17. Кадм. Печаль

Не способный к раскаянию неисцелим.

Аристотель

Аланна пришла домой только на миг, чтобы сменить намокшую от снега одежду и напиться горячего травяного чая. Руки ее дрожали от усталости, одежда и волосы пропахли кровью, и так хотелось забиться в кровать и ее трясло как в лихорадке…

Раненных было столько, что не продохнуть. И целители не успевали всех исцелять, потому дозорные и добровольные помощники перевязывали раны тех, кто мог подождать, устраивали раненных и потерпевших в храмах, в уцелевших домах. И тут помощь архан пригодилась больше всего: привыкшие приказывать, они одним словом разводили то и дело вспыхивавшие ссоры, успокаивали страх простых рожан. И принимали на себя ответственность за то, чтобы у потерявших дома людей было где спать и что есть.

Следующие дни будут сложными… и Аланна уже хотела вновь пойти в город, как увидела забившуюся в кресло тень. Улыбнулась, потрясла Астэла за плечо, прошептала:

— Иди спать в свою комнату, сегодня я не могу с тобой поиграть. Прости…

— Я не могу…

— Почему? — тихо спросила Аланна, опускаясь перед креслом на корточки и заглядывая в испуганные глаза мальчика.

— Мне страшно… там мама… она сказала, что хочет поговорить…

— Мама? — нахмурилась Аланна, вспомнив вдруг слова Кадма, что Астэля продали в дом призрения, что мальчику пришлось подтереть память, что мать оставила его там… и все же, что это за мать, что оставляет сына в таком месте?

— Хорошо, останься, — прошептала она, поднимая мальчика на руки.

Тяжело… Астэл обвил ее руками за шею, а ногами за талию, и Аланна отнесла мальчонку на свою кровать. Все равно она сегодня тут спать не будет. При случае она поговорит с телохранителем, что взял на себя заботу об Астэле. А там видно будет.

Полумрак спальни успокаивал. И Аланна уже отвернулась к двери, как вдруг услышала:

— Мы можем поговорить?

И Астэл всхлипнул, бросился в объятия Аланны, и прошептал едва слышно ей в плечо:

— Не отдавай меня ей! Не отдавай! Не хочу…

— Ну же, Астэл, что же ты, — прошептала служанка, выходя из темноты. Худая, пожалуй, еще красивая. Светлые волосы, собранные в простой пучок, чистые, красивые глаза, в которых было что-то хищное. И убившие своей беспощадностью слова:

— Что же ты пугаешь свою сестру, сынок?

И Аланна задохнулась собственным страхом.

Вечер казался теплым и уютным. Там, за окном, выл ветер, гонял по стремительно темнеющим улицам снег, а в покоях было тихо и уютно. Никакого света, кроме огня в камине, золотые отблески на мягкой коже, горечь вина и тяжелая вязь сладострастия. Архана на коленях вздрогнула в ответ на прикосновение (как ее звали-то, кстати?), прикусила прелестную губку, повернула голову, открывая поцелуям стройную шею.

И Кадм улыбнулся, пропустил меж пальцами, поцеловал золотую прядь ее волос, подумав, что имя, пожалуй, не столь и важно. Важно, что вырез ее платья был до дерзости низким, и что едва прикрытая грудь в вырезе казалась обещающе аппетитной.

А ее муж? Этот усатый, придурок, слишком громкий, слишком грубый для светских вечеров, укатил на любимую охоту. Где будет спать с псами, купаться в кабаньей крови и упиваться азартом погони. А потом притащит очередной вонючий трофей на стену, а его жена, эта милая и хрупкая, почти девочка, будет вновь бледнеть и краснеть, стараясь не упасть в обморок от одной мысли о ночи с этим...

Пусть хоть раз в жизни попробует что-то иное. Пока еще молода, красива и не измучена бесчисленными родами.

— Долго же вы убегали от меня, душа моя, — мурлыкнул телохранитель, выводя узоры на округлом плечике.

Муж ее был глупо груб, и чуть ниже линии выреза обнаружился не слишком красивый синяк. И не прекращая ласки, целуя красиво очерченные, мягкие губы, Кадм осторожным всплеском магии синяк убрал. Может, поблагодарит, в постели, может, не заметит, уже не столь и важно. Потянуло в паху, мир затуманился, отдалился, и сразу захотелось большего. И он уже хотел поднять ее на руки, перенести на постель, как…

Она, к стыду, сообразила первой, отпрянула, поправила лиф платья и испуганно посмотрела за спину Кадма, туда, где звенел, переливался белесым светом шар вызова.

— Не сейчас! — прорычал Кадм.

Но было поздно. Молодая женщина очнулась от наваждения (боги, как ее зовут-то?), соскользнула с колен, схватила лежащий на земле плащ, завернулась в него и прошептала:

— Нельзя так. Нельзя.

Кадм тихо выругался. Нельзя! Золотистые волосы манили в свете угасающего огня, щеки еще сохранили остатки былого румянца, и наверняка пламя еще душило ее изнутри, но возврата уже не было. Дура!

Сама пришла в его покои, сама пробралась тенью по коридорам, а теперь ломается, строит из себя недотрогу. Будто это он во всем виноват… что ж, в следующий раз ее, пожалуй, пускать не стоит. Идиоток, которые сами не знают, что хотят, он не любил. Других, охочих до ночных развлечений, хватает, к чему тратить время на замужних дур, которые ведут себя как девственницы?

— Сейчас! — склонился перед Кадмом вошедший хариб, и прошептал на ухо:

— Рэми.

Рэми так Рэми, все скучать не придется… Кадм уже почти спокойно наблюдал, как угасают в голубых глазах остатки страсти, сменяясь муками совести. Как легкая тень, укутанная в черный плащ, выскальзывает из спальни. И приказал харибу послать за ней мага… если она так хочет забыть об этой ночи, то забудет.

— Я прошу вас, — настаивал хариб, при этом задернув тяжелые шторы на окнах и приказав зажечься светильникам в углах спальни.

Пусть его. Ночь все равно испорчена, а, может, стоило ее испортить. Кадм привычно нашел мыслью принца. Один. Спит. Спокоен. Лерин рядом, дежурит в коридоре, Тис отсыпается в своих покоях. И Рэми, вроде, они тоже рядом с Миром оставили. Так, ради богов, что опять?

— Что Рэми? — спросил Кадм, когда хариб быстрыми, отточенными движениями поправлял ему наряд.

— Майк, тот мальчик, просит у вас встречи, говорит, что это важно. И что это касается брата его старшого.

Майк. Этот робкий, но забавный дознаватель старшого.

— И это не может подождать? Мы только что усмирили этот огонь, Миранис и его драгоценный Рэми выжрали из меня все силы, могу ли я теперь слегка отдохнуть?

— Мой архан… Вы сами сказали пускать его по первому требованию.

Ну сказал. Забыл уточнить — пока Майк проводит расследование. Расследование закончилось, так и дознавателю тут делать нечего. Потому вдвойне интересно, зачем пришел… сам… может это даже интереснее, чем убежавшая архана.

Кадм сел на кровать, давая харибу надеть на него сапоги, скрепить их сложной сетью застежек. Привычно скучающим взглядом скользнул по коллекции оружия на стене, вспомнил о том знаменитом клинке, закаленном магией, что обещал достать оружейник. Но пока не достал… придется напомнить.

— Зови, раз уж он пришел, — приказал Кадм.

Хариб поклонился и на миг открыл дверь в соседнюю комнату. Впустил Майка, застывшего на пороге, а сам, повинуясь короткому жесту, вышел из спальни.

— Вижу, что ты осмелел с нашей последней встречи, — сказал Кадм, застегивая пояс. — Вопрос только почему?

Не осмелел же… сам боится своей смелости, вон, застыл, боясь наказания, но пришел. Значит, чего-то боится больше.

— Ну и почему молчишь? — зло усмехнулся Кадм. — Говори. Или ты на самом деле хочешь прочувствовать мой гнев на собственной шкуре? И если ты потревожил меня зря, ты своего добьешься…

И Арману придется пару дней посидеть без своего дознавателя. Вот и посмотрим, насколько Майк на самом деле сильный и так долго выдержит под плетью.

— Мой архан… — выдохнул Майк. — Арман…

— Сейчас проходит ритуал с Наром, — нетерпеливо оборвал его Кадм. — Знаю. И?

— А его брат…

— Отдыхает в храме. И?

— …сейчас с городе, — Кадм вздрогнул. Вот как? — Помогает раненным, разбирает завалы вместе с дозором. Только люди-то боятся… хоть его помощь и сильно нужна, любая сейчас нужна, но он же бледен… едва на ногах держится. Мы пытались поговорить… отвести его обратно в храм, но Эррэмиэль никого не слушает… А виссавийцев к нему Арман пускать строго запретил…

И понятно, почему запретил. Люди, конечно, сплетничают, но после того, что мальчишка сегодня выкинул, его вся столица боготворить будет. Еще бы… герой, что б его! Сохранить бы жизнь этому герою. А анонимность… впрочем, полог богов кому угодно мозги запудрят.

— Я прошу, архан, — начал волноваться, выдавать истинный страх, Майк. — И дозор, и род Армана боятся гнева старшого. Если мы позволим его братишке себя извести… Арман нас всех в лучшем случае на порку отправит.

Армана вы боитесь, как же. Кадм вздохнул… виссайская богиня наделила своего принца многими талантами. И один из них Кадму не нравился больше других: притягивать к себе безоговорочную, временами непонятную любовь. Люди уже боготворят Рэми… и Кадм очень надеялся, что полог это сгладит. Второй волны самоубийств, как после «смерти» маленького брата Армана, им не нужно.

— Тогда так и скажи Рэми, — ответил Кадм. — Менее всего Рэми любит, когда другие получают за него.

Майк лишь покачал головой, сжимая кулаки до белизны в костяшках пальцев:

— Мы боимся… к нему подходить. Его взгляд… в нем нет жизни. И мы боимся…

— Что это срыв, — закончил за него Кадм, смирившись с тем, что отдохнуть ему не дадут. Позволил вновь появившемуся харибу накинуть на плечи плащ, взял со стола тяжелые перчатки, проверил пояс с оружием. И вышел в коридор, сделав знак Майку следовать за собой.

А сам при этом не преминул обрадовать Лерина новостью, что вредный виссавийский принц ускользнул из-под его надзора. Сразу же кольнула холодная злость заклинателя, и настроение сразу же улучшилось. Лерин любит идеальничать, а тут на тебе. Такой подарок, упустил виссавийского принца. Кадм ему долго это забыть не даст.

Впрочем, Рэми кого угодно из себя выведет.

«Почему ты боишься срыва?» — спросил Кадм. Мысленно, чтобы не услышали сновавшие по коридору придворные. И сразу же накинул на голову капюшон плаща: излишнее внимание сейчас было ни к чему.

«Жерл, с которого начался пожар, был старшим дозора в той деревне, где вырос Рэми, — а это новость. Кадм подождал, пока хариб Майка накинул плащ на плечи своего архана и толкнул дознавателя в переход: играться времени, скорее всего, не было. — Говорят, любил Рэми как сына, и, подозреваю, что эта любовь была взаимной».

Тогда времени нет, высший маг, тем более, целитель, потерявший близкого человека это опасно. А Рэми жук еще тот, хоть бы словом обмолвился. Арман, наверное, все же знал… но Арман сейчас был занят. Потому разбираться придется, увы, самому.

Хотя Кадм таких разборок сильно не любил.

Во дворе бился в стены ветер, швырял в лицо ледяные снежинки. И исправляться, судя по всему, погода не собиралась.

«Ты только за этим пришел? — спросил Кадм, понимая, что ответ его устроит вряд ли. — Или есть что-то еще?»

«Мой архан…»

«Говори уже!»

«Рэми нашел хариба Жерла… Ирэн был едва жив, мой архан, и Рэми сидел с ним до конца… перед смертью Ирэн передал ему послание от своего архана… Телохранитель, мы боимся… боимся, что это снова ловушка. И если на этот раз Рэми окажется в центре огня…»

«Я понял, — оборвал его Кадм, и вскочил на иссиня-черного коня, подав Майку руку. — Веди».

И почти бесцеремонно ворвался в сознание дознавателя. Майк выдержал короткую пытку с достоинством, лишь покачнулся и побледнел так, что веснушки исчезли, а Кадм вновь открыл переход, и выругавшись про себя, пустил напуганного коня в центр кляксы.

Там, по другую сторону, ветер был злее, мешал белый снег в синеватой сажей. И пахло магией, осевшей в пепел, так, что горло тисками сжало. Кадм потянул на себя поводья, успокоил коня легким всплеском силы, и холодно посмотрел на бросившихся к нему дозорных.

«Слезай», — приказал он Майку. Спрыгнул с коня сам, поправил плащ, и пошел за появившемся перед ним дозорным. Ветер все крепчал. Рвал полы плаща, пробирался под меховую прокладку. Швырял осколками дерева и мелким мусором, и, сказать по чести, выходить в такую погоду было не совсем безопасно. И не совсем умно. Но когда Рэми был в этом отношении умным?

Внутри полуразвалившегося дома оказалось на диво тепло. Неярко горели свечи, прямо на полу были раскиданы набитые соломой матрасы, а на матрасах, да так густо, что ступить было некуда, спали люди. Рэми обнаружился возле одного из них: седеющей уже, но красивой зрелой красотой женщиной. Стоял перед ней на коленях, сжимал в руках ее узкую ладонь, что-то мягко шептал. А меж пальцев его бегала, то появлялась, то вновь исчезала, змейка магии.

«Его мать и сестра тоже где-то здесь, — «успокоил» Кадма Майк. — Даже не думал, что они настолько умелые целительницы…»

Естественно. С виссавийской кровью попробуй не будь целителем. Но женщины Рэми Кадма волновали мало: с присмотром за ними и люди рода отлично справятся. С рисковавшим же сорваться Рэми…

Мальчишка тем временем открывать послания Жерла явно не собирался. И скорбью по названному отцу, судя по виду, упиваться и не думал. Он просто закончил исцелять женщину, усыпил ее коротким всплеском магии и встал… слегка покачнувшись.

«Я же говорил… еще немного и свалится, — начал Майк. — Но никому не позволяет себе помочь».

«Потому что знает, что вы не помочь, а забрать его отсюда хотите. И правильно делаете. Рэми хоть и целитель, а торчать ему тут нечего. Для исцеления есть наши целители, есть виссавийцы, есть высшие маги. Для помощи — все арханы столицы, на то они и есть. А Рэми должен сейчас быть в замке, а не отводить на себя внимание людей своего брата. Уходи. И людей своих забери».

«Мой архан…»

«Я не могу позволить, чтобы нас слышали. И ты сам знаешь, почему, не так ли?»

Майк знал. Кивнул, слегка нахмурился, когда Кадм усыпил больных, чтобы не мешали, и вышел с парой дозорных… там, на улице выл ветер. Проникал в мелкие щели, и крыша опасно скрипела, грозясь обвалиться на их головы. Но Рэми, казалось, ничего не замечал. Он замер вдруг, возле той женщины. Опасно так замер… и стоило Кадму сделать к нему лишь шаг, как прошипел:

— Не смей меня вновь усыплять. Как их.

— Я и не собирался, — усмехнулся Кадм.

Хотя врал. Была бы возможность, усыпил бы. Но возможности такой не было, Рэми не дурак, чтобы попадаться на ту же удочку дважды. Да и сколько его усыплять можно? Так все равно ничего не решишь, а решать, увы, надо.

Ветер вновь швырнул чем-то в крышу, посыпалась на них труха, стало вдруг холодно. И на миг тихо, как в гробнице. Лишь стонал во сне один из больных, да позвала маму лежавшая у ног Кадма девочка… но Кадму сейчас было не до них. Он видел, что Майк был прав, что мальчишка сейчас на грани срыва, и еще немного… одно неосторожное слово, и он эту грань перейдет. И тогда… лучше не думать, что тогда. Надо звать Виреса, но на зов телохранитель повелителя почему-то и не думал отзываться. Наверняка, был занят теперь с Деммидом.

— Я понимаю, что Жерл был тебе дорог, но это не повод идти за ним, — сказал Кадм. — И, сомневаюсь, что он бы этого хотел, не так ли?

— Он бы не хотел, — тихо согласился Рэми, опуская голову, и в глазах его застыли слезы.

Проклятие! Значит, Майк был прав, и этот Жерл действительно значил для Рэми многое… очень многое. Но это не все. Кадм шкурой чувствовал, что Рэми гнетет что-то еще. Впрочем, игра с чувствительным целителем уже начинала поднадоедать. Этот мир недобрый, и Рэми давно пора это понять, а не ломаться после каждой мелочи.

— Может, тебе стоит пойти в храм Айдэ и заказать церемонию проведения твоего Жерла через грань? Говорят, что он был носителем лозы, это правда?

— Да, — вздрогнул Рэми, опуская голову еще ниже. — Да…

— И ты знал? — бил словами Кадм, шагая ближе к мальчишке. Позволил. Хорошо.

— Догадывался, — еще тише, едва слышно ответил Рэми, и голос его хрипел, а по щеке скатилась первая слеза. — Чувствовал это в нем… Жерл жалел… в петлю лез… я его из этой петли… я! — прошипел он. — А он… он все равно убивать пошел!

Да, малыш. Вот такой этот мир. Одного спасешь, многих погубишь. А ты что думал, блажной целитель?

— Сколько лет тебе было?

— Семь… восемь… не помню… — и взмолился сразу же, — зачем ты меня мучаешь? Почему?

Хороший вопрос. Но нарывы надо скрывать. Твои — тем более. Хотя удовольствия в этом не было никакого. Виреса сюда надо, он учитель. Армана, он брат. Так нет, все сам решай!

— Рэми, ты маг… целитель… и помог убийце? Да как ты после этого с ума не сошел? — спросил Кадм, делая к Рэми еще маленький шажок. И опять «не заметил».

— Он не убивал… пока был в деревне… пока все это не началось. А потом… потом Эби…

Кто такая Эли пусть Арман выясняет… на то он и старший брат, и глава рода.

— Скольких он убил? — спросил Рэми.

— Мы не знаем. И не думаю, что тебе это надо знать. Это не твоя вина. Ты спас его из петли, ты помогал ему сдерживать тварь внутри, ты не виноват, что Жерл вернулся в столицу.

И Кадм, увы, знал, кто виноват, но это позднее. Ветер вновь взвыл за стенами, всхрапнул рядом спящий, и Кадм осторожно вновь шагнул к Рэми… на счастье мальчишка вновь позволил. Даже дал сесть рядом, даже не шевельнулся, когда Кадм осторожно положил ему ладонь на плечо.

— Это все моя вина, — сказал вдруг он.

— Твоя вина в чем…

— Этот огонь. Эти люди… эта ловушка, она была на меня. Понимаешь?

Кадм раздраженно передернул плечами, еще как понимая.

— Значит вот о чем ты ссорился с Арманом в той таверне? Брат не пустил тебя к Жерлу, послал вместо тебя хариба, так?

Молчание Рэми было красноречивей всех слов, а Кадм мысленно похвалил Армана: хоть что-то этот сноб белобрысый сделал правильно.

— Ну ты и дурак, брат, — выдохнул Кадм. — Мы возвращаемся в замок.

— А если я..! — ожидаемо взвился Рэми, но Кадм одним жестом подставил его на ноги и втолкнул в переход, предупредив дозорных и Майка, что они уходят. И чтобы дозор вернулся к больным. Сами справятся.

И как только они вылезли из перехода, в мягкий полумрак, вмазал Рэми, да, так, что мальчишка упал на вылизанный слугами пол, а стоявшие у дверей округлой залы дозорные нервно дернулись. Но помогать брату своего старшого не посмели. Правильно… пусть только посмеют, и будет повод вмазать и им!

Рэми закашлялся кровью, встал на четвереньки, ошеломленно провел ладонью по окровавленному носу. И зеркальные стены отразили его потерянный, пустой взгляд, который взбесил еще больше.

— Сопротивляться не будешь? — издевательски спросил Кадм. — Как же так?

И ударил еще раз. Ногой в грудь, не сильно, но ощутимо. Рэми перевернулся, упал на спину, и, уже не замечая бегущую по щекам кровь, спокойно спросил:

— За что?

О, Кадм бы рассказал за что! Еще как бы рассказал, еще бы и добавил, но тут двери залы открылись, и внутрь вбежал, бросился к Рэми парнишка… вроде как из людей Армана. Вроде, маг, один из подобранных дозорных псов, с золотыми татуировками рожанина на запястьях. Лиин.

— Мой архан, — выдохнул он, и уже почти добежал…

Мешает! Легким жестом Кадм отбросил Лиина к стене, и в тут же в глазах Рэми появился смысл. И зачатки злости.

— Не тронь его! — прошипел он.

— Вот как, — засмеялся Кадм, и одним движением размазал Лиина по стене еще раз, с такой силой, что по зеркалам пошли трещины, а маг потерял сознание. Кадм даже не обернулся, зная, что Лиин сполз по стенке на пол, оставляя на стене кровавую дорожку, лишь посмотрел на Рэми, пожал плечами и направился к двери.

Наверное, бы дошел. Впрочем, не хотел доходить. И уже подумывал ударить Лиина еще разок, посильнее, раз не хватило, как за спиной вновь прошипели:

— Я же сказал, не трогать его!

— Ты сам себя защитить не в силах, а других защищаешь? — ответил Кадм. — Злишься из-за какого-то рожанина… пожалуй, стоит еще раз…

И не успел. Рэми напал жарко, но неумело. И Кадм легко отошел с линии удара, все же припечатав очнувшегося Лиина к стенке: чтобы не мешал. А Рэми напал еще раз. На этот раз аккуратнее, и, наверное, попал бы, только нападал-то на воина. И Кадм легко увернулся перехватил мальчишку за плечо, заломил ему руку, и заставил встать на колени. Надо позднее научить его драться как следует. Пригодится.

— Злишься, идиот! Хорошо, что злишься, а не страдаешь вновь. Я ведь предупреждал, что кости тебе переломаю, если будешь дурить, предупреждал? А ты хотел к Жерлу один пойти?

— Но я… из-за меня Нар…

— Нара Арман вытянет. А тебя ты разнесло на кусочки, и что тогда? Разрыв с Виссавией, гражданская война?

— Виссавия меня не помнит…

— Люди тебя не помнят. А богиня это не люди… — и отпустил Рэми, который, впрочем, не пытался сопротивляться. Лишь так и остался сидеть на полу. Слушал. Хорошо, теперь он на самом деле слушал.

— Этот пожар… Так же люди… как ты не понимаешь?

— Я не знаю, чем ты так достал Алкадия, что он так многим пожертвовал, чтобы тебя достать, сам разбирайся. Это дело не мое. Люди привыкли к вашим целителям, и когда ты умер, когда виссавийцы ушли из Кассии, мы чуть едва избежали гражданской войны. Второй раз избежать не удастся.

— Может, мне стоило сидеть в своих лесах…

Нет уж, хренушки, жалеть ты ни о чем не будешь! Закончилось время «жалеть», началось «действовать».

— И тогда Миранис был бы уже мертв. Ниша предсказала его смерть, что единственное его спасение придет из Виссавии. И имела ввиду тебя. Прости, но я должен уйти за принцем, а не хочу. И смерть единственного наследника приведет к переделу власти и опять же, к гражданской войне, ты этого хочешь?

— Я не могу вернуться в Виссавию… я не могу остаться тут… чего ты от меня…

— А чего ты сам хочешь? — перебил его Кадм. — Не я, не Миранис, не кто-то еще, ты?

— Чтобы из-за меня никто не умирал, — опустил голову Рэми. — Я хочу так многого?

Кадм промолчал, отвернувшись к зеркалам. И видел, как Рэми сжал пальцы в кулак, украдкой прикусил губу, до крови, как дернулись его плечи и подумал вдруг, что брат Армана ведь совсем молод. И очень одаренный, тонко чувствующий мир целитель.

Вспомнил, как с десяток лет назад о одаренном мальчике, наследнике Виссавии, ходили легенды, как Рэми появлялся в замке только в окружении учителей, под щитами силы, и всех высших магов, телохранителей, предупреждали, чтобы те были осторожнее… ведь его так легко сломать...

Оказалось, не так и легко. Оказалось, Рэми вырос сам. И даже умудрился не сломаться. И даже спасти их всех, воспротивиться зову, которому воспротивиться, как все думали, было невозможно, и изменить Мираниса. И только теперь подошел так близко к грани… из-за чужой вины. Как же глупо, а?

— Для наследника Виссавии, — начал Кадм, — для целителя судеб, для того, от кого зависит судьба двух страх — ты хочешь невозможного. Люди будут умирать, чтобы ты жил. И тебе с этим придется смириться. Потому что эти смерти ничто по сравнению с последствиями от твоей. И я надеюсь, что ты меня, наконец, понял.

— Но… — попытался возразить Рэми, только Кадм не дал:

— Я еще раз спрашиваю: ты меня понял?

— Да…

— Вот больше и не делай глупостей.

— Ты не запрешь меня в замке! — прошипел Рэми, вновь показывая упрямый характер.

Но пусть лучше упрямится, чем думает о погибших в городе. Надо еще приказать, чтобы не смели ему говорить, сколько там на самом деле погибло, этот же дурак будет убиваться по каждому. А толку-то?

— А я и не собираюсь, брат. Я просто прошу быть умнее и осторожнее. И вернуться сюда живым.

— Я тебе не брат. Миранис отказался от меня… все кончено. И когда Арман очнется…

— Никто и никогда от тебя не откажется, идиот, даже не надейся, — усмехнулся Кадм. — Ни Миранис, ни кто-то из нас. Разберись со своим народом, реши наконец, что ты хочешь, спокойно реши, не упиваясь вкусом вины, и мы примем твое решение. Тебя мы приняли давно. Ты до сих пор не понял? До сих пор сомневаешься? Тебе врезать, чтобы ты это понял?

Рэми лишь отвернулся, вновь прикусив губу. И вздрогнул, когда у стены застонал, сел, потирая виски ошеломленный Лиин.

— Не тронь моего хариба, — сказал мальчишка поднимаясь и вытирая сбежавшую по подбородку кровавую каплю. Хариба, значит. Теперь понятно, почему Лиин так бросился на защиту своего архана. Раз хариб, то пойдет с ними, Рэми теперь пригодится поддержка. И, вместо того, чтобы ударить Лиина, Кадм послал ему немного своих сил. Маг удивился на миг, поднялся на ноги, и с трудом, но уже спокойнее, поклонился сначала Рэми, потом телохранителю.

— Тогда вернемся в твои покои и ты мне покажешь, что тебе оставил Жерл.

— А если не покажу?

— Ты мне до сих пор не доверяешь? — усмехнулся Кадм: Рэми начинает успокаиваться. Хорошо.

— А тебе можно доверять?

— Я никогда не позволял тебя убить, не так ли? Даже когда не знал, кто ты. А уж теперь тем более. Идешь? И Лиин пойдет с нами. Если захочет.

Еще как захочет. Кадм это чувствовал. Как и чувствовал другое:

— Сними щиты, — сказал он Рэми. — Дай силе течь спокойно. Она бушует теперь, ищет выхода, отзывается на твою боль. Освободи ее и не бойся, ни я, ни замок не дадим тебе кого-то ранить.

И Рэми послушался… глаза его загорелись ровным синим сиянием, на лбу обозначилась руна, за спиной поднялись и ударили в потолок крылья. И зеркала пошли трещинами, погасли один за другим светильники, воздух наполнился едва заметным синим туманом, а замок едва слышно ответил звоном: волновался.

Одним движением руки распахнул Кадм переход в спальню Рэми и проигнорировал упругое сопротивление силы, чего нельзя было сказать о последовавшим за ними Лиине. И без того раненный, маг тяжело дышал, но шел следом, а вовремя появившийся, слегка подтолкнувший его Лан, хариб Кадма, закрыл двери, правильно увел Лиина в угол комнаты, туда, где их не так видел задумчивый Рэми.

Белый цвет стен спальни раздражал. Вся это идеальная чистота раздражала, была неуместной, как и два барса по обе стороны двери. Рэми бросил на столик у одного из них небольшой, поблескивающий в полумраке шарик, и сам подошел к окну на всю стену. Где за стеклом бесились, сверкали в свете фонарей снежинки. А сила лилась, лилась из Рэми ровным потоком, пьянила и возбуждала, кружила голову, как дорогое вино.

И как он еще на ногах держится? После такого выплеска, после помощи в городе, сломленный собственной болью?

Бросился было к Рэми Лиин, но остановился, удерживаемый Ланом, а Рэми, так и не оборачиваясь, опустился на пол. А переданный Жерлом шарик силы, чуть светящийся в темноте, был на столике, совсем рядом. Протянуть руку, сжать пальцы и нет его. Нет и опасности. И чего-то, что хотел донести до Рэми умерший. Может, важного. Может, опасного. Но выслушать, пожалуй, стоит.

— Оставь меня одного, — даже не попросил, приказал, Рэми, и Кадм вздрогнул, почувствовав холодок опасности. Опять?

Но оставлять Рэми даже не подумал:

— Нет.

— Ты пришел не из-за меня, только из-за Жерла, — сказал вдруг Рэми, и за спиной его вновь мелькнула тень крыльев. — Но я не могу… не могу… ты не понимаешь.

Кадм еще как понимал. Он не был Рэми настолько близок, чтобы целитель судеб выдал ему своих друзей. Что же, будет, рано или поздно. А лучше — сейчас!

Рэми, Аши, все мешалось, плавилось в густом воздухе, а магия мальчишки будоражила и душила. Оглушенный сейчас силой целителя судеб, почти полубог, Рэми все так же смотрел в окно, не замечая ни как стелился по полу синеватый туман, ни как загустел, поплыл вокруг воздух. Ни как все еще тревожно звенел, пытался достучаться до него дух замка.

Но врать сейчас было опасно.

— Да, друг мой.

— Друг? — иронично заметил Рэми, оборачиваясь. И едва слышно вздохнул за спиной Лиин, и зашуршал щит, опущенный харибом Кадма. Молодец. Правильно все понимает. Глаза Рэми сияли синевой, на лбу его отчетливо проявилась руна телохранителя, а крылья, недавно бывшие лишь тенью, быстро стали крепчать, укрывая Рэми надежным щитом.

Только щит сейчас ему был не нужен. Не сейчас. Слишком много в нем Аши, слишком мало Рэми. Опасно. И слишком близко к очередному срыву, пока Рэми не открылся, Кадм даже понятия не имел, как близко. Потому придется вновь возвращать и злить…

Кадм вздохнул и опустился в кресло.

— А как ты хочешь, чтобы я тебя называл? Дитя? Невинное и слабое? Плачущее и беспомощное? Как называть взрослого мага, что ведет себя как ребенок? И вечно подставляет под удар и себя и других?

— Играешь на моей совести? — осторожно поинтересовался Рэми.

— Нельзя играть на том, чего нет.

Рэми отреагировал, как и ожидалось. Резко поднялся, прыжком оказался рядом, посмотрел в глаза.

Врезать хочет. Очень хочет, но не врежет. Не потому, что сил не хватит, а потому что проблески разума во взгляде остались. Только вот смотрит гневно, в лицо дышит, и едва сдерживается… но сдерживается.

— Я ведь могу тебя убить, — устало шептал Рэми, сдаваясь и отворачиваясь.

— Можешь, — холодно подтвердил Кадм, про себя улыбаясь.

Ему нравилось играть с Рэми, нравилось упругое поле силы, что ласкало, подбадривало и пьянило, как крепкое вино. Нравилось, как сила эта струится через Рэми, увеличивая во много раз и без того огромную мощь наследника Виссавии.

Нравилось, как гнев Рэми щекочет нервы, да вот только зря. Не даст сила тронуть телохранителя принца, не позволит. И нет уже воли Рэми, есть только воля богов. Почти единственная ночь, когда кто-то властен над любимчиком Виссавии, когда упрямство Рэми ему не поможет. Ночь, когда мальчишка так упивается болью потери, что забыл о реальности.

Ночь… когда ему нужен Миранис. Тот, кто сможет остановить Рэми одним словом, даже когда они не связаны узами. Но Мира будем знать только если совсем плохо будет.

— Ты можешь убить меня своей глупостью, — продолжил Кадм. — Защищая друга ты подставляешь принца. Если Миранис умрет, я умру в то же мгновение. А со мной Тисмен и Лерин. Ну а с нами — наши харибы, если тебя это волнует. Восемь человек одним махом, здорово, правда?

Рэми вздохнул, выпрямился и вновь подошел к окну.

— Даже не защищаешься? — спросил Кадм.

— Я не стану телохранителем принца.

— Потому что...

— Потому что недостоин.

— Ну да! — усмехнулся Кадм. — Только вот, видишь ли, мальчик, мысль здравая, да не совсем. Если ты не станешь телохранителем принца, что я вообще-то допускаю, ты сразу же уедешь в Виссавию.

Рэми резко повернулся, и в его выразительных глазах мелькнуло удивление.

— Не надо на меня так смотреть. Как тебя оставить в Кассии? Или ты думаешь, мы вечно сможем скрывать, что наследник жив? Впрочем, если тебе больше нравится быть вождем Виссавии, тебя никто не держит.

— Я не пойду к виссавийцам.

— Можно спросить — почему?

— Они пытались меня убить.

— А то вопрос спорный, — заметил Кадм. — Да, удар выходил из Виссавии, но большего ты не знаешь — ни кто тебя пытался убить, ни почему.

— Они циничны.

— А ты — нет?

— И я...

Боги, как же странно действует на Рэми ваша воля! Заставляет она забыть не только о гордости, но и самолюбии. Делает Рэми мягким и податливым, а так же… заставляет его желать смерти. В который раз. Но это Рэми, не Аши… и сила его спала, а крылья исчезли. И даже потух огонь в глазах… вернулся. Хорошо. И даже Лан убрал щит, понимая, что опасности больше нет.

— Долго будешь жалеть себя, Рэми? — спросил Кадм, вставая с кресла.

— Я так мало кого любил в своей жизни, — спокойно заметил тот, усаживаясь на пол и опираясь спиной о стекло. — Моя мать меня опаивала, чтобы моя сила спала… А когда сила проснулась, я не знал, что с ней делать. И сейчас не знаю. Но тогда, давно, еще в детстве, мне помог выжить один человек. Он поддерживал, был другом, даже больше чем другом, отцом. Настоящего я же не знал...

Перечеркивает старую жизнь, чтобы начать новую. Как же это знакомо. И у Кадма это было, перед тем, как он стал телохранителем принца. Но какие выводы мог сделать пятилетний, ничего не видевший в своей жизни мальчик? Рэми — дело другое. И чтобы закрыть дверь в прошлое, ему надо многое обдумать… Но времени нет.

— Все сказал? Пожалился? — холодно спросил Кадм. — Потерял друга — поздравляю! У каждого из нас таких надгробий много. У твоей матери — твой отец. У твоего отца — его первая жена. У нашего принца — мать. У повелителя — двое старших братьев и родители. Моего отца зарезали на улицах столицы. Ради тощего кошелька, а я два года слонялся неприкаянно по столичным помойкам… а ты требуешь сочувствия? О боги!

— Ты...

— Что я? Думаешь, мы тут в игрушки играем? Открой глаза! Это мир взрослых дядь, Рэми. Здесь умирают, убивают, и идут дальше. Политика, интриги, предательство. Не можешь этого выдержать? Проваливай в свою Виссавию! Замыкайся в благополучном клане и забудь. Смотри на нас, как смотрят виссавийцы — с легким презрением. Ну да, мы же столь низменны, столь грешны, столь несовершенны! Куда нам до тебя, а, Рэми? До твоих чистых, высоких чувств?

— Прекрати! — прошептал Рэми, охватывая голову руками.

— Ну что же ты, а, Рэми? Одно слово, и я позову посла Виссавии. И всё. Тебя будут любить, лелеять, как хрупкий цветок. Каждому слову твоему будут внимать, а тебя спасут от любого огорчения, ведь ты… ты будешь любимым сыном своей богини.

— Нет!

— Потому что наш друг испугался? И чего? Смерти?

— Смерть… нельзя изменить.

— Изменить нельзя многое. Например, прошлого. Боишься? Бойся дальше. Страдаешь? Страдай дальше! В гордом одиночестве, без меня! Но!

Кадм быстро поднялся, подошел к Рэми и сильно тряхнул его за плечи. Мальчишка побледнел. Наверняка, заболела не до конца зажившая рана, но жалеть нельзя. Кадм пожалеет, не пожалеют другие.

— Прежде, чем тебя получит Виссавия, ты мне все расскажешь. Выдашь своих «друзей»! Потому что, пока ты страдаешь в клане, я должен хранить принца! Ну!

— Что ну?

— Открой для меня шар.

— Скорее я его уничтожу! — прошипел Рэми.

Кадм рассмеялся, выпуская мальчишку и возвращаясь в свое кресло.

— Уничтожишь? — повторил он. — Ну да, что же ты еще сделаешь? Да уничтожай! Но если что-то случиться с Миранисом, это будет твоя вина! То, что произошло до сих пор — еще нет. Но за будущее ты в ответе. Как и за свое молчание. Шар!

Как же много ненависти было в глазах мальчишки! Но все же он поднялся, подошел к туалетному столику, повертел в пальцах сгусток магии, и тот засветился ровным светом, узнавая хозяина. Кадм боялся, что Рэми сожмет пальцы, уничтожит хрупкую вещицу, но мальчишка повертел в пальцах переливающийся шарик, вздохнул, подошел к Кадму, протянул открытый сгусток энергии.

— Вот и молодец, — быстро сказал Кадм, проверяя. Никакой ловушки. — Лиин, будь добр, вложи это в шар вызова. А ты сядь, Рэми. Набегался уже, хватит.

Шар вызова засветился мягким серебристым светом, в комнате запахло свежестью, Рэми сел на скамью, опустил голову на ладони, скрыв лицо под растрепанными волосами… и замер.

«Мой мальчик, — сказал незнакомый голос. — Ты это слушаешь, значит, я уже за гранью, и молю богов, чтобы твой путь не закончился вместе с моим.

Я жду своих убийц. Эти люди никогда не оставляют следов. Никогда не совершают ошибок. Но если ты все же останешься жив, ты придешь ко мне, я знаю. А когда придешь, найдешь мое послание. И поймешь, почему я не хотел, чтобы ты стал телохранителем Мираниса.

Пойми, малыш, они не достойны ни тебя, ни твоего дара. Мой сын тоже был целителем судеб, тоже носил душу Аши, и по приказу повелителя его силу притушили… а теперь моего мальчика нет. Но у меня есть ты.

Если еще можешь, прошу, не связывай свою судьбу с судьбой Мираниса! Передай им, что я передаю тебе, но сам отойди в сторону! Мираниса ждет смерть, очень скорая, и если ты соединишь свою судьбу с его, вы уйдете вместе. Тебе еще рано умирать, а я в силах отдать за Кассию свою жизнь, но твоей отдать не в силах. Я потерял одного сына, ранней смерти другого мне даже за чертой не вынести. А ты для меня всегда был как сын».

Плечи Рэми вздрогнули, пальцы сжались в кулак, потянули растрепанные волосы, и Кадму показалось, что мальчишка огромным усилием воли сдержал тихий всхлип. Впрочем, не выгонял. Даже не пытался. Потому и уходить Кадм не собирался, ведь этот умерший Жерл мог сказать что-то важное.

«Я постараюсь объяснить, хотя ты знаешь — мечом я владею неплохо, а слова мне никогда не давались. Тем более — такие.

Когда Львина, мать наследника, приехала из Ларии, простым подданным и арханам не сказали, что она оборотень. Предел давно закрыт, ходят через него нечасто, а те, кто ходит неразговорчивы. Людям вообще мало что о Ларии известно, откуда им было знать, что оборотни там — все. И молодая, сильная, красивая принцесса Ларии — тем более.

Львина не любила своей второй сущности, как, впрочем, и люди из ее свиты. Именно таких, «человеческих», ларийцы стараются выбирать для своих посольств. Они меньше допускают ошибок, меньше настраивают против себя полный суеверий народ.

Откуда я это знаю? В последнее время я многое узнал. Только не могу сказать — от кого: даже после смерти должен я хранить клятву молчания. И человек, что взял с меня эту клятву — знал, что делал. Не обойти ее даже мне...

Но он тебя ненавидит, не Мираниса, не повелителя, а именно тебя. И он тесно связан с кланом Виссавии.

Но я опять не о том. Прости мне мою сумбурность… голова болит. Тень смерти меня убивает заранее...»

Капнула между ступнями Рэми капля, за ней вторая. Но плакал он беззвучно, будто боялся своей слабости, и Кадм на миг пожалел о горьких словах про то, что Рэми как ребенок… смерть отца оплакивать не стыдно даже взрослому. Тем более — высшему мага, целителю.

«Я давно понял, кто вы. Когда Рид меня лечила, я узнал в ней молодую архану, что стояла на приеме в замке рядом с телохранителем Львины.

Боги, так много сказал, и так мало в этом смысла. Прости меня, мой мальчик, но ты же знаешь, в речах я никогда силен не был.

Когда ко мне пришел гонец от друга, я не знал, что делать. С одной стороны — ты, со своей судьбой. С другой — опытный маг, что разжег ненависть в сердцах глупых людей. Маг, от которого много лет назад я не смог скрыть тайны Мираниса.

А он будто взбесился. Нечисть, кричал он, нечисть на троне Кассии! Нечисть во главе мощного, северного рода. А его за такую мелочь изгнали, посчитав недостойным? Рэми, он очень сильно обижен, а обида сумасшедшего это страшно. И единственное, о чем он думал… об убийстве Мираниса и Армана… об "очищении" народа Кассии.

Миранис исчез из замка. Мой друг видел его в таверне у тракта. Мы быстро вычислили и где он, и с кем, но в доме наемника трогать поостереглись… Пытались достать его в лесу, привлекая на путь Мираниса и его отряда керри. Мы знали, нечисть любит оборотней и Мираниса не упустит. И тогда вмешался ты...

Рэми, куда ж ты влез! Маг рвал и метал, навел на тебя проклятие, и я уже начал тебя оплакивать… но ты выжил, выжил, мой мальчик! Достать принца в замке оказалось сложнее.

Мы собрали золото, я заказал Армана цеху наемников. Убийцу поймали. И опять рядом оказался ты. Я был счастлив, но счастье мое было совсем коротким...

Каким-то образом маг узнал, что ты не только простой друг принца, но кто-то больше. Я так и не понял, взбесился он или обрадовался, но о принце на некоторое время забыл. Теперь он живет только тобой. Повторяет, что это несправедливо: тебя за твой врожденный дар, за твою кровь боготворят, а его — ненавидят. И потому ни Виссавия, ни Кассия тебя не получат. И цену он за то заплатит любую.

Боги, какое счастье, что мне не пришлось выбирать. Он выбрал за меня. Вчера я вдруг почувствовал, что той ценой буду я, что жить мне осталось недолго, что я должен проститься с единственным человеком, которого по-настоящему люблю. С тобой, мой мальчик. Это единственный раз, когда осмелюсь я назвать великого мага своим сыном… перед смертью многое позволено, не злись на меня.

Прости меня, сынок. Прости сильного мужчину, попавшего в чужие сети. Видят боги, не хотел навредить ни тебе, ни твоей семье. А теперь знаю, что и принцу. Видимо, я глуп и наивен. Оттого и запутался, так часто ошибался, за что расплачусь там, за гранью. Я исправил все, что мог… я помирился с братом. Я принял, наконец, что это я был все это время чудовищем, а не он…

Мальчик мой, прошу тебя, будь осторожен. Да хранят тебя боги!»

Шар погас, а Рэми все так же сидел на скамье, не поднимая головы. Но Кадм не настаивал. И без этого видел он, как в ковер одна за другой впитались крупные капли, и без того знал — Рэми прячет слезы и сейчас не потерпит свидетелей.

Да вот только времени совсем нет. Что-то Жерл не договорил, и Кадм всей шкурой чувствовал, что ему надо знать что. Он уже аккуратно подбирал слова, но тут промелькнула между ним и Рэми тень, и забытый всеми Лиин опустился перед своим арханом на колени, подал чашу с питьем, тихо прошептал:

— Прошу вас, выпейте.

Кадм хотел было вмешаться — опасно лезть к погруженному в горе магу — но гордый Рэми почему-то не спешил вспылить.

— Это опять ты, Лиин, — прохрипел он, не поднимая головы. — В последнее время в моей жизни тебя слишком много, не находишь...

— Если я вам мешаю...

— Ты мне не мешаешь, — Рэми взял чашу и выпив ее содержимое залпом, вернул ее Лиину. — Странно, но именно ты мне не мешаешь.

— Позвольте вам дать совет, архан.

— Давай! Одним меньше, одним больше, — усмехнулся горько Рэми. — В последнее время все только и делают, что дают мне советы.

И Кадм вдруг понял, в чей огород был этот увесисистый камушек.

— Мой архан, вы самый сильный из тех, кого я знаю, — продолжил Лиин. — Но даже вы не выдержите этой ноши сами. Пожалуйста. Позвольте вам помочь. Телохранителям, Миранису, учителю, брату. Так многим вы дороги.

Рэми медленно поднял взгляд, в котором еще не высохли слезы и посмотрел на Лиина так, что Кадм хотел было вмешаться и не дать не очень понимающему, что он делает, Рэми убить наглеца-мальчишку, но вспыхнувший на мгновение синим взгляд мага смягчился, и Кадм с удивление понял, что они разговаривают. О чем, он не знал, но взгляд Рэми медленно терял безумство, наполняясь сначала удивлением, потом теплом, а позднее — становясь жестким, беспощадным.

— Может, ты и прав, — сказал, наконец-то он.

Едва слышно вздохнул, устало поднял руку и провел ладонью по щеке Лиина, там, где прорезала кожу глубокая царапина. Полился от пальцев зеленый свет, маг-рожанин чуть вздрогнул, а когда Рэми убрал руку, от пореза не осталось и следа, а из глаз Лиина исчезла тяжесть боли и усталости.

Рэми идиот! Сам едва живой, а заботится о ранах своего хариба!

— Спасибо, мой архан, — сказал мальчишка.

— Ты мне будешь нужен этой ночью, — спокойно ответил Рэми. — А теперь оставьте нас. Мне надо поговорить с телохранителем. Наедине.

Рэми оказался той ночью разговорчивым. Кадм молчаливым. Рэми говорил и говорил, телохранитель силы слушал, и медленно текла за окнами морозная ночь. И когда смолкло все вокруг, а уставший, опустошенный долгим разговором Рэми заснул в кресле, Кадм поднялся и вышел из спальни друга.

И тотчас скользнула в дверь упрямая, молчаливая тень, и Лиин заботливо прикрыл спящего Рэми одеялом.

«Это уже воля богов, — сказал Лан, проследив за взглядом своего архана. — Даже без посвящения Лиин явно гораздо более связан с Рэми, чем мы думали».

«Я заметил, — недовольно ответил Кадм. — Проследи за обоими».

Кадм в ту ночь тоже не спал. По его приказу в город выехали два отряда. Один — за Бранше. Второй — за Эдлаем.

— Именно ты, дружок, лично попросил меня вернуть Жерла в столицу, — прошептал стоявший у окна Кадм, проследив за посланниками взглядом.

Рэми поддался расслабляющему теплу. Еще немного, совсем чуточку, чтобы слегка набрать сил.

Эдлай невиновен. Проведет ночь в тюрьме, ничего, долг платежом красен, а Рэми знает, где искать виновных. Но найдет их сам. Один раз он уступил брату, дал себя уговорить, второго не будет. И больше никто не умрет.

«Я расскажу тебе сказку, мой друг, — как наяву услышал он тихий голос Жерла. — Сказку о плети богов. О лозе Шерена».

Помирился с братом? Хорошо.

— Лиин, собирайся, — прохрипел он, и маг вздрогнул.

— Я думал, вы спите, — прошептал он.

— Этой ночью нам не суждено поспать, — ответил Рэми и тотчас добавил:

— Чему ты радуешься?

— Я радуюсь слову «нам», мой архан, — лучезарно улыбнулся Лиин.

«Этой ночью я могу не вернуться живым, — поправился про себя Рэми. — Но уж ты-то у меня будешь жить».