1. Царство мертвых.

Стремительно угасало алое зарево заката. Наливался свинцовой мутью и тускнел небосвод. Первые звезды, робко выглянули сквозь темнеющий свинец. Словно светлячки они взобрались на небесный купол, и стали приветливо сверкать двум людям, стоявшим у старого, видавшего виды, тяжелого мотоцикла.

Ржавый, собранный из всякого хлама, запыленный и пышущий жаром от раскаленного двигателя, он был прислонен к рассыхающейся коре развесистого дуба. Юный подмастерье устроился у самого двигателя. Греясь от него, словно от печи и балуясь ножичком парень, обратил покрытое веснушками лицо навстречу разгорающимся звездам.

Его наставник: Мастер Братства Иван Безродный, закрыв глаза, экстрасенсорно сканировал ближайшее пространство. Экстрасенсом он был так себе. Приходилось сильно напрягаться, чтобы почувствовать присутствие стихийных сущностей, духов, или же нечисти, которая могла притаиться в ближайшем лесу. Слабая, третья степень мастерства, давала о себе знать. Иван тратил на простейшие действия, которые у иных мастеров, срабатывали на автомате, несоизмеримо больше сил, нежели второй и первый ранги.

Удостоверившись, что в ближайших пяти ста метрах, кроме интересующего их объекта никого нет, он открыл глаза и покачнулся, от внезапно накатившей слабости, что едва не подкосила ноги.

Совладав с головокружением и поборов приступ тошноты, Иван взглянул на подмастерье, который с довольной моськой, грелся у двигателя, поглядывая на угасающий закат.

Несколько лет назад, этот парнишка, в числе городского отребья слыл отменным воришкой. Он ловко подрезал кошельки у зевак, обчищал карманы в толпе, да обирал пьянчуг у корчмы. Но однажды в его жизни появился мастер, и как говорится, приставил к делу, взяв в подмастерья.

К делу опасному, страшному и неблагодарному, но интересному, и полному приключений. И теперь парень был доволен. Юра стал забывать, как это, спать в сырых подвалах, наводненных крысами, да на поросших пылью и паутиной чердаках, бояться каждого дружинника, и постоянно прятаться в тенях.

А опасность…

Если бы не Иван, то все равно, рано или поздно болтался-бы он в петле за воровство. Без шансов.

Наставник помог обрести смысл жизни и почувствовать настоящую свободу. Юра научился улыбаться солнцу, луне, звездам, и ветру, напором бьющему в лицо, когда мастер гонит по дорогам свой старый мотоцикл.

Иван по-доброму завидовал своему протеже. Парнишка был намного талантливей его. В ходе обучения мастерству, Юра стал во многом превосходить наставника.

Ему не нужно было ждать ночи, или же сильно напрягаться, чтобы применять «иной взгляд», сокрытое от глаз, он видел, как естественное, само собой полагающееся. Своим талантом, подмастерье уже не раз спасал Ивану жизнь. Правда, кое какие умения ему пока давались плохо. Иван в силу слаборазвитых способностей не мог его обучить тому, чем не владел сам.

Ну, ничего. Не достающим умениям парня вскоре обучат менторы Братства. И выйдет из бывшего воришки первоклассный мастер. Он во многом превзойдет своего посредственного наставника. Конечно, если доживет. Работа у них опасная. Не следовало загадывать наперед.

Иван взглянул на лес. Из-за его зарослей, путаясь в сухих ветвях, и прячась за плотные еловые лапы, на свое место, взбиралась оранжевая, полная луна. И чем выше отрывалась она от горизонта, тем ярче светилась, и свет ее становился белей, и холодней. Особенно призрачным казалось в тот день свечение опоясывающего ее диска.

Мертвый лунный космопорт, он же гигантская судоверфь, сотни лет разрушался, окутывая лунную орбиту слабой светящейся дымкой, из миллионов мелких осколков и крупными обломками от некогда огромных, космических кораблей.

— Вань, может костерчик разжечь? Движок уже остыл, совсем не греет, — с мольбой воззрился на Ивана протеже.

— Жги Юрка, фиг с тобой. Не-то околеешь тут, от холодины. Да и зверье огнем, да дымком следует припугнуть. Глядишь, и не слопают тебя вместе с нашими припасами. А припасы-то жалко.

— Угу-угу, — подтверждая слова хозяина воскликнул филин Фома, заерзав в закрепленной на мотоцикле переноске.

— А я разве не иду с тобой? — удивился и в тоже время насторожился парень.

— Сам видишь, не заладилось у тебя с нашим объектом. Ты вчера едва не околел. Хотя я тебе и говорил, не нарывайся.

— А че он хрыч старый, — оправдывался парень, — упертый как осел. — Он поднялся и стал собирать сухие ветки, коих вдоволь валялось под густой кроной скрипучего дерева. — Ладно, побуду тут, на посту. А-то эти чертовы еноты опять еду сопрут.

— Да, действительно упрямый нам попался объект, — согласился наставник, — вредный дед, да оно и понятно. Но сегодня я с ним попробую потолковать по-другому.

Мастер обреченно вздохнул, при мысли об упертом старике. Тот уже два дня кровь у них пил, со своими выкрутасами. Неугомонный встретился объект. Сладу с ним нет.

Пройдя к мотоциклу, Иван открыл дверцу переноски, затем, чтобы пернатый увалень Фома полетел, поразмялся. Тот в последнее время совсем разленился. Даже охотиться перестал. А зачем? Хозяин и так накормит.

Дверца открылась, и Фома, вылупив на хозяина желтые глазища, склонил голову набок. Но из переноски не сделал ни шагу. Он нахохлился и раскрыл клюв будто бы птенец, мол, давай хозяин, корми скорей.

— Хох, да ты братец вообще обнаглел, — стал бранить питомца Иван, — и так задницу отъел, скоро крылья не поднимут. Дуй, давай, разомнись!

Филин понял, кормить в клетке его не будут, защелкнул клюв и вышел из переноски. Покрутив головой он бесшумно вспорхнул, обдал Ивана ураганным ветром, и вместо того чтобы улететь, сел ему на плечо. Острые крючья когтей заскребли, пытаясь удобней уцепиться за наплечник из нескольких слоев грубой свиной кожи.

— Юрка! Глянь на нашего кабана! Фома наш, больше не орел. Я думал он филин, но кажется мне, это пингвин. А тяжелый, сейчас плечо надломит, — подтрунивал питомца Иван.

Фома «угукнув» повернул свою голову к разводящему костер подмастерью.

— Ай-ай-ай, — наигранно покачал головой парень, щурясь от дыма, — толстый, ленивый. Фома, да на тебя скоро не одна уважающая себя сова смотреть не станет. Глянет, да плюнет, мол, не мужик, а толстый индюк какой-то. Не охотник, не самец, а так, фиг пойми, что с крыльями.

Фома нахохлился, хотел было издать свое «угу», но передумал. Он обиженно отвернулся от парня. Иван, улыбаясь, потрепал перышки у него на животе, филин ухватил его за палец мощным клювом не сильно прищемил и тут же бросил.

— Не дуйся брат. Ты мужик вообще или где? Давай, шуруй на охоту.

Фома согласился «угу», ощутимо шлепнул Ивана по лицу грубыми перьями, снова обдал неслабым порывом ветра, и направился в помрачневший лес, что раскинулся на многочисленных холмах.

— Да и мне собираться пора, — произнес Иван вслед скрывшейся в сумраке птице и стал снимать неудобный, кожаный доспех.

В предстоящем деле он был совсем ни к чему. Тем-более местами доспех уже порядком натер, да растрепался. К тому же жутко пропах потом.

Подобные доспехи носили все, от сборщиков ягод до охотников, от лесорубов до охранников торговых караванов. Все, кто отправлялся в путь, или на промысел, за пределы защищенных стенами городов и поселений.

Пулю, картечь, арбалетный болт и умелый удар ножом, вываренная, вощеная кожа сдержать не могла. Зато отлично защищала от когтей, шипов и клыков большинства средней опасности тварей. Самая дешевая и распространенная, разновидность доспеха давала шанс сохранить в целости свое брюхо, и это уже было достаточно большим шансом на успешное отражение атаки, или хотя-бы удачное бегство. К тому же малый, по сравнению со стальными панцирями, вес, влиял на скорость маневра и подвижность, улучшая мобильность. Но главным залогом успеха кожаных доспехов была их дешевизна и простота изготовления.

Стальной или композитный панцирь стоил золота, а кожаный доспех, пару серебрушек, а то и вовсе горстку медяков.

Доспех отправился в одну из седельных сумок. Натертые, широкие плечи распрямились, и освобожденная от кожаных тисков, грудная клетка, свободно вобрала в себя, холодный, вечерний воздух.

Из темных недр сумок появилась кожаная куртка с наплечником, а следом были извлечены все нужные в предстоящей вылазке предметы.

Первым был старый, покрытый трещинами, местами перемотанный изолентой, пластмассовый фонарь. Затем на затертый до дыр дерматин, старого сиденья, один за другим легли: рассеивающий хлыст, мешочек с измельченной, железной стружкой, покрытый сколами круглый магнит, и наконец, мутная, пластиковая бутылка с круто соленой водой.

Иван с сожалением посмотрел на сложенное, на дне оружие и закрыл сумку, затянув, загрубевший, засаленный ремешок. С оружием к деду идти бесполезно. А сколько бы времени сэкономил, если можно было бы уговорить старика под дулом пушки, или приставив к горлу отточенный клинок.

Ну, ничего, прорвемся.

Не считая наступающей ночи, у Ивана было еще два дня луны, для выполнения контракта на устранение проблемы. Главным было уложиться в лунную неделю, иначе гонорара ему не видать. Да и задержался он в этом месте. Осточертело совсем.

Луна, затмив мусорным ореолом, тусклое мерцание ближайших звезд уверенно взобралась на почерневший небосвод. Зажглись зеленоватые искорки среди свалки валунов, бывших, когда-то домами большого города из металла и бетона. Вяло запели, замерзшие от холодного ночного ветра сверчки.

Поросшие мхом, травой и лесом, угловатые куски бетона, давно перестали напоминать остатки былых построек. Даже остовы мятых машин, что раньше торчали из-под развалин, за века рассыпались в ржавую труху. Ничто больше не напоминало о том, что здесь стоял многоэтажный лес домов крупного города.

По сведеньям историков раньше этот город населяли сотни тысяч людей, а его центр надвое разрезал оживленный автомобильный поток. Теперь же на месте той широкой трассы раскинулась зеленая поляна, которую обступили лесистые холмы, скрывшие собою руины, а ровно в центре, разрушив крепкими корнями, остатки асфальта, вырос огромный дуб.

Подмастерье, раскочегарив как следует костер, занялся созданием защитного круга. Он старался уложить аккуратным кольцом ржавую железную цепь среди поросших травой асфальтовых кочек. Парень метался по поляне, поправляя то тут, то там, но идеальный круг не выходил. Как он не старался, кольцо было слегка кривоватым.

Смирившись с тем, что на таком рельефе идеальный круг не получить, он плюнул, сомкнул концы цепи, и устроившись поближе к костру распотрошил свой рюкзак. Подмастерье разложил на полотенце выделенные нанимателями продукты, и стал нанизывать на палку мягкий хлеб, сало, домашнюю колбасу.

Напрочь забыв о деле, глотая слюнки, парень всецело сосредоточился на том, как огонь аппетитно подрумянивал продукты. Трещали ветки в огне, вверх к шелестящим, изогнутым ветвям устремлялись пляшущие искры, а по округе поплыл ароматно пахнущий дымок.

В густой кроне, над Иваном, согревшись, запели цикады. Юра уже поджаривал вторую порцию, и попутно уминая первую, расслабившись, что-то весело мурлыкал себе под нос.

Мастер, напротив был серьезен и сосредоточен на предстоящем деле. Пока подмастерье уничтожал съестные припасы, он занялся проверкой незатейливого снаряжения, что собрался взять с собой.

В отсветах огня Иван осматривал резиновый, рассеивающий хлыст.

Хлыст был стар и порядком изношен. Жесткая ручка липла к рукам, покрылась сетью мелких трещин, но сам он был еще вполне рабочим. Иван посгибал его и так, и сяк, проверил шипованные железные кольца, которыми был усилен хлыст и, убедившись в том, что он еще послужит, повесил на пояс. Затем приторочил к поясу мешочек со стружкой, и мутную бутыль соленой воды, бросил в карман магнит, и взялся за фонарь.

А вот с ним приключилась беда.

Часто мигая, не посветив и полминуты, фонарь тут же померк. Иван похлопал по нему. Не помогло. Пощелкал переключатель. Без изменений. Окончательно сел. Ну как же так. Главное, и забыл.

— Вот, — он бросил фонарик подмастерью, — занимайся, чтоб не заскучал.

Парень с набитым ртом, пробурчал нечто неразборчивое. Хотя по тону было ясно, что он выражал свое недовольство, но сильно не пререкался, а принялся выполнять.

С досадливым вздохом Юра отложил еду, достал из рюкзака динамо-машинку, присоединил к ней фонарь, и начал, остервенело крутить неудобную ручку.

Мастер вышел из-под густой кроны и снова посмотрел в небо. Луна окончательно вошла в зенит. Он осмотрелся по сторонам. Наступало самое опасное время в этом мире. Полночь в ночь полнолуния.

Холодный свет залил все, до чего мог добраться. В сумраке недалекого ельника ухал Фома. Голод не тетка. Оставшись без кормежки, ленивому филину пришлось вспоминать охотничьи навыки и гонять мышей.

Кроме Фомы присутствия другого зверья не чувствовалось, и не наблюдалось. Ни волков, не диких собак, которых слышно было за километр.

Псы в отличье от волков, на охоте не старались себя скрывать и устраивать засады. Собаки нападали на любую случайно подвернувшуюся добычу, а стаю сопровождал постоянный скулеж и лай.

Но лес был необычайно тих и пуст. Вредный дед распугал всех зверей в округе на версту и значит, в эту ночь кроме зудящих над ухом комаров его протеже есть, никто не собирался.

Вернувшись к мотоциклу, мастер прибавил к общему снаряжению, небольшой факел, фляжку с горючей смесью, и зажигалку.

— Ну, я пошел, — вздохнул Иван.

— Успеха мастер!

— Бди Юрка. Смотри не усни. Ни то залетная нечисть пятки откусит.

Укрепленный неотесанными бревнами лаз, в одном из холмов привел Ивана, в отлично сохранившийся, широкий подвал. Город был стерт с лица взбесившейся планеты сотни лет назад. Многоэтажная постройка над подвалом, сложилась, словно карточный домик, и со временем, превратилась в покрытый зарослями холм. Вход затянуло диким виноградом, оплело корнями, но сам подвальчик стоял как новенький.

Конечно, стены были черны от вездесущей плесени, да паутина свисала парусами с потолка, но на пыльном полу отсутствовал мусор, а всевозможный хлам был, выброшен наружу.

По привычке Иван повел факелом по сторонам. Под потолком вспыхнула и затрещала паутина, со свистом лопнул мгновенно изжаренный паук. Зловещие тени метнулись по влажным, черным, стенам. Жирные мухоловки, быстро семеня множеством лапок, поспешили скрыться в змеящихся в бетоне трещинах. Пусто. Никого и ничего.

Он прислушался.

Тихо.

Внизу капает вода, пищат голодные крысы, шипит и потрескивает факел над ухом. Все так, как и в предыдущие две ночи. Лишь от дальней стены, к которой он, с подмастерьем протоптал в пыли отчетливую дорожку, в этот раз более ощутимо тянуло замогильным холодком.

Оно и понятно. В полнолуние старик набрал полную силу и стал крайне опасен. Но и Иван, тоже не лыком шит. Он взял в руку хлыст и направился к ходу ведущему еще глубже вниз.

Спустившись по раскрошившимся бетонным ступеням, мастер с омерзением вступил в зловонную, токсичную жижу, что по щиколотку залила обширную часть бывшей канализации.

Города нет, будто и не было никогда. Его остатки скрыл собой низкорослый, еловый лес. Но напитавшаяся за столетия токсическими отходами почва так и не очистилась.

Каждый паводок, грунтовые воды, сквозь прогнившие трубы и трещины в кладке, заливали эти коридоры ядовитыми потоками, которые уходя еще ниже, в недра разрушенных коммуникаций оставляли после себя этот едкий, химический суп.

Хоть сапоги мастера и были непромокаемы, но не давали гарантии, что эта жижа их не разъест. Поэтому долго задерживаться на месте не следовало, и не очень-то хотелось.

Прогуливаясь этими туннелями, прошлой ночью он заметил, что токсичный фильтрат скрывает в себе неведомую жизнь.

Несколько раз в нем мелькали черные, склизкие тела. На поверхность всплывали ни-то шипы, ни-то плавники. Стремительная тень выскочила из воды, и зазевавшаяся крыса, издав резкий писк, исчезла в цветных, ядовитых разводах.

Подавив приступ накатившей клаустрофобии, мастер двинулся дальше.

Разбежавшаяся мутная волна, разбросала по низкому, округлому своду множество резво танцующих бликов.

В свете факела, шипящие от пламени бахрома корней, разметали во все стороны кривые щупальца теней. От этого стало и вовсе не по себе. Но, ничего, видели места и пострашней.

Преодолев, торчащие из стен обрубки бетонных труб, под чьими распростертыми черными зевами, грязевые наносы поросли пятнами цветной плесени, Иван свернул в тоннель сплошь окутанный, сплетениями корней.

Они словно клоки давно нечесаной бороды, свисали с разрушенного, густо подпертого металлическими арками свода. С него сыпался грунт, и резво капала, звонкая капель.

В отсветах пламени Ивану казалось, что покрытые склизким налетом, рыжие арки раскачиваются, и норовят упасть, чтобы похоронить охотника, под тоннами сырой земли. С бухающим сердцем он поспешил проскочить опасный участок поскорей и, покрывшись испариной, выскочил в более-менее целый тоннель.

Он представлял собой подземное распутье, центральный ход которого закупорил старый завал. Оставалось два пути влево и соответственно наоборот.

Ага, как там, в сказках? Налево пойдешь, коня потеряешь. Направо… не помню, что, но тоже нечто малоприятное. Прямо пойдешь, об стену нос разобьешь. Или я все перепутал?

Конь у нас где? Там, где и стопроцентно дрыхнущий подмастерье, а потому, смело топаем налево. Все налево ходят, а я что, рыжий?

Иван свернул на относительно сухой участок, где почти не было воды и лежали усеянные крысиным пометом, деревянные мостки. Над головой нависали насквозь проржавевшие металлические трубы, из стен торчали сгнившие крюки держателей, и свисающие с них, обрывки сопревших проводов.

Крысы буквально заполонили этот отрезок заплесневевших катакомб. Они то и дело выскакивали из-под прогибающихся мостков, и разбегались по трещинам и норам. Особо наглые и жирные особи, царственно восседали в проделанных в стенах нишах, и даже не думали бежать, лишь провожали чужака, вторгшегося в их царство черными бусинами глаз.

Самодельных ниш становилось все больше. Они располагались по обе стороны, в разобранной кладке стен, и были усилены кусками старого бетона. А наполняли эти ниши, сложенные горками человеческие кости.

Ниш было много, и костям по виду был уже не один десяток лет. О том же свидетельствовали надписи с именами и датами, начертанные мелом на старых кирпичах.

Отрезок чудом сохранившейся канализации превратился в массовый склеп. Отовсюду в этом царстве смерти на Ивана скалились остатками зубов, и безмолвно смотрели провалами пустых глазниц, пожелтевшие, продырявленные черепа.

Звон капель понемногу стихал. Под ногами перестали метаться облезлые крысы. Их территория осталась позади. Серые наглецы не смели ступать во владения буйного деда.

Атмосфера этого участка явственно похолодела, даже запах плесени и гнили будто отступил. Пошли ряды самых старых, разрушенных, затянутых пыльной вуалью паутины, ниш.

Иван остановился. Изо рта появился пар. Пламя Факела затрепетало и стало искрить. Впереди показалась конечная точка его пути в этом склепе.

Ею был просторный коллектор, испещренный дырами, забитых сточных труб и обитающий в нем, в край задолбавший всех, несносный дед.

— Дед! Это снова я! На этот раз, хочу поговорить. Давай без нервов. Решим все миром, — восклицал мастер по направлению к коллектору, страшась, что оттуда может прилететь кусок арматуры или увесистый кирпич.

Тут же ощутимо похолодало. Блещущие влагой стены покрылись кристаллами инея.

— А чего оттудова орешь? — отозвался скрипучий, старческий голос. — Ты ходь сюды! Я по тебе уже соскучиться успел.

— Иду! Только ты давай без фокусов!

— Чапай-чапай! Жду!

Стиснув покрепче рассеивающий хлыст, Иван со всей решимостью направился в коллектор. Но войти в помещение дед ему не дал. Остановил в тесной арке у входа.

— Стой там, дальше не ходь! Ну, переговорщик хренов, а цацка тебе зачем? Ты ежели с миром, то спрятай ее, спрятай.

Иван покрутил в руке хлыст. Там, где его остановил хитрый дед, с ним не развернуться. В просторном коллекторе, да. Там есть, где размахнуться, а в проходе слишком узко. Делать было нечего, он прикрепил единственное оружие к поясу, но руку придержал у заранее раскрытого мешочка с железной стружкой.

— Ну, чего сегодня споешь? Чем старика на сей раз будешь веселить? — иронично проскрипело из темноты. — А где твой потешный малец? Живой надеюсь? Чего один явиться изволил?

Факел заискрил и зашипел сильней. Пламя метнулось, словно от сильного дуновения ветра. Света хватало только на то, чтобы осветить небольшой участок теряющегося во мраке коллектора и часть погребального стола, на котором лежал обглоданный крысами добела скелет.

Во тьме то тут, то там, то и дело раздавалось шипение. На уровне пола вспыхивали алые искры. Казалось, дед, ходил босой по раскаленным углям.

— Дед, ты может, покажешься? А то не по-людски с темнотой разговаривать. Я по искрам все равно вижу, где ты бродишь.

— С темнотой? Да говори уже как есть. Не стесняйся. Не с темнотой, а с пустым местом, коим я и являюсь на самом деле.

Стало еще холодней. Кожа на руках Ивана покрылась мурашками, а волос встал дыбом. Напротив, за погребальным столом, проявилась полупрозрачная, сухощавая, сутулая фигура старика. Призрак с недовольной миной смотрел на мастера, чернотой пустых глазниц.

— Ты мыслишь и говоришь, а стало быть, существуешь. А если ты существуешь, то не можешь быть пустым местом. Может ты и дух, но дух — это энергия, что по сути одно из состояний материи. А если проще, то я хочу поговорить с тобой как человек с человеком.

— Вот спасибо, уважил. Меня при жизни человеком не считали, пахали будто на осле. Так хоть после смерти в человеки приняли. Благодарствую те господин мастер, — отвесил дух театральный поклон, после разогнулся и нервно задергал ногой. — Короче, говори, чего хотел, и двигай отседа. То, что ты тут насыпал, пятки жжет и злит. Не ровен час, снова разозлюсь.

— Ну, с тем, что насыпал, могу помочь. Все не соберу, но будет полегче. А тем временем давай спокойно потолкуем, а?

— Ты собирай, ежели сможешь. А там видно будет. Только не шали. Вмиг обморожу.

Иван прошел вперед, воткнул факел во вделанный в стену держатель и достал из кармана магнит.

— Ах ты ж хитрюга, — усмехнулся на это дух.

— Я возьму? — пройдя к столу, спросил Иван, указывая на торчащую из-под скелета нить. Дед согласно кивнул. Мастер привязал нить к магниту, бросил его на пол и стал волочить вокруг стола, собирая рассыпанную железную стружку. — Дед, отстань ты от своей семьи. Ну чего ты не утихомиришься никак? Чего ты на родичей так взъелся? Зачем хулиганишь?

— Наконец-то спросил, — саркастически усмехнулся дух. — Сперва меня тут всякой дрянью поливал да посыпал, да хлыстиком своим рассеять пытался. Мальца своего хоть бы пожалел. Я ж так осерчал, что едва его не заморозил. А вот от родичей своих поганых не отстану. Буду сколько смогу кошмарить. И ты мне не воспретишь.

— Мне просто интересно, за что? А насчет «воспретить» ты сильно не обольщайся. Методы найдутся. Рано или поздно я отыщу, на чем ты заякорился. Просто это время, а меня ждут в других местах, усмирять существ пострашнее полтергейста.

— Хех, ну ты мастер и наглец! Я тебе на якорек свой даже наводку дам, да фиг найдешь. Он не живой, а по всему дому ходит, и злым глазом за всем следит. А вот кошмарю за что? Да, зато! Эти ироды меня на тот свет раньше времени свели! Ради дома да землицы моей в гроб загнали.

Не сам я помер, понимаешь? Задушили во сне. Я ж их любил, души не чаял, все им, все ради них! А как сильно приболел, так стал обузой.

Вырастил Иуд на свою плешивую голову. — Дух сел на погребальный стол, и воззрился на свой скелет. — Понимаешь? Не могу простить я деток своих. И навредить не могу, так, страху только нагнать. Ни то удавил бы всех давно. Но по каким-то неведомым причинам не могу я наказать родню свою. Ни капли родной крови пролить. Если б мог куда отседава, да от дома уйти, ушел бы, чтоб глаза мои на этих паразитов не глядели. Так нет, в двух местах лишь, в доме и этих катакомбах могу обитать.

Иван все слушал, стараясь, ни слова не упустить и собирал с магнита стружку. И про якорь он уже догадался, и чего так ополчился призрак на родню. По сути, поделом им, но работу выполнить он обязан. Контракт есть контракт. И пришла ему на ум странная, и опасная идея.

— Дед, а давай договоримся? — ложа магнит в карман предложил мастер.

— Ты мне эту песню третий день поешь. Опять сейчас буянить будешь? Так я сегодня сильный, я тебя насквозь проморожу, ежели начнешь чудить. Сказал же, раз судьба такая нипочем от них не отстану, и точка!

— Да мне по большому счету на них плевать. Неприятные люди. Просто заказ есть заказ. Взял, не могу не отработать. А уговор у нас с тобой будет таков: если я якорь твой найду, и кровь твоей родни пролью, то ты пойдешь ко мне на службу. Якорь твой я себе заберу, а с ним и тебя.

— Кровь прольешь? — тут же забеспокоился дух, и мастер увидел, что говорить и на самом деле хотеть призрак может разные вещи. — Поубивать их чель собрался? — он прищурился и засветился ярче.

— Все будут живы и относительно здоровы. Слово мастера! Ну, так как? Твое слово полтергейст?

— Слово, значит, даешь? — задумался он. — Ваше слово дорогого стоит. Тогда будет, по-твоему. — Решился дух. — Клянусь!

— Ну, вот и ладушки, — улыбнулся Иван. — А теперь дедуль, иди и похулигань на славу. Посиди на дорожку, так сказать. Завтра ты уедешь со мной.

***

Рано утром, под слепящими лучами солнца Иван собирался в путь. Сдавать заказ. Он проверял крепление переноски Фомы, рылся в сумках, короче готовил железного коня в долгий путь.

Подмастерье, которому он поведал о том, как все решил, смотрел своему наставнику в широкую спину, думая, на-кой им вредный полтергейст, и не выйдет ли эта затея боком. Братство ликвидирует духов, как и прочую нечисть, но вот таскать с собой старого психа уже перебор.

Грузный, ревущий, будто дракон мотоцикл обогнул бетонные холмы, развалины былой, ушедшей в небытие цивилизации. Клином прошел сквозь убранные поля. Пропылил мимо ряда, собранных из хлама ветряных водокачек, наполнявших поилки для скота и вскоре остановился аккурат у крыльца дома заказчиков.

Парня Иван оставил следить за мотоциклом, чтобы дети работающих в поле батраков, не расковыряли чего и не трогали ленивого филина, а сам нацепил на пояс ножны с огромным тесаком «кукри» и поднялся на порог хозяйских хором.

Вся семья встретила мастера в обитой дубом столовой. Там был хамоватый, обрюзгший от попоек, с мешками под глазами, сын деда. Оплывшая жиром с обвисшими, бульдожьими щеками, и вечно зажеванным между ягодиц потным платьем, сыновья жена. Также, своим присутствием собрание почтила, младшая дочурка деда: наглая, нимфоманка, с засаленными черными кудрями, масляными, свинячьими глазками, и своим кисло-броженым душком.

В этот раз она смотрела на охотника без интереса и тупо напивалась, присосавшись к бутылке дешевого пойла.

При виде этой семейки Ивана всегда коробило, и невольно тянуло скривить грубое иссеченное шрамами лицо, но он сдерживал себя, как мог, придерживаясь делового вида и тона.

Родичи старика тут же набросились с обвинениями, буквально не давая раскрыть рта. Дед похулиганил на славу. У его дочурки среди сальных волос, явственно проступила седина. Да и остальные выглядели не лучше.

Иван стоически выслушал все, что о нем думают, где советуют побывать, а также мнение о своей родне, которой никогда не знал. Он помолчал, оглядел всех, и с неизменно деловым видом, объявил, что контракт почти выполнен, и потребовал плату на стол.

— Почти, это не выполнен! — возразил глава семейства, положив руку на кошель. — Ты не представляешь, что тут сегодня ночью было! От нас уже бегут батраки! За что я должен платить, скажи на милость? — брызгал он слюной, окатывая Ивана волнами перегара пополам с чесноком.

— Осталась самая малость, — спокойным тоном вещал Иван. — Вы слышали про якоря?

— Слышали, — надменно отозвалась жена хозяина гордо подняв заплывший подбородок вверх, мол, мы из графьев, и не такое знаем холоп.

— Так вот, я выяснил, к чему привязан ваш старик. Якорь здесь, в доме. Эту вещь я должен забрать и уничтожить. И дух вас больше не побеспокоит.

— И за это я тебе буду платить? — вцепившись в деньги, взвился хозяин. — Да мы сами найдем и уничтожим. Ты, мастер, нам тогда на что?

— Тогда не смею вам мешать! Ищите хоть до новых веников. У вас впереди столько чудесных ночей. — Иван саркастично ухмыльнулся и собрался уходить.

Страх переборол жадность. Все трое почти в один голос остановили мастера.

— Стой! Хорошо, будь, по-твоему, вымогатель. — Хозяин бросил мешочек с деньгами Ивану. — Забирай якорь и выметайся!

— Еще один нюанс. Я заберу якорь и то, что под ним.

— Да так ты можешь весь дом оттяпать, с землей и батраками, — икнув возразила сестрица и откинула жирные кудри со лба.

— Земля и дом, и батраки ваши мне нафиг не нужны. Это самая малость, которая уместится в карман.

— Да и пес с тобой, забирай! — нервно бросил хозяин.

— Слово даешь? — уточнил Иван. — Я думаю, ты знаешь, что значит слово, данное члену братства?

— З-знаю, — неуверенно проблеял побледневший хозяин, но тут же взял себя в руки. — Если это малость, то забирай. Даю слово оно твое!

— Ты слово дал, — недобро ухмыльнулся Иван и выхватил из ножен свой тесак.

Подмастерье задремал сидя на мотоцикле, когда в доме вдруг раздался истошный крик, а через мгновенье на крыльцо вышел наставник, сунул свой тесак в ножны и спокойной походкой направился к нему.

Вслед выбежала вся семейка. Бабы причитали, плеская руками, а хозяин, держась за окровавленную руку, взвывал, проклиная Ивана, Братство и покойного отца. Иван, не слушая проклятий и причитаний, спокойно сел на мотоцикл и стал прогревать движок.

Грохот мотоцикла перекрыл вопли хозяев, превратив их в немое кино. Из-за плеча парень увидел, как мастер раскрыл ладонь, в которой оказался окровавленный палец. На нем, сверкая рубином, блестел золотой перстенек.

Иван стянул с него перстень, а сам палец покрутил в руке и бросил хозяйскому псу.

Надев перстень на левый безымянный палец, он поддал газу, крикнул: «Ну что дед, погнали?» и рванул мотоцикл вперед.

Позади, таяли крики, мимо уха просвистела пара пуль. Но угнаться за мотоциклом опомнившимся здоровым лбам из охраны хутора, было не дано.

Пес понюхал палец, скривил морду, фыркнул и припустил вслед за пыльной взвесью, что оставлял за собой мчащийся в сторону степей тяжелый мотоцикл