8. Погорельцы.

Около старого жальника, на который бурно отреагировал Гром, залаяв до того, как выехали из-за поворота, прислонившись спиной к тонкой березке сидел человек в обносках.

Голова его, безвольно свисала. По спутанным волосам стекали струйки дождевой воды, а сквозь промокшую одежду, от тела густо шел пар.

Иван притормозил. На раскисшей, от дождя дороге, мотоцикл слегка занесло, он заглох и остановился лишь за пять шагов до оборванца, едва не обляпав его грязью.

— Вань, глянь на часовню, — стуча зубами позвал, продрогший до костей подмастерье, а пес что перестал лаять, потянув носом воздух зарычал.

Брызнув в лицо подмастерья стекающей с волос водой, Иван повернул голову и увидел еще несколько человек, в таких же лохмотьях, если не хуже. Они сидели около часовни под хмурым, утренним небом.

Расположились они, кто на чем, кто на бревнах, кто на камнях, кто просто в луже, на земле. Одежда оборвана, вся в грязи. Мокрые до нитки, склонив головы и обняв колени руками, они дрожали исходя паром, словно горячие источники.

Мастера такое зрелище насторожило. Произошло, нечто паршивое, раз столько людей мерзло под проливным дождем. На засаду не похоже. Так что же случилось?

Поднявшись с источающего тепло мотоцикла, Иван, чавкая сапогами по грязи, подошел к мужчине, что сидел под березой. При этом он не забывал, что бывает всякое, и держал руку у ножен с кукри.

— Эй, мужик? Что у вас стряслось? Погорельцы что ли? — обратился он, к незнакомцу держа дистанцию, в несколько шагов.

Всякое не заставило себя долго ждать, явившись незамедлительно. Оборванец поднял голову, и уставился на Ивана, от чего тот невольно вздрогнул и выхватил кукри, а подмастерье взвел пистолет.

На них смотрели заплывшие бельмами, мутные глаза. На месте носа зияла подгнившая, сочащаяся гноем дыра, а вокруг рта, губы обгнили, оголив воспаленные, набухшие гноем десна.

— А-а-а! Ясо, — возопил оборванец и вскочил с места.

Сделал он это настолько резко и быстро, что мастер едва успел увернуться, рубанув страшилище в развороте, изогнутым клинком. Горячие брызги крови из вскрытой клинком артерии еще не успели коснуться грязи, как прогремели выстрелы.

Спрыгнувший с мотоцикла Юра, расстрелял нападающего почти в упор. Страшилище рухнуло к его ногам, окатив парня грязью из лужи. Прохрипев нечто неясное, оно затихло. Из вспоротого горла пару раз вытолкнуло струю, алой крови, а после она стала литься уже без толчков, смешиваясь с дождевой водой.

Мастер бросился заводить мотоцикл, но было поздно. Кличь, был услышан. Погорельцы, словно и не сидели. С воплями они бежали к мотоциклу, держа в руках, кто палку, кто камень, кто невесть, чем бывший, ржавый, железный обломок.

Двигались страшилища настолько быстро, что Иван лишь успел выхватить закрепленный на мотоцикле шестиствол, уменьшенную копию пушки Валентина, подаренную кузнецом.

Пес выпрыгнул из люльки и занял боевую стойку рядом с испугавшимся, но полным решимости Юрой. Иван тем временем вскинул ствол и зарядом картечи снес голову ближайшему набегающему уродцу, зацепив бегущего вслед за ним.

Раненого, забрызгало мозгами, развернуло и швырнуло в грязь. По нему пробежали сотоварищи. На удивление он быстро вскочил на ноги и снова ринулся в бой, но нарвавшись на пули, выпущенные из пистолета подмастерья, упал снова.

Иван опустошил ствол, подстрелив лишь двоих, и, забросив его в люльку, вновь схватился за кукри. Юра вставлял новую обойму в дымящийся пистолет, а Гром утробно гавкнув, стряхнул с себя огненные искры.

Оставив за собой черные трассы, искры накрыли еще двоих. Не смотря на дождь и насквозь мокрую одежду, искры вонзились в страшил и те прежде задымились, а после с воплями стали полыхать, будто факелы. Остальные уродцы, сразу бросились врассыпную, укрываясь, кто где. Они смолкли и затаились.

Пока подмастерье прикрывал, наводя дуло пистолета на каждый шорох, доносящийся, из нескончаемого шума дождя, Иван попробовал завести мотоцикл, но тот чихнул и заглох.

Между лопаток ощутимо ударило, Иван натолкнулся на руль, а подмастерье стал снова стрелять.

Спустя мгновение в них стал лететь всякий мусор, палки, увесистые камни и комья грязи. Все это градом сыпалось на укрывшихся за мотоциклом охотников.

Гром еще раз стряхнул искры, поджег кусты и одно из страшил, но получив по спине комком глины, тоже скрылся за звякающий и бухающий от ударов мотоцикл.

Брызнула осколками стекла фара и у Ивана кончилось терпение.

— Ну, сволочи, держитесь!

Невероятно трудно было сосредоточиться мастеру, когда перед ногами падали камни и от ударов звенел металл, но видимо ярость помогла. Подключился его скудный резерв силы, что усилил иной взгляд, связав его с экстрасенсорными способностями.

Мгновенно заныло в висках, отдалось в затылок. Разозленный мастер зарядил шестиствол и, скрипя от боли зубами высунулся из-за мотоцикла, собираясь тут же разрядить его в любую энергетическую метку.

Метки были, но не такие как у тварей. Иван увидел слабое излучение человеческих аур, и растерялся. Уродцы были людьми. Обычными людьми, судя по цвету, и очертаниям.

Но вот от одной из меток полетел увесистый снаряд, едва не угодив мастеру в лоб. Тогда Иван перестал сомневаться и начал стрелять.

Пока подмастерье с псом укрылись от дождя в часовенке, Иван, стаскивал трупы в кучу. Юра рвался помогать, но наставник отослал его подальше, от зараженных людей, поскольку иммунитет Ивана был искусственно усилен, и он не боялся большинства знакомых инфекций, а вот подмастерье, перед любой заразой был совершенно беззащитен. Ему еще только предстояло пройти болезненную процедуру иммуномодуляции в будущем, когда доберутся до Обители.

Юра все же не стерпел и подошел к мастеру, который решал, что делать с трупами. Оставить их просто так, это получить стопроцентное гнездо перерожденных.

— Так это правда, про живых мертвецов? — спросил Юра, с отвращением смотря на сложенные в ряд тела. — Как их там раньше звали, зомби вроде?

— Нет живых мертвецов. Есть только живые и мертвецы. Перерожденные относятся к первым. Вторые по определению живыми быть не могут. Зомби — это сказки.

— Тогда кто эти?

— Просто люди. Обезумевшие и больные, но все же люди.

— Так это из-за болезни, они выглядят как разлагающиеся висельники? — подмастерье, кривя моську отшагнул.

— Да. Я не знаю, что это. Похоже на проказу и сифилис. Но все это в одном флаконе. И мне это очень не нравится. А еще мне не нравится, что я не знаю, чем уничтожить тела, — задумался мастер.

— Так пусть дед их заморозит, а мы их раздубасим чем-ни будь на осколки, — предположил Юра.

— Нет. Не поможет. Земля все равно, в какую-ни будь гадость это потом переродит. Огнем бы. Да спирта в баке мало осталось, а до заправки далеко. Тем более мокрые они и дождь к тому же.

— Может Гром их спалит? Ну, искрами своими.

— Идея. Но как ты заставишь его это сделать?

— Гром, — позвал подмастерье пса.

Пес неохотно вышел под дождь, и, воротя нос от тел, подошел к охотникам. И тут начался цирк. Юра прыгал и скакал, изображая будто отряхивается. Указывал на тела, изображая нечто, что по его разумению, должно означать огонь.

Гром, свесив голову на бок, скульнул и покачал хвостом. Подмастерье повторил комплекс пантомим. Пес вопросительно воззрился на Ивана, который с косой ухмылкой глядел на старания протеже.

— Ну! Гром, давай, — подбадривал Юра, пса.

Но пес уже откровенно смотрел на подмастерье, как на дурака, и скулил, решительно не понимая, чего от него хотят.

— Погоди, — остановил Иван, праздные усилия ученика. — Дай я попробую.

Он присел на корточки перед псом, провел по мокрой, но горячей, грубой шерсти, потрепал за ухом, и сосредоточился. Боль в висках становилась привычной, Иван попытался коснуться разума Грома, но тут же отшатнулся словно ошпаренный. Он будто прикоснулся к магме. К раскаленной, пышущей жаром, и меняющей форму. Связь тут же прервалась, и больно стрельнуло в мозгу.

Иван тряхнул головой, сделал глубокий вдох, сосредоточился и неотрывно глядя псу в желтые глаза, снова стал налаживать контакт.

Теперь он словно издали приближался к плещущей и источающей нестерпимый жар стихии. Приблизившись настолько близко, насколько мог, мастер сформировал мыслеобраз, и послал его в пылающую магму.

Наконец, в глазах черного кобеля появилось понимание. Он гавкнул, лизнул Ивана в лицо огромным горячим языком, и стал вилять хвостом.

— Молодец Гром. Давай дружище, жги!

Мастер отвел ученика в сторону, а пес стал в стойку. Он подпрыгнул на месте, и на сложенные, мокрые тела полетели искры. Он подпрыгнул снова, струсив еще сноп искр.

Трупы с шипением стали дымиться, пес гавкнул, и появились языки пламени. Он гавкал, словно раздувая пламя, и вот уже на месте тел бушевало гулко гудящее рыжее пламя. Капли дождя испарялись, не достигая земли. Стало адски жарко, и охотники отступили дальше. Шипела и испускала пар земля, задымилась и вспыхнула, чахлая мокрая березка, с шипением обуглилась трава.

Подмастерье, источая пар, диву давался, не веря в то, что видит. С изумлением и страхом, он косился на стоящего у ревущего пламени пса. А Иван выставил ладони перед собой и стал греть занемевшие от холода руки.

— Гром, хватит, мой хороший. Гаси, — попросил он напряженно стоящего пса.

Пламя постепенно угасло, дождь с шипением стал прибивать к земле оставшийся на месте тел, дымящийся сизый пепел, и вскоре он смешался с потоком грязи, ринувшимся на прожаренную, красную землю.

Мастер погладил по крупной голове подошедшего Грома, и они направились в часовенку.

— Вань, это блин не собака, а настоящая артиллерия, — восторгался Юра, присаживаясь на деревянный пол. — Нет, напалм! Да с ним, ты станешь самым успешным мастером.

— Успешность, раздутое самомнение и мания величия, это удавка на шее мастера. Жажда прославиться и быть лучше всех, шаткая лавка под ногами, — охладил пыл ученика Иван. — Величие так и вовсе очень тяжкая ноша. Однажды ты его не вынесешь, и оно раздавит тебя своим весом, будто жалкую букашку, а памятник тебе, станет твоим надгробным камнем. Так было с целыми империями и императорами, королями, царями и князьями, что уж говорить о мастерах.

Мастер, достигший всего, это тот, который переваривается в желудке победившей его твари. Осознание собственной крутизны застит глаза, ослабляет и расслабляет. Не один Брат уже сложил голову, осознав свое величие.

Мастер возомнивший, что знает, и умеет все, обречен на неминуемую гибель. Каждый день, Матушка Земля порождает все новых тварей, силы и возможностей которых еще не знает никто.

Вот ты видишь, в нашем Громе, оружие. — Погладил он положившего ему на колени голову пса. — А я вижу, что он вымотался, устал и потерял силы. И прежде всего, это наш друг, а не беспощадное, слепое орудие. И в таком ключе, я запрещаю использовать его тебе и себе.

Он может защитить себя сам, вот и славно. А мы не должны прятаться ему за спину. За его спиной нас достанут, быстрей, чем ты думаешь.

— Понял и принял наставник, — поник подмастерье. — Спасибо.

— Не куксись Юр. Это все познано на горьком опыте. Я не хочу, чтобы ты повторял мои ошибки, когда станешь мастером. Я потерял слишком многих, дорогих мне людей, прежде чем познал этому цену. Теперь совесть укоряет их лицами во снах. Особенно первым крупным делом, за которое я взялся с напарницей.

Первое время, если мастер-новичок в чем-то слаб, к нему приставляют напарника, который его дополняет. И проведя пару удачных рейдов, мы с ней возомнили себя бог весть какими профи, которым ничего не страшно и по силам все.

Вот тогда то мы и прочувствовали на собственной шкуре, как это быть крутым.

Нас порвали и изранили. Нас загоняли как дичь. Растерянные и испуганные в какой-то момент мы разделились, потеряли друг друга из вида. Она погибла, а мне чудом удалось спастись. Меня нашли рыбаки в прибившейся к берегу лодке, когда я был уже при смерти.

Шрамы на моем теле — это напоминание о том, что не стоит забываться, думать, что всего достиг и прикормил удачу. Удача помогает тем, кто на нее не надеется, а надеется на свои силы и ум.

— Потому, вы, Братья, желаете друг другу не удачи, а успеха?

— Это традиция первых Мастеров, что поднимали Обитель, и создавали Братство. В те времена, удача была не на стороне людей.

Прислонившись спиной к подпоре и расслабив гудящие ноги, Иван устало сомкнул веки.

— Ладно, давай отдохнем чуток и в путь, — поддаваясь наваливающейся дреме, сквозь зевоту обратился к задумавшемуся ученику он.