ЧАСТЬ 1 ГЛАВА 3

Леонид Андреевич поднял вверх голову и, от навалившихся на него эмоций, сжал зубы до скрипа.

— Алиса-а-а, — с шипением протянул он, — это мой друг! Понимаешь? Как я смогу потом называть себя врачом? За твоим другом — еще несколько дней назад крепким, жизнерадостным человеком пришла смерть, а я ничего не сделал чтобы его спасти? Я все равно буду за него бороться, слышишь?!

— Леонид Андреевич, вы спросили — я ответила. — Спокойно среагировала на этот эмоциональный всплеск медсестра. — Пару минут назад вы спрашивали мое мнение? Это оно… Что с этим делать, решайте сами. Все вокруг уходят: любимые сестры, братья, жены, мужья, дети… Даже врачи. Отчего-то все вокруг считают — раз хирурги спасли сотни людских жизней, то в трудную минуту кто-то спасет и их. Не факт. Рано или поздно наступает момент, когда даже профессора-коллеги просто разводят руками и человек уходит. Разве не так?

— Ты ее видишь? — опуская голову, спросил вдруг Леонид Андреевич.

— Кого? — Не поняла медсестра.

— Смерть!

Алиса пристально посмотрела в глаза заведующего.

— Смерть, Леонид Андреевич, это только обычное состояние нашего внутреннего «я» вне жизни, — тихо произнесла она и тут же продолжила: — Смерть не может приходить или уходить. Пугающий всех персонаж — выдумка. Просто некоторые из тех, кто почему-то вернулся из того, другого мира, видели там темных посланников — Жнецов. Это их люди описывают, как Смерть...

— Постой, — ухватился за «спасительную соломинку» доктор, — «Те, кто вернулся»? Почему-то же они возвращаются, Алиса? Значит, есть шанс как-то сбежать от этих Жнецов, или …я не знаю, договориться что ли?

Медсестра прикрылась рукой и тихо, как показалось доктору, даже со злорадством, рассмеялась:

— Сбежать? — Странно улыбаясь произнесла она. — Договориться? Ну уж нет. Только не с ними. Если за кем-то явился Жнец — все, сливай воду…

— Так ты, — подался вперед доктор, — …у тебя дар? Ты все же их видишь, этих Жнецов? Можешь общаться?

Алиса устало откинулась на спинку стула:

— Это не дар, Леонид Андреевич, это скорее ответственность и большой «геморрой». Обычному человеку это невозможно даже осознать, не то что нести. Но для вас все это клиника определенного заболевания, правда? Должна предупредить, хоть жить с этим далеко не сахар, я даже под пытками никому не сознаюсь в том, что имею такую …проблему. И не смотрите на меня так. Ни один психиатр не докопается…

Леонид Андреевич, наконец, выпрямился:

— Алиса, я смотрю на вас «так» …потому, что мне вдруг стало жутко. — Признался доктор. — Мороз по телу…

— Так бывает, когда они рядом или человек узнает о чем-то таком.

— Он здесь?! — Дернулся заведующий. — Рядом со мной?

Медсестра грустно улыбнулась:

— Здесь его нет, — спокойно произнесла она, — вам ничего не угрожает. Но он рядом. Я видела тень мельком. Был возле второго поста. Думаю, пришел за вашим другом.

— Это …какой-то сюр, — вытирая с лица несуществующий пот, нервно выдохнул доктор. — Я…, я просто не могу во всё это поверить.

— А вам и не надо, — поднимаясь, успокоила Леонида Андреевича медсестра. — Если хотите, я могу пойти и узнать всё о вашем друге. Мне в любом случае надо сходить на посты. Идти?

— Да, конечно, — тщетно пытаясь скрыть волнение, закивал доктор. — Вы будете общаться с Жн…

— Не беспокойтесь, — остановившись, заверила Алиса, — этого и раньше никто не замечал, и сейчас не заметят.

— Это как-то телепатически…?

— Мы теряем время, — не дала ему договорить медсестра, — каких-то секунд или минут вашему другу может не хватить.

С этими словами она вышла и, закрыв за собой дверь, оставила доктора в странном, подвешенном состоянии. Устало усаживаясь на свое рабочее кресло и пряча лицо в ладони, он говорил себе: «Как я мог во всё это ввязаться? Я — состоявшийся, взрослый, неглупый человек с высшим образованием! Что, если эта Алиса меня попросту водит за нос, а сама потенциальный пациент психиатрии? Как вообще можно проверить, что кто-то общается с потусторонним миром, само существование которого под очень и очень большим вопросом? Нет никаких подтверждений.

Но, с другой-то стороны, я, Лида, да и все наши знают — Черная вдова ни разу не ошиблась. Ни разу…! Боже, боже, что же делать? С Артёмом — засада. Он реально гаснет прямо на глазах, а я не знаю от чего…»

Не прошло и десяти минут, как Алиса вернулась. Леонид Андреевич был не готов к тому, что она появится так быстро, а потому, экстренно вынырнув из мутной пучины продолжающегося внутреннего диалога, встретил ее все таким же дерганным и неуверенным в себе.

Медсестра закрыла за собой дверь и, замерев у нее, спешно произнесла:

— Нестыковка. Счетовод сказал, что кто-то очень быстро пьет время минчанина. Если не вмешаться, скоро его выпьют до конца.

У Леонида Андреевича от этих слов случился некий спазм мимических мышц. Он странно сморщился, отчего его очки поползли к переносице и стали потеть:

— И это всё? — С остервенелым шипением спросил он.

— Всё, — с убийственным спокойствием ответила и на этот эмоциональный выпад Алиса. — Время дорого, поэтому коротко, — уточнила она. — Есть детали, которые будут непонятны практичному человеку с высшим медицинским образованием. Это пока не взяток Счетовода, понимаете?

— Я?! — Шумно сглотнув, развел в стороны руки доктор. — Я понимаю?.. Какой Счетовод? Вы же сказали, что нужно спросить у Жнеца? Вы сведете меня с ума, Алиса! Боже, и я это слушаю. Это же какое-то …мошенничество!

Медсестра была непроницаема:

— Какое же это мошенничество? — Тихо переспросила она. — Мошенники всегда что-то имеют со своих делишек, а что я буду иметь со всего этого, кроме неприятностей? В чем тут моя польза?

— Вы, — замахал руками заведующий, — вы… Это же бред сумасшедшего!

— До вас плохо доходит? — Став вдруг серьезной, жестко, по-волчьи «ощетинившись», спросила Алиса. — Вашего друга пьют, понятно? Из него быстро уходит жизненная энергия.

— Но почему? — Продолжая словно палкой отбиваться от необъяснимого и неприемлемого своим отрицанием, доктор вжал голову в плечи.

— Кто-то подсунул ему своего рода программу для такой выкачки, — твердо стояла на своем медсестра. — Это делают через какой-то подарок, деньги или …необычное, мутное предложение, завязанное на материальную вещь…

— А при чем тут Счетовод?

— Счетовод, это тот же Жнец, — продолжая говорить какие-то непонятные для доктора вещи, пояснила Алиса. — У них разные задачи: Жнец только забирает жизнь того, у кого истекает время, а Счетовод приходит, когда в этом вопросе возникает некая нестыковка. Допустим, человеку отпущено 70 лет жизни, а ситуация сложилась так, что жизненная энергия уходит раньше. Ну, вы понимаете — в случае аварии, или гибель на войне. Если кто-то подошел к черте не в положенный срок — это жесткий непорядок, а все Жнецы очень ревностно блюдут его… Леонид Андреевич, всё ваше неприятие и эмоции только тянут время, а его у вашего друга осталось очень немного? Я уже говорила, ему не поможет ни один доктор.

— Так что же делать? — Скатываясь из неверия в ступор отчаяния, спросил доктор.

— Вы должны меня попросить.

— Я? Почему я? …О чем?

Алиса косо глянула в сторону двери, за которой, где-то невдалеке разговаривали коллеги:

— Сам парень попросить уже не может, — как можно тише произнесла она, — родственников рядом нет, а это работает только так — надо попросить. Сама я заниматься им не стану, нужен другой …специалист. Тот, кому, я уверена, этот случай покажется интересным. Но! Для того, чтобы ему звонить, нужно твердое намерение близкого человека, …в принципе любого человека и произнесенная просьба помочь.

— Что за глупости, — бледнея, слабым голосом возмутился заведующий, которому никак не «улыбалось» просить эту странную медсестру о чем-либо, тем более о таком.

— Это не глупости, — стояла на своем Алиса, — для минчанина сейчас есть только единственный шанс. А просить — обязательно: меня, чтобы я позвонила тому, кто поможет, а потом еще надо будет просить его самого — «помогите, пожалуйста…»

Я понимаю вас. Это на самом деле сложная задача — просить о подобном. — Буравя взглядом напрочь разбалансированного доктора, сказала мягче медсестра. — Легче кого-то резать, оперировать, лечить. Тут же надо собраться с духом, заметьте, Леонид Андреевич, с духом, — подчеркнула она, — и попросить помочь человеку. Как же, придется переступить через себя, через свою гордыню. Это не каждый сможет… Но выбирать вам. Я свой вердикт вынесла, долго ваш друг не протянет.

Синкевич опустил голову и отступил назад. Было заметно, что он на самом деле где-то внутри себя уперся в какую-то невидимую стену. Отчего-то его «я» вместо предлагаемого медсестрой решения, судорожно искало способ отвильнуть от всего этого. «Ну что это за бирюльки? — взбрыкивал внутри себя доктор. — Человек умирает, а мне кого-то надо просить ему помочь. Может, еще умолять? Да и просить, о чем? Вряд ли ее «Специалист» светло-хирург. Исходя из ее странностей, там скорее всего, какой-нибудь травник — старый дед, в лучшем случае, со средним образованием. А с другой стороны, чего я мучаюсь? Есть же алгоритм: не можешь спасти — отправляй в столицу».

— То есть, — со вздохом выдавил, наконец, хоть что-то из себя заведующий, — остается только вариант доставки в Минск?

Алиса горько улыбнулась, повернулась и вышла за дверь. Ей, в конце концов, нужно было заниматься своими делами. Подходя ко второму посту, она сожалела о том, что была неосторожна и открылась заведующему. «Сейчас разнесет по всей реанимации, а то и по больнице. — Приступая к работе, размышляла она. — Ба́бы с ума сойдут. Блин, он на неделю минимум обеспечит «топливом» их языки. Да и пофиг! Мне давно все пофиг…»

Синкевич появился у постов только минут через десять, и не один. С ним пришел второй доктор смены — Огородник Егор Леонтьевич. Они вошли в палату спящего минчанина, долго смотрели на мониторы и обсуждали состояние больного. Алиса, недолюбливающая Огородника из-за его постоянных издевок над ней, ясно слышала вердикт опытного, седовласого доктора: «Леонид Андреевич, я в своей практике ничего подобного не встречал. Парень гаснет на глазах. Минск уже поздно. Если хотите знать мое мнение — мы его потеряем. Показатели не самые страшные, сердце молодое, еще трепыхается, но динамика — просто катастрофа. А ко всему еще и наша Черная вдова дежурит…, — Лѝса, детонька, мое почтение, — он, наклонившись, вяло помахал грозно посмотревшей на него медсестре, — так что, думаю, по утру она его в морг и отвезет. Отвезешь, милочка?»

Змеевец, устало откинувшись на спинку стула, вздохнула и ответила:

— Отвезу, Егор Леонтьевич. С меня не убудет. А доведется, всех когда-нибудь туда же отвезу, вы меня знаете.

Старый доктор криво улыбнулся:

— Ах ты ж …моя гадючка. — Ядовито заметил он, пытаясь отвлечь своего хмурого коллегу этой перепалкой. — Вот чувствую, Андреич, что есть у нее какой-то нереализованный потенциал…

Было заметно, что подобного рода слова от господина Огородника Алиса слышит часто, а потому она, дабы не усугублять ситуацию, ничего ему не ответила, а наклонившись к столу, принялась что-то писать.

— Ну вот …не зря ты — Змеевец, — тихо рассмеявшись, оставил за собой «победу» Огородник. — Андреич, я пойду? Надо на осмотр и опрос пациента. Утром плановая операция. К счастью, с соседом этого парня все намного проще.

— Да, да. Конечно, — выныривая из глубокой задумчивости, ответил заведующий.

Синкевич провел коллегу до поста, стал позади Алисы и, дождавшись, когда Огородник отойдет подальше, тихо произнес:

— Ну хорошо, звоните своему специалисту. Если, конечно, это имеет какой-то смысл…

Змеевец, как ни в чем не бывало, продолжала что-то писать в журнале:

— Это не просьба, — невзначай заметила она, прерывая его рассуждения, — вы — человек с высшим образованием. Или потрудитесь как можно точней сформулировать свою просьбу или не мешайте работать. Все, что могу, нужно записать сейчас. Я не хочу пересиживать свое рабочее время утром, когда ваш друг отъедет. И помните, если что — я понятия не имею, о чем вы сейчас говорите.

— Алиса, — возмутился Леонид Андреевич, — ну это же смешно.

— Это совсем не смешно, — парировала медсестра, — время уходит, а вы все тетешкаете свои амбиции.

— Но ведь вы ничего не можете гарантировать!

— Ошибаетесь, — вполоборота бросив взгляд на заведующего, негромко ответила Змеевец, — кое-что стопроцентно могу. Например, что минчанин, если к утру не начать что-то делать по моей линии, ближе к обеду точно умрет.

— На колени перед вами становиться? — раздувая ноздри, зашипел сквозь зубы заведующий.

— Колени оставьте для жены, — продолжая писать, безпристрастно ответила Алиса. — Мне, на первом этапе, будет достаточно обычной просьбы.

Доктор поднял взгляд к потолку:

— Ну хорошо, — выдавил из себя он, — я вас прошу.

— Весь текст, Леонид Андреевич, весь, — бросила через плечо медсестра. — Не нужно большой или заумный. Попросите так, как просили бы у меня закурить.

Заведующий закрыл глаза. Было заметно, что эти слова ему дорогого стоят:

— Я прошу вас помочь моему другу — позвонить «Специалисту…»

— Этого достаточно, — закрывая журнал и поднимаясь, не дала ему закончить Алиса. — Мне нужно выйти, нечего лишним ушам слышать то, что я буду говорить по телефону. А вы пока думайте, под каким соусом подать присутствие в реанимации постороннего человека. Если нам повезет, и он не занят, часа три-четыре, и он будет здесь.

Змеевец, прихватив на ходу лежавший на столе смартфон, спешно отправилась к выходу…

«Специалист» приехал только во втором часу ночи. Леонид Андреевич, наблюдая за минчанином и уже практически не покидая поста, заметно нервничал. Алиса же, то и дело попадая в поле его зрения, напротив, выражала полное спокойствие и уверенность в себе. В час двадцать она ответила на телефонный звонок и сообщила заведующему, что ей надо отойти и встретить нужного человека.

Доктор, дав свое согласие и провожая ее взглядом, в это время внутренне возопил: «Черт! Как мне заткнуть тут всем глаза и уши? Что делать — придется врать. Если привезли старушку? Это тетя Артёма из Лиды; старик — дядя, ну а ежели кто-то моложе? Пусть будет брат. Б… дь! Но и это всё е-рун-да! Учитывая состояние Паука, кто может знать, сколько они с ним будут возиться? И ладно еще, если случится чудо и после всего этого темного дела Тёма пойдет на улучшение, а если нет? И вообще, как?! Как, мне объяснить персоналу то, что будет тут происходить?!...»

Тем временем прибыл «Специалист». Он оказался молодым мужчиной крепкого телосложения, среднего роста, коротко стриженным и вообще выглядевшим, как какой-то пенсионер спецназа — дорогая полевая форма, военные, легкие берцы…

Леонид Андреевич, встречая его, протянул руку и представился, на что гость коротко ответил: «Олег», и прошел на пост.

Прибывшего мало интересовали детали, связанные с состоянием больного, хотя доктор и попытался их ему изложить. Без каких-либо подсказок со стороны Алисы и доктора он четко смотрел в сторону койки минчанина и, как показалось Леониду Андреевичу, к чему-то прислушивался.

— Лѝса, скажи, ты что сама не могла с этим справиться. — После короткой паузы, пассивно игнорируя внимание Леонида Андреевича и в то же время отрешенно продолжая «сканировать» палату, то ли с упреком, то ли с недовольством спросил Олег у медсестры.

Алиса лишь кротко опустила взгляд:

— Я думаю, — тихо и миролюбиво произнесла она, — этот случай тебе будет интересным. Ты любишь такое.

— …Ты права, — глядя украдкой на медсестру и блеснув искоркой заинтересованности в серых, светлых глазах, задумчиво заметил Олег, — тут есть с кем потолкаться.

Он шагнул в палату, а Леонид Андреевич, спохватившись, ринулся было за ним, но через миг так и замер на полушаге, вполоборота к посту, поскольку попутно собирался дать распоряжение Алисе принести гостю халат. Доктор был шокирован и обезкуражен. Он прекрасно все слышал, видел, мог даже моргать, но пошевелить хотя бы пальцем, для него стало просто невыполнимой задачей. Покосившись одними глазами в сторону поста, он заметил, что Алиса в это время движением руки поправила волосы. Значит, она могла двигаться? Синкевич бросил взгляд в коридор. Там, сосредоточенно уставившись в бумаги, так же, на полушаге, как и Леонид Андреевич, с растерянным выражением лица застыл Огородник.

«Что это за чертовщина?» — едва только подумал заведующий, как вдруг за окном ослепительно моргнула молния и тут же гулко и раскатисто ударил гром. По подоконнику, невидимом из-за закрытого жалюзи, с нарастающим шумом начал барабанить дождь. «Шарахнуло где-то совсем близко, — неведомо к чему заметил про себя Синкевич. — Все верно, прогноз обещал грозы…»

Буря все нарастала. Ночь широко зашумела ветром и ливнем за поставленной на легкое проветривание створкой. Лампы освещения испуганно заморгали, а через минуту электричество и вовсе выключилось. Как видно один из разрядов все же угодил где-то в силовую линию. В один миг погасли все мониторы и светодиоды аппаратуры. Было слышно, как невдалеке, на поляне возле реанимации тут же автоматически запустился дизель-генератор. Компьютеры и электроника начали оживать, но лампы освещения отчего-то светились едва-едва. Казалось, что что-то гнетет их, не дает разгореться в полную силу.

«Странно, — отмечая этот факт, заметил про себя Синкевич, — они же светодиодные? Мне казалось, они или светятся, или не светятся — моргают, как рефлектор. Наш дизель киловатт на 10, мы для него даже не нагрузка! Чего они тогда?..»

Меж тем лампы все также неуклонно «садились», а палата Артёма погружалась в неуютный, холодный мрак. Олег двинулся вперед и подошел к кровати больного. В этот момент перезагрузившаяся система включила мониторы, и они заставили пытавшегося в это время усилием воли бороться со своей странной недвижимостью доктора внутренне сжаться от ужаса. Просвечиваемая ими фигура Олега прямо на глазах стала слабо дымиться и «гореть» удивительным, черным пламенем! В помещении не пахло гарью, напротив. То ли из-за грозы, то ли от этих странных метаморфоз воздух был удивительно свежим и по осеннему холодным. Сполохи разрастающегося мрака становились все гуще. И дым, и удивительное черное «пламя» были схожи с тем, как коптит в воздухе горящий и плавящийся пластик, …очень много пластика.

Черное пламя все больше окутывало фигуру Олега и вскоре за его спиной оно стало формироваться во вполне различимые, огромные черные крылья, верх которых уходил куда-то за пределы потолка палаты.

Система мониторинга и жизнеобеспечения больных полностью восстановила свою работу и в этот миг взмокший от неимоверных переживаний и усилий доктор, по привычке бросивший взгляд на экраны, округлил глаза и задержал дыхание. Гемодинамический монитор, аппарат искусственной вентиляции лёгких, ЭКГ-мониторинг показывали прямые линии! Все это в сопровождении противного писка системы сообщило несчастному доктору о том, что навязанная Алисой, эта… абсолютно тупая авантюра провалилась. Надо быть честным, попытка переложить на кого-то свое собственное бессилие привела Синкевича к тому, что славный парень — Тёма Паук умер.

А что же сам Леонид Андреевич? Он лишь недвижимо стоит в сторонке и наблюдает за тем, как какой-то «левый пассажир» мало того, что выпендривается, гипнотически демонстрируя никому не нужные спецэффекты, так еще и не дает никому ничего предпринять!

Доктор снова напрягся — тщетно. Любая из его попыток сдвинуться с места приводила лишь к непонятному жжению в районе солнечного сплетения и чувству того, что еще немного таких усилий и самого Леонида Андреевича нужно будет кому-то спасать. Несмотря на свою недвижимость, физически он был вымотан полностью. Мокрый с головы до ног доктор ясно чувствовал, как по его телу неприятно текут струйки холодного пота. Чувство времени стерлось. Кто знает сколько он так простоял? Может быть целый час! Это очень много. «Всё! — впадая глубокое депрессивное состояние заключил он, — я не юноша в медицине. Потеряны и возможности, и время».

Вдруг неприятный писк системы прекратился. Мониторы поочередно убрали красные сигналы тревоги и по ним медленно поплыли кривые показателей больного. «Этого просто не может быть! — выстрелило в голове доктора. — Столько времени прошло! Без мероприятий… Черт подери! Кто этот «Специалист»?! Что он тут вытворяет? Надо же срочно… пока Артём опять не…»

На улице прекратился гул дизеля. Лампы тут же дружно вошли в обычный режим и, как казалось, стих даже долго хулиганивший за окном ветер. Единственное, что нарушало тишину, это тихий дождик, сыплющий каплями по подоконнику.

В палате заметно потеплело. Исчезло, словно его и не было, черное облако, окружавшее Олега, растворились в мягком дежурном освещении и его огромные, черные крылья. «Специалист», стоя на месте, поочередно размял затекшие от долгого стояния ноги, после чего медленно зашагал на пост, даже не удосужившись посмотреть в сторону Синкевича.

— Видела, какая прикольная штука была? — спросил он Алису. — Уже знаешь на чем его пробили?

— Деньги, — тихо ответила она. — В вещах портмоне лежит. Фонит, аж воняет. Ты заберешь?

— Нет, Лѝса, все будешь делать ты, — растирая ладонями лицо, устало бросил Олег. — Мне сейчас и без этого хватает. Деньги забери сегодня же, — продолжил он, — а тявкнет кто, — вполоборота к Синкевичу надавил на связки «Специалист», — будет иметь дело со мной.

Расчухается этот бедняга, не ты — доктор ему пусть расскажет, как тут было дело. Они же друзья? Ну вот, пускай как видел всё — так и донесет другу. С денег все снимешь и сделаешь как надо. Она их вернет, слышишь, врач?! — Бросил через плечо Олег и дальше продолжил уже говоря Алисе. — На «реабилитацию» после выписки парня заберешь к себе, и не спорь, — снова надавил на связки Олег, — так надо. А как выкарабкается из минуса, вот тогда приеду я, поняла? Вижу, ты против, но мне до твоего «против»…, ты меня знаешь. Будет так, как сказал. Все. Не провожай. Врачей отпущу, когда выйду на стоянку…

С этими словами Олег по-отечески обнял Алису, чмокнул ее в макушку и, обойдя застывшего в коридоре Огородника, отправился к выходу.

Медсестра устало плюхнулась на стул и потянулась. Взглянув в сторону больного, она достала телефон, написала кому-то длинное сообщение и только после этого повернулась к доктору и, взяв со стола шариковую ручку, застыла в ожидании.

Именно в этот момент Синкевича стало отпускать. Он едва не упал от неожиданности. В его измученном постоянным напряжением теле почти не осталось сил даже на то, чтобы стоять. Опершись о стену, он согнулся и тут в коридоре что-то грохнуло. Через несколько секунд там раздались шаркающие шаги и потом донесся испуганный голос санитарки: «Девочки! Огородник в обморок упал! А — нет, шевелится…»

Алиса, хитро взглянув в лицо Синкевича, быстро поднялась и легкой тенью шмыгнула в коридор — спасать старого провокатора. Следом за ней пронеслась тень и второй медсестры. «Да все нормально, — гудел где-то Егор Леонтьевич, — поскользнулся я. Уставился в эти б… дь бумаги и нога поехала. Да не растянул я ничего, отстаньте вы… Не болит, ну! Вы еще мне — доктору расскажите, как это проявляется!..»

Синкевич оторвался от стены и выпрямился, ясно чувствуя приступ тошноты. Сделав пару шагов к двери, он вдруг увидел в ее проеме Огородника:

— Андреич! — отрапортовал тот. — Во, блин, пи….лся прямо в коридоре. Тапки скользкие. Только не ругай, понимаю, не по требованиям, но старые они, еще с прошлой работы. Я в них, как дома. Выбросить жалко было…, но теперь точно выброшу, — отряхиваясь от несуществующей грязи, и как ни в чем небывало отправляясь куда-то по своим делам, заключил старый доктор.

— Е-а-агор Леонтьевич! — будто в тумане шагнул к двери Синкевич. — Всё нормально?

— Да нормально, — остановившись обернулся Огородник.

— Точно? — с кислой, натянутой улыбкой настаивал заведующий. — Ничего тут странного в коридоре не было?

Егор Леонтьевич снял очки и округлил глаза:

— Слушай, Андреич, я, конечно, человек уже пожилой, но с памятью у меня — полный порядок. Ты-то ко мне чего доковыриваешься? Ну поскользнулся дедушка, ну припал на ножку, но у меня все в порядке. Что вы из меня тут все инвалида какого-то делаете? Обидно, Андреич, ей богу!