10. Дедушка.

— Ваня, — тормошил Юра за плечо наставника. — Вань, да проснись же ты!

Иван очнулся с тяжелой, трещавшей, будто от похмелья головой. Парень нависал над ним, держа в руках увесистую рацию. Иван, нажал тангету, принимая вызов.

— Это Безродный, — бесцветным тоном сказал он. — Слушаю.

— Привет Вань! Это Сифон. Ты уже знаешь брат?

— Да. Только что все видел. Как думаешь, где это произошло?

— Это в районе Новых Гор, далеко на юг от ледника. Я там бывал. Ты сам то где?

— Еду от Заречья, в сторону Солеварска, через пограничный лес.

— Вань, не едь по западной трассе. Я с трудом прорвался. Ели ноги унес. Там все наводнено зараженными и перерожденными. Они бьются между собой и нападают на всех подряд. Про зараженных знаешь?

— Да. Встретились мне тут по дороге. Прямо скажем, жуть.

— Понимаю брат. Я проезжал там до тебя, но их еще не было. Здесь поселки на военном положении. Некоторые вовсе разорены. Беженцы рассказывают о сумасшедших людоедах. И не ясно, откуда они прут. Охрана дорог разгромлена, кто остался, отступили в столицу. Теперь дороги опасны вдвойне. Будь начеку.

— Принято брат, спасибо!

— Не за что, брат. Береги себя! Успеха!

— И тебе успеха брат! Свидимся дома. Отбой.

Иван с хмурым видом полез в свой рюкзак, достал флягу со спиртом, хлеб и кусок жирной, копченой колбасы. Юра все понял.

— Кто Вань? — спросил он, доставая рюмку.

— Пашу Стерха ты знаешь, а второй Коля Звонарь.

— Нифига се, сразу двоих?

— Да. Давай помянем моих братьев, какими бы они ни были. Перед лицом смерти мы все равны.

Пока Иван спал, видя гибель братьев, дождь сошел на-нет. Хмурое небо, разъяснилось, и солнце стало, понемногу прогревать все до чего могли дотянуться его лучи. Стряхнув с себя дремоту, звонко запели птицы, лес наполнился звуками приходящей в себя природы.

С промокшего сруба часовни навстречу ласковым лучам, поднимались струйки невесомого пара, смолк перестук капели. Грунтовая дорога, превратилась в сплошную кашу, а оставленный под открытым небом мотоцикл стал покрываться коркой высыхающей грязи.

Солнечный зайчик, метался по темному потолку часовни, заметно потеплело, и пора было отправляться в путь. Но дорогу так размыло, что невозможно было уехать на грузном мотоцикле слишком далеко.

Ночевать в часовне, на месте старого жальника, было бы дуростью. Нужно было добраться хотя бы куда-нибудь, где можно просохнуть и отдохнуть.

Западная, знакомая дорога, по словам Сифона, была опасна, а южный путь, Иван не знал. Не приходилось там бывать. Все что знал мастер, о южном направлении, так это то, что там живут рыбаки, что кормятся с большого притока полноводной реки. Там есть большое озеро, разлившееся на месте провалившегося сквозь землю, старого города. А еще, там был небольшой городок, выросший на остатках руин, того, что не поглотила вода.

Вообще реки и озера, прибыльные, для мастеров места. Там всегда полно стихийных духов, и перерожденных, но Иван больше любил степи и леса. Там тоже хватало работы. А вода не его стихия. Но делать было нечего. Если умелый Сифон, посчитал, что западное направление опасно, то там не просто опасно, а полный капец. Придется делать крюк, через земли рыбаков.

Покрытый толстым слоем бурой грязи мотоцикл наконец-то завелся. Гром, влез в свою люльку и поскуливал от нетерпения. Этот зверюга любил ездить даже больше чем Иван. Юра сел на свое место, и скривил конопатую моську, от того, что из промокшего сиденья, под задницу тут же хлынула холодная вода. С горем пополам, помалу, мотоцикл двинулся вперед.

Гнать по такой дороге было бы самоубийством, и пока наставник осторожно рулил, подмастерье все зыркал по сторонам, выискивая опасность, которая, может свалиться в любой момент, на медленно едущих людей.

Они проехали один опустевший пост дорожной охраны. Второй. До третьего оставалось пара километров, когда заметивший, что-то подмастерье стал активно хлопать по плечу наставника.

— Вань, — перекрикивал Юра, надрывно ревущий мотоцикл. — Там кибитка какая-то в овраге.

Как бы ни хотелось останавливаться, но Иван притормозил. Вдруг, она сорвалась с мокрой дороги и там еще есть живые. Да и всегда следует знать, что у тебя позади, чтобы быть готовым, к тому, что впереди.

Мотоцикл глушить не стали. Пес кроме недовольства новой остановкой, никаких признаков беспокойства не подавал. Оставив Юру прикрывать тылы, Иван взял шестиствол и подошел к краю оврага.

Живых в кибитке и около нее не было, трупов, и тварей, мастер тоже не заметил. Стены оврага оказались довольно крутыми, но спуститься и посмотреть, что да как нужно было обязательно.

— Вань, тут стреляли, и, причем не хило, — указывал на ближайшие деревья протеже. — Вон там, целая очередь в дереве засела.

— Ты гляди, чтобы нас тут не сцапали, — отмахнулся Иван.

Он покачал ствол кривого деревца, что свесило корни на краю оврага. Сидело оно довольно крепко. Мастер достал из багажника веревку и стал крепить к его корявому стволу. Подергав, и удостоверившись, что веревка не развяжется, а деревцо не тюкнет его по макушке, он стал спускаться по склизкой, глинистой стенке на дно оврага.

Кибитка оказалась мотовозом с фургоном. Такие зачастую использовали караванщики. И это был именно караван, или часть его.

Фургон лежал на боку, из него вывалились пропитавшиеся грязью тюки, разбившиеся ящики, и прочий смешавшийся с глиной хлам. Иван заглянул внутрь. Там при падении все перемешалось, и он решил осмотреться в поисках чего-нибудь стоящего.

Лежал мотовоз, судя по всему здесь уже не один день. Воняло кислятиной и чем-то тухлым. Ясно было, что до него, здесь тщательно покопались, но были это скорей всего еноты, и разное мелкое зверье. Это хулиганье, перекопало, там все, смешав весь товар в непонятную, однородную массу.

Уже через несколько минут, Иван раздобыл автомат, и хороший дробовик. Оставалось найти в этом бардаке к ним патроны, но вместо этого отыскались деньги. Много денег. Считать Иван их не стал, затянул потуже кошель, и деньги отправились в мешок к оружию.

— Эй, мил человек, — раздался дребезжащий голос за спиной. — Ты чаво там воруешь?

Иван от неожиданности, вскочил и больно стукнулся об железную рейку над головой. Шипя и потирая ушибленное место, он обернулся.

В фургон с интересом заглядывал сухощавый старичок в обносках, с клюкой, и спутанной, густой, рыжей бородой.

— Не ворую дедуля, — ответил мастер и снова стал копаться в барахле. — А беру нужное, на доброе дело. Небось донимают упыри? Так вот я их встречу и всыплю по первое число.

— А, так ты из энтих? Из братьйов? — хмыкнул дед.

— Да дедуль. Так что лишнего не возьму, только нужное мне, и то, что не нужно тебе.

— А ну тады бери. Встречал я ваших и не раз. Потешные рабята. Один из своей палицы, мне в заду оттакенную дырищу оставил. — Старичок ухмыляясь показал сухощавый кулачок, что стало быть своим размером обозначал дыру в его седалищном нерве. — Насилу зарастил.

— Ты прости дедуль, братья сейчас нервные. Теперь на нас самих охотятся.

— Та ты чо? — удивился дед, присаживаясь на перевернутый сундучок. — Енто ж кому так шея чешется?

— Слыхал про таких тварей, как кукловоды? — спросил Иван, найдя золотые побрякушки, и тоже сунул их в мешок.

— А-а-а, Кощеи. Как же, слыхал. Паскудные дела творят, мертвым покоя не дают, праху ихнему верней. Мне такие негодники не по душе, — скривился старичок. — А где ж вы им на хвост то наступили?

— Вот кабы знать, дедуль, — пожал Иван плечами, взял в руки свитерок, и прищурился глядя на деда. — Дедуль, тебе тряпье твое не надоело?

— Надоело сынок. Сносилось давно, а что ж поделать.

— Держи, — он подал старику свитер. — И вот держи штаны, а вот исподнее как раз на тебя. Обувка нужна?

— Вот спасибо сынок, — обрадовался старичок и стал скидывать с себя лохмотья. — А то ведь, который день вокруг хожу, а взять ничего не могу. Да накой обувка та, я Матушку чувствовать люблю. Это вы все от нее пятки прятаете.

Иван смотрел, как переодевается старичок, скрывая под новой одеждой, свое покрытое, шерстью, корой и наростами чаги тело. Он оделся и довольный сел обратно на сундучок.

— А ты чавой хоть ищешь? Давай подмогну.

— Да патроны ищу дедуль. Да после енотов, тут разве чего найдешь?

— Эти любят озорничать. — заулыбался дедушка. — Непоседливые рабята, зато умильные такие. А патроны, енто чаво? Енто не то чем палки ваши стреляют?

— Они самые.

— Так тута они, прям подо мной. — Он встал и перевернул сундучок.

Иван подошел и открыл крышку. Он был под заваязку набит автоматными патронами.

— И такие жа, да только пожирней, вона там, под тем мешком. — Указал старик в дальний конец фургона.

— Спасибо дедуль, за помощь, — с улыбкой благодарил мастер, сгружая патроны в мешок. — А-то копался бы тут до ночи.

— Так хорошим людям завсегда подмогнем если надыть. — подмигнул в ответ старичок.

— Может тебе еще чего надо здесь, ты скажи.

— Да кажись ничо. Хотя нет, вон ту бы одежонку ешшо. — Он указал клюкой на плащ с капюшоном. — А так больш ничо.

Иван, подал ему плащ, и двольный старичок сунул его подмышку. Они вышли из фургона, Иван подошел к двигателю, скрутил свечу, и постучал по топливному бачку.

— Да слилося там все. Два дня крепкой брагой воняло.

— Ну, тогда все, — сказал Иван. — Пора мне.

— Ты енто, бери мальца сваво, да зверюку вашего, и айда ко мне. Медком свежим побалуетесь, отдохнете, — предложил старичок. — У меня в лесу хорошо, даже енти, болезные в мой лесок не ходют.

— Я бы и рад дедуль, — улыбнулся ему Иван. — Но спешим мы. А за приглашение спасибо.

— Да вижу я. Ну, ладно, тогды бывай сынок! Как там ваши молвят? Успеха мастер! — кивнул ему дед и сунул в руку оберег.

— И ты не хворай дедуль. Пусть лесок твой от худа Мать бережет! — хлопнул Иван старичка по костлявому плечу, тот, развернулся, и почапал босыми ногами по оврагу вниз.

— Юр, — прикрепив к веревке увесистый мешок, крикнул мастер. — Поднимай!

Парень глянул вниз, потом мешок стал подниматься и исчез за краем. Веревка упала обратно, и Иван, оскальзываясь, стал взбираться вверх.

Выбравшись, он отряхнулся, размазав по куртке глину, а Юра, даже не заглянув в мешок, утрамбовал его в люльку к псу, так чтобы тому тоже места хватало.

— Ты чего долго так? Я пару раз заглядывал, вниз, мне вроде показалось, что ты разговаривал с кем-то.

— Да с Дедушкой болтал, — улыбался Иван.

— С каким? — не понял Юра. — С нашим что ли? — Указал он на перстень.

— Нет Юр, с Де-душ-кой! Понял?

— Да ну? С лешим?

— Нет, леший это леший. Мне встретился Дедух. Дедов наших дух. А это иного рода сущность, что-то вроде воплощения наших пращуров. Лешие пакостники. А дедуля серьезный, если хорошо себя ведешь, и он к тебе по-хорошему, а нет, тогда бойся. Хороший такой старичок, мне по нраву.

— И чего он от тебя хотел?

— Да ничего. Он бедняга пару дней у мотовоза околачивался, хотел лохмотья свои сменить, да разрешить взять, или подарить ему одежку некому было. К себе на мед приглашал кстати.

— Ага, знаем мы этих Сусаниных, — иронизировал подмастерье. — В болото заведет, и поминай, как звали.

— Нет, дедуля не такой. И если бы не дела, то я с удовольствием у него погостил.

— В болоте.

— Дурень ты Юрка, — вздохнул Иван, и полез в багажник, в поисках шнурка. — Не все духи стихий и природы злые. Если ты со злом в душе, то и они к тебе со злом. Никогда не мети всех под одну гребенку.

Наш мир таков, каким мы его видим по натуре своей. И каждый из нас видит не один и тот же мир, а именно свой персональный, кто-то ласковый и светлый, кто-то нудный и унылый, кто-то жестокий и грязный. Твой мир таков, каков ты есть сам.

Кто-то проклинает дождь, потому что слякоть, грязь и холод. А кто-то ему искренне рад, потому что он идет на растущие всходы, поднимается рожь, расцветают цветы, наливаются соком ягоды и фрукты.

Так и с духами природы. Если ты подсознательно держишь в душе зло, но мнишь себя образцом праведности, то встреченный дух будет твоим истинным отражением, подлым и злым.

— Значит ты у нас праведник? — подстегнул Ивана ученик.

— Нет. Такой же грешник, как и все, даже хуже. Просто не боюсь признаться в этом, в первую очередь себе. И не пытаюсь казаться лучше, чем я есть, для других. Быть и казаться, разные вещи, что приводят к внутреннему конфликту, от которого загнивает разум и душа. А я, такой как есть. Не нравлюсь, дело ваше.

Иван привязал шнурок к подаренному Дедушкой оберегу, проверил, как все держится, и передал его подмастерью.

— Вот, надень-ка!

Подмастерье взглянул на вещицу и удивился. Это была просто косточка, вросшая в кусок корня. Она была помещена в небольшое умело сплетенное из лозы, колечко. Все это представляло собой равноконечный крест в кольце.

— Что это? — спросил он мастера.

— Оберег. Дедуля подарил. Ты не смотри, что он неказистый такой, в нем большая сила. Так что надевай на шею. Увижу, что снял, уши оторву!

— Тебе же подарил, вот ты и носи. — Протянул он оберег наставнику.

— Нет, это как раз для тебя. И хватит пререкаться. Надевай, и поехали, до ночи нужно еще место для ночевки отыскать.