16. Крапивка.

Иван полежал, отдышался. Боль была уже не такой дикой, как когда он очнулся, вернувшись из небытия. Сейчас больше одолевала слабость. Очень хотелось принять следующий флакон, но Юра был прав. Нужно экономить.

Гром обнюхал все углы двухкомнатной лачуги, и сел у его кровати. Был он каким-то нервным. Как и подмастерье, что задумчиво сидел за столом.

— Юр, что за спектакль ты устроил? — позвал расслабившийся Иван. — Мастеров почти всегда хорошо принимают. Почему это мы стали земледельцами?

— Не нравится мне этот поселочек, ох как не нравится. Еще у ворот я понял, что мы влипли, но назад сдавать было поздно, — ответил подмастерье. После достал выкраденную обратно, в момент обниманий с бугаем обойму, вставил в пистолет, а россыпью, которую также успел умыкнуть, стал набивать пустую.

— Спер-таки? — весело хмыкнул Иван.

— Я тоже кое в чем мастер, — ухмыльнулся Юра. — Руки то помнят, былой промысел. Нельзя тут без оружия.

— Мне кажется ты параноишь. Поселок как поселок. Люди как люди.

— Вот именно, тебе кажется. Поселок как поселок говоришь? Этакий оазис в землях зараженных, да? Тихая, блин пристань? — Заполнил вторую обойму подмастерье и сунул во внутренний карман. — Я понимаю тебе хреново, и ты не в состоянии докапываться до мелочей. Но, тем не менее, я дофига чего приметил.

— Чего приметил? — стал настораживаться мастер.

Юрка был талантливым подмастерьем, и зачастую замечал больше него. А все что видел последний час поездки он сам, так это только спину парня, из последних сил пытаясь не свалиться с мотоцикла.

— Давай по порядку.

— Начнем с мелочей. Вокруг поселка ни одного трупа бешенных.

— Убирают.

— Ага, вместе с кровью и мухами. Ну, допустим. В поселке нет домашних животных. Пока ехал не видел, и пока стояли не слышал. Не петухов, ни кудахтанья кур, гогота гусей, ни коров, ни свиней. Тишина полнейшая. Как это поселок и без живности?

— Съели. Торговли-то нет.

— Пусть так. Детей тоже не видел. Чтобы какой-то сорванец не бежал за мотоциклом и не лез под колеса. Погоди-погоди, — остановил мастера он. — Сейчас ты скажешь, что попрятали от чужаков. А старушек, и дедушек тоже попрятали? Единственный пожилой кого я заметил, это староста. Кстати котов с собаками тоже съели? О, и детей со стариками, наверное?

— Продолжай.

— Мужики все молодые и крепкие как на подбор. И как я заметил, слоняются без дела. Девушки, подтянутые, смотрят на тебя будто сквозь прицел винтовки. Даже улыбки неискренние. А ходят как? Вроде бы просто идет, а ступает так блин, будто по лесу крадется, и так, чтобы не одной веткой не хрустнуть. А та, что двор мела по соседству? Да она метлы в руках сроду фиг держала.

— И что из этого следует? — задумался Иван. — Крупная банда? Больше ничего на ум не приходит.

— Не знаю Вань, но задом чую, крупно попали.

— Тогда давай мне флакон, будем думать, как отсюда по-тихому линять.

— Не спеши. Мотовоз, что мимо проезжал. Фургон силищей фонил, у меня аж волосы дыбом встали. А вот источник силы, сквозь брезент я разглядеть не смог. Это-то в конец меня уверило, что что-то тут не чисто. И уйти кажется, нам не дадут, — сказал Юра. Он спрятал за пояс пистолет, глядя на то, как Гром зарычал на входную дверь.

В дверь постучали. Тихий женский голосок, осведомился, можно ли войти?

— Вечер добрый, — произнесла девушка, что просто излучала красоту, оставив открытой дверь за спиной. — Я Аглая. Господа желали отужинать. Я хотела бы узнать, чего вам подать? — сладким голоском спросила она, и как-то странно присмотрелась к подмастерью.

Юра замер смотря в необычайно зеленые глаза. Перевел взгляд на золотящиеся в свете масляной лампы волосы. Сердце екнуло, когда он почувствовал запах меда и летних трав, что на расстоянии источала внимательно смотрящая на него девушка.

— Ну, долго вы там? — раздался грубый мужской голос из-за открытой двери.

— Так чего изволите? — мельком оглянувшись на голос, спросила она.

— Мяса, овощей, хлеба и вина на двоих, — ответил взявший себя в руки парень, поднялся и подошел к ней вплотную. — А еще женщину, — тихо, но горячо сказал он, проведя по ее руке с медным браслетиком.

— Женщину тоже на двоих? — так же тихо спросила она, скинув с себя руку подмастерья, задравшую рукав ее платья до плеча.

— Нет, — приблизившись к ее уху, ответил он и вдохнул такой знакомый запах. — Только для меня.

— Это будет… Будет два серебра, — вздрогнув буквально выдохнула она. — За обслуживание обсудим отдельно. После. — С придыханием ответила девушка и легонько отстранила Юру.

Получив заказ, она пулей вылетела на улицу. Дверь закрылась, и Юра проследил в окошко, как Аглая в ненавязчивом сопровождении плечистого парня удалялась в наступающие сумерки.

— А это что было? — ухмыльнулся Иван.

— Доставай зелье Ваня, — обреченно ответил Юра. — Готовимся!

Иван, кряхтя, приподнялся на локоть и непонимающе уставился на протеже.

— Она не человек. Она как Осинка: лесавка. На плече запирающее клеймо. Нас собираются скорей всего, либо одурманить, либо усыпить. На меня ее чары не подействуют, — сказал он, достав из-за ворота талисман Дедуха. — Теперь осталось узнать по своей ли она воле с этими бандитами, или кто они там, или нет?

— И что это нам даст? — хмуро спросил со стоном опустивший с кровати ноги Иван. — Ну-ка, специалист по лесавкам, излагай.

— Если она невольница, и захватили ее недавно. То она полна сил, и зла на поработителей. Тогда плюсик нам, — ответил парень.

— А если нет?

— Тогда этот плюсик, станет нам крестиком.

***

Покорно шагающую лесавку провели к главарю. Мужчина в маске все также восседал в своем кресле и оселком правил лезвие боевого ножа. Староста снова был рядом и с кислой физиономией смотрел на девушку.

— Ну? — обратился адепт к девушке, направив на нее лезвие клинка, словно примерялся, как поудобнее метнуть его ей в грудь.

— Я все сделала, — покорно отвечала она. — Все как вы приказали. Они поддались. Точно поддались.

— Слав, — перевел он взгляд на мужчину сопровождавшего лесавку.

— Повелись, как пить дать, — отвечал тот. — Молодой так вообще ее прямо там чуть не трахнул. Аж из кожи вон полез, как ее увидел.

— Славно-славно. Значит, не распознали. — Покачал главарь ножом. — Учти. Выдашь себя, или еще, какой фокус выкинешь, — зловещим тоном обратился он к испуганной девушке. — Я буду убивать твоих сестер прямо при тебе. Они будут умирать медленно и мучительно. А тебе я отрежу веки, чтобы не смогла закрыть глаз и видела, как они подыхают. А потом мои ребята пустят тебя по кругу, и не один раз. И так пока не сдохнешь. Ты хорошо меня поняла?

— Да господин, — быстро закивала она головой. — Я все сделаю. Все. Только не трогайте сестер, пожалуйста.

— Ступай. И смотри мне!

Девушку увели. Староста ушел следом. Мужчина в маске, покрутил нож в руке и метнул его в висящую на противоположной стене, оленью голову. Нож вошел в чучело рядом с несколькими такими же по самую рукоять.

— Иван-Иван. Как ты был дураком, так им и остался. Туда тебе и дорога, бездарь! — сказал он и стал затачивать оселком следующий нож.

***

На стол ставились тарелки, с ароматным мясом, хорошенько сдобренным пряными травами, миски с тушеными овощами, испускающими ароматный парок, от которого рот наполнялся слюной, и гулко урчало в утробе. Рядом лег мягкий на вид, пышный хлеб с зажаренной корочкой. К нему тут же пристроились две пыльные бутылки белого вина.

Иван с трудом присевший за стол, не смотря на боль, от этих божественных запахов почувствовал дикий голод. Он вдыхал эти ароматы, и матерился про себя грязными словами, от того, что, скорее всего, эта аппетитная еда отравлена.

Юра, не сводя сального взора с красивой девушки, с похабной улыбкой все потирал ладони. И когда расставлявшая еду на стол девушка придвинулась к нему, то эти самые ладони легли на ее ягодицы.

Она взвизгнула, и белоснежно улыбаясь, убрала его руки со своего мягкого места.

— Ну не сейчас же, — лукаво подмигнула Аглая и склонилась к его уху. — Покушай, сил наберись. — Обжигал ухо жаркий шепот. — На меня тебе их много понадобится. Ты не пожалеешь! — Легонько прикусила она его ухо.

Чуть не плачущий от внезапно разгулявшегося голода мастер, прикрыл глаза, подпер лицо рукой и сделал вид что дремлет. Лишь бы не видеть свежую горячую еду. Но запах, подлый, ароматный запах никуда не девался. И внутренности стало вязать узлом.

— Мужик, — обратился Юра к все это время стоящему у двери провожатому девушки. — А ты так и будешь там все время торчать? Может, мы стесняемся кушать, когда на нас смотрят? Или хотим уединения? — Призывно посмотрел он Аглае в зеленые глаза.

— Можешь идти Слав, — махнула девушка провожатому. — Я составлю компанию господам.

— А, ну так бы и сказали сразу, — хмыкнул он, и, убравшись, захлопнул за собою дверь.

— Задерни, пожалуйста, занавески на окошке, — с улыбкой попросил девушку Юра. — А то знаем мы этих подглядунов, — нарочито громко добавил он по направлению к двери.

Девушка прошла к окошкам и плотно задвинула занавески. На обратном пути к столу ее встретил подмастерье, отодвинувший предназначающийся для нее стул. Но когда она подошла к столу, то даже понять не успела, как оказалась припертой к стене, с зажатым ртом и ножом у живота.

— Не дергайся, — тихо предупредил Юра испуганно смотрящую, на него лесавку. — Нож заговоренный. Не смотри так, не трать силы. Я знаю, кто ты, и на нас твои чары не действуют. Ты лесавка. На плече у тебя запирающее клеймо, — Испуг в ее глазах сменился удивлением. — Ты с ними заодно? Только не лги, я почувствую. Солжешь, прирежу сразу же. Нам терять нечего. — Она покачала головой. Расслабилась, а на глаза накатили слезы. — Сейчас я открою тебе рот. Но предупреждаю: «помогите» договорить ты не успеешь. Поэтому тихо!

— Простите, — тихо сказала она, а по щекам побежали мокрые дорожки. — Меня заставили. Я пленница. У них мои сестры. Они их убьют. — всхлипнула лесавка.

— Садись за стол. Поговорим. Только тихо, — приказал подмастерье, и нож сменился на пистолет. — Гром, — обратился он к стоящему в боевой стойке псу. — Охраняй дверь.

Пес переместился к двери, и там снова встал в стойку.

— Огневик, — удивленно прошептала лесавка, присаживаясь, словно, наконец, рассмотрела сущность пса. — Кто вы, люди?

— Мы Мастера, — отозвался Иван. — Слышала про таких?

— Вы охотники на таких как я, — с испугом переводила она взгляд с одного мужчины на другого и совсем раскисла, залившись слезами.

— Не реви дуреха! — строго сказал мастер. — Лично я, как и мой напарник, твоему роду не враги. Он вообще по одной из ваших сохнет. — Подмигнул он Юре.

— Сохнет? — не поняла она. — Как это?

— Ну, любит. Считает своей женщиной, а она своим мужчиной. Так понятно?

— Да, — недоверчиво посмотрела она на сосредоточенного парня. — Но как? Я не верю. Мы выбираем только одного за все существование. Ты человек. Вы живете мало. Тогда и она будет жить мало, — удивлялась она.

— Сколько? — вдруг встрепенулся Юра.

— Столько же, сколько и ты, — ответила лесавка. — Не мгновением больше

— Ладно-ладно, не время сейчас, — сказал Иван сникшему подмастерью. — У нас писец на носу. После будешь горевать. Конечно, если живы останемся.

— Кто на носу? — переспросила лесавка, но мастер на это отмахнулся, мол, неважно. — А как ее зовут? — спросила она парня.

— Осинка, — с нежностью произнес Юра.

— Осинок много, — отстраненно задумалась она. — Я Крапивка. Крапивок тоже много.

— Она оставила мне этот знак, — расстегнув рубашку, показал он ряд рун на груди.

Крапивка увидела руны и болтающийся над ними амулет «Дедуха», соскочила со стула, и тут же пала ниц, перед опешившим парнем. Стоя на коленях, она обхватила его ноги, и, всхлипывая, запричитала, прося прощения, за то, что хотела причинить зло.

Парень с большим трудом оторвал ее от себя, так крепко лесавка в него вцепилась. Он посадил ее на стул и вздрогнул, взглянув глаза. В них было столько обожания и благоговения. Юра в жизни не видел такого взгляда не у одной из женщин. Он даже онемел от удивления.

Но мастер не растерялся. Он понял, что, тут же надо разузнать, что это, поскольку знахарка так и не объяснила, да и он в спешке забыл спросить.

— Что за руны у него на груди? — спросил мастер.

— Руны? — непонятливо и отстраненно обронила она, не поворачивая головы, поскольку всецело была поглощена поеданием глазами растерянного парня.

— Эй, Крапивка, — пощелкал пальцами Иван. — Мне обидно, я тоже такого внимания хочу, — улыбался он. — Приди в себя. Нам сейчас не обожание, а помощь нужна.

Она взглянула на мастера, он тоже вздрогнул. Даже где-то глубоко кольнула зависть. На него с таким сумасшедшим обожанием тоже в жизни не смотрели.

— На меня так не смотри. У меня таких рун нет.

— Что такое руны? — собравшись с собой, но постреливая глазками в Юру, спросила Крапивка.

— Ну, знаки эти. Мы их рунами называем, — объяснил мастер. — Да вот только мы значения их не знаем, и что они носителю дают.

— Я не знаю, как это назвать. Я много ваших слов не знаю. Это знак того из чего мы, лесавки рождаемся. И не только мы. Еще многие кто в природе. Исток. Сила. Все-все-все, — сделала она неопределенный жест.

— Он опасен для человека? — задал Иван главный волнующий вопрос.

— Нет. Это. Я, кажется, знаю, как сказать. Это большая честь. Его носят достойные.

— Нет, Юрка, так не честно, — весело сказал Иван, которому от души отлегло, от того, что парню ничего не грозит. — Тут работаешь-работаешь, пашешь значит, в поте лица, а все вершки тебе. Еще и пенка от варенья. Кстати, а еда отравлена? Или как? — спросил он, глотая слюну.

— Нет, — помотала Крапивка, головкой разметав золотистые, пахучие локоны. — Этот старый сказал: хорошо пусть пожрут хорошенько напоследок. Мол, приговоренным так положено.

— Вот сука, — озлился парень. — Я этого хмыря собственноручно удавлю.

— Э, достойный. Не выражайся при девушке. Не порти имидж. Давай есть, а заодно подумаем, как из этой, пардон, задницы выбираться?

— Я все равно ничего не поняла, — глупо улыбнулась девушка Ивану. — А что у тебя на сердце? — Указала она стройной ручкой на его грудь.

— Чешуйка, — подмигнул он лесавке, и показал краюшек чешуи из-за ворота.

— Это тоже хорошо, — улыбалась лесавка. — Благословление. Так кажется, говорите вы.

— Ну, раз мы все такие благословленные на всю катушку, то может и вырвемся? — почесал маковку Иван, и сам заметил, как это ему легко далось.

Вообще он заметил, что рядом с лесавкой не так все болело, и дышалось легко. Будто от нее исходили благостные, исцеляющие волны.

— Ты лечить умеешь? — спросил он, поставив перед собой большой кусище ароматного мяса, из которого торчали ребрышки. Иван отделил половину, сгрузил овощи к мясу, а отрезанное положил на освободившуюся тарелку.

— Да, — ответила она глядя, как-то же самое сделал Юра, а после поставил тарелку псу. — А он может и не есть, — указала она на Грома. — Его Мать питает.

— От нас не убудет, а он покушать у нас любит. — Словно в подтверждение, пес довольно облизнулся и принялся за угощение.

— Странные вы, — хмыкнула она. — И не люди уже вовсе.

— Все Юрка, — прожевав мясо, вздохнул мастер, — теперь нам в подполье придется уходить, — Вроде как, шутя, сказал, он, хотя на самом деле подозревал, что так оно и есть. — Повесют нас Братья, ох повесют, коли поймают.

— Не смешно, Вань. И, похоже, ты прав. Но это все будет после. А сейчас о другом думать надо. — Он обратился к лесавке, которая с глупым выражением лица смотрела как едят мужчины, но сама не прикасалась к еде. — Ты давно в физическом плане? Силы есть? Сможешь нам хоть чем-то помочь, когда я тебя освобожу?

— Недавно. Сил много. Только не освободишь, — грустно сказала она, показав медный браслетик, плотно сидящий на запястье. — Это не пустит, да и силы высасывает.

— Тьфу, тоже мне проблема, — деловито заявил Юра, извлекая спрятанную в шве рукава, стальную проволоку, а после принялся ковыряться в замке. — Так-так-так, отличный замочек, но, — замок щелкнул и браслет распался надвое, — не для меня. А ты все ругал меня, когда я тренировался чтобы не подзабыть. — Подмигнул он Ивану. — Я ж говорил, в деле пригодится.

— Ладно-ладно. Признаю. Был не прав, — прошамкал прожевывая Мастер. — А дальше что?

— А дальше… — Юра схватил со стола нож, но не заговоренный, а обычный, столовый, и со всей силы, полоснул им девушку по плечу.

Иван, который не знал, как освобождаются, лесавки, едва не подавился от такой выходки. Девушка не закричала, как он ожидал, а внезапно исчезла, превратившись в разлетающиеся листья и траву. Он так и сидел с открытым ртом, когда она снова возникла на том же месте, да еще красивей, и как-бы посвежевшей.

Со счастливым лицом она бросилась расцеловывать парня, да так воодушевилась этим занятием, что стала явно увлекаться, и он тактично ее от себя отстранил.

— Ну как-то так, — с улыбкой развел Юра руками.

— И опять тебе вся пенка, — поддел мастер, глядя на то, как снова влюбленными глазами смотрит на Юру счастливая Крапивка. — Я вот уже некоторое время, никак в толк не возьму, кто у кого подмастерье? Если честно начинаю путаться, — хохотнул он.

— Не дрейфь наставник, — подыграл парень, — я спец только по лесавкам и чужим карманам. Остальное за тобой.

— А, ну тогда я спокоен, — деланно расслабился и продолжил жевать Иван.

Лесавка, как ни странно поняла шутку и звонко расхохоталась, не переставая поедать глазами уже подуставшего от ее внимания парня.

***

Двое соглядатаях, а по совместительству и исполнителей, уже порядком задубев, дежурили недалеко от дома, где разместились гости. Ночь была холодной. На затянутом тучами небосводе не было ни одной звезды. Кромешная тьма.

Кутаясь в плащи и постукивая зубами, они оглядывались на свет из окон, ожидая, когда лесавка сделает дело, а они займутся своим.

— Блин, жрут там, бабу тискают в тепле, а ты стой тут дрожжи продавай. — Заслышав звонкий девичий смех, сильно вздрогнул первый.

Мимо проехали мотовозы, набитые их сотоварищами, и главарем, в маске, что поехали в новый, далекий рейд. В поселке осталась лишь небольшая часть бойцов, что стерегли «нечисть» и патрулировали улицы, да старый хрен, которого все ненавидели, вжившийся в роль старосты села.

— Я бы тоже хотел так ласты склеить, — мечтательно сказал второй шмыгнув носом. — Чтоб сытым, пьяным и на бабе, — вздохнул он.

— Нет. Не по-воински это, — ответил первый и высморкался.

— Какие мы нафиг воины? — иронически хмыкнул второй. — Наймиты. Кто нас за воинов считает?

— Да пофиг, — сказал первый, копаясь за пазухой и доставая бутылку с крепким самогоном. — Давай дерябнем? Хрен его знает, сколько они там еще шоркаться будут, а мы тут если не околеем, то простудимся.

— А давай! А то я уже пальцев не чувствую.

***

После вопросов, кто люди, занявшие поселок, остались ли тут мирные люди, и сколько этих гадов всего. Крапивка, рассказала, что понятия не имеет кто они и чего им надо. О том, что в поселке обычных жителей нет. А негодяи эти, отлавливают вышедших погулять в физический план стихийных существ, и человеческих женщин и мужчин, которые обладают силой. С людьми было понятно, похищают, но как стихийных вылавливают, ему было непонятно. Что он собственно и озвучил.

Как, оказалось, «погулять» у них означало вовсе не прогулку, а случку с людьми. Видите ли, сущностям, у которых нет пары, время от времени тоже нужно «ЭТО» и они, прикидываясь людьми, соблазняют понравившихся девушек и парней. И судя по всему в этом деле они мастера, потому что рядом с Крапивкой, Ивану, хотел он того или нет, кое где, кое что, очень мешало. Вот их и ловят, как говорится на живца.

А главное, что он узнал, и чему удивился, так это, то, что байки про нагулянных от водяных, леших и прочих, стихийных существ детей, вовсе не байки. Дети эти, правда, оставались людьми, но все как один, были одаренными магической силой. И передавалось это следующим поколениям.

— Так это что, мы дети или внуки кого-то из стихийных? — опешил Юра.

— Скорей всего, — пожала плечиками Крапивка. — Я утверждать не стану. У простых людей… Как ты говорил Иван? А, без примеси. Тоже некоторое время назад начали появляться силы. Мы даже почувствовали это. Будто исток переполнился и пролился на вас, людей. И правду говоря, теперь мы этого боимся.

Вы иные.

Вы готовы убивать друг друга, за безделушки, пустые понятия, и металл, который нам не нужен, бесполезен, а порой и опасен. Вы злые, жестокие, и беспощадные. И как вы воспользуетесь силой, мне даже представить страшно, — скуксилась лесавка. — Я давно живу. И видела ваши войны, разрушения, то насколько вы опасны для себя и природы без силы. А с силой. Я даже думать об этом не хочу.

— Да, — согласился Иван. — Человек самое тупое и опасное существо. А теперь у этого существа появилась опасная игрушка. И я, кажется, понимаю, чем заняты эти ребята. Но нам с ними однозначно не по пути. Невинные есть невинные, и никто не имеет права их убивать за способности. Дар не выбирает, плохой ты человек или хороший. Он просто приходит, а как им распоряжаться, это уже на твоей совести.

— Короче говоря, это чистильщики, — подвел итог Юра. — Но ведь не сами они на это дело пошли? Кто-то влиятельный подвязал их на это. Этим уродам не до высоких идей. Они если до двух сосчитать умеют, и то хорошо. Ведь и вон Грому понятно, это обычные наемники.

— Ладно, это все отложим на потом. Нас тут вроде как убивать собирались. Что с этим делать будем?

— Не знаю, как ты Иван, а я уверен, что вырезать эту погань нужно.

— Я с тобой полностью согласен, — устало ответил мастер. — Но не дохрена ли для них будет двух крутых пацанов, один из которых к тому же покалечен? Я про себя если что.

— Слушай, я ведь силой могу воспользоваться, — вскинулся парень. — Мы с Громом сожжем их нафиг, и дело с концом.

— Ага, или на вихре покатаем, пока их наизнанку не вытошнит. Ты забыл, как тебя в лесу после первого раза скрутило? Хотя давай сожжем, а заодно сгорят пленники, и ее сестры. — Качнул он головой в сторону Крапивки.

— Не надо! — испугалась она.

— Не бойся. У нас это называется сарказм. Плохой юмор. Насмешка, — успокоил мастер лесавку. — Мы этого делать не будем.

— Что, сваливаем по-тихому? — вздохнул ученик.

— Нет. Нельзя эту гниль просто так оставлять. — задумался мастер. — Сегодня будут истреблять тех, кто владеет силой, завтра рыжих или темноволосых, послезавтра тех, кто ложку держит левой рукой. Нужно давить эту гниду в зародыше. — Решительно стукнул он кулаком по столу и скривился от отдающей во все тело боли. — Ты нам, чем-нибудь помочь в бою сможешь? — обратился Иван к лесной деве.

— Не знаю, — вполне по-человечески подернула она плечиками. — Я не воительница. Я за цветами в лесу ухаживаю. Все существование только это и делала.

— Понятно. В ближайшей досягаемости, кто-нибудь из твоих сестер есть, кто может дать отпор?

— Есть, — закивала она. — Полынь, она может. Только ее, как и меня клеймили и в браслет заковали. Она здесь недалеко. Ее одежду чистить и стирать заставляют.

— В чем проблема? — удивился Иван. — Метнись вихрем и освободи ее.

— Я не могу. Только люди могут. А если я использую силу снаружи, они сразу узнают, поймают и накажут.

— Куда не кинь, хрен добросишь, — невесело констатировал мастер. — Похоже наш маленький военный совет снова в тупике. А часики тикают. Скоро забеспокоятся наши душегубы.

— Не забеспокоятся, — улыбнулась Крапивка. — Они уже пьяные под навесом в обнимку спят.

— Не забеспокоятся они, так староста всех на уши поднимет.

— Так, — поднялся со стула Юра, — где там твоя лебеда говоришь? Придется мне за ней метнуться. И пароль какой-то у вас для своих есть?

— Полынь, — поправила она. — Что такое пароль?

— Ну, слово или знак какой, по которому она узнает, что я от тебя. Не то подумает, какой-то из этих уродов на ночь глядя приперся, да в порошок меня сотрет.

— Просто скажешь, что от меня. Эти уроды, наши имена хрен знают. Называют как хотят, сволочи. — Подражая манере разговора мужчин глуповато сказала она.

— Ишь босота, — засмеялся Иван. — Нахваталась уже.

— Что такое босота? — в своей глупой манере вопросила она, и Иван засмеялся снова.

После долгих и трудных объяснений, с поиском недостающих слов и понятий, Юра кое-как понял, где искать ту самую Полынь. Он выбрался через маленькое окошко на задний двор, и, скрываясь в тенях от частых патрулей, стал осторожно пробираться во вражеский тыл.

Иван пересел из-за стола на кровать и откинулся спиной на стену. Сейчас он мог только ждать. Вся надежда была на подмастерье и сестру мающейся от безделья Крапивки.

Она внимательно смотрела на кряхтящего от боли мастера своими зелеными глазищами, на ее лице даже было некое подобие сочувствия.

— Как ты так… — она покрутила рукой, вспоминая правильное слово. — Покалечился? Я вижу и чувствую, что тебе очень больно.

— Расконтачивать кадавра полез, вот меня и шарахнуло, — ответил он, не подумав, что такая фраза автоматически вызовет кучу «А что такое».

— А что такое… — начала Крапивка.

— Погоди, — перебил он. — Я помешал встать мертвому. Разорвал связь.

— Этого нельзя делать, — округлила лесавка глаза. — Нельзя мешать.

— Где ты раньше была?

— Здесь, — глупо ответила она.

— Проехали, — смеясь, махнул рукой Иван.

— Что проехали?

Ивану было больно смеяться над этой дурехой. И он решил промолчать, дабы не развивать дальнейшее «А что, да почему». Тем временем она поднялась со стула и подошла к нему.

— Тебе больно, — говорила тихо она. — Давай я тебя полечу? Я не сильно умею, только деревья.

— Я сейчас бревно бревном, — ответил Иван, и сразу отрезая вопросы что уже зарождались в этой красивой головке сказал: — Лечи уже.

Она взобралась на кровать и собралась моститься ему на колени.

— Ты чего? — не понял он. — Ты лечить собиралась?

— Мы так лечим, — присаживаясь ему на колени, отвечала она, а Иван зажмурился, приготовившись к боли от ее веса.

Но боль не пришла. Да и весила она поменьше, чем выглядела. Крапивка прижалась к нему, обхватила шею руками, и положила голову ему на плечо. Сказать, что это было самое приятное лечение, которое ему до этого приходилось испытывать, ничего не сказать. Боль ушла. От лесавки веяло приятной расслабляющей энергией.

Как Иван не сопротивлялся, как не старался успокоиться, но внутренний кобель полез наружу и предательски уткнулся сквозь плотные штаны в теплую, нежную ягодицу лесавки. Иван смутился, и сосредоточился, пытаясь загнать подлую скотину обратно. Но предатель стойко сопротивлялся всем мысленным посылам. Даже мысли о Марье, которая сейчас в беде, которую действительно любил, никак не помогали.

Крапивка почувствовав возникший дискомфорт в районе пятой точки, посмотрела Ивану в глаза, и заулыбалась. Иван чувствовал себя как юнец, пойманный на подглядывании за голыми барышнями. Он покраснел.

— У вас всегда так, когда мы рядом, — спокойно заметила она.

Ее рука потянулась к его паху. И Иван гигантским усилием воли успел ее перехватить, хотя этому сопротивлялось все его мужское естество.

— Не нужно, — сказал он, ложа ее руку обратно себе на плечо. — Лечишь, лечи.

— Но почему? — удивилась она. — Я некрасивая? Ты не хочешь?

— Ты красивая. И я черт возьми, хочу, — озлившись на себя процедил сквозь зубы он. — Но, нет.

— Почему нет? — она нежно поцеловала его в щеку и собиралась целовать в губы.

— У меня есть женщина, — избегая поцелуя ответил он, и отвернул лицо. — Я ее люблю.

— И что? — неподдельно удивилась соблазнительная бестия. — Сегодня я побуду твоей женщиной, а завтра и далее пусть будет она.

— Слушай. Прекращай, — взмолился Иван. — Просто лечи меня и все, а не хочешь не нужно. Только давай без этого, прошу.

— Хорошо, — печально ответила она, положив голову обратно на его плечо.

Иван судорожно вздохнул. Еще миг. Еще один поцелуй. Еще пара томных слов и он поддался бы. Сейчас он молчал и впитывал ее энергетику, но при этом костерил себя и свою кобелиную натуру всеми грязными словами, какие только знал. Что же он за скотина такая, что думая только об одной не может удержаться от чар другой?

— Я тоже хочу такого сильного как ты, — с грустью в голосе сказала Крапивка.

— Я сильный? Да я сейчас чхнуть без сотрясения мозга не могу. Все тело сплошная отбивная.

— Ты не понял. Сильных телом много. Только пустые и слабые они внутри. Тело здоровое, а души больные и изуродованные. — Она снова подняла золотящуюся в тусклом свете головку и посмотрела ему в глаза. — Извини. Я использовала чары. В полную силу. Ты устоял. И ты единственный за мое существование кто устоял.

Ивану бы обидеться, и прогнать эту совратительницу пинком под нежный зад. Но ее слова даже подстегнули его гордость за себя. Решив, не отвечать он улыбнулся сам себе, и стал медленно засыпать.

— Спи воин, — шептала лесавка. — Спи. Я позабочусь о тебе. — Она нежно провела пальцем по его небритой, покрытой шрамами и мелкими кровоподтеками щеке. — Спи и ничего не бойся. Набирайся сил. — Она не удержалась и поцеловала его колючую щеку. Заснувший Иван на это глупо улыбнулся. — Тебе понадобится очень много сил и стойкости. У тебя еще много подвигов впереди. Отдыхай, — прошептала она, осторожно положила голову, прикасаясь к его щеке губами, и закрыла глаза.