18. Рэми. Чужие воспоминания

Ничто так не ранит,

как обломки воспоминаний.

Неизвестный автор

Может, это глупо, наверняка глупо, но она не могла иначе. Астэл плакал, умолял не идти, Лили хмуро выполняла приказы, но Аланна все же решилась. Уложила названного брата, накинула на плечи плащ и сказала харибе:

— Не смей идти к телохранителям, слышала!

— Моя архана! — взмолилась Лили. — Знаешь же, какая она! Знаешь, что она сделала твоему брату, так почему? Почему ты ей веришь?

— Потому что хочу знать правду, — ответила Аланна, выходя из своих покоев.

Она ждала там… та, кого Аланна хотела, а уже не могла назвать матерью.

Вечерело. Усыпанный снегом храм верховного бога, Радона, был насквозь пронизан магией и синий камень его в полумраке казался почти черным. Округлый купол окружала кольцом аркада, за которой прятались прихозяйственные постройки, а сам храм был поделен ячейками на множество залов. Самый близкий к выходу был всегда, днем и ночью, открыт посетителям. И богатым, и бедным. Освещался бегущим вдоль стен потоком магии и каждый мог зажечь у ног Радона свечи, оставить цветы, попросить о милости…

Тихое место, где все и всегда говорили шепотом. Двигались осторожно, мягко, чтобы не спугнуть покой великого бога. А за непочтение ненавязчиво следившие за храмом жрецы могли и убить. Любого. Даже высшего.

На счастье Лиина Рэми на этот раз позволил себя одеть как архана, в белоснежные одежды рода. Даже не скривился, когда за ним последовала свита и охрана. Лишь, не захотев терять времени, приказал магам открыть проход прямо к воротам храма. Не дожидаясь свиты, бросил поводья подбежавшему прислужнику, спешился, умудрившись не упустить букет синих роз, выращенных магией, и поднялся по ступенькам храма.

Успел за ним лишь Лиин.

В зале визит было тихо и спокойно. Немо взирала на посетителей статуя Радона, молились у ее стоп несколько рожан. Рэми положил цветы меж множества других и некоторое время стоял на коленях, опустив голову и бесшумно шевеля губами. О чем он просил Радона, о чем молился, Лиин не знал: архан не впускал в свои мысли. Только показалось на миг, что взгляд статуи стал живее, блеснул нежностью, и в глазах Рэми отразилось что-то вроде облегчения.

Будто он получил ответ на свои молитвы.

В последний раз поклонившись статуе, Рэми встал, направился спокойно к одной из боковых дверей и даже не посмотрел на бросившуюся за ним свиту.

Там, в лабиринте коридоров, Лиин в очередной раз надивиться на мог, как Рэми быстро вспоминал свои повадки архана. Совсем недавно узнал, что высокорожденный, только пару дней назад вернул себе воспоминания, а на тебе… Шел, не обращая внимания на сопровождение. Вошел в запретные коридоры и даже не оглянулся на поставленных у дверей дозорных. Лишь посмотрел мимолетно на самого молодого из них, что дернулся было остановить и сразу же сник как-то. Наверняка, узнал. И увидел в глазах Рэми отблески той силы, которая простых арханов пугала.

Высший маг. Не так уж и быстро, а все же он вспомнил, что высший. Для простых людей почти бог, только Рэми больше чем маг… хотя об этом мало кто знал. Вот встреченный ими жрец еще как знал. Поклонился низко, прошептал:

— Добро пожаловать домой, сын Радона, чем могу служить?

— Я хочу видеть брата, — ответил Рэми. — Мне доложили, что ритуал, наконец-то, закончен.

— Ваш брат еще не проснулся, думаю, не стоит…

— Я помешаю восстановлению Нара?

— Мы оттянули Нара из-за грани и поддерживаем в нем жизнь. Наша работа закончена, теперь все в руках целителей.

— Ну тогда мы войдем, — тихо ответил Рэми. — Мой хариб обученный целитель, я хочу, чтобы он осмотрел моего брата и его хариба.

— Да, сын Радона, — поклонился жрец. — Позволь тебя проводить. Но твоим сопровождающим придется остаться тут.

Рэми лишь пожал плечами и жестом приказал свите остаться. И возразить никто не посмел.

За густым лабиринтом тонких коридоров оказался еще один зал, центральный. Статуя Радона была и здесь, как раз под центром купола храма, у ног ее стояли два алтаря, по обе стороны ковровой дорожки. На одном неподвижно лежал раздетый до пояса Арман, на другом — Нар.

Мельком грянув на брата, Рэми подошел к харибу, которого до сих пор было не узнать: обуглившаяся до костей кожа со въевшимися остатками одежды, розоватое мясо, выглядывающее из ран, едва ощутимый запах лимфы. Он был жив. Чудом. Лишь тонкая сеть магии не пускала его за грань, и целителям придется еще намучиться с этими ранами.

Как и Нару.

— Мой архан, — позвал Лиин, — позволь мне.

Рэми еще слаб. После вчерашнего выплеска, после того, как всю ночь помогал раненным, после долгого разговора с телохранителем. Но Лиина к харибу брата все равно не пустил. Прошептал что-то, провел ладонью над лицом Нара, и с пальцев его полился синий туман. Вновь тихий шепот, запах магии, резкий, знакомый, от которого закружилась голова, какая-то неожиданная нежность в инстинктивно знакомых словах заклинаний. Чужой язык… непонятный… боль, что в любимом архане может быть что-то чужое, блеск магии в его глазах и густой туман, кутавший Нара в мягкое одеяло.

Туман тот становился гуще, интенсивнее, скрывал Нара, стекал по стенкам алтаря, по начищенному до блеску полу. Вплетал в себя сначала незнакомые изумрудные нотки, а позднее…

Тревожно вздохнул за спиной Лиина жрец, показалось вдруг, что в глазах Радона мелькнула тревога, а цвет силы, льющейся с пальцев Рэми ослепил внезапной белизной. Белый?

Сила Аши, опять? Разве? Но важнее было не это… почему архан играется, не исцеляет? Ведь если бы он только попробовал…

— Я подержу Нара, — не выдержал Лиин.

— Зачем? — удивленно спросил Рэми.

Сжал пальцы, и туман внезапно исчез, а на алтаре спал спокойно Нар… кожа чистая, без единого пятна, на лице ни следа боли, а в серьезном взгляде Рэми — ни следа удивления.

— Мой архан… — выдохнул Лиин. — Но… но…

— Но что?

Лиин не понимал. Во время исцеления Нар должен был метаться от боли, кричать, вырываться, но… он был спокоен и тих. Проснулся вдруг, открыл глаза, нашел взглядом Рэми и прошептал:

— Мой архан. Спасибо.

— Спи, — коротко ответил Рэми, легким всплеском магии усыпил Нара, провел над ним ладонью, проверяя, залечивая последние раны.

Улыбнулся слегка устало, скинул с плеч теплый плащ, укрыв хариба, поправил мягкую, еще теплую ткань, и, в последний раз коснувшись плеча Нара, повернулся к алтарю, где спал его брат.

— Почему он? — спросил Рэми, и жрец спокойно ответил:

— Ритуал был тяжелым, ваш брат сейчас во власти кошмаров… мы не могли пока его разбудить, потому приковали к алтарю. Теперь, когда Нар уже больше не стремится за грань…

Лиин чуть было и сам не бросился к Арману: его друг, покровитель, теперь метался в бреду, безмолвно, оттого еще более страшно, но Рэми был быстрее. В один миг оказался рядом с братом, схватил за запястья, останавливая новый, безумный приступ, и быстро что-то прошептал на том же, чужом языке. Арман обмяк на миг, и Рэми воспользовался передышкой: коснулся лба брата, одним коротким движением, пробормотал неразборчиво пару фраз, и Арман выдохнул:

— Айдэ…

— Айдэ, значит, — покачнулся Рэми. — Вот где ты был те три дня, брат. А после этого меня называют идиотом?

От нотки злости в его голосе стало на миг страшно. Но Рэми успокоился так же быстро, как и вспыхнул гневом, прохрипел:

— Спи! — и Арман погрузился в тяжелый сон, а брат его застыл рядом, будто пытаясь и не в силах отдышаться.

Очнулся, наконец, медленно провел ладонью над лицом старшого, собирая, сматывая в клубок темный туман. На миг стало тяжело дышать, дохнуло холодом и чужим отчаянием, а Рэми аккуратно сжал пальцы, и туман растекся по его ладони, въелся в кожу, последним безмолвным криком лизнув, обвив пальцы.

— Мой архан… — начал Лиин, когда Рэми вдруг стремительно побледнел, будто собирался упасть в обморок. Но вновь очнулся, прохрипел:

— Дай мне платок, — и осторожно вытерев пот с лица Армана, бросил платок обратно Лиину и провел пальцами по оковам, превращая металл в прах.

— Глупый… глупый Арман… зачем тебе было играть с богами? С Айдэ… спи… Я сделаю все, чтобы вы выжили… все выжили. И я. Просто поверь мне и не мешай… Мы уходим, Лиин.

Бросил последний взгляд на уже безмятежно спавшего брата и перед выходом не забыл поклониться статуе Радона и приказать оказавшемуся рядом дозорному.

— Присмотрите за ними, пока Арман проснется.

— Да, мой архан, — поклонился ему дозорный.

А огонь магии все шумел по обе стороны от статуи Радона и через его шум слышался крик птиц над куполом храма: Рэми, хоть и шел спокойно к выходу, но уже не контролировал силы заклинателя. И Лиин чувствовал его боль и гнев, чувствовал его смятение, но опять же, был бессилен. Его архан не принимал ничей помощи.

Голова раскалывалась, открывать глаза пришлось себя заставлять. Ярко-синий купол плыл перед глазами, прямо перед алтарем возвышалась, смотрела слепо статуя Радона, восседавшего на высоком, изрытым рунами троне. Тянула душу тихая мелодия, путались в сетке тонких колон далекие стены.

Воспоминания о недавнем ритуале путались и плыли на волнах чужой боли. Кожу на руках тянуло от высохшей на ней лимфы, белоснежные одежды пестрили пятнами, и голова кружилась до мути. И неслись вверх, в высокий потолок, два синих фонтана силы по обе стороны от статуи.

Этой самой силой пахло так, что горло сводило. И, наверное, еще долго Армана будет мутить от этого запаха. Так же пах тот огонь, так же шумел и шелестел, как вода в фонтанах, когда пытался добраться до Нара. Как не добрался-то?

Эрр? Эрр…

Потирая виски, Арман заставил себя сесть на алтаре. Посмотрел на статую, поклонился ей, поблагодарив за то, что еще жив, и осмелился, наконец, посмотреть, на другую сторону ведущей от ног статуи ковровой дорожки, туда, где стоял алтарь, на котором лежал Нар.

— Живой? — прохрипел он. И стоявший рядом Лис тихо ответил:

— Конечно, живой. Ты же его не отпустил.

И никогда не отпустит!

Покачнувшись, Арман встал с алтаря, и, оттолкнув бросившегося помогать Лиса, кинулся к Нару. Кожа бледная, но чистая, без следа ожогов, губы сжаты в тонкую линию, на лбу обозначилась, пульсировала нервная жилка. Кошмар терзал его воспоминаниями о боли, но самой боли уже не было. И Арман вздохнул, нагнулся над Наром, прошептал на ухо:

— Тише, тише, друг мой, уже все…

Нар вцепился ему на миг в рукав, в потом успокоился вдруг, и погрузился в тяжелый, но все же сон.

— Тише, Нар, тише, — шептал Арман, гладил хариба по спутанным волосам, пока тот окончательно не успокоился. Лицо его порозовело, Нар улыбнулся во сне, вновь ухватился за рукав Армана и прошептал:

— Мой архан.

— Отсыпайся. Возвращайся ко мне. Я буду ждать, Нар.

— Мой архан… Рэми…

— Мой брат это сейчас не твоя забота, спи и возвращайся ко мне сильным.

И Нар заснул, на этот раз крепко и спокойно.

— Арман, тебе тоже неплохо бы отдохнуть, — заметил молчавший до сих пор Лис.

— Я пришлю своих людей, чтобы они забрали Нара, — ответил Арман, выпрямляясь. — Отдыхать будем потом, когда я узнаю, что там произошло и что опять натворил мой брат.

— Ты так уверен, что он что-то натворил? — усмехнулся Лис. — Твой брат весь храм на уши поставил. Верховный жрец никогда не видел целителя такой силы… исцелить Нара в одно мгновение, не причинив ему боли, так даже виссавийцы хотят, а не умеют… можешь мне сказать, что тут происходит?

— Я и сам бы хотел знать, что тут происходит, — выдавил Арман и, поклонившись в последний раз Радону, направился было к двери, но остановился на миг:

— Помните, кому служите, помните, чью душу носит мой брат и даже не вздумайте рассказать о том, что произошло в этом зале.

— Мы и не думали, — ответил Лис. — Мы хотим помочь, но ни ты, ни твой брат нам не дают даже возможности.

— У нас и без того слишком много помощников, — усмехнулся Арман. — Так много, что мой брат, уберегая каждого из них, предпочитает подставляться сам. И забывает о своей безопасности.

И направился к двери. Усталость уходила с каждым шагом, там, за дверьми, в небольшой и уютной зале, ожидала пара дозорных и люди из рода.

— Докладывай, — приказал Арман крепкому и смышленому Джейку, пока хариб Захария аккуратно пытался привести его одежду в порядок.

Доклад не понравился. Огонь удалось погасить, хорошо. Но два квартала выжжены до земли, погибло около двухсот людей, часть еще достают из-за завала. Раненных в два раза больше, и часть из них Арман видел и сейчас, в залах храма. Замерзших и испуганных, на невесть откуда принесенных тюфяках, с мелькающими вокруг виссавийцами и добровольными помощниками-кассийцами.

Увидев одну из помощниц, Арман замер. Подошел к тонкой, укутанной в простое платье рожанки, фигурке, поймал девушку за локоть и, развернув к себе, тихо поинтересовался:

— И что ты тут делаешь, сестра?

Лия испуганно дернулась, прикусила губу и обиженно ответила:

— Помогаю.

— Помогаешь? Ты хоть понимаешь…

…что если виссавийцы ее узнают… Но, увидев в темных глазах сестры плохо скрытый страх, вздохнул и спросил:

— Мать тоже тут?

— Нет, в городе… там где виссавийцы не хотят…

Хоть эта понимает, что делает. И Арман скинул с плеч плащ, укутал в него Лию, низко надвинул на ее голову опушенный капюшон и прошептал ей на ухо:

— Мне некогда объяснять, сердце мое. Но пожалуйста, держись от виссавийцев подальше. Если не хочешь, чтобы они заинтересовались нашим братом.

— Рэми?

— Рэми, девочка. Захарий, отведи ее к Астрид и пригляди за обеими. Не смотри на меня так, Ли. Помощь мужчин вам тоже пригодится, сами раненных вы таскать не будете. Ну и там, где нет виссавийцев, твоя помощь будет уместнее, не так ли? В награду я позволяю тебе привести раненных в наш столичный дом. И предоставить им все, что посчитаешь нужным.

— Ар! — радостно взвизгнула Ли, повисла на миг на шее у Армана и поцеловала его в щеку. А Арман лишь посмотрел выразительно на Захария, передал ему сестру и поинтересовался у оказавшегося рядом Майка:

— Где мой брат?

— Старшой… нам очень жаль… твой брат взял свиту, зашел в храм, и… больше мы его не видели.

— Вот как, — почему-то не удивился Арман.

— Мы его ищем…

— Нет. Займитесь раненными. А мой брат сам позовет, если захочет.

Просто поверь мне и не мешай…

— Да когда ж я тебе мешал, брат? — пробормотал Арман и вернулся к своим людям. И успел увидеть, как в дверь скользнула мальчишеская фигурка, как скользнула взглядом по дозорным и безошибочно нашла его, Армана. И Арман не думая подхватил бросившегося у нему на руки мальчика, вздохнул, услышав едва слышные рыдания, спросил:

— Ну что?

— Лана…

— Что Лана? — насторожился Арман, вспомнив, кого мальчик называл этим именем.

— Лана… мама… Лана ушла с мамой… а она плохая, плохая, я боюсь!!! Арман, пожалуйста…

Нахмурившись, Арман взглядом подозвал к себе одного из магов: «Усыпи его и посмотри его воспоминания. Передашь их Майку, пусть этим займется. Если что-то серьезное, пусть сразу идет к телохранителям и даже не смеет говорить об этом моему брату».

Маг кивнул, Астэл ослаб в объятиях Армана, и, передав мальчика своим людям, Арман приказал привести к нему человека, о котором раньше не хотел ни слышать, ни думать.

Дом матери оказался маленьким, но удобным. И на диво хорошо натопленным. В светлице, на дубовом столе, была расстелена белоснежная скатерть, на окне ютилась сплетенная с сена кукла, потертый от времени пол сверкал чистотой, а на полках стояла простая посуда. Теплый дом, которого у Аланны, сказать по правде, никогда не было.

Но было тут что-то, что настораживало… Аланна не знала, как держаться с этой женщиной, не знала, что ей сказать, что сделать? Дать золота? Но хочет ли она только золота? Спросить? О многом спросить… что она делала все это время, почему оказалась вдруг тут, в этом простом платье служанки, со спрятанными за широкими браслетами синими татуировками.

— Садись, садись, — засуетилась мать, достала из печи котелок, в котором томились свежие пирожки, налила в чашу недавно сваренного земляничного чая.

— Пей, пей, доченька…

— Я сюда не есть пришла, — сказала Аланна, стараясь, чтобы ее голос не звучал резко. Она смотрела в эти выцветшие глаза, в красивые еще черты уже тронутого морщинами лица, в золотистые волосы, перевязанные лентой, и ловила себя на мысли, что да… видит сходство. Но… не чувствует близости.

Она помнила свою мать, которая теперь оказалась приемной. Помнила ее теплый взгляд, ее волосы цвета спелой пшеницы. Помнила, какими мягкими были эти волосы, какими крепкими были ее объятия, и какими нежными — слова… помнила и не могла поверить, что та женщина не была его матерью, а та, что стояла перед ней… холодная, далекая, чужая — да.

Впрочем, стоило ли с ней разговаривать? Астэл… брат? Испуг в его глазах. Нечаянно услышанные слова телохранителя:

— Мы заставили забыть мальчика о многом. И будет лучше если ты не будешь снимать заслоны с его памяти. Этот ребенок видел грязи больше, чем кто-то из нас, и даже твой дар целителя, Рэми, тут не поможет. Если только позднее, когда он оттает и научится доверять людям.

— Почему ты оставила его? — тихо спросила Аланна, вглядываясь в плавающие в чаше земляничные листья.

— Кого?

— Астэла. Почему ты ушла и оставила его в доме призрения… это же…

— У меня не было выбора, — тихо ответила женщина. — Из дома призрения забрали только меня… забрал человек, которого лучше было не злить… так Астэл хотя бы жил… я убежала на следующий день, нашла работу, думала, что его выкуплю, но… опоздала… может, это и к лучшему…

— Может, — устало подтвердила Аланна, слабея от дурного предчувствия.

Лучше? Каждый день в том ужасе свел бы с ума кого угодно… это ребенок, ради богов, дитя… когда-то невинное и спокойное, дитя, чью душу теперь загадили грязью.

— Отдадите мне сына? — спросила женщина.

Сына? Аланна подняла на нее взгляд, всмотрелась в бесцветные глаза, и не уловила там ни боли, ни сожаления, ни понимания, что произошло с Астэлом. Сына… Она вспомнила тихую просьбу Рэми быть с мальчиком помягче, приказ слугам не тревожить его лишний раз, вспомнила, как Астэл бегал за ее любимым, как заглядывал ему в глаза, пытаясь поймать ответный ласковый взгляд, как ластился, подобно игривому котенку… И Рэми слегка горько улыбался мальчонке, а Астэл расцветал от этой улыбки, заливался счастливым смехом, и бегал за Рэми надоедливым хвостиком.

И как Астэл дрожал в ее объятиях при одном только виде матери.

— Нет, — ответила Аланна. — Там ему хорошо.

А мать будто и не расстроилась совсем, даже напротив, в глазах ее промелькнуло противное облегчение. И Аланна поняла, что пришла сюда зря. Если она не любила даже сына, которого растила, что можно говорить о дочери, которой она никогда не знала?

— Пожалуй, я пойду, — сказала вдруг Аланна, понимая в один миг, что не хочет уже ничего знать. Ни о причинах, ни о сидевшей напротив женщине.

— Думаю, что нет, — ответила та, и голова вдруг закружилась. Аланна вновь опустилась на скамью и поплыла на волнах внезапного беспамятства. И, наверное, упала бы, если бы ее не подхватили показавшиеся даже заботливыми руки.

— Хоть что-то ты сделала правильно, — сказал Алкадий, подхватывая Аланну на руки и укладывая ее на скамье. — Ты настолько тупа, что даже собственной дочери не можешь внушить и капли доверия. Пришла к ней при сыне… после того, что с ним сделала? Дура набитая!

— Я не знала, что Астэл будет там! — начала оправдываться женщина, но Алкадий ее лишь раздраженно прервал:

— Твои дети, твои хлопоты. Для меня главное, что Рэми сюда придет, куда же он денется… А после того, как он сдохнет, можешь делать что угодно, мне уже неинтересно.