Глава 8

Не знаю, сколько я просидела, оцепенев от ужаса, закусив собственный палец, чтобы не кричать. Очнулась от прикосновения ладони к плечу, вздрогнула, обернулась и увидела Рэймона. В глазах у него тоже застыл страх.

— Откуда?

— Н-не знаю, — через силу заставляя себя говорить, пробормотала я. — Просто появились вдруг. Я его не трогала!

Кровь резко прилила к щекам. Трогала, конечно же трогала, только не так! И всё равно чувствовала себя лгуньей. И виноватой. Может быть, из-за моего глупого желания всё и случилось…

— Продолжай читать.

Вот лорда Тайлора, похоже, увиденное ничуть не смутило. Даже, кажется, чуть обрадовало. Я перевела на него взгляд, не зная, что и думать, отгоняя нехорошие подозрения. Не стоит придумывать глупостей, если совсем не понимаешь, что происходит.

— Он слышит тебя. И тот, кто не позволяет ему вернуться, знает об этом. Продолжай, это хорошо.

Я кивнула и заставила себя читать дальше. Сердце трепыхалось, словно норовя выскочить горлом, незнакомые слова едва удавалось выговаривать. Но теперь меня подхлёстывала надежда. Что-то происходило, значит, я старалась не впустую. Кто-то злился, значит, Нир хотел вернуться.

Внезапно в глазах потемнело, буквы расплылись по листу. А потом резкая боль, такая, словно в живот с размаху воткнули кривую гантарскую саблю и принялись там вращать, заставила тихо заскулить и согнуться пополам.

— Айли? Айли?! Найвеса зови! Айли, что с тобой?!

Глаза застилали слёзы. Сквозь их мутную пелену я видела Рэймона, трясущего меня за плечи. Потом послышались торопливые шаги, Аллора беспардонно оттолкнула от меня наследничка, тоже встряхнула, о чем-то спрашивая. Но никакие слова уже не доходили до моего сознания. Осталась только боль.

Потом меня куда-то несли, укладывали, чем-то поили, но от всей этой суеты не менялось совершенно ничего. Я съежилась в коконе боли, отрезанная им от всего остального мира. И будто застыла в бесконечном мгновении, неспособная даже потерять, наконец, сознание.

* * *

Она лежала, скорчившись на кровати поверх одеяла, тупо глядя в одну точку синими глазами, полными слёз. Аль бесконечно мерила комнату шагами, от окна до платяного шкафа и обратно. Отец торопливо шуршал страницами какой-то старой книги. Найвес трясущимися руками смешивал в кружке очередное снадобье, то и дело просыпая и проливая ингредиенты. Рэймон стоял на коленях возле кровати, уставившись в пол, и не шевелился.

— Знаешь, что там случилось, сладкий? Догадываешься? — пропел над ухом голос твари. — Твоя девочка умирает. Ей сейчас очень, очень больно, сладкий, и всё это она чувствует, постоянно, непрерывно. И уже никто ей ничем не поможет.

Он прикусил губу, не почувствовав боли. Где-то в груди, там, где у живого тела находится сердце, будто медленно проворачивался осколок льда, обжигая холодом и с каждым движением вспарывая плоть острыми гранями. Он знал, что на этот раз тварь не лжёт, не пугает его иллюзией. Просто знал.

— Ты достаточно умён, сладкий, чтобы не спрашивать, зачем мне её убивать. Но знаешь, смерть это настолько… скучно. Это то, что и так можно сделать в любое время. И потом, тебя я сейчас хочу больше, чем её смерти.

Он молчал. Пытался понять, как это могло произойти. Яд? Глупо. Если от него есть противоядие, Найвес его найдёт. А если нет, эту игру тварь уже не сможет выиграть. Нет, так она не играет. Магия? Но как? Для сумеречного проклятия маг должен был к ней прикоснуться, а в доме нет одержимых. Печать на Рэймоне продержится ещё по меньшей мере несколько дней, потому пока он недосягаем для твари. Иреас? Да, разве что Иреас…

Нет, снова нет. Иреас не только связан, но и защищён своей клятвой. Никто кроме хозяина не сможет им воспользоваться. То, что он подчинялся твари, вселявшейся в Рэймона — исключительно следствие его личной упёртой глупости и нежелания видеть правду. Мог бы и не подчиняться, без всяких последствий.

— Думаешь, как мне это удалось? — мурлыкнула тварь, кошкой прижимаясь к его боку, словно ласку выпрашивая в награду за пойманную мышь. — Агераны такие красивые цветы, сладкий… подарил бы, кстати, что ли… Подаришь? Нет? Ну и ладно, всё равно ведь подаришь… Да, агераны красивы, но целители всё равно любят их больше, чем девушки. Потому что лучшего средства при малокровии просто нет на свете.

В комнате продолжали суетиться. Бестолково по большей части. Верно, Найвес искал яд. Перебирал свои склянки, открывал, рассматривал, нюхал содержимое. Рэймон стоял у него за плечом, наблюдая. Потом внезапно выхватил один пузырёк из рук целителя, присмотрелся к ярлычку на горлышке, застыл на мгновение, а потом размахнулся и швырнул склянку в раскрытое окно.

Агераны… поблизости от столицы они росли только в одном месте. На берегах озера Рэйи. И собирала их там всегда… Киана. Разумеется, Киана! Кто ещё мог оказаться на такое способен? Это через неё тварь добралась до Рэймона. И через неё же теперь до Айли.

Яда в порошке из лепестков не было, конечно же, этого и не требовалось. Айли просто выпила снадобье, куда он был заботливо добавлен ничего не подозревающим Найвесом, и оказалась в лапах твари. Которой осталось только пожелать, чтобы дремлющее проклятие проснулось. Дремлющее, потому девочка ничего и не почувствовала в своей кружке.

— Понял, сладкий?

Тварь положила голову на его плечо, бесстыдно обвила руками, коснулась губами мочки уха. Слегка, но всё равно заставив вздрогнуть. Бархатно рассмеялась, скользя поцелуем вниз по шее.

— Вижу, что понял. Эта травница такая милая девочка. Такая глупая. Столько сделать всего лишь ради мужчины! Но я как-то отвлеклась, да? Так вот, сладкий, ты можешь сейчас подумать, что и я не лучше. Только зря. В отличие от неё я получу желаемое.

О, в этом он уже не сомневался. Точно знал, что будет дальше. Губы скривила горькая усмешка. Берясь за свою опасную затею, он боялся погибнуть, но даже не помышлял о том, что его может ждать участь много худшая.

— Я могу не убивать её прямо сейчас. Могу потом, а может, даже и никогда. Но для этого тебе, сладкий, нужно сделать всего одну очень простую вещь. Стать моим. Если хочешь, можешь подумать, сколько нужно, я не спешу. Только не забывай — пока ты думаешь, ей очень, очень больно.

Думать надо было раньше. О том, что делаешь, и к чему это может тебя привести. А теперь уже слишком поздно, настало время расплаты. И, что бы про него ни говорили, за свои ошибки он всегда платил сам.

Предательски дрожащие пальцы нашли ледяную ладонь твари. Он неторопливо опустился на одно колено, низко склоняя голову. Помедлил ещё мгновение, не в силах заговорить, но справился с собой.

— Я, Алланир Эйвар Освир, приношу клятву. Отдаю душу свою и тело, имя, данное при рождении и полученное при посвящении, дыхание своё, каждую каплю крови своей в твою власть и твою волю. Отныне и навеки.

— Помнишь! — мягко, торжествующе рассмеялась тварь. — Принимаю. А теперь уходи. Я позову тебя, когда захочу.

Темнота закружилась, проваливаясь под ногами, отправляя его в бесконечно долгое падение. Грудь резануло мучительной болью. Со всхлипом втянув в себя воздух, он зажмурился от невыносимо яркого света и упал на подушку, оглушённый стуком собственного сердца. Дрожащие тёплые пальцы вцепились в его плечо, на щёку упала горячая капля, а за ней ещё и ещё одна.

— Нир… Нир, ты вернулся!

Он всё-таки открыл глаза и увидел её совсем близко. Плачущую и улыбающуюся, цепляющуюся за него, не желая, категорически отказываясь отпускать. Это было так… так больно. Это и была настоящая расплата. Только сейчас. Только начиналась.

* * *

— Киану не нашли, — мрачно сообщил Рэймон, опускаясь на диван у дверей. — Как сквозь землю провалилась.

— Могла и правда провалиться, — со странной усмешкой отозвался Алланир.

Не удержавшись, я нежно провела пальцами по его щеке. По двум тонким белым полоскам шрамов. Раны, так странно и необъяснимо появившиеся, так же странно и необъяснимо исчезли, оставив о себе эту едва заметную память. Я наклонилась и тронула шрамы губами. Сначала один, потом и второй. Спустилась чуть ниже, коснулась уголка рта. Нир медленно закрыл глаза.

— Мне уйти?

Голос Рэймона прозвучал чуть иронично. Спасибо, что не осуждающе, а то не удержалась бы, ответила. Послала бы к Киане, цветочки эти проклятые вместе собирать и нюхать. Это было бы незаслуженно жестоко, так что потом пришлось бы страдать от угрызений совести, но даже понимание сего факта меня бы не остановило. Не в том я была сейчас душевном состоянии, чтобы хорошо себя контролировать.

— Уходи, — попросила я. — Закончим этот разговор утром. Сейчас все устали.

На самом деле как раз усталой я себя не чувствовала совершенно. Внезапно обрушившаяся на меня боль так же внезапно и прекратилась. Рэймон и лорд Тайлор устроили по этому поводу панику и скандал, наперебой обвиняя друг друга и особенно Найвеса. Хотя вот уж кто был виноват меньше всех, так именно целитель. И очень хорошо, что я, едва сумев встать с постели, немедленно ушла, не желая слушать их крики. А увидев очнувшегося Нира и вовсе думать забыла про шум в соседней спальне.

Шумели они, к счастью, недолго. Последовавшая за мной Аллора, тоже не горевшая желанием выслушивать пустую ругань, узнав, что её брат пришёл в себя, поразительно быстро положила разборке конец. Всего-то и пришлось пожертвовать одной вазой. Мне отчётливо захотелось поучиться у нее подобному.

К тому времени, как служанка вытерла лужу и вымела осколки, страсти порядком поостыли, и скандал перешёл в более-менее нормальный разговор. Не без взаимных обвинений, конечно, но хотя бы без криков. Кто виноват и что делать, правда, так решить и не удалось. А я смотрела на них и понимала, что они напрочь упускают самое главное. Алланир что-то знал обо всём происходящем. Но вытягивать из него правду я собиралась исключительно наедине.

Когда его высочество наконец-то соизволили исполнить мою просьбу и покинуть комнату, я заперла дверь и вернулась на кровать. И после недолгой игры в гляделки, закончившейся позорной капитуляцией Нира, задала первый вопрос:

— Где ты был?

— Прости…

— Где ты был? — повторила я, не поддаваясь на провокацию.

— У неё, — тихо ответил он, не открывая глаз. — У Безымянной.

Странно, но я даже не удивилась. Только внутри зародилась холодная пустота страшного предчувствия. А потом приливной волной нахлынула неистовая ярость, принеся с собой множество резких и злых слов, бросить которые Ниру в лицо так и чесался язык. Не слишком ли далеко, например, он зашёл в своих поисках любви, что аж до самой Безымянной добрался? И не стыдно ли ему хоть капельку за ту омерзительную ночную сцену, за то, что вытворила эта тварь с Рэймоном?

Я не раз признавалась себе, что не знаю, что такое любовь. Да и едва ли вообще кто-нибудь в этом мире был способен дать ей сколь-нибудь точное определение. Но название того чувства, что безжалостно раздирало меня сейчас изнутри, я знала даже лучше, чем хотелось бы. Это была ревность.

Спрятав лицо в ладонях, я выплеснула эмоции в глухой стон. Помогло не слишком, но достаточно, чтобы сдержаться ненадолго. А потом я призвала воспоминания. Уроки жизни, полученные от родителей. Отец говорил, что гнев — плохой советчик. А мама, лукаво улыбаясь, шептала на ухо, что ревность — еще хуже. Передумав всё это, я убрала ладони и тихо спросила:

— Как давно ты с ней… познакомился?

— Давно, — так же тихо ответил Нир, глядя в сторону. — Почти десять лет назад.

— Зачем?

— Я не этого хотел.

— И на том спасибо, — всё-таки не удержалась я. — Прямо успокоил и осчастливил! Думать надо было, знаешь ли, вовремя!

— Я думал.

— Подозреваю, не о том, о чём следовало бы!

— Айли…

Алланир поймал мою руку, требовательно потянул, заставляя посмотреть ему в глаза, и вдруг на полном серьёзе спросил:

— Ты знаешь, кто я?

Я растерялась. Совершенно не поняла, как понимать этот вопрос и что на него можно или нужно ответить. Почесала свободной рукой нос, пожала плечами, демонстрируя своё глубочайшее недоумение. А он молча ждал, не отводя взгляда. Пришлось импровизировать:

— Лардэн? Снежный демон? Мужчина? Некромант?

— Не просто некромант, — кивнул он. — Роддаур.

— Это ещё что такое? — окончательно оторопела я.

— Rodd Daeure, — повторил Нир чуть иначе: более мягко и напевно, и уже очевидно в два слова.

Я напрягла память. Не сказать, чтобы от повторения на новый лад смысл стал сильно понятнее, но всё-таки отправная точка для рассуждений появилась. Первое слово я поняла сразу, оно через тьму веков дошло до нынешнего лардэнского почти неизменным. Голос. А вот со вторым… Где-то мне попадалось похожее, совершенно точно попадалось, но где?

На кладбище попадалось. Вот что я вспомнила. В смысле, в том самом нашумевшем романе была сцена на кладбище, и старый смотритель, ругая расшалившуюся молодёжь, произносил именно его, это похожее слово.

— Голос мёртвых?

— Да. Молодец, — кивнул Нир.

— Это не значит, что я хоть что-то поняла, — осадила его я.

— Это довольно редкая особенность дара некроманта. Причем случайная, не наследственная. Способность беседовать не только с теми мёртвыми, которых поднял именно для разговора, но и с духами умерших вообще. С теми, которые захотят поговорить. Без всяких там ритуалов.

— И что? — продолжила недоумевать я.

— Мёртвые любят поговорить, Айли. Ты не представляешь, как они это любят. На своё счастье.

Я смотрела в его серьёзное, напряженное лицо. И до меня начинало медленно доходить, к чему он клонит. К тому, что эти роддауры обречены постоянно нарываться на неожиданных и нежеланных собеседников. Неприятно, ничего не скажешь. Но ведь как-то, наверное, можно же от них отделываться. Выслушав этот мой вопрос, Алланир рассмеялся. Так невесело, что у меня сжалось сердце.

— Отгородиться от их болтовни, конечно, можно. Теоретически. А практически рано или поздно ты всё равно наткнёшься на того, кто сильнее тебя.

— И?

— И тогда станешь его голосом. Сперва он будет мирно обитать в твоей голове, как… как кукушечье яйцо в гнезде другой птицы, набирать силу. А потом он просто тебя уничтожит. Выкинет из твоего же тела, как вылупившийся кукушонок выкидывает остальных птенцов. Именно поэтому роддауры живут очень недолго.

— Сколько? — невольно дрогнувшим голосом спросила я.

— Обычно лет по двадцать пять, не больше. Некоторым везунчикам удается разменять четвёртый десяток. Но, насколько известно, до сорока ещё никому дотянуть не удавалось. А мне было только двадцать два. И знаешь, я не хотел умирать. Уж по крайней мере не так.

Я поёжилась. Такое, пожалуй, вряд ли стоило вообще называть даром. Проклятием, разве что. Алланир, помолчав немного, отвернулся, выровнял сбившееся на последних словах дыхание и продолжил:

— Избавиться от этого ублюдка чтобы выжить стало моей целью. Заслонившей в тот момент всё на свете. Я искал способы, но не находил раз за разом ничего. Пока мне не помог другой мёртвый, подсказав один ритуал. Весьма… необычный.

— И что случилось? — прошептала я.

— И это сработало. Только вот какая штука, Айли: иногда, только достигнув цели, понимаешь, что ты — средство.

В комнате было тепло, жаркие волны растекались от полыхающих в камине дров, но меня бил озноб. Стискивая пальцами собственные плечи, я тупо смотрела прямо перед собой, ничего не видя. В голове билась одна единственная мысль. Неожиданная, немного пугающая, но несомненно верная. Даже не требовалось спрашивать, чтобы знать точно. Я — первая, кто слушает эту историю.

— Тот другой… он обманул тебя?

— Использовал, — уголком рта усмехнулся Нир. — Нет, я никогда не думал, конечно, что он помогает мне по доброте душевной, но не предполагал, чего именно он хочет этим добиться. Думал, потребует обычной платы. И вот это, знаешь, было действительно наивно.

— Обычной? — уточнила я.

Вот честное слово, так говорит об этом, будто я разбираюсь в некромантии и знаю, что там считается обычным и как вообще иметь дело с мёртвыми. Тем более какие-то сделки с ними заключать. Нет, я, конечно, имела представление о некоторых вещах, но не в таких же подробностях!

— Обычно мёртвые хотят уйти или остаться, — учительским тоном поведал Алланир. — В первом случае нужно закончить для них какое-то дело. Во втором — поделиться силой. Та и другая цена, в общем-то, приемлема. Хотя дела бывают всякими. Месть убийце может иной раз поставить в очень… неудобное положение. Но тогда это казалось не самым важным.

Подумав пару мгновений, я согласно кивнула, приглашая продолжать.

— Он так и не сказал, чего именно хочет, а я не настаивал. Считал себя самым умным. И спасло меня только то, что этим мы согрешили все трое. Можно сказать, дружно вырыли яму и так же дружно в неё свалились.

Кажется, он хотел заставить меня улыбнуться. Я не стала разочаровывать, хотя не находила в этой истории решительно ничего забавного. По мне так впору было рыдать, стучась головой о стену. Куда катится этот мир, если не только живые, но даже и мёртвые так и норовят предать и обмануть?

— Что произошло?

— Один хотел покинуть сумеречный мир. Другой — обрести новую жизнь. Третий — сохранить собственную. Взаимоисключающие желания, учитывая, что тело, необходимое для выполнения каждого из них, имелось всего одно. Каждый сделал всё, чтобы своего добиться, и в итоге в сумеречном мире оказались мы все.

Вот на этот раз я усмехнулась по собственному желанию. Воистину, была в этой истории своя, хоть и весьма жестокая, ирония. Лишнее напоминание о том, что ложью и предательством нельзя добиться ничего хорошего.

— И какой урок ты из этого вынес?

Удержаться от вопроса не получилось. Я понимала, что догадаться, какого ответа я жду, проще простого. Но всё-таки было интересно, каким этот ответ будет — искренним или сочинённым для моего успокоения. Вдруг да удастся понять.

— Кое-что вынес, — как-то странно улыбнувшись, ответил Алланир.

— И что же?

— Не утверждаю, что предки поступили правильно, послав Мораэна в бездну и не придя ему на помощь, — мгновенно посерьёзнев, сказал он, — но зато очень понимаю, почему они так поступили.

— И почему? — изумлённая этим внезапным заявлением, выдавила я.

— Потому, Айли, что лично мне не доводилось встречать большей мрази, чем он. Ни среди живых, ни среди мёртвых. Ей богу, они с Безымянной друг друга стоят.

Я, совсем уже было настроившаяся на историю о правде, лжи и последствиях их применения в разных целях, ошалело приоткрыла рот. Только в этот момент до меня дошло, кем был тот добровольный помощник, с которым Нир не потрудился заранее договориться о плате за услугу. Желавший покинуть сумеречный мир.

— А раньше говорил — Белый Князь, — пробормотала я растерянно. — Спаситель, принёсший себя в жертву…

— Такова официальная версия, — криво усмехнулся Нир. — И не вздумай никому говорить, что это не так. Особенно Рэймону. Тем более, есть два факта, с которыми не поспоришь. Сделка с Безымянной остановила лорлотов, и клятва верности была нарушена. Так что, как видишь, речь вовсе не только о моральном облике лично Мораэна. Хотя как-то даже не сомневаюсь, что в жертву тогда он принёс совсем не себя.

— Но освободить…

— Именно поэтому я и хотел достичь порога сам. Чтобы этот подонок не был и правда освобождён. А то с благородного дурака вроде Рэймона станется, вот уж кто правда заслуживает называться Белым Князем. Нет, я хотел отправить Мораэна в бездну, да так, чтобы он уж точно никогда оттуда не выбрался.

— А… а Безымянная? Что там вообще случилось, после того, как вы трое туда попали?

От обилия новых и пугающих сведений у меня голова шла кругом. А когда такое случалось, я обычно предпочитала начинать с самого начала, постепенно двигаясь по нити событий.

— В общем-то, ничего, — обманчиво спокойным голосом отозвался Нир. — Хозяйка встретила нас, можно сказать, любезно. Напомнила Мораэну его место, наказав за попытку побега. Хайдаса, того самого покойничка, от которого я никак не мог избавиться, сразу отправила в бездну, чем-то он ей не глянулся. А меня решила оставить. На моё счастье… или несчастье, веришь, нет, но до сих пор не знаю, чем это считать, ей как раз было скучно. А я сошёл за развлечение.

Я ушам своим не поверила. Это он вот так запросто говорит такое о жуткой твари, лелеющей мечту уничтожить этот мир?! О воплощённой тьме, жестокости, кошмаре! Ей, видите ли, скучно! Сидит девица в темнице, печалится!

— Что, там даже и ярмарки не устраивают? — прошипела я, подаваясь вперед.

— Там вообще довольно мало разумных существ. Можно сказать, почти нет.

— И что?! — рявкнула я.

— Да ничего, — растерянно посмотрел на меня Нир. — Я же не говорю, что развлечение было единственной её целью. Конечно, я ей нужен зачем-то ещё. Только не спрашивай, зачем. Этого я не знаю.

— Но одно другому не мешает, да, сладкий?!

Меня снова начала бить крупная дрожь. Увиденное ночью, когда эта тварь явилась к нам в теле Рэймона, встало перед глазами как наяву, вызвав приступ тошноты и злости, сдерживать которую уже не получалось. Слабо соображая, что делаю, я влепила Ниру пощёчину и разрыдалась, уткнувшись лицом в колени.

Мне, очевидно, предлагалось смириться с тем, что этот… этот… что он и Безымянная… Невозможно было ошибиться относительно характера связывающих их отношений! Развлечение! Как изящно сказано: она развлекалась, а он, вроде, и не виноват! Мученик нашёлся! Все они такие!

— Я надеялся сбежать, и мне это удалось.

— Как? — всхлипнула я.

— Маленькая ложь, большая ложь… и некоторая помощь Аль. Тебе правда нужны детали?

Подумав, я покачала головой. Слишком отчётливо понимала, что это за детали. Грязи с меня хватило, пожалуй, на половину жизни вперёд, не стоило ничего к этому добавлять. Правда, легче от этого неведения не стало ничуть, только тяжелее.

— Вот и прекрасно! — сорвалась я. — Тогда Аль, теперь я… но толку-то! Может, лучше тебя уже оставить этой фифе безымянной?! Возни меньше!

— А не надо, — без выражения откликнулся Алланир, откидываясь на подушку и отворачиваясь. — Я уже сделал это сам.

— Что? — тупо переспросила я.

— Я поклялся. И теперь принадлежу Безымянной. Как и Мораэн.

Вскочив с кровати, я добежала до камина и изо всех сил ударила кулаками по тёплому камню полки. Боль немного отрезвила, помогла уложить услышанное в голове, осознать его смысл. Навалилась предательская слабость, ноги подогнулись. Медленно опустившись на белую шкуру какого-то зверя, расстеленную на полу, я закрыла лицо руками, почувствовав ладонями горячую влагу, и прошептала:

— Зачем?

— Иначе она убила бы тебя.

— И оно того стоило, да?

— Это глупый вопрос, Айли. Это даже вообще не вопрос.

— Ненавижу тебя! — выдохнула я, глядя на танцующие языки пламени. — Ненавижу! Дурак! Зачем?! Что мешало ей всё равно убить меня, получив твою клятву?!

Горький смешок хлестнул меня плетью вдоль спины, заставив судорожно дёрнуться:

— А как, по-твоему, страшнее умирать от жажды: видя воду или не видя?

Опустив голову, я смотрела, как по светлому подолу расплываются мокрые тёмные пятна. Один из папиных офицеров, бывший в молодости моряком, рассказывал, как они однажды попали в штиль, и у них кончилась вода. А вокруг было море, целое море воды, которую нельзя пить. От этого правда можно сойти с ума, наверное. Я — море?

Вместо прежней боли, дикой, раздирающей, от которой хотелось кричать, навалилась новая, жгущая изнутри холодным огнём, выпивающая досуха, без остатка. Заставляющая чувствовать себя пустой оболочкой человека.

— И ты на это согласился?

— Как видишь.

— Скажи ещё, что думал обо мне.

— Думал. Только о тебе.

— Но есть же способ освободиться?

— Есть. И он всем давно известен. Именно для этого ты здесь.

— Но ты же… ты…

— Я уже не смогу открыть эту дверь, Айли. Но есть ведь тот, кто сможет.

— Вот как… — медленно протянула я. — Вернулись к тому, с чего начали, просто с другой стороны. Почти как в пьесе какой-то: действующие лица те же, только больнее. Знаешь, лучше бы ты не приезжал в Ролог. Лучше бы мы вообще никогда не встретились.

Несколько шагов до двери дались мне с неимоверным трудом. Каждый — босыми ногами по осколкам стекла, по раскалённым углям, по острым комьям холодного снега. Взявшись за дверную ручку, я замерла на пару мгновений. Уйти или остаться? А зачем было оставаться? Чтобы швырнуть в израненную душу лишнюю пригоршню соли? Всё равно ведь утром я уйду из этого дома. Вернусь туда, откуда бежала.

— Я больше никогда не хочу тебя видеть, — выговорила я, клещами силы воли вытягивая из себя каждое слово. — Я тебя ненавижу и никогда не прощу. Знаешь, почему? Потому, что это ложь. Правда в том, что я хочу видеть тебя всегда. Я уже тебя простила. И, наверное, я люблю тебя. Но для тебя этой правды не существует.

Так и не дождавшись ответа, открыла дверь, шагнула в полутёмный коридор и только тогда услышала его тихий голос:

— Я тебя люблю. И ты никогда больше меня не увидишь.

* * *

Аль трясла меня за плечи, не желая оставлять в покое. Не обращая внимания на мои попытки отбиться, сперва отобрала одеяло, а потом ещё и выдернула из-под головы подушку. Пришлось просыпаться.

— Где он?

— Кто?

— Нир! — рявкнула Аллора, встряхивая меня ещё раз. — Куда он исчез?!

Мутный туман полудрёмы колыхнулся, обнажая обрывки ночного разговора. Глаза предательски вспомнили, чем занимались почти до рассвета, вновь наполняясь слезами. Аль села рядом со мной, зачем-то взбила подушку, которую так и не выпускала из рук, провела по ней ладонью и спросила:

— Что у вас произошло? Почему ты всю ночь плакала?

— С чего ты взяла? — всхлипнула я.

— Подушка мокрая, — великодушно пояснила Аль. — Так почему? Поссорились?

— Нет. Просто… просто мы никогда не сможем быть вместе.

В повисшей тишине эти слова простучали комьями земли, падающими на крышку гроба. Я крутила их в голове всю ночь напролёт, пока не забылась сном уже под утро. Думала о том, что, даже если всё получится с этим проклятым порогом, и Нир вернёт свободу, я уже буду навсегда связана с другим.

— Он что, передумал? — сдвинула брови Аллора.

Я отрицательно мотнула головой, пытаясь перестать плакать. Но слёзы упрямо катились по щекам. И нужно было теперь решить, рассказывать ли правду. Тоже тот ещё вопрос. С одной стороны, семья Нира имела право её узнать. С другой… он сам рассказал бы им, если бы хотел. И имела ли я право выдавать его тайны без разрешения, просто так?

— Знаешь, — вдруг сказала Аль, — такое уже было.

— Что было?

— Когда он… уходил, — вздохнула девушка. — Однажды я нашла его в башне точно таким же, беспробудно спящим. Это продлилось целую неделю. И тогда он тоже исчез, едва встав на ноги. Вернулся через полгода. Но так и не рассказал, что с ним произошло. Даже мне.

Я криво улыбнулась. Вот и ответ на мучивший меня вопрос. Вернётся — и сам пусть решает, что и кому говорить. Ведь если рассказать… а вдруг они посчитают, что его лучше поймать и запереть? Может, в чём-то это и будет правильным решением, но было у меня чувство, что Алланир рассказал мне не всё. Знал он, знал, зачем нужен Безымянной. По меньшей мере догадывался, по глазам видела.

— Я его найду, — мрачно глядя в пол, пообещала Аллора. — На этот раз найду обязательно. И заставлю всё выложить.

— Постарайся, — не менее мрачно кивнула я. — И я тебе обязательно помогу… с дознанием.

— Ладно.

Мы обменялись хищными усмешками. И правда, спелись.

— А ты что будешь теперь делать?

Этого вопроса я боялась больше всего. Ведь ответ на него был, вроде бы, совершенно очевиден. Ну не могла же я просто домой сбежать! Лорина, как раз только что прошедшая по коридору мимо открытой двери, могла, а вот я — нет. Мне тут вообще недавно любезно напомнили, что формально я до сих пор невеста его высочества. И неважно, что напомнила Безымянная, сути дела это не меняло.

— Не знаю, — соврала я.

— Не ври, знаешь, — отмахнулась Аль. — И тебе нечего стыдиться. Ты не обязана годами ждать, пока Нир образумится. Это братьев не выбирают, а жениху всегда можно дать отставку, особенно если заслужил.

Я вздохнула. Впервые всерьёз захотелось выложить всю правду. Чтобы хоть Аллора не думала, что всему виной какой-то каприз или пустяк. Но, задумчиво покусав губу, я заговорила совсем о другом. О том, что, может, и не было по-настоящему важно, но меня, как ещё недавно очень приличную девушку, всё равно волновало.

— А что скажут, если я вернусь… ну… все ведь уже знают, что я…

Сообразив, что внятно сказать ничего не выйдет, я прикусила язык и принялась думать. Долго мучиться не пришлось. Аллора, немного полюбовавшись моим лицом цвета молодой редиски, фыркнула, а потом и вовсе расхохоталась в голос.

— Айли, я тебя умоляю! — выдавила она сквозь душащий смех. — Уж поверь, никто ничего не знает. Ха, да Рэймон в жизни бы не признался, что Нир украл у него невесту. До тех пор, пока достоверно не убедился, что свадьба состоялась.

— Это почему? — спросила я, чувствуя, что как-то не вписываюсь в траекторию полёта этой мысли. По-моему, тут выходила полнейшая бессмыслица: почему до свадьбы нельзя, а после — можно? Что, сам факт кражи невесты после венчания отменится волею Вседержителя?

— Это потому, — не переставая веселиться, объяснила Аль, — что до свадьбы все будут говорить о наследнике и его рогах. Зато после про наследника уже никто не вспомнит, всех будет интересовать только и исключительно особа, дотащившая таки Алланира Освира до алтаря. Потому как пытались, уж поверь, многие, а преуспела только ты.

К концу фразы веселье Аллоры окончательно улетучилось, девушка пристыжено отвернулась, опустила глаза. Глядя на её напряжённую спину, я проглотила слова о том, что разговоры стихли бы, едва стало известно о моей небольшой особенности. О том, что я эссаада. После вчерашнего разговора они стали незаслуженно жестокими.

— Не надо, Аль, — попросила я. — Если хочешь правду, я ужасно зла на него, да. И не без причины. Но он не виноват.

— И как вообще возможно то и другое сразу?

— С твоим братом всё возможно, — вздохнула я.

* * *

Через неделю мне начало казаться, что княжеский дворец обладает некоторой особой аурой. Оказавшись там, Рэймон сразу перестал подавать всякие признаки жизни, замеченные мной в доме Найвеса, вновь превратившись в безупречную ледяную статую.

Встречались мы обычно за столом и вели исключительно самые светские беседы о поданной еде или погоде за окном, обращаясь друг к другу на «вы». Он называл меня леди Айлирен, я его милордом или вашим высочеством, сама не зная, почему избегая при этом произносить его имя. Редкие встречи в другой обстановке проходили ещё однообразнее. Я приседала в реверансе, он отвешивал церемонный поклон, после чего оба спешили поскорей убраться восвояси.

И очередной завтрак прошёл бы точно так же, как и шесть предыдущих, если бы во время второй перемены блюд из коридора не донёсся возбужденный голос дворецкого, пытающийся кому-то растолковать, что его высочество принимают только после обеда. С каждым мгновением, к слову, звуча всё беспомощней. А потом двери столовой распахнулись, и в сонно-чопорный зал ворвался медноволосый вихрь.

— Леди Аллора, — ровным голосом поприветствовал его Рэймон, складывая салфетку и поднимаясь со стула, — чему обязан удово…

— Рэймон, — сдвинула брови Аль, останавливаясь в паре шагов от него и подбочениваясь, — сделай одолжение, не позёрствуй. Во-первых, ты мне не рад. Во-вторых, я об этом знаю, и мне на это плевать. А в-третьих, я не к тебе.

Я, замерев с вилкой в руке, переводила недоумевающий взгляд с одного на другую и не понимала в происходящем совершенно ничего. Раньше как-то не замечала между ними особой взаимной неприязни, скорее они казались старыми друзьями. Теперь же неприязнь буквально сквозила в каждом слове и жесте. Вдобавок, поведение Аллоры на мой взгляд было совершенно недопустимым. Одно дело шутливо препираться в узком кругу своих, но разговаривать с наследником великого князя в подобном тоне, да ещё и перебивать его в присутствии слуг, пусть и всего нескольких…

— Леди Аллора, — сделав вид, что просто продолжает обмен банальными любезностями, продолжил Рэймон, — присоединяйтесь к завтраку, прошу вас.

Аль подозрительно прищурилась, наклонив голову, помолчала немного, потом вдруг кивнула и опустилась на ближайший стул. Я было испугалась, что сейчас повиснет гробовая тишина, и мы все трое как дураки будем сидеть за столом, ничего не есть и ждать, когда завтрак закончится, и можно будет уйти. Но нет, Аль с благодарной улыбкой приняла у слуги тарелку и принялась за еду. Рэймон сделал то же самое, я присоединилась, подавив вздох облегчения.

— Как здоровье вашего уважаемого отца, леди Аллора? — начал светскую беседу Рэймон.

— Благодарю вас, отец здоров, — в тон ему откликнулась Аль. — Есть ли хорошие новости о вашем почтенном родителе, милорд?

— К сожалению, нет. А как дела у вашей матушки?

Это был запрещённый приём. Не знаю, насколько допустимым и приличным был вопрос об отце Рэймона, наверное, скорее допустимым, чем нет. Князь Фесавир всё же до сих пор считался правителем, подданные имели право интересоваться его здоровьем. Но заговорить о матери Аль, явно зная, как обстоят дела в её семье… На миг Аллора дрогнула, поспешно опустив взгляд в тарелку, но справилась с собой и ответила:

— Уверена, у неё все прекрасно.

Я задумчиво ела суфле, пытаясь сообразить, что за нелепое представление тут разыгрывается, и с какой целью. Может, за последние дни успело случиться нечто, о чём я не знаю? Но что и когда? Я вообще слабо себе представляла, какие обстоятельства могли заставить решительную и до крайности прямую по натуре Аллору вести себя как сейчас. Политика и интриги едва ли были её стихией.

— Что ж, рад это слышать, — не поведя бровью, продолжил Рэймон. — Как вам нравится суфле? По-моему, сегодня оно особенно удалось повару.

— Насчёт сегодня вам лучше знать, милорд, — тонко улыбнулась Аллора. — А мне оно кажется просто восхитительным. Благодарю за любезное приглашение, позволившее мне получить это истинное удовольствие.

— Хватит. Зачем ты здесь?

Я подавилась кусочком, который как раз глотала, и надрывно закашлялась. Никто даже внимания на это обратить не соизволил, парочка, боюсь, сейчас не заметила бы даже моих танцев на столе, прожигая друг друга злыми взглядами.

— Хочу побеседовать с Айли. Что, нельзя? — с вызовом спросила Аллора.

— И обязательно было вваливаться именно сейчас и с таким шумом? — не скрывая раздражения, осведомился Рэймон.

— А что, тревожишься за свою репутацию?

— За твою!

— За мою уже поздно! Да и за твою, к слову, раньше надо было беспокоиться!

— На что ты намекаешь?

Я начала прикидывать, как бы пробраться к дверям и покинуть столовую. Идея попросту пролезть под столом с каждым мгновением начинала выглядеть всё более привлекательно. От того, чтобы так и сделать, причём немедленно, меня удерживало только присутствие слуг. Которым, правда, явно не меньше моего хотелось покинуть помещение.

— О, ты прекрасно знаешь, на что, — оскалилась Аллора.

— Ты не должна заявляться сюда одна! Это неприлично!

— На улице Сапожников, всего в десятке кварталов отсюда, есть весёлый дом, — неожиданно сладко пропела Аль, — Поговори о приличиях там, это обязательно оценят, поверь. А со мной не стоит.

Если принимать во внимание не смысл высказываний собеседников, а исключительно их тон и вкладываемые в слова эмоции, я бы сказала, что присутствую при выяснении отношений между супругами, прожившими в браке лет двадцать, сцепившимися из-за сущей мелочи и теперь вываливающими друг на друга накопленное за все годы взаимное раздражение.

Смысла же в произносимых словах я не видела вообще никакого. Могла лишь предполагать, что, поскольку Аллора, будучи незамужней девушкой, в самом деле не должна была являться сюда одна и без приглашения, её демонстративное пренебрежение приличиями разозлило Рэймона. Наверняка он предпочёл бы сразу высказать всё прямо, но не мог, учитывая время, место и количество свидетелей, потому вынужден был ограничиваться намёками. Но терпения хватило ненадолго.

— Ты ведёшь себя как публичная девка, — прошипел Рэймон.

— А я и есть публичная девка, помнишь? — удивительно спокойно отозвалась Аллора. — Ты, кажется, единственный в этой стране, кому удаётся об этом забывать, причём частенько. Даже и не знаю, обижаться мне или быть благодарной.

— Ты сама во всём виновата! Если бы не вела себя как сейчас…

— Конечно! — резко перебила его Аль. — В таких случаях всегда виновата женщина! Сидела бы дома взаперти, так никто бы и пальцем не тронул! Я вот не сидела — и напросилась. Зато ты у нас весь в белом с ног до головы.

— Замолчи! — рявкнул Рэймон, комкая салфетку и швыряя её куда-то в угол.

— А что? Слуг стесняешься? Так это поздно уже, вся страна ведь знает, как дело было. Любого из них спроси — такие подробности расскажет, что закачаешься! А всё благодаря тебе!

— Думай, что говоришь!

Определённо, настал тот самый момент, когда пора вставать и уходить. Эти двое выплёскивали друг другу в лицо то, что кипело у них внутри годами, и остановиться уже не могли. Оба слуги уже успели потихоньку скрыться за дверью. А я будто приросла к стулу, не в силах двинуться с места.

Опершись руками о стол, я всё же попыталась заставить себя подняться, но так и не довела начатое до конца. Сейчас Рэймон и Аллора, поглощённые скандалом, меня не замечали, но если я попытаюсь уйти… Приличия приличиями, но меня не покидало чувство, что мешать им не стоит. Лучше позволить высказаться, а напоминание о присутствии свидетеля скорее всего заставит обоих устыдиться и опять замолчать, причём не до момента, когда я закрою дверь с той стороны, а на неопределённо долгий срок. Продолжая копить внутри боль и злость. Поэтому я осталась сидеть тихо.

— О, я много об этом думала, — прошипела Аллора. — И склоняюсь к мысли, что права. Если бы твой отец не решил поиграть в строгого, но справедливого правителя, шуму вышло бы несравнимо меньше.

— Поиграть? — заломил бровь Рэймон. — По-твоему, соблюдение закона это игра?

— По-моему, иногда нужно смотреть дальше кончика собственного носа! Он выбрал ну просто идеальный момент, чтобы вспомнить о законе, а ты слова не сказал! Даже не думал, кем тем самым выставляешь меня!

— И кем же я тебя выставил?

— Единственной виновницей, — выдохнула Аллора. — Ну в самом деле, чем лорд Лагдон заслужил, чтобы его бренные останки отскребали от пола, стен и даже потолка? Отца твоего я понимаю, другого повода расторгнуть столь нежеланную помолвку ему могло и не представиться. А вот тебя понять не могу. Ты был настолько против?

— Ты прекрасно знаешь, что нет!

— Тогда почему?

Голос Аллоры упал до шёпота. Я, поразмыслив, отбросила церемонии и начала потихоньку сползать под стол. В детстве подобные шалости были для меня делом привычным и любимым, так почему бы не вспомнить золотые времена? Пробраться к самому краю, а оттуда до дверей всего пара шагов.

— Потому, что Алланир перешёл все границы! — прорычал Рэймон.

— Как интересно! — снова возвысила голос почти до крика Аль. — А что, по-твоему, он должен был сделать? Руку выродку пожать и спросить, как ему понравилось?

— Но не разбрасываться же проклятиями, необратимыми, да ещё и родовыми!

— Скажи ещё — незаслуженными!

— Тебе не надо было вообще туда приезжать!

— Мне вообще не надо было соглашаться на эту идиотскую затею! Помириться они решили, покончить с вековой враждой! А вместо этого…

Лицо Аллоры с распахнутыми от ярости глазами белизной соперничало с её же сорочкой. Ноздри девушки раздувались, грудь вздымалась в такт учащённому дыханию. Рэймон был почти так же бледен и нервно кусал губы.

— Хочешь сказать, отец устроил это специально? — глухо прорычал он.

— Не утверждаю, но и не удивлюсь, если так! Иначе с чего ему было так отчаянно защищать Лагдона на суде? Зачем вообще было устраивать суд, вынося историю на всеобщее обозрение и обсуждение? Чтобы все знали, как одна дура заявилась под ночь к десятку крепко выпивших мужиков, а потом ещё возмутилась, что…

— И почему ты поняла это только сейчас?! То, как глупо было…

— Глупо было напиваться и отключаться! Я приехала к тебе, а что сделал ты?! Сам позвал меня, наобещал с три короба, а когда я…

— Я не…

Рэймон осёкся сам. Нож, который до того он сжимал в кулаке, выпал, звякнув о тарелку. Плюнув на всё, я соскользнула вниз, под прикрытие скатерти, опустилась на четвереньки и двинулась в сторону дверей.

— Я не звал тебя туда.

— Да неужели! Вестника прислал, а потом набрался и позабыл всё на свете?

— Не посылал я тебе никаких вестников!

— Врёшь! — выплюнула Аллора.

— Пойдём-ка! — рявкнул Рэймон.

Отброшенный стул с грохотом полетел на пол. Послышались шаги. Аллора что-то зашипела рассерженной кошкой, но вынуждена была пойти следом. Оглушительно хлопнула дверь, закрытая пинком. Я выбралась из-под стола, отряхнула подол и тяжело опустилась на стул.

В сознании начали проявляться очертания безобразной истории, в которой, очевидно, участвовали эти двое и тот самый Лагдон, которого Алланир назвал врагом. Разумеется, врагом, едва ли Рэймон пошутил насчёт проклятия. Такое захочешь — не простишь. Да еще и убили кого-то. А Аллора… неудивительно, что при упоминании этого самого Лагдона у неё началась тихая истерика.

Но куча кирпичей не является домом, а куча разрозненных подсказок, которую мне выдали эти двое в пылу скандала — целой историей случившегося. Придумывать ещё одну сплетню не хотелось. Потому, поразмыслив, я отправилась на кухню. Обычно в это время там оставалась только Дина, а она служит во дворце давно и многое знает.

Дина, и верно, задумчиво попивала какой-то горячий напиток, присматривая за несколькими горшками, мирно булькающими на плите. Увидев меня, женщина приветливо улыбнулась и, приподняв салфетку, приглашающим жестом указала на печенье в корзинке. Отказываться я не стала.

— Наконец-то они поругались, — вздохнула Дина, едва я присела к столу.

Мне осталось только усмехнуться. Быстро же среди прислуги распространяются слухи. Оглянуться не успеешь, а весь дворец уже в курсе, кто, чего, кому и как. А там, глядишь, и городские кумушки присоединятся…

— Так и не поняла, из-за чего, — вздохнула я.

— Известно, из-за чего. Иногда кажется, Дариаты с Освирами с начала времён грызутся. Когда лорд Рэймон стали с лордом Алланиром дружить, мальчишками ещё, все с облегчением вздохнули. Недолго, правда, радовались, ты, поди, сама знаешь, что там только хуже вышло.

Я кивнула, хоть на самом деле и не согласилась. Ту историю я тоже не знала в подробностях, но насчёт «хуже» у меня были весьма серьёзные сомнения. Рэймон с Алланиром хоть и ругались, но по сути врагами не были.

— Только вроде стихло всё, — продолжила Дина, — как эти двое, лорд Рэймон с леди Аллорой, учинили ещё похуже. Хоть бы постыдились у всех на глазах…

— Такая любовь была? — удивилась я.

При всём желании я не могла себе представить этих двоих любовниками. Друзьями, врагами — легко, а так… Это даже если не учитывать, что Рэймон вообще не походил на того, кто способен влезть в скандальную любовную историю. С его-то строгими правилами делать то, на что не решится иной много более беспринципный тип: иметь открытую связь с незамужней девушкой знатного происхождения? Да и зачем устраивать скандал, если можно пожениться?

— Любовь? — рассмеялась Дина. — Любовь доводить родственников до белого каления, вот что это было. Какие тут скандалы каждую неделю случались… как только без драк обошлось, до сего дня дивлюсь.

— И чем дело кончилось?

— Известно, чем, — усмехнулась кухарка. — Совет решил, что хватит. Лорды не стали дожидаться, когда Освиры сочтут уже себя смертельно оскорблёнными поведением младшего лорда Дариата и начнут войну. Тем и другим намекнули, что неплохо бы прикрыть, наконец, творящееся безобразие браком. Заодно и давнюю вражду родственными узами придушить.

— Аллора была невестой Рэймона? — уточнила я.

— Была, — кивнула Дина. — Они и тогда уже ругались так, что стены дрожали. А потом мирились. Бывало, что ещё погромче.

Дальнейшие события я представляла себе достаточно точно. Аллора, как обычно, пренебрегла приличиями и поплатилась за это. Алланир сделал то, что сделал бы в такой ситуации любой хороший брат. А князь Фесавир воспользовался ситуацией, чтобы расторгнуть нежеланную помолвку, сохранив при этом лицо. В сухом остатке оказались уничтоженная репутация девушки, лишние враги и окончательно испорченные отношения кланов.

— Понятно, — пробормотала я, не горя желанием продолжать расспросы.

* * *

— Здравствуй, папочка, — вкрадчиво проговорил Рэймон, склоняясь над постелью больного. — Хорошо ли спал?

— Рэй… — шепнула Аллора, зябко обнимая себя за плечи. — Может, не стоит?

— Да нет уж, стоит. Всего один вопрос, папочка. Всего один. Ответишь — и спи дальше. Ты позвал Аль в Нимдэйль?

Губы больного слабо шевельнулись.

— Не слышу, папочка.

— Д-да…

— Ты заплатил Лагдону?

— Д-да… но он… я только… на…пугать…

— Подонок, — без выражения заметил Рэймон, выпрямляясь. — Идём отсюда, Аль.