Эпилог.

ЭПИЛОГ

— Mas nobis dominus est!^[1]

Эту сакраментальную фразу, венчающую процесс папской коронации, жителям Рима в следующие полтора года доведется услышать еще трижды. Через несколько дней после смерти Октавиана римляне, наивно считая, что они снова вольны в принятии решений, изберут папой Бенедикта Грамматика, ученого кардинала-диакона. Однако Оттон откажется признать выбор Рима и, спустя месяц после коронации Бенедикта, силой оружия восстановит на Святом престоле Льва Восьмого. Бенедикт предстанет перед судом Церкви, раскается в собственной дерзости, и собор, признав коронацию недействительной, тем не менее оставит Бенедикту сан диакона. Неудовлетворенный таким решением Оттон в очередной раз через колено сломает волю римлян, а чтобы у последних не оставалось более символов для сопротивления, угонит Бенедикта в германские земли под опеку гамбургского епископа Адальдага. Низложенный папа проживет в ссылке не более года, но тем не менее переживет Льва Восьмого, тот умрет еще раньше, 1 марта 965 года. Римляне, не пролив ни слезинки по поводу кончины Льва, вновь направят послов Оттону с просьбой восстановить Бенедикта Грамматика. Оттон попадет в крайне щекотливое положение, не желая лишний раз дразнить Рим, но и не решаясь, по причине известной гордости тирана, выказывать опасную податливость капризному городу. Смерть Бенедикта 4 июля 965 года счастливо избавит императора от этой дилеммы, но целых семь месяцев Святой престол будет оставаться вакантным. Следующий преемник Святого Петра, коронованный 1 октября 965 года, устроит всех. И уязвленный, но все еще гордый Рим, и непреклонного и все более ожесточающегося сердцем императора, и новых епископов из германской партии, и даже внушительную часть римской знати. Сто тридцать третьим папой христианского мира станет Иоанн Тринадцатый из рода Кресченциев, сын Кресченция Второго Мраморная Лошадь и Теодоры Теофилакт, младшей сестры Мароции. Фигура нового папы по мысли должна будет примирить все враждующие стороны, восстановить спокойствие на всех семи холмах Рима и навсегда оставить за спиной злосчастный период порнократии. Период, который предпочитают не вспоминать и в наши дни.

Мир и спокойствие действительно придут в Рим. На целых два месяца. Но период порнократии с тех пор отчего-то считается действительно завершенным.

Возможно, это так, хотя единственным отличием преемников Иоанна-Октавиана Двенадцатого на протяжении как минимум следующих сорока лет, вплоть до ученого папы Сильвестра Второго, будет их робкое подчинение чужеземным императорам вместо зависимости от, быть может, порочной, но отечественного разлива фамилии. То есть, кроме смены хозяев, для обитателей папского дворца в Ватикане за эти годы не произойдет ровным счетом ничего, а сами эти обитатели будут ничуть не менее ничтожны, чем папы периода правления Альбериха. Обобщая далее, вполне возможно согласиться с мнением тех историков, которые считают период порнократии низшей точкой падения Римско-католической церкви. Возможно. Вполне возможно. Однако стоит отметить, что во времена «правления шлюх», в отличие от последующих веков, не происходило многочисленных схизм^[2], не плодились, как грибы после дождя, антипапы, а сами понтифики не воевали против родного города, не разоряли Рим с помощью норманнских орд и не бежали от римлян за тридевять земель в другое королевство почти на семьдесят лет. Да, возможно, что такие папы, как Сергий Третий или Иоанн Двенадцатый являлись худшими папами в истории Церкви. Возможно. Возможно, хотя мы видим в последующие века таких сильных конкурентов в этой номинации, как ставший папой в двенадцать лет Бенедикт Девятый, впоследствии продававший сан первосвященника за деньги, а затем выкупавший обратно, словно завзятый биржевой игрок. Или бывший пират Бальтазар Косса, которому вменялось обвинение в изнасиловании трехсот монахинь. Или знаменитый отравитель и кровосмеситель Александр Шестой Борджиа.

Так почему же период порнократии ограничивают лишь первой половиной Десятого века? Почему и по сию пору о нем предпочитают стыдливо молчать, а экскурсоводы Ватикана и Латерана опускают глаза долу и увиливают от вопросов по данной эпохе? Ведь единственным, что отличает период порнократии от прочих страниц истории христианской церкви, является до мистики необъяснимая и неограниченная власть над Святым престолом слабой женщины, чье влияние в Риме ощущалось даже тогда, когда она сошла в могилу. Да, женщины, мягко говоря, не самой добродетельной, но и не более грешной, чем большинство ее современниц и потомков, которым также посчастливилось изведать искушение властью. Так неужели Церкви так стыдно только потому, что это была женщина?

На том заканчивается — благодарение Богу! — седьмая книга серии. И — особая благодарность! — последняя.

^[1] «Наш папа есть муж!» (лат.).

^[2] Раскол в церкви.