, переступая невидимую черту кладбища, добавил, — уваж имею». Артём в точности повторил за ним и слова, и действия.

Они прошли ближе к центру, обходя могилы и аккуратно протискиваясь меж старых оград с облупившейся, цепляющейся за одежду краской. Было заметно, что Ворон ищет нужное место.

— Здесь, — наконец сказал он. — Ну что, готов?

Паук снова кивнул с удивлением отмечая для самого себя что, находясь среди ночи на старом, пустынном кладбище он совершенно не чувствует страха. Пока ощущалось лишь некое волнение, возбуждение, но не больше того.

— Учись прислушиваться, Артём, — глядя на него продолжал Олег. — В первые разы на физическом плане ничего особенного может и не происходить, но будь уверен, тебя уже изучают. Я покажу тебе их, будь к этому готов. Потом и сам сможешь видеть их, это когда пойдёт настоящая волшба и войдешь в доверие.

Прислушивайся к своим ощущениям, лови образы или желания. Это часть языка общения. Обычно инициированный должен принести откуп, но у нас сегодня экстренный случай. Придется делать коннект на крови. Соберись. Твоя задача на сегодня — попытаться настроиться на тот мир и прислушиваться. Можешь ничего не запоминать, если это будет тебе мешать, а еще постарайся удержаться в сознании, это важно. Погнали?

Артём, продолжая отмалчиваться, согласно закивал. Олег повернулся и тихо, будто в каком-то бреду начал бормотать какие-то заклинания на странном, непонятном для Паука языке. Поскольку Артёму было сказано ничего не делать и только прислушиваться, он отпустил свое внутреннее напряжение и полностью переключился на восприятие. Вот, вдруг, тихо запищала справа какая-то ночная птичка, дохнуло заметным в теплой июльской ночи холодным ветром…

Ворон все говорил, а Паук вдруг почувствовал, как ощутимо потеплела фигурка Камасита, лежащая в кармане его куртки. В этот момент стало ясно, что неспроста Олег просил удержаться в сознании. Что-то начало происходить. Нельзя было сказать, что Артёму было плохо, но молодой человек точно знал, подобное состояние всегда ведет его к обмороку.

В начале перед глазами едва заметно плыло какое-то марево: чуть смещались казавшиеся стационарными предметы, что-то, как казалось, удлинялось, что-то и вовсе пропадало из виду; полетели и закрутились «золотые мухи». И вдруг разогретый Камасит шевельнул лапками! Паук, опасаясь того, что ящерица может натворить пожароопасных бед, ощупал ее через одежду. Странно. Температура огненного дракончика была едва ли выше температуры его собственного тела.

Меж тем «золотые мухи» уже не просто роились перед глазами инициируемого, они стали светиться, причем их свечение заметно прирастало, пока в какой-то момент пространство вокруг Артёма не моргнуло подобно яркой фотовспышке.

— Камасита приняли, — услышал Паук сквозь это светящееся наваждение голос Во́рона. — Теперь давай подключать тебя. Дай мне руку…

Артём повиновался, протягивая вперед свою ставшую ватной шуйцу[1]. Олег расстегнул куртку и вынул из-за пазухи короткий, кривой нож. Коротко полоснув острым, как бритва лезвием по ладони инициируемого, он сжал своей жесткой рукой кисть Артёма и горячая кровь из свежей раны закапала на редкую кладбищенскую траву. Ворон снова заговорил что-то на своем …тарабарском языке, ритмично с каждой фразой стараясь сбросить вниз каплю крови своего подопечного.

Вдруг Паук, покрываясь холодным потом, стал боковым зрением отмечать какое-то движение. Над черной границей кладбищенской изгороди явно прорисовывались какие-то силуэты. Одни из них вполне были схожи с человеческими, другие пугали своими звериными или фантастическими обликами. Их было много и они, как казалось, приближались. Особенно пугала фигура, которая находилась справа и была выше и страшнее всех. По прикидкам находящегося в полуобморочном состоянии Артёма ростом она была около трех-четырех метров, стояла, как люди, на двух ногах, но голова ее напоминала львиную, непропорционально огромную и лохматую…

— На первый раз хватит, — вдруг отпуская руку инициированного, и тихо вкрадываясь во все более усиливающееся наваждение Паука, произнес Ворон. — На, замотай. — Он вынул из кармана, разорвал упаковку и протянул Артёму как видно заранее приготовленный сверток бинта. Тебя приняли. Пошли, на выход.

Паук, лишь усилием воли держащийся на ногах и с трудом ловящий взглядом силуэт мощной спины Ворона, зашагал за ним, ватной, дрожащей свободной рукой стараясь обмотать свежую рану. Сделав это кое-как, он вдруг уперся во внезапно остановившегося Олега:

— Калитка, — приобняв мертвецки бледного в лунном свете Паука, заметил «Специалист». — Держись, Тёма. Здесь надо сказать нужные слова, иначе тебе будет еще хуже. Ну. Повторяй за мной: «То, что моё — со мной, что насело — пусть останется».

Паук, непослушными губами произнес эту фразу и, уцепившись в рукав Ворона, шагнул за воображаемую границу кладбища.

— Совсем хреново? — участливо спросил Олег, но тут же ободряюще добавил: — Шагай, шагай, друже. Надо дойти до Тойоты. Возле погоста лучше лишний раз не мелькать. Нельзя долго держать защиту. Это привлекает много соседей. Тебе пока хватит их внимания. Пора открывать пути.

Скоро будет светать, доярки пойдут на работу. Лучше бы нам до того времени съехать отсюда. Ну? Ты что?

Паук, добравшись, наконец, до заветной цели, оперся о капот Тойоты и вдруг, чувствуя спазм в районе своего пустого желудка, несколько раз болезненно дернулся, силясь изрыгнуть из себя то, что родилось внутри него на кладбище. На глазах проступили слезы, ноги отказывались держать дрожащее тело.

— Где брелок? — ловко поднырнув под мышку стоящего на границе сознания молодого человека, Олег вынул из бокового кармана его ключ, открыл машину и запихал вусмерть пьяного от пережитого Артёма на пассажирское сидение. — Хорошо, что ты не ел давно, — быстро обежав вокруг и сев за руль, заметил Ворон. — На полное брюхо было бы хуже, — добавил он, запуская двигатель и трогаясь с места, по-прежнему не включая фар. — Это у тебя в двери вода?

Паук, ощупывая торчащее в нише пластиковое горлышко, едва слышно ответил:

— Да, …старая.

— Пей, — скомандовал Олег, — сколько там ее ни есть — пей! Еще минут пять и тебя отпустит.

Артём, как закоренелый алкаш, трясущимися руками достал бутылку и, приложившись к теплому горлышку, стал пить. Ворон включил, наконец, ближний свет и добавил ходу. Только теперь Паук обратил внимание на то, что от его тела идет пар, а стекла машины запотели. Прошла еще минута и у него уже хватило сил дотянуться до кнопки экстренного обдува.

— Оживаешь, — следя за этим, довольно заметил Олег. — Сейчас приедем, что-нибудь съедим, а? Или чайку попьем…

— Я ничего не хочу, — с ужасом думая о недавно столь вожделенной пище, тихо прошипел Артем.

— Там посмотрим, — заверил Ворон, — пока доедем, припаркуемся, покурим. Свежий воздух, деревня. Потерпи еще немного, все будет как надо. Летчики вон тоже не все сразу нормально переносят нагрузки. Они понимают, хочешь летать — привыкай. И ты привыкай. Дальше будет проще. Новое программное обеспечение в тебя установлено, а то что тебе плохо стало, не страшно. Это твой «компьютер» перезагрузился. Теперь он будет работать по-новому…

К дому, где Артём подобрал Ворона, подъехали в момент, когда небо уже было светлым. Встречая близящийся рассвет, пели утренние птицы, в воздухе ощутимо пахло долетавшим с полей ароматом зреющего хлеба. Они вошли во двор и сели на скамейку у стены. Олег закурил, а Артём не стал этого делать, сославшись на то, что еще не очень хорошо себя чувствует.

— Это потому что с устатку, — с удовольствием затягиваясь дымом, старался держать инициируемого в тонусе Олег, — вечером была встряска с Камаситом, потом всю ночь за рулем, голодный, а тут… Покурил на пустой желудок и сразу в такой оборот. …Ты не молчи, Тёма. Говори со мной. Пора тебе уже возвращаться. Ну?..

— Что говорить? — произнес как только мог тверже Паук и откинулся на прохладную стену деревянного, недавно окрашенного дома. — У меня в голове какой-то бардак, — признался он.

— Все равно не молчи, — мягко увещевал Ворон. — Расскажи, что видел на кладбище, что слышал.

— Вспышку видел, — вспомнил Артём.

— Это Камасит включился, — закивал Олег, выпуская в небо струю дыма. — Интересная штука эта огневушка. Повезло тебе. Они в…

— А еще птичку слышал, — улыбнувшись не дал договорить Олегу Паук. — Тихо-тихо так пищала, и… и… какие-то силуэты. Как тени.

— Это уже местные, — со знанием дела, заявил Ворон. — Пришли засвидетельствовать, что тебя признали.

— Местные? — не понял Артём.

— Хозяйка кладбища и те, кто этому погосту приписаны.

— Это как? — подался вперед инициированный. — И кто такая Хозяйка?

Олег на секунду задумался:

— Тут в трех словах не расскажешь, — жадно затягиваясь дымом, через паузу ответил он. — Такой там порядок. За рубежом этого мира вообще любят порядок. На каждом кладбище есть Хозяйка, а еще и Хозяин.

— Это кто-то из захороненных.

— Мг, — подтвердил Олег. — Говоря нашим языком — смотрящие. Они есть всегда. Но Хозяин чаще всего в тени, хотя тоже серьезный персонаж.

— Что за дискриминация? — пошутил Паук.

— Не я эти правила устанавливал, — отмахнулся Ворон. — Думаю, Хозяйка чаще заправляет всем потому, что у женской сути всегда более мощные каналы. Так природа устроила. Они вынашивают детей. За счет этого пропускная способность у них рассчитана сразу на двоих, а то и троих. Люди живут, используют каналы, потом умирают, а эти каналы иногда и после смерти работают. Ты не задумывался, почему женщины всегда охотнее идут в ведьмы или лечить. Это мужиков вечно надо уговаривать, — двусмысленно заметил Олег.

— Займись тобой сразу я, — хитро заметил Ворон, — ты на взлете бы соскочил. А так, через Алису, и ты заинтересовался. Чего глазки опустил? Думаешь, я не видел яра в твоем сердце, когда ты приехал? Если бы Камасит не остудил тебя по пути, ты бы еще долго прыгал да взбрыкивал.

Не ерзай, Тёма, не надо. Ничего тут плохого нет. Это нормально было для тебя — человека, для того Паука, что еще не ходил за край. Оно понятно, девушка красивая, необычная, умная. Такая любому мужику голову набок свернет, …если, конечно, захочет.

Но тебя-то такие мороки не касаются, поверь. Хотя это в ее силах — сделать так, что тот Артём, что приехал из больницы на фазенду Игорька, до конца своих дней молился бы на нее, как на богиню. Воду бы пил из ее следов и сурицей эту воду называл.

Повторяю, она сделала бы это легко, если бы только захотела и если бы осталась когда-то на уровне простой, прошедшей одну инициацию ведьмы. На том уровне любая из них может иметь хоть и десяток любовников, а еще и ничего не подозревающего об этом мужа. Самое интересно, что всем всего будет хватать и все будут довольны и, как уже говорил, будут пить болотную воду из ее следов и наслаждаться этим питьем, как самым лучшим вином.

Они для нее как тля для муравьев. Каждый из мужиков, конечно, думает, что для он для нее любимы и единственный, но госпожа просто использует для себя энергию, получаемую от них. Секс на этом уровне очень не кисло может раскачивать возможности мага. Такие ведуньи-женщины, находясь на первом, базовом уровне, заставляли когда-то мужиков бросать к их ногам целые царства. Многие ведьмы, кстати, так и залипают на этом уровне. Им его достаточно.

Той же Лѝсе и в голову не придет — использовать тебя так. Ей были поставлены другие задачи — ввести Проводника в курс дела, и она, надо отдать ей должное, справилась с этим неплохо. А все эти …сексуальные дела не про нее.

Паук неопределенно пожал плечами:

— Странно, — с тенью разочарованности произнес он, — она же женщина, человек.

— Человек? — хитро вскинул светлые брови Ворон и на его лбу снова отобразилась замысловатая графика морщин. — Человек, — повторил он уже задумчиво и продолжил, а что это такое? Думаю, ты не раз слышал, что одна из основных задач, которую ставят себе на жизнь люди, это стать человеком. Слышал такое?

— Конечно слышал, — все еще переваривая слова Олега, неохотно ответил Артём.

— Вот тут и кроется разгадка, Тёма, — краем глаза оценивая состояние инициированного, тяжко выдохнул Ворон. — Дело в том, что Лѝса, исходя из накопленного ей опыта и выполненной с потусторонним миром работы, уже шагнула дальше обычной цели человека. Это для нее — пройденный этап. Вот такое противоречие, молодая девушка, а то люди называют жизнь ей уже неинтересно. С каждым новым прожитым здесь днем ее все меньше интересует все земное, понимаешь?

— И тебя, тоже? — поднимая взгляд от бетонной дорожки, догадался Паук.

— А меня и подавно, — непонятно к чему рассмеялся Олег. — Давай я тебе кратенько разъясню, чтобы не было потом непоняток. Ты только не дуйся, буду говорить, как есть. Ты сто пудов в своей голове уже закладывался на то, чтобы как говорят — замутить с Алисой. Можешь не отвечать, пока ты еще не оброс опытом Проводника читать тебя легко. И ярился ты в пути, пока Камасит не остудил, и сейчас мучаешь свою голову вопросом: «Неужели у нас не получится?», все по одной причине — ты влюблен, брат. Отсюда и каша, что толкается в твоей голове: «А вдруг нам судьба быть вместе? Да что этот Олег тут несёт? Может, он сам хочет за ней приударить?». Есть такое, Тёма? Ну, не опускай глаза. Я же знаю — всё так.

Эх-ха, — вдруг с тяжестью в голосе вздохнул Ворон, — люди, …люди. Во-первых, ты должен себе уяснить: никогда, слышишь, никогда то, что я и Алиса получаем оттуда, — он кивнул куда-то в сторону, — не сравнится ни по эмоциям, ни по ощущению цельности с тем, что люди вкладывают в свое понятие любви и счастья. Это настолько …мощнее, если хочешь — важнее всего того, что обычный человек ставит себе как путеводную, порой просто недостижимую цель, что вся земная возня становится просто …смешной и ненужной. Ты очень скоро поймешь это.

— Но ведь вы все равно живете среди людей, — возразил Паук.

— И ты живешь, — с улыбкой ответил Ворон, — и какой-нибудь нобелевский лауреат живет, и Никола Тесла жил. Смотрел на этот долбанутый мир и постоянно выслушивал гадости в свой адрес.

Вот, если подумать, а что он видел кроме зависти, ненависти и предательства от тех, жизнь кого он хотел улучшить. Страшно представить, что он сделал бы для Человечества, если бы ему помогали, а не травили на каждом шагу. Сколько бы ни было таких «Данко» в истории, всегда происходит одно и тоже — в конце найдется какой-то осторожный человек, который гарантированно затопчет в грязь пылающее на весь мир сердце героя.

Надо понимать, Тёма, где ты находишься, а понять то, что представляет из себя этот реальный мир, можно только взглянув на него со стороны. На наше счастье хотя бы у Проводников такая возможность есть — оценить трезво, взвешенно и без лишней романтики с самопожертвованием, напрасными надеждами, справедливостью, влюбленностью и прочим бредом. Можешь человеку помочь? Если попросит — помоги.

— А если не просит? — выныривая из глубокой задумчивости, оживился Артём. — Не помогать? Пусть умирают, дерутся, воюют, грызут друг друга, так?

— А хоть бы и да, — спокойно отреагировал на эмоциональный выпад в свою сторону Олег. — Я же неспроста вспомнил Данко. Ну осветил он людям темный мир, ну указал дороги, дал им увидеть друг друга и что? Чем всё закончилось? Это может работать только если многие начали бы делать точно так же, как Данко или Тесла, да и то… Кто им сказал «спасибо»?

А просить помочь, это, брат не просто так. Когда просят, это уже часть договора. Вот представь — удобрять землю, это хорошо?

— Ну да, — согласился Паук.

— А если тебя никто не просил, а ты взял, да и припер кому-то на его четыре сотки двадцатитонник жидкого навоза! Или двенадцать тонн калийных гранул. Будет это хорошо для участка, для человека, для его соседей?

Когда просят о помощи, вступает в силу договор и там уже все четко оговаривается: я делаю работу и беру за это такую-то плату — часть себе, а часть тем, кто будет помогать с той стороны…

— Как в церкви? — кисло заметил Паук. — Дал денег — получи благодать. В результате ни денег, ни благодати.

Ворон прощупал Артёма недобрым взглядом:

— Ну ты сравнил, — сдержанно ответил он и с хитрецой продолжил, — в церкви. А, знаешь…, — вдруг переменил тон «Специалист», — переубеждать я тебя не буду. Считай, как хочешь. В конце концов, твоя задача — учиться, а делать это лучше всего на собственном примере. Философию оставим на «потом».

Значит, сделаем так: ты под защитой Камасита, верно? Давай, брат, проучим того козлёнка, что дал тебе заговоренные деньги. Ты его проучишь.

— Я? — выпучил глаза Паук.

— Почему нет? Камасит не даст тебя в обиду. Езжай в Минск и завтра же свяжись с тем, что сунул тебе деньги. Скажи, без лишних деталей, что ты все знаешь, все прощаешь, но хотел бы встретиться с магом. Ни слова, ни полслова обо мне или Алисе. Скажи, что в больнице санитарка — старая бабушка выходила какими-то народными методами. А встретиться с магом хочешь потому, что бабуля сказала тебе вернуть эти деньги тому, кто их заговорил.

— А если он не захочет?

— Захочет, — ухмыльнулся неведомо чему Ворон, — он уже извелся, постоянно доставая твоего знакомого: «Ну, нашел? Нашел?». Колдун не может не чувствовать тебя, твою нынешнюю силу, силу Камасита. По условиям договора с тем, кто сунул тебе деньги, вся твоя жизненная сила уходит магу, а везение в финансах — посреднику. Но ты остался жив. Условия не были выполнены, а это — непорядок. Так нельзя. Да и проснувшаяся в тебе сила не дает ему покоя. Он захочет узнать в чем тут дело, что тебя так накачивает и повторить попытку снова высосать тебя до дна, вернуть то, что принадлежит ему по договору. А жертву, как говорится, можно и не спрашивать.

— Но через меня он обязательно почувствует тебя и Алису!

— Что ты…, — Олег поднялся и ни с того, ни с сего спросил: — так что, будешь завтракать?

— Не хочу я, — отмахнулся окончательно пришедший в себя Артём.

— Ну, …дело твое, — снова доставая сигареты и закуривая, не стал настаивать Ворон. — А за меня и Алису не переживай. Раз говорю, поверь — значит так надо делать. Я понимаю, — снова с хитринкой в глазах заметил Олег, — у тебя всё еще …в сердце не уляжется запрос на взаимность. Советую, друже, не буди в себе напрасных надежд. Лѝса живет в мерах своего, очень широкого понимания. Для нее все эти сюси-пуси простое, земное и не интересное. Знаешь, как ее зовут на работе? «Черная вдова» и, думаю, ты догадываешься почему…

— Но как? — не унимался Паук. — Есть же на свете какие-то вещи? Почему та же Алиса, имеющая доступ к …каким-то запредельным вершинам понимания должна быть лишена возможности любить?

— А кто тебе сказал, что она лишена? — Продолжая курить, спокойно ответил вопросом на вопрос Ворон. — Никто не лишен. Только это не для того говорю, чтобы ты снова раздувал в себе напрасные надежды. Ты не путай, Артём любовь и увлечение, влюбленность или то, что нам выдают за любовь в кино или литературе. Во всех мирах есть своя стихия земли, воды, огня или воздуха. Та же твоя Огненная саламандра в другом мире выглядит совершенно иначе. Но любовь, брат, …она во всех мирах — любовь.

— Ай, — снова отмахнулся Паук, — еще никто и никогда не мог определить, что такое настоящая любовь, так что… Все это неоднозначно. Поеду я, — он поднялся и направился к калитке.

— Вообще, Тёма, вокруг нас мало сложного, — направляясь за ним, бросил в спину своему гостю Ворон. — Есть только сложности передачи и восприятия.

— Хо, — неопределенно взмахнул рукой Артём, подходя к своей машине, — любовь, это как раз то самое. Или ты хочешь сказать, что и у нее есть точное определение?

— Есть, — задумавшись ответил Олег, пожимая на прощание руку нового инициированного, — любовь, друже, это Высшая форма понимания. Обладая ей, на самом деле можно горы свернуть. У высшей меры понимания нет ни любовных страданий, ни ревности, ни прочей земной ерунды. Ты по пути подумай об этом. Займешь мозги, не будешь спать за рулем. Ну, держись. Завтра же напиши или позвони тому, кто дал тебе денежку. Ввязывайся в драку и ничего не бойся. Почувствуешь, что сам чего-то не вытягиваешь — звони…

Паук сел за руль, запустил двигатель и стартовал в сторону оставленного, казалось, где-то в прошлой жизни дома.

[1] Шуя (устар.) — левая рука.