Доза эха

Даль: Интересно, МИг сможет это закончить?

ГП: Тут вопрос «захочет ли». Вдруг исчезнет причина продолжать? Или автор разочаруется, решит, что не выходит, и бросит. «Осень показывает разницу между желаемым и действительным». Вот эта самая разница может убить желание писать.

Даль: Если инфа в профиле не врет, МИгу тридцать семь. Давно бы бросил, если бы хотел.

ГП: Наверное. Но активные читатели криками «проду-проду» достанут любимого автора хоть откуда.

Даль: Ты бы точно попробовал.

Из переписки на литфоруме «Три звезды».

Дом выглядел многообещающе. Не слишком большой и не разрушенный. Игорь обошел его за сорок минут, продираясь через заросли полыни, рискуя сломать ногу, попав в невидимую под травой яму, или наступить на арматуру. Но пронесло. Только пару раз споткнулся и выронил бутылку минералки, без которой не пускался ни в одно путешествие.

Старая двухэтажка обещаний не обманула ни в чем. Шершавые стены пахли не плесенью, а побелкой — едва уловимо, прохладно. Единственная надпись оказалась цитатой из Пушкина. Дверь открылась с тем скрипом, что похож на приветствие старого друга. Открылась и впустила в затененную прохладу старого дома, тихого и пустого, как голова фарфоровой куклы.

Три шага вперед — и единственный взгляд налево, в сторону двери, ведущей в подвал. Игорь не спускался в подземную часть дома; подвал — почти ад, никогда не знаешь, выберешься оттуда или нет. Короткая, в четыре ступени, лестница на площадку первого этажа. Тут запах был другой — полынь. Именно здесь, не снаружи. Дом сделал однажды вдох, втянув в себя горечь травы, и уже не захотел с нею расставаться. Или, может, он забрал у полыни ее горечь в благодарность за защиту подступов.

На площадке были двери четырех квартир, на одной даже номер — кое-где блестевшая необлезшей позолотой цифра «3». Приглашение посетить первой именно эту квартиру. Игорь принял его и толкнул дверь.

Впитавшая в себя годы одиночества или сырость многочисленных дождей, она оказалась на удивление тяжелой. За дверью был длинный коридор, и сразу за порогом — прямоугольная крышка подпола с вржавевшим в дерево кольцом. Игорь осторожно, по стенке, обошел крышку. Доски чуть прогибались, но казались более-менее надежной опорой, хотя, конечно, он рисковал все равно.

Левый дверной проем вел на кухню. Игорь прошел дальше. Он не любил кухни, они почему-то всегда оказывались самыми неуютными и захламленными. Потом был зал, удивительно большой, пустой и гулкий. Гость немного постоял в дверях, шагнул, еще не рассматривая пристально эту комнату-находку, а только отмечая про себя запаутиненные стены, цветастую раскраску плесени, похожую на авангардный арт в желто-синих тонах — море под луной? небо иного мира? — и пыльные окна. Чей-то финал, который он может превратить в горчащее, как полынь, начало.

Игорь побродил, стараясь не наступать на оставленные хозяевами предметы — игрушки, несколько книг, какую-то банку, пачку газет, и неопределенный хлам, — прогулялся от двери к окну и обратно, вернулся, стер часть пыли со стекла и заглянул наружу через прореху оконного бытия. Он не ждал увидеть другой мир. Хватило и полыни. Она покачивалась на ветру, и отсюда было хорошо слышно, как стрекочут оголтелые летние кузнечики. Если лечь в траву, звон оглушает. А здесь можно представить, что эти звуки издает сам дом.

Игорь протянул руку, взял из пачки несколько газет, перевернул чистой стороной, бросил на пол, подняв пыль. Пыль была нужна, ее запах примешивался к полыни, уже кружившей голову, делал ясными звучавшие в голове слова. Он поставил на пол минералку, достал из кармана маленький диктофон и начал говорить.

« — И зачем ты пришел? — спросила Ведьма, совсем не похожая на ведьму.

— Я ищу выход, — ответил Негерой.

— Выход из ада? — казалось, хозяйка хижины удивилась. — Но зачем? Разве тут тебе плохо?

— Конечно. Это же ад.

— А! — догадалась Ведьма и наконец перестала крутить веретено. — Ты из тех, кому тесно в самом большом дворце, если его называют клеткой. Ну что же, иди, ищи.

— Я думал, ты мне поможешь, — признался Негерой.

— О нет. Чтобы тебе помочь, я должна стать как ты. Захотеть этого выхода. Тогда я увижу его. Но мне и так хорошо.

— Жаль, — вздохнул Негерой.

Веретено приковывало его взгляд. Оно продолжало вертеться на полу и тихо шелестело — в этом шелесте ему слышалось «я знаю! спроси меня!». Но он не отважился спросить, потому что был всего лишь гостем.

— Цыц! — прикрикнула Ведьма, и веретено упало на пол, перестав крутиться. — Не жалей о том, кому хорошо. Пусть даже это не такое «хорошо», какого желал бы ему ты. С выходом я помочь не могу. Но если хочешь, предостерегу тебя. Выход — это только один соблазн, но на твоем пути их встанет еще много. И это вовсе не вкусная пища, красивая одежда или золото — это все чепуховые соблазны. Вот они где, — она сжала руку в кулак, — разожми пальцы — видишь их на ладони, сожми — и уже нет ничего. Настоящий соблазн — искушение сделать добро тому, кто не просит об этом, искушение пожалеть другого, соблазн узнавать новое… Иногда — соблазн творения ради самого творения. Постарайся противостоять им всегда, и помни мои слова.

— Я буду помнить, — пообещал Негерой.

Хозяйка посмотрела на него с легким недоверием, но кивнула и щелкнула пальцами — веретено снова запрыгало по полу, наматывая на себя едва заметную, тонкую как волос, нить».

Рубашку, джинсы и даже куртку он отправил в стиралку раньше, чем вернулась Аська. Одежда после прогулки на Малоэтажку, к старым домам, начинала пахнуть прелью только в квартире. Ни по пути домой, ни в маршрутке никакого запаха не было и в помине. Во всяком случае, пассажиры автобуса не морщились и не спешили сесть или встать подальше. Игорь считал этот запах чем-то вроде обиды старого дома, которую невольно приносил с собой и которая просыпалась, оттаивала в обжитой людной квартире.

Запустив цикл стирки, он сел за комп набивать текст, сохраненный в диктофоне, и почти закончил, когда пришла с работы сестра. Ему повезло — или не повезло, как сказать: она пришла не одна, а с очередным бугаем. Слава богу, в четырехкомнатной хате у каждого из двух хозяев были свои комнаты, и встречаться с новым избранником Игорю было не обязательно. Поэтому он не возражал против визитов Аськиных мужчин. А и толку было возражать, если квартира их общая? Своих девушек Игорь приводил только в отсутствие Аськи, предпочитая встречаться на их территории, и давно мечтал о своем угле, предлагая разделиться и разъехаться. Аська почему-то не соглашалась, приводя аргументы типа «трудно найти две квартиры, чтобы устроили и меня, и тебя» или «нет денег на переезд». И все оставалось как есть. Сестра готовила на двоих, но продукты покупал он. Стирали для себя каждый. Уборку он сестре не доверял, да и некогда ей было с ее пятидневкой в железнодорожной бухгалтерии.Игорь ломал спину на приходящем в упадок заводе. Впрочем, уже не ломал — работы делалось все меньше, и можно было вволю торчать в интернете или сочинять продолжение «Пути из».

Но не всегда выходило. Сочинялось ему исключительно в старых пустых домах или после них. Второй его мечтой была эта — пожить немного в таком доме, — но мечта несбыточная. Не бомж он, в конце концов. И потом, почти все дома рано или поздно посещались бомжами и наркоманами, и можно было нарваться. Существовала и третья причина.

Что до везения, то сестра не стала сегодня приставать к Игорю с «когда найдешь другую работу, некоторые тысячи получают». Заглянула в комнату, поинтересовалась, ел ли он — как у мелкого, хотя старшим был именно он, — и исчезла.

Но ненадолго.

Игорь как раз вычистил текст и забросил на форум «Трех звезд», когда в дверь его комнаты постучали. Он повернулся в компьютерном кресле, синем, в ореолах разноцветных галактик, и выдал первое, что в голову пришло:

— Входите, если уверены!

Именно так приветствовала Негероя Ведьма.

Гости были уверены и вошли. Аська и, да, очередной бугай, правда, чуть менее бугаистый, чем обычно. Мускулы не бычились, и рожа не казалась сразу поперек себя шире. Но что-то в его относительно интеллигентном лице и приземистой, словно приземленной фигуре говорило — не верь. Игорь разгадал бы эту загадку, если бы дали время. Но бугай задвигался и заговорил, а двигающийся и говорящий бугай — это не то же самое, что молчащий и неподвижный.

— Привет. Я Миша. А ты, значит, Игорь? Пошли с нами посидим, чего тут один-то.

Слава богу, не назвал Игорьком или Игорешей, и хвала ему же, не предложил стопарик. После первого гостя, сделавшего и первое, и второе, Игорь закатил Аське грандиозный скандал.

Сестра, словно решив напомнить о своем существовании, сказала:

— Миша — химик. Работает на том новом предприятии. Ну, ты знаешь.

Игорь знал, и считал, что городу для полного счастья не хватало как раз химического «предприятия», а еще чего-то радиоактивного, но сестра была уверена, что именно оно поможет городу продержаться в эпоху вечных кризисов. И убедить ее в том, что вечно держаться не может никто, он так и не смог.

Игорь вяло улыбнулся новому ухажеру и ответил, даже не вставая с кресла:

— Некогда мне, извините.

— Работа? — без особого интереса спросил бугай Миша.

— Работа, — скучным голосом ответил хозяин комнаты, намекая, что гостям пора откланяться.

Гости намек поняли.

Пока длилось полузнакомство, не нужное никому, на «Трех звездах» под продолжением его повести уже появился комментарий ГП, чей ник расшифровывался как «Говорящий правду»: «Давно хочу спросить, что ты куришь, чтобы такое писать. В хорошем смысле «такое». Вроде ерунда, а не оторвешься. Даже снилось пару раз». «Дома́ я курю», — посмеиваясь, написал Игорь. В ответ минут через пять пришло «не понял...» «Старые дома, — объяснил он. — В них много всего. Нет, не вещи, мародерством не занимаюсь. Когда люди уходят, в доме всегда остается… эхо почти возможного. Оно проходит через тебя, оставляет след. Этот след я и записываю».

Ответа не было долго, пару часов. Игорь знал, что ГП — оператор чего-то там, и порой не может отвлекаться. «Ты там поосторожней с дозой эха, не переборщи, ага? Мне нравится твоя история, но хочу дочитать до конца». «Я уже переборщил один раз, когда посетил два дома за два дня. Тогда и начал писать… В автобусе понял, что мне плохо, а может стать хорошо. Вышел, нашел пустую лавку и наговорил себе на телефон какой-то текст». «Первый кусок про Негероя?» — спросил собеседник. «Нет, нулевой. Тот текст я стер потом, когда прослушал. Но кое-что осталось — имя персонажа и то, что он путешествует по аду… И я обязательно закончу, так или иначе».

«На что похож ад? В том-то и дело, что на все. Тут есть пустыни и леса, дороги и замки. Есть книги с ложью и истиной. Есть песни о ненависти и любви. Но в аду не всегда можно отличить одно от другого. Люди сначала удивляются, когда что-то не исполняет их ожиданий, потом злятся, а после привыкают и перестают разбираться, что есть что, ведь на это требуется время, а его можно занять куда как интереснее. И, может, все пустыни, леса и дороги на самом деле — одна равнина и гора. Может, вся ложь похожа, и все истины — об одном. Да и песни… Особенно песни — ведь и слова, и музыку каждый слышит по-своему.

Порой хватает и разночтения одного-единственного слова. Вот, например, осень. Желтая листва? Смерть деревьев? Тоска по ушедшему лету? Грязь и скверные дороги? Падающие звезды? Негерой год от года менял свой ответ. Сегодня он был таким: когда отдашь почти все и начинаешь жалеть остатка — это осень. А еще — осень показывает разницу между желаемым и действительным, настоящим и мнимым, и разница эта становится все больше и больше с каждой новой осенью.

Но он все еще искал не осень, а выход из ада. И потому, что не хотел жить в нем, и от того, что мечтал увидеть, какая осень там, за его пределом».

* * *

Обычно дома хватало на неделю, много — на две. От впечатлений, красок, звуков и запахов квартиры номер три, пения цикад в нагретой летним солнцем полыни и сине-желтых картин на стене Игорь свободно писал продолжения истории целый месяц. Не каждый день, но через день — садился и отстукивал несколько строк, и эти несколько тянули за собой еще, еще… История продолжалась, Негерой искал и находил какие-то выходы, но все это оказывались не те. Игорь был увлечен, писал и на работе и настолько уплывал в свой мир, что вполне мог ответить на заданный по телефону вопрос, не оставляли ли ему запасные ключи — «А разве у ада есть ключи?» Он даже прочел сестре, знавшей об увлечении и не одобрявшей его, один сомнительный абзац, с целью узнать, как звучит. Аська фыркнула, обозвала писакой и намекнула снова, что пора менять работу на более оплачиваемую. Вот некоторые умеют устроиться, например Миша… Но до Миши Игорю дела не было никакого — как сестре до его сказки. Менять работу он не хотел — из-за возможности заниматься там любимым делом и своего неверия, что найдет что-то лучше в городке с идущей на дно промышленностью. Что вообще хоть что-то найдет.

Слова выливались на бумагу, а потом — на форум «Трех звезд», ведь он обещал ГП закончить. Были и другие читатели. Когда полгода назад Игорь опубликовал первый кусок и тут же получил несколько комментариев, то удивился и подумал, что люди просто ошиблись. Сразу после того, как он превращал мысли в слова, записанная часть истории тускнела, переставала казаться интересной. Как старые дома, которые он уже посетил. Потом Игорь понял — для читателей истории новы. И даже для него самого слова могли вспыхнуть снова, через неделю или месяц заискриться красками, зазвучать музыкой. Но писал он все же не ради этого — просто не хотелось, чтобы эхо домов, подаренные ими щемящее настроение и вдохновение исчезли бесследно. Они делались частью «Пути из», хотя сами дома Игорь в свою историю не вставлял никогда.

* * *

Игорь гонял бильярд на компе — запас вдохновения окончательно иссяк вчера, — когда сзади кто-то откашлялся, обращая на себя внимание хозяина комнаты. Он обернулся, встретился взглядом со стоявшим в дверях Мишей-химиком. Новый друг сестры, пришедший за полчаса до ее возвращения с работы и впущенный подождать в компании телевизора, долго так не просидел. Кажется, он принял взгляд за разрешение войти, потому что переступил порог и приблизился к столу. Оценил взглядом занятие Игоря, едва заметно улыбнулся — по-детски пухлые губы на квадратном лице выглядели странно.

— Может, пойдем, посидим? — второй раз за месяц предложил он.

Игорю совершенно не хотелось общаться с человеком, который сегодня здесь, а завтра Аська может с ним разругаться, прогнать и привести другого бугая. Негерой вот так же встречался и расставался с незнакомцами, но ему, по крайней мере, было о чем с ними говорить. А о чем его автору беседовать с Мишей-химиком?

— Я хочу на твоей сестре жениться, — не дождавшись ответа, продолжил гость. — Ты же не против?

Игорь обомлел. Может, хахали сестры и предлагали ей замуж, но ни один из них не спрашивал его согласия. Сложно было представить, что такое может случиться.

Словно заметив что-то на его лице, Миша кивнул:

— Всегда мечтал жениться на хорошей девушке. А твоя сестра — хорошая девушка, ты же с этим спорить не будешь?

Игорь вообще не собирался ни с чем спорить.

— Ну, женись, — сказал он.

Потом вдруг понял, к чему это ведет. Семья, дети, общая квартира. Спросил:

— А жить где будете? У тебя?

— У меня негде. Я иногородний с работой по контракту, в общаге живу.

При таком положении дел было удивительно, как Миша-химик не кантуется постоянно в их хате. Хотя Аська не одобряла такого и предпочитала друзей приходящих-уходящих. Игорь подумал и встал с кресла.

— Ладно, пошли посидим.

На кухне уже был заварен чай, бугай по-хозяйски налил Игорю и себе и без обиняков сообщил:

— Когда мы поженимся, лучше квартиру разменять. Не будешь против?

— Буду за, — честно сказал Игорь, хотя слова «химика» почему-то не нравились. Ситуация сама по себе была недвусмысленная: иногородний нашел девушку с квартирой и спешил на ней жениться. Но это дело Аськи, а не его.

— Только ты сильно не придирайся, когда будем размен искать. Ася говорила, что больно много хочешь. И та не по тебе, и эта не так…

У Игоря поползли вверх брови.

— Сестра тебе такое говорила? А не сказала, что это она постоянно отказывается от обмена по каким-то надуманным причинам?

— Ай, да ладно. Ты же знаешь женщин, у них вечно настроение меняется. Но мы-то мужики, у нас все четко… Значит, договорились?

Игорь начал понимать, почему ему так не нравится именно этот сестрин «бугай». Слышит только себя. И что ему ни скажи, гнет свою линию. Остальные друзья Аськи были скромнее. Сделав первый и единственный глоток из чашки, он поднялся. Бросил:

— Там поглядим, — и пошел к себе.

Но не дошел. Услышал лязг открываемого дверного замка, кивком поздоровался с вернувшейся с работы Аськой, пропустил ее в квартиру и, сунув в карман ключи с коридорного столика, вышел вон. Его ждал дом.

Квартира номер один не показалась чем-то особенным; может, проникнуться эхом мешало напряжение после разговора с «химиком». Хлама тут было больше, а вход в большой зал почти наглухо перегораживал шкаф с виньетками на створках. Игорь долго рассматривал его, водил пальцами по оставшимся гладким завиткам полированного дерева. Постепенно стало отпускать. Аська — порядочная стерва, но он знал это и раньше. Она заслуживает приспособленца, вроде Миши, в мужья. И все на этом.

Игорь протиснулся мимо шкафа в комнату. Тут сохранился линолеум со странным рисунком, расположенными так и эдак спиралями. Обои на стенах не подходили к рисунку линолеума — клеточки с цветочками, а потолок выгибался горбом. Игорь стал ногами сдвигать вещи на полу к стенам, и в конце концов освободил почти весь пол. Кажется, спирали не повторялись, и это было удивительно. Он походил вдоль завитков и поперек них, ощущая едва ли не кожей четкий ритм рисунка и напряжение готовых вырваться слов. Но чего-то не хватало пока. Может быть, воздуха. Запах в комнате стоял обычный, никакой полыни — пыль и необжитость, вдохи и выдохи старых вещей, едва заметная прогорклость памяти. В этой квартире все просто доживало оставшееся, кроме спиралей на полу.

Игорь приоткрыл створку окна, прислонился к подоконнику и достал диктофон.

«Гадальная фея скользила по спиралям, искусно вырезанным на гладком полу Пещеры Вопросов и Ответов. Легко-легко, словно играя. И сначала Негерой мог просто любоваться ее танцем, а потом танец стал делаться все напряженнее, все хаотичнее… Кажется, фея не могла выбрать, двигаться вдоль спиралей или поперек них, подниматься от нижнего завитка к верхнему или наоборот. И в конце концов она остановилась с несчастным лицом и опущенными крыльями.

— Я не могу ответить на твой вопрос, — сказала она. — По крайней мере, на тот, с которым ты пришел. Но можешь задать другой.

Негерой подумал и начал говорить. Он еще не знал, каким будет новый вопрос, но старался найти его среди своих мыслей:

— Я хотел бы отыскать выход из ада, если он есть. Но, может быть, сначала надо найти какой-то другой. В аду вообще существуют выходы?

— Конечно, — сказала фея. — Вот, например, чтобы стать собой, надо сначала выйти из себя. Есть еще один — выйти к кому-то навстречу. Так делаю я, когда танцую для ответа — подхожу как можно ближе к тому, кто задал вопрос. Ну и, конечно, есть такой выход, как смерть.

— Не слушай ее, — вдруг сказал кто-то сзади. — Соврет и не заметит.

Негерой повернулся и увидел человека с неприятным капризным лицом.

— Из ада можно выйти только в другой ад, — продолжил незнакомец. — Неизвестно, каким он будет. Но этот — не такое уж плохое место. Даже хорошее — для тех, кто умеет устроиться. Вот, например, если эта фея не отвечает на вопрос, то надо всего лишь найти другие слова для того же самого или повторять вопрос снова и снова, пока ей не надоест упрямиться. Или…

— Хватит, я понял, — кивнул Негерой. Он встречал на пути немало таких и знал — разговаривать с ними нет смысла.

— Ну, как хочешь, — сказал незваный гость. — Но помни — все, что выше, можно использовать, и все, что ниже тебя — тоже, просто надо встать на его уровень...

В этот момент он, кажется, надоел фее. Она топнула ножкой, издала пронзительный визг — и говорливого словно сдуло. Когда Негерой вышел из пещеры, так и не найдя ни ответа, ни вопроса, возле нее никого не было».

«А хорошо» — написал ГП на очередной кусок истории на форуме. Игорь полушутя-полусерьезно ответил: «А то. Принял хорошую дозу». «Только от твоего незваного гостя меня коробит, — признался собеседник минут через пять. — Некоторые люди стоят истории, а некоторые — нет. Этот точно не стоит». «Так вписался уже!» «Вижу, — прокомментировал ГП. — У тебя там ничего не случилось? Ощущение, что у гостя есть прототип». Игорь удивился прозорливости читателя и не решился врать: «Есть, к сожалению».

Это самое «к сожалению» битый час сидело в соседней комнате и что-то бурно обсуждало с Аськой под телевизор.

ГП отшутился и не стал поддерживать тему. Но, обновляя форум, Игорь увидел мигающую «лампочку» нового личного сообщения. Оказалось — оно тоже от Говорящего Правду.

«Слушай, почему у тебя ник такой, МИг? Любишь старые самолеты или поддерживаешь в себе веру в мгновенность всего сущего? Или это другая аббревиатура?»

Игорь подумал и снова решил сказать правду — кому и говорить ее, как не человеку с таким никнеймом? «С самолетами ты промахнулся. Бренность сущего… иногда да, чаще нет. Но вообще МИг — Мелитопольский Игорь». «Ого. Настоящая писательская фамилия!» — ответил ГП. «Да? А сестра фамилию ненавидит, говорит, что деревенская…» — «Вот прославишься, и сразу полюбит эту самую деревенскую…»

Потом разговор пошел о литературе, и добрых полтора часа они обсуждали проблему экранизаций известных книг и того, почему одним и тем же произведениям или страшно везет на хороших режиссеров, или наоборот.

Совершенно успокоенный и даже расслабленный, Игорь вышел на кухню за бутербродами или еще чем съестным, которое собирался привычно уволочь к себе в комнату к компу. Но пока накладывал сыр на хлеб, колбасу на сыр и сверху поливал кетчупом, ощутил взгляд в спину. Оглянулся — в дверях стояла Аська с планшетником в руках.

— В июле мы подадим заявление. Пора подумать о размене.

— Пора так пора, — все еще благодушно согласился Игорь.

Сестра тотчас сунула ему под нос планшет:

— Посмотри, там много хороших вариантов.

Игорь тщательно, а, значит, медленно, вытер жирные руки, ощущая почему-то острое нежелание брать миникомп. Но пришлось — и брать, и смотреть список со ссылками. Вариантов и правда было много, но хорошими он их не назвал бы — потому что все выданы были по запросу в Яндексе «размен четырехкомнатной квартиры на одно— и трехкомнатную». Игорь очень долго не возвращал сестре планшет, пытаясь поверить, что в самом деле видит то, что видит. Он почти знал, что будет некрасиво, но не подозревал, что настолько.

— Не пойдет, — произнес Игорь, наконец, кладя миникомп на стол.

— Почему? — спросил Миша, возникая за спиной сестры. Спросил так, словно имел на это какое-то право.

Игорь проигнорировал, он вообще не собирался с ним разговаривать. «Химик» был для него никем, никем и останется, живущий в каком-то собственном, отдельном мире или аду. Поняв, что ответа не дождаться, сестра повторила вопрос:

— Почему?

— Потому что или поровну, или никак. С какой стати мне — одну, а вам — три?

— Мы поженимся, и у нас могут родиться дети!

— Я тоже могу жениться, — заметил Игорь, почти не веря, что аргумент примут.

— Так не женился ж пока, — заметил с усмешкой Миша.

— Так и вы пока не нарожали, — позволил себе съязвить Игорь.

Сестра вспыхнула:

— А других вариантов не будет!

— Вот и я о том же. Или два-два, или никак, — он налил чаю в большую кружку, уложил бутеры на тарелку и ушел к себе.

И только там его начало трясти. Игорь поставил еду на стол и постарался успокоиться. Мантра «Аська — дура, но она ничего не сделает без моего согласия» не помогла. Помогли медленное, мерное пережевывание бутербродов и вкусный несладкий чай. Но как только ушел, хлопнув входной дверью, Миша-химик, к нему в комнату ворвалась сестра.

— Ты дурак! — выкрикнула она с порога. — Ничего не понимаешь! Мне нужна эта квартира.

— Квартира всем нужна, — согласился он, стараясь держать себя в руках.

Аська подошла и ткнула его кулаком в плечо.

— Теперь сила не на твоей стороне! На что ты надеешься?

— Какая еще сила? — удивился Игорь. Это были не Аськины слова, она сказала бы «фиг ты меня остановишь!», но не так. — Я что, когда-то мешал тебе жить как хочешь?

— Так и я тебе не мешала шляться по развалинам! Шел бы и жил там! Я лет десять мечтаю от тебя отвязаться и не нюхать плесень! Ты сам как плесень — приставучий и противный!

Больше слов не нашлось, и сестра вылетела вон, так шарахнув дверью, что монитор на столе закачался.

Игорь посидел немного в тишине, звеневшей в ушах нехорошим звоном, а потом как прорвало — он открыл документ с «Путем из» и начал писать… И с каждым словом и предложением все больше погружался в какую-то тьму. Это не пугало, наоборот — хотелось дойти до края этой тьмы, исчерпать, дослушать до конца внезапное эхо и посмотреть, что будет.

«Негерой едва сумел прорубить себе проход к замку… вернее, тому, что от него осталось — беспорядочному нагромождению высоких башен, низких галерей и пересекающихся, почти переплетающихся лестниц, протянувшихся от одной башни к другой. Деревянные части успели прогнить, а витражные окна были разбиты то ли людьми, то ли гневом стихий. Но чем ближе подходил Негерой, тем больше признаков заброшенности исчезало, истаивало, словно мираж. Окна делались целыми, просевшие лестницы и галереи выравнивались, и зарослей у самого замка оказалось гораздо меньше. Именно в таком, открывающемся или понятном не сразу доме, мог жить бог, всегда говорящий правду, которой никто не верит.

Внутри оказалось то же, что в обычном замке: темнота — хотя снаружи был день — и мерцающие звезды, тут и там плывущие по морю темноты. Из звездных сумерек медленно выступило лицо бога. Негерой поклонился и сел на пол — он очень устал в пути и надеялся хоть немного отдохнуть. Бог не разгневался, кажется, ему наоборот, стало любопытно. Сотканное из звезд лицо приблизилось.

— У тебя тоже есть червоточина в сердце, — сказал бог с сожалением. — И не одна.

— Я знаю, — согласился гость без особой печали.

— Знаешь? Откуда? Жизнь дала достаточно испытаний, чтобы ты смог понять свою слабость? Но тогда ты понял и свою силу, и тебе не нужен бог и его правда.

— Мне нужен выход, — ответил Негерой. — И я надеялся, что он — в правде.

— Иногда, — согласился бог, медленно отплывая назад. Звезды, слагавшие его лицо, одна за другой отделялись и улетали. — Но у каждого своя правда, и приходится мириться с этим, даже если не хочешь. И сила всегда на стороне этой маленькой личной правды. Вот какой это выход — пожертвовать своей ради другого. Позволить протащить себя через игольное ушко чужой правды.

— Но почему? — вскликнул Негерой, вскакивая на ноги. — Почему приходится терпеть и мириться?

— Потому что сила ценится больше правды. Но возьми себя в руки, иначе ад возьмет тебя, а этого ты, мне кажется, не хочешь.

Последние звезды из лица бога отлетели прочь, стали частью мерцавших во тьме созвездий. Но голос еще звучал:

— Каждый создает мир и правду по себе. Если уверен, что эти — чужие тебе, просто создай свои. Может, в твоем мире все будет иначе, и не придется мириться и терпеть. Но уйдя отсюда, помни — вернуться уже не сможешь никогда».

* * *

Ему действительно пришлось смириться и принять Аську такой, какая она есть. Даже не сегодня, а давно. Наивность Игоря, позволявшая верить, что сестра не способна на совсем уж подлость, была проблемой Игоря, а не кого-то еще. Он обдумывал это, готовился к новым сюрпризам, но за целую неделю Аська больше ни разу не заговорила про обмен. Игорь почти поверил, что сестра одумалась и поняла, что неправа.

Миша-химик не исчез, как исчез бы всякий, поняв, что отдельная квартира ему не светит. Он даже приходил чаще. Возможно, так лучше — Аська быстро привыкнет, потом кавалер ей надоест, а надоев — получит отставку.

Очередную квартиру в старом доме Игорь шел исследовать с легким сердцем. Но она, носившая когда-то номер два, не принесла находок, да и не могла. Когда он открывал дверь, петли лопнули, и тяжелая створка едва не упала исследователю на ногу. Пришлось поставить ее к стене. Настроение сразу испортилось — Игорь очень не любил ломать. Заглянув в коридор, он увидел дыру в полу — крышка подпола прогнила и провалилась, а, может, хозяева, уезжая, оставили ее открытой. Дышащий сыростью подпол скалился обломками досок, словно издеваясь. Пришлось отступить.

На площадке оставалась еще одна квартира, четвертая. Игорь решил посмотреть ее. Четверка производила впечатление обнаженной или ограбленной — без обоев, фэнтезийных рисунков плесени и линолеума. Нашлась только старая люстра с длинными пластмассовыми висюльками, редкими, как зубы старика, но казавшимися от этого только острее и опасней. Они нависали, выбирая момент упасть, как сосульки с карниза — остриями вниз. Игорь старательно обошел место возможного падения.

Где-то капала вода с очень красивым и нежным звуком — «тьюньк, тьюньк». Во второй комнате — спальне — он увидел старинную панцирную кровать, изрядно продавленную, немую и печальную, и не стал заходить, а свернул к кухне.

Там, на окне, полыхала невероятно разросшаяся ярко-алая герань. Цвет ударил по глазам, заставил зажмуриться, а потом, снова посмотрев на нее, Игорь ощутил странное чувство — восхищение, горечь, восторг и печаль. Все сразу. Капало именно тут — с потолка. В центре комнаты была небольшая лужица, и очередная тьюнкнувшая капля сначала ложилась на ее поверхность блестящим шариком, существовавшим секунду, прежде чем раствориться в общей массе воды. Это было красиво. Это было… правильно. Как рождение, когда человек приходит вовсе не для того, чтобы стать одним из многих, когда он еще имеет свою особенную форму, теряемую с годами. И как эта герань, забытая или оставленная нарочно умирать, но выжившая — благодаря капавшей с потолка воде, попадавшей и в цветочный горшок. Олицетворение упрямства, воли жить, Судьбы и слепого случая. Кто-то наверху не закрыл кран, или там прохудилась крыша, куда поливали дожди, или что-то еще. Результат один. Герань показалась Игорю символом, подходящим для Негероя. Тот так же упрямо и слепо ищет выход из ада. «Надо будет забрать цветок, когда закончу тут» — подумал Игорь. Если цветок мог мечтать, то, наверное, хотел обратно к людям. Или нет? Может, ему и здесь было хорошо. Разве что зимой… Но, видимо, коммунальщики поленились или забыли отключить отопление в заброшенном доме, или этого просто нельзя было сделать по одной из тысячи банальных причин.

Игорь подался назад, в коридор, нашел какой-то чурбан и, сев на него, начал диктовать, не отпуская взглядом цветка.

«Люди сидели у костра и сжигали свои воспоминания. Негерой видел, как каждый брал что-то из воздуха возле своей головы и бросал в огонь, где возникали картины — странные, забавные и трогательные. Люди вместе радовались и грустили, рассматривая их, но каждое новое видение исчезало быстрее предыдущего.

Странник присел к костру, хотя и знал — ему нечего сжигать. Но, замерзший в пути, он надеялся согреться у чужого огня. Те, кто зажег его, не возражали. Только один из них посмотрел на Негероя и покачал головой, словно видел какую-то его ошибку, но не мог сказать о ней. Гость не решился спрашивать, лишь протянул руки к костру. Пламя было чуть теплым, а еще ему недоставало чего-то важного.

Или не огню, а самому Негерою.

Руки его вдруг ощутили, как едва теплый огонь сделался горячим. Пришлось даже отодвинуться подальше. Но пламя потянулось вслед за ним, потянулось и встало огненной фигурой — то ли зверем, то ли человеком, то ли богом. И Негерой вдруг услышал — не снаружи, а внутри себя — вопрос: «Чего ты хочешь?»

— Я хочу выйти, — ответил он.

Фигура исчезла, а вместо нее возникла книга, огромная, пожалуй, в рост человека, прикованная к какой-то стене. Потом пламя застыло, став красивой, но пока еще незаконченной статуей женщины. После огонь опал и поднялся снова — открытым сундуком, набитым блестящими сокровищами. Сундук стал песочными часами, а они — пергаментом с занесенным над ним пером.

Негерой не понимал. Неужели все это — выходы из ада?

«Конечно, — ответил ему голос ниоткуда и отовсюду. — Только ты ведь не знаешь, куда хочешь выйти».

— Но я не видел ничего за пределами ада и не знаю, что там есть! — возразил Негерой.

«Поэтому я и предлагаю тебе то, что все-таки выведет тебя. Знание или тайну. Обретение мастерства или богатство. Время или искусство. Или беспамятство, как выбрали эти люди. Сожги то, что мешает тебе, забудь, что вокруг тебя ад, — это тоже выход.

— Но ведь это ничего не изменит.

«А почему ты решил, что, выйдя за пределы ада, не вынесешь наружу его? Посмотри, даже сейчас ты не хочешь от него отказаться».

«Не от него», — хотел ответить Негерой. Но промолчал. Ему требовалось много сил, чтобы преодолеть искушение последовать совету голоса и в самом деле не сжечь воспоминание о том, как он узнал, что вокруг него ад. Вместо этого он потянулся, взял память об этом искушении, этом голосе, и бросил его в огонь. Пламя не стало жарче или холоднее, просто Негерой понял, что так стал немного ближе к своему выходу».

* * *

«Почему в своей повести ты называешь мир адом? — спросил ГП в личке. — И как выглядит твой собственный дом?» «Квартира или именно дом?» — переспросил Игорь, не зная, как ответить на первый вопрос. «Да что угодно… место, где ты живешь».

Игорь задумался. До этого момента у него не возникало нужды описывать обычное, обыденное свое житье. Он начал отстукивать текст о четырех комнатах и соседе по площадке, вечно просящем в долг, но бросил. Потом подумал и попробовал еще раз, иначе. «Большой. Мой дом большой. Тут можно потеряться. У нас сестрой есть по комнате — как два полумира, но в целый мир они не складываются. Или в целый ад, если хочешь». Игорь перечитал написанное и отослал сообщение. Потом вернул на редактирование и дописал: «И тут нет эха. Никаких историй, кроме бытовых».

«В бытовых историях есть свое очарование, — заметил ГП. — А насчет эха у меня такие соображения: эхо все же есть, у каждого свое, громкое, заглушающее все остальные. Хочешь услышать чужое — заглуши свое. Но дело в том, что иногда голос заглушают вовсе не для того, чтобы слышать, а именно чтобы не слышать». «Себя же? — удивился Игорь. — Совесть?» «И ее тоже. Но в основном мечты. Мечты — это страшная сила, знаешь ли. Они многое могут сделать с человеком».

Такие разговоры Игорь мог вести хоть каждый день, тем более что Аська с ним демонстративно не разговаривала. Но ему это никогда не мешало. Вид у сестры был сначала хмурый и обиженный, потом он заметил, что она рассматривает его, словно оценивая что-то, прикидывая, примеряя, при этом нервно кусая губы. Однажды не выдержал и спросил:

— Хочешь меня продать или перекрасить в блондина?

Сестра не ответила, даже не показала, что слышит. Но после этого он то и дело ловил на себе очень разные взгляды, и стоило ему войти на кухню или в комнату, где сидели Миша-химик и Аська, как они замолкали и начинали усиленно смотреть телевизор. Хотя ни о чем таком до его прихода не говорили и голосов не понижали никогда.

В конце концов, бойкот закончился — скорее всего, Аське надоело, сестра от природы была общительная и долго молчать ей было тяжело. То тут, то там она начала позволять себе реплики, как ни странно, даже не едкие, а вполне мирные и почему-то чуть виноватые, и приносить ему в комнату чай или кофе. Игорь поражался и немного радовался тому, что сестра оказалась лучше, чем он о ней думал, хотя чай по-прежнему делала невкусный. И отставку Мише она так и не дала.

В очередной из не особо приятных дней, когда у всех троих совпали выходные и «химик» с самого утра торчал в квартире, Игорь уже к полудню понял, что еще немного, и он согласится на неправедный размен. Все что угодно, только бы не слышать не слишком громкий, скорее отзвук голоса, чем сам голос сестрина «жениха». Кажется, «химик» не замолкал ни на минуту, этот бубнеж выводил из себя. Потом он слишком громко включил футбол по телевизору, хотя никогда до этого момента в любви к футболу замечен не был. Игорь пытался читать новую книгу, пытался гонять шары компьютерного бильярда — книга казалась написанной на суахили, игра не отвлекала. Можно было свалить погулять — но Миша, скорее всего, засчитает себе победу, запомнит и при случае повторит. Возможно он… или даже вместе с сестрой — сейчас Игорь готов был предположить и это — так и задумал, довести второго хозяина квартиры до ручки. Поэтому он поднялся, дошел до зала и телевизора, провожаемый очень внимательным взглядом «химика», и убавил громкость передачи. Потом повернулся и сам пристально посмотрел на гостя. Вот именно — пока еще гостя.

Он не собирался ничего говорить, но постарался взглядом передать свое отношение — грубо и жестко: ты тут никто и останешься никем. Миша все же понял. Но что-то поняла и Аська.

— Ну и?.. — спросила она. — Дальше-то что? Выгонишь нас на улицу?

— Не выгоню, — ответил Игорь, отметив это «нас». — Но и свою часть хаты не отдам. Тем более твоему… другу только хата и нужна.

Аська вскочила с дивана.

— Да ты вообще… Знала я, что ты гад, но не думала, что такой урод. Миша меня любит…

— Люблю, — слишком уж спокойно подтвердил Миша. — Я же тебе говорил.

Смотрел он на Игоря, но это «тебе говорил», видимо, предназначалось обоим.

— Да люби, сколько хочешь. И прописывайся. И женись. И детей плоди. Только особо выражающие твою «любовь» мысли о неправедном размене Аське больше не подкидывай. А если в голову придет какой-нибудь мухлеж… Так и знайте — в суд подам и все оспорю.

Сказал и вышел, ожидая, что в спину ударит крик сестры или даже что «жених» кинется с кулаками. Вместо этого Аська разрыдалась, а Миша, видимо, кинулся ее утешать.

Игорь вернулся к компу. Пар он спустил, но легче стало лишь немного. Он подумал и решил все же свалить на прогулку — теперь это не выглядело бы как побег. На втором этаже старого дома со стихами Пушкина на облупившейся стене могли ждать перспективные находки. И, в конце концов, он собирался забрать герань.

Пришлось зайти за минералкой на кухню, куда на тот момент перебрались зареванная сестра и ее утешитель. Он вошел, открыл холодильник, взял бутылку и вышел.

Пить захотелось еще в маршрутке. Поллитровая «Березовской» почему-то оказалась открытой, но при этом полной. Наверное, Аська открыла по рассеянности. Минералка — то ли потому, что открыли, и вода впитала запахи из холодильника, то ли сама по себе — имела неприятный вкус, но жажда была сильнее, и Игорь от души приложился к источнику. Во второй раз, уже на пороге дома, он сделал пару глотков и особой противности не заметил. Только вдруг отчего-то стало очень хорошо и спокойно. Наверное, просто потому, что это же был дом, один из настоящих, с эхом. Игорь нырнул в прохладу подъезда, постоял, привыкая к изменению света и температуры.

Ощущение понравилось, и он повторил, войдя и выйдя несколько раз. Потом все же прошел дальше и поднялся на второй этаж, но входить в квартиры не стал, а сел на лестницу. Смотреть тут, на площадке, было особо не на что, но почему-то это не мешало наслаждаться — полутьмой, или, скорее, полусветом, шершавостью стены, к которой он прислонился плечом, каждым глотком минералки…

Кажется, Игорь отключился; в себя его привел звук далекого грома. Он огляделся — где я, кто я? — ощутил в руке бутылку с минералкой, поднял к губам и допил. Вода пахла какой-то химией или аптекой, но другой не было. Он встал, отчего-то зашатавшись, дошел до ближайшей двери, отворил и, пройдя через всю квартиру, добрался до окна. Было самое начало заката и небо покрывали тучи… наполовину, и не там, где солнце заходило. Оно, со своей половины мира или неба, подсвечивало тучи на другой половине, тщась развеять скомканную небесную тьму. Пустые усилия. Игорь любил закаты, особенно необычные, но этому почему-то не обрадовался. Наоборот — видение полыхающих по краям туч нагнало на него тоску. Солнцу придется сдаться и уйти… Возможно, ему — тоже, если не хочет в самом деле жить в аду общей с Мишей-химиком хаты с кучей вопящих детей. Если Аська и ее женишок возьмутся за него всерьез… И если мир и правда ад, как он говорит… или это только мир его героя — ад, а сам он живет не в таком? Но если… если мир все равно ад, тогда зачем вообще все?

Снова хотелось пить. Игорь вспомнил о капающей с потолка воде, огляделся. Он как раз стоял на кухне, но не на той. Над четвертой квартирой располагалась не эта, а восьмая. Без особых предосторожностей он перешел туда и сразу увидел капающий кран и полную мойку неприятной на вид, полной мусора и ржавчины воды. «Барашек» крана повернулся немного, и вода закапала чуть сильней, наполнив бутылку из-под минералки на половину минут за десять. Игорь жадно выпил все, опять ощутив аптечный запах. И пока он стоял, держа бутылку под краном, в голове пробегали странные, словно не его, мысли — об аде, мире и даже о смерти. О бесполезности борьбы. Последнее чувство, которое он помнил, было воодушевление, и сразу после нее пришедшая тоска подавляла и оглушала. «Но я же не склонен к депрессиям, — думал Игорь, во второй раз ожидая, когда в бутылку наберется немного воды. — За всю жизнь ни разу. Никогда вообще. Странно это…» Мысли убегали; едва удавалось сосредоточиться на одной, как она рассеивалась, исчезала силуэтом в тумане. Тумане с запахом аптеки.

И когда он снова поднес к губам бутылку, когда ощутил этот запах, то вдруг понял. Или просто ухватил одну простую мысль, которая не спешила спрятаться в туман. Аптека. Таблетки. Миша-химик. Квартира. Размен. Почему нет? Аськин хахаль мог чего-то подсыпать в минералку. Или даже сама Аська… Хотя вряд ли, она не отличит аспирин от аскорбиновой кислоты. Но она же смотрела на него так… то изучающе, то виновато. Возможно, не хотела, чтобы так… Но позволила себя уговорить. Сегодня, после ссоры. «Ты же знаешь женщин, у них вечно настроение меняется». Но сам «химик» был слишком спокоен.

У Игоря потемнело в глазах. Аська, идиотка влюбленная… Как же ты могла? И главное — чего хотела? Что за таблетку или порошочек растворила в минералке или позволила растворить? Подарила эйфорию, а потом депру… зачем? Чтобы я, если повезет, прыгнул из окна? Попал под машину? Полез в драку и попал в милицию? Да тебя саму надо спасать. Миша, если сделал это со мной, сделает и с тобой, как только получит, что хочет.

«Ни черта он не получит, — решил Игорь, отбрасывая бутылку и спускаясь вниз, на первый этаж. — Сегодня же скажу, что заяву на него напишу. За попытку отравления. Скажу, что был в поликлинике и сдал кровь на анализ и что там еще берут… Пусть катится ко всем дьяволам в свой собственный ад для иногородних с работой по контракту».

При этой мысли депра, кажется, сгинула. А, может, таблетка или порошочек наконец перестали на него действовать. По лестнице Игорь спускался весело и зло. И уже шагнул на выход, когда вспомнил о герани. Пусть другие не слышат эха людей, живущих рядом, а только свое. Но он-то слышит — это самое «тьюньк-тьюньк», звучавшее сейчас почему-то «так, так». И далекие раскаты грома. И свой внутренний голос, говорящий, что все будет хорошо.

Он переступил порог четвертой квартиры, быстро, спеша сделать то, что очень хотелось, то, что станет знаком его победы — принести домой герань, оставить ее там и остаться самому. Хозяином. Доски под ногами слабо вибрировали и прогибались — Игорь поймал себя на мысли, что забыл обойти погреб, но мысленно же пожал плечами — да ладно, обойдется. При виде цветка, полыхающего на окне, он снова ощутил почти счастье.

Игорь ступил на мокрый пол и сделал три шага, когда нога провалилась, а за ней — другая. Алый костер цветка стремительно ушел вверх. Стало смешно — надо же, за шаг до победы. Он вцепился в край провала, уверенный, что легко подтянется, но мокрые доски выскальзывали и крошились, загоняя в ладони занозы. Цветок с каждой минутой становился все более недосягаемым. До него уже можно было дотянуться только взглядом. Игорь тянулся, вцепившись в край своей все расширяющейся бездны и проваливаясь все ниже. Нет. Тут не может быть очень глубоко. Даже если он упадет, то сможет выбраться.

Потом пальцы соскользнули, и он рухнул вниз вместе с легкими и все же тянущими на дно мыслями. Цветок исчез, но вместо него появился вспышкой перед глазами алый свет, и потом — боль. А, может, одновременно.

Даль: Что-то давно нет продолжения. Автор все же передумал?

ГП: Так ты не знаешь? Он умер, погиб.

Даль: Как?

ГП: Провалился в старом доме. Там внизу арматура была… Я искал по Сети информацию, думал, выйду на его Вконтакт или Самиздат, раз уж он на «Звезды» не ходит, а нашел статью. Одна газетенка напечатала — на тему «как опасно лазать, где попало». С фоткой и фамилией.

Даль: Ну вот… теперь ты можешь попробовать достать его из ада, как обещал.

ГП: Я думаю, это мы в аду.

Из сообщений на литфоруме «Три Звезды».

4.04.16 г.