Сирота

Посвящается Лене, другу, вдохновителю, творцу.

Подаайте бедному сироте! Можно золотом, а можно и чем хотите… Ай! Не надо за ухо! Что я такого сделал? Правда? Побираться нельзя, тем более в моем возрасте? Что за чушь, эээ… Отец-доброжелатель? Простите, добрый отец, но мне вы не папа… Не грубить старшему? А откуда вы знаете, что тут вы — старший? Не уводите разговор в сторону! Объясните несчастному сироте, почему нельзя брать, если подают? Потому что этим я оскорбляю честь, совесть и достоинство граждан? Хм… Добрый отец, а что, слухи о том, что ваше братство употребляет некую травку в своих поисках Высшей Истины, слухами не являются? Не мое дело? Замечательно! Значит, вы знаете, что есть вещи, которые никого не касаются. На что намекаю? На то чтобы вы не мешали мне собирать милость и пеклись о реальных вещах.

Доброго и вам, госпожа. О, благодарю, сегодня я не останусь голодным, и ваш голод тоже утолится! Вот, покраснела, заплакала, убежала… Не смотрите так, добрый отец! Я знаю. А вы? Знаете, как мало хорошего эта маленькая женщина видела в своей жизни? Семья ее родителей была большая, ни тепла, ни еды никогда не хватало на всех, а она росла слишком кроткой и доброй, чтобы отнимать их у сестер и братьев. Потом ее продали замуж… Не поминайте всуе Чистый Свод! «Будь доволен тем, что у тебя есть, ибо ты заслужил и милое и немилое»… Муж ее давно умер, лет сорок, по крайней мере, потому что не мог держать баланс. Но искалечить ее душу он смог. А очень просто, добрый отец. Когда жена ему надоела, он стал сдавать ее в «аренду» друзьям — чтобы заработать на ее теле пару монет на шлюх и пойло. Несчастная забеременела; супруг избивал ее и заставлял спать в холодном подвале, пока она не скинула дитя… Сейчас у нее все хорошо. Нет семьи, нет мужа, нет детей. Она никогда не разбогатеет, но проживет в достатке, сколько сумеет. Да, бедняжка зарабатывает на жизнь, принимая в доме гостей-мужчин. Ой, не надо мне про нравственность! Где вы были с вашей нравственностью, когда ее отдавали человеку, способному торговать собственной женой? А ведь к этому привыкаешь… Ад становится привычным и, в конце концов, ты все время возвращаешься в него и выбираешь жить в кошмаре — из-за привычки. И если ваша вера и правда делает вас Добрым Отцом — не смотрите ей вслед так.

 Спасибо, господин стражник, целый серебряный — это много. Не пропить? Что вы, я не пью вина. А вы? Иногда? По городским праздникам? И правда, это же все меняет! Если выпивать стаканчик или два, скажем, раз в неделю — то это же пустяки! Ведь не бутылку-две, а всего лишь стаканчик, что нальет — и от чистого сердца — ваш друг трактирщик. Он даже предложит вам хорошее вино, не раз и не два, а всякий раз, как вы будете к нему заходить. Небольшая трата денег, а польза может выйти великая. Например вы на что-то посмотрите сквозь пальцы… Ну вот, кажется, он все-таки обиделся. Интересно только — на кого?

Забавные у нас боги, верно, добрый отец? Прямо как дети, играют, пока не надоест. Создали они баланс. Поддерживаешь его — живи хоть тысячу лет. Нет — окочуришься через пятьдесят-шестьдесят. Хочешь, не хочешь — но играй по данным правилам. А человек пусть и ленив да все равно ведь учится…

Молодой человек, вы заблудились? Нет, это улица Беспечных, а Песчаный квартал в той стороне. Сейчас… дайте мне ваш альбом, я нарисую схему… О боги… это вы рисовали? Юноша, я не буду вас хвалить, похвала — плохое начало для творца. Я вижу, что вы пытаетесь изобрести особую манеру письма. Зачем? Сравните эти рисунки и вот эти. Разница такая же, как между детской искренностью и взрослой претензией на искренность. Зачем вы позже стали экспериментировать? Один из ваших друзей тоже художник, и все зовут его гением, а у него своя, особая манера писать? Друг мой, не тянитесь за гениями. Пусть ваш вчерашний успех будет вашим соперником; соревнуйтесь с ним, а не с гениями. Да за что мне спасибо? Торопитесь, а то опоздаете в вашу Академию Кисти и Мольберта!

Убежал… Надеюсь, он все успеет и все сможет и не будет таким криворуким творцом, как наши боги. Чем я недоволен? Собой, добрый отец. Тем, что в этих условиях ничего не могу сделать. Вот смотрите… Когда человек поступает по правде — своей внутренней правде, не вызывающей возражений у его совести и потому не мучается ею и не тревожит богов мольбами о прощении — тогда он соблюдает баланс и живет… Долго. Вероятно, боги хотели, чтобы люди изменились к лучшему, а еще им нужно было свободное время — свободное от НАС… А тут — с одной стороны — такой пряник, долгий срок жизни, с другой — эдакий кнут в виде смерти, которую ты сам то отдаляешь, то приближаешь, поступая не по правде. Но в жизни все точно так же, как, например, за картами — есть сильные игроки, а есть слабые. Один азартно отвечает на каждый ход своим и нарушает правила ради победы, не боясь наказания. Другой вступает в игру, веря в свои силы, но не дотягивает до уровня остальных игроков, быстро устает и запутывается. Так и с балансом. Кто-то честно следует правилам и старается поступать по совести, кто-то приспосабливается и договаривается с ней, кто-то замирает в оцепенении и не пытается даже выжить. Боги не продумали последствий своего подарка. В этой игре вот уже второе поколение побеждают лишь те, у кого нет совести.

Спасибо малышка! Можно монетку, а можно и булочку. Хочешь подержать меня за руку? Ну, держи! И не грусти, малышка! Можно, я спою тебе песенку? Ну, слушай…

Она хранила прядь твоих волос

В шкатулке с драгоценными дарами.

Что было там еще? Пустой вопрос.

Стеклянных бус чуть-чуть, колец разброс —

Она их надевала вечерами,

Так вспоминая век свой долгий, весь,

Что был как вехами, детьми отмечен.

Но бабушка твоя уже не здесь,

А у тебя еще обида есть,

И мертвой на нее ответить нечем.

А ты сама? Что скажешь? Боль прошла?

Чем вызвана была ее отрава?

Она тебя с собой не позвала,

А может быть шкатулку не дала?

…Но это все такая мелочь, право,

Обиды все ее не стоят слез,

Что о тебе она пролить успела.

Любовь не так легка, когда всерьез…

Но легче пуха прядь твоих волос,

Которая, как жизнь, не потускнела.

Не плачь, маленькая. Почему люди умирают? Потому что иногда им становится незачем жить. Неправда? Ну, может быть… Ага, и тебе до свидания.

Ушла… Что, добрый отец? Совесть? Ну да. Она не исчезла, конечно, но сменила образ жизни и место обитания. Не внутри она, а снаружи, просит милостыню у тех, кому все еще нужна. А зачем — этого и боги не знают. А если нет — то почему вы приходите, как та женщина, через страх и слепое подчинение балансу, чтобы ощутить себя человеком, а после снова жить, не беспокоясь, не заморачиваясь присутствием или отсутствием в вас такой вещи, как совесть?

Куда же вы, добрый отец? А… Идите, конечно. Нет, не буду я ничего обещать. Если единственное, что я могу сделать — просить о милости, я буду просить.

Господин? Госпожа? Подайте сироте на тарелку горячего бульона и кусок серого хлеба! Может быть, и я смогу утолить ваш голод, сосущий голод по тому, чего нет…

22.11.2010

коллаж: Agata Argentum.