Ночь сплетает кружева теней на потолке, расставляет сны на страже, заглядывает в спящие лица. Или неспящие.
В сонных грёзах рождаются сказки, оживают мечты, рдеют горизонты невиданных планет. Бодрствующим — тоска.
Изломанная банка из-под пива, искусственная орхидея в качестве собеседника. Стрелки на часах, чтобы видеть, как время отбирает кусочки жизни. В постели — нелюбимая.
Почти невидимая в темноте, но осязаемая каждой клеточкой тела. Ненавистная.
На гостиничном столике початая бутылка шампанского, два бокала и подсохшее пирожное, к которому она не притронулось. Отобрала надежду.
Сбрызгивая сладость ядом, который изготовил сам, по старинному рецепту из дедовской фармакопеи, был так близок к счастью.
И за это ещё больше ненавидел: её и себя.
Ночь причудливо щурится. В движениях теней чудится насмешка. Ей скучно: муки совести, потоки рефлексии, страдания! То ли дело раньше: блеск остро отточенного клинка, шелковый шарф или подушка.
А он всё ищет путь к желанной свободе, и никак не находит.
