13. Братья. По душам

Благими намерениями

вымощена дорога в ад.

Ночное дежурство выжрало силы до капли, да и не спал он уже много дней, потому плохо помнил, как на рассвете добрался до кровати, упал на жесткое узкое ложе и как забылся тяжелым сном.

Разбудил уже днем едва слышный шорох и тихий зов… И сразу же кольнуло раздражение: в дозоре работают, если в казармы всякая дрянь проскальзывает. Он пожал плечами, сел на узкой кровати, и внимательно посмотрел на нависавшего над ним Алкадия:

— Зачем пришел? Не боишься, что тебя тут увидят?

— Ты знал, брат? — и в слове «брат» послушалась почему-то насмешка. Да, он знал. Да, он сразу понял, о чем его спрашивают. И сразу понял, что поспать ему, увы, сегодня не придется.

Впрочем, это должно было однажды случиться.

— Это так важно? — спросил он, усаживаясь на кровати.

— Ты даже не знаешь, насколько важно, — прошипел Алкадий, и внутри зашевелилась, почувствовала опасность лоза.

Но страха не было. Сколько можно бояться?

— И ты ему помогал. Ты...

— Откуда в тебе столько ненависти? — простой вопрос, а Алкадий вздрогнул вдруг, отвернулся, и сказал:

— Ненависти… да, наверное, ненависти. Я никогда и никого не ненавидел так сильно, как его. И потому этот мальчишка умрет, я сделаю все, чтобы он умер! Сдох, как сдох когда-то его дед! Эта тварь не имеет права жить, никто из них не будет жить! И ты вместе с ним!

Сумасшедший… впрочем, это давно было понятно.

— Ты что же хочешь сделать? — усмехнулся он. — Убив меня, ты убьешь во мне и лозу.

— И? Думаешь, меня это остановит?

Он лишь пожал плечами, отворачиваясь. Ну не остановит, и что? Он уже давно уже не живет… лучше бы не жил.

— Он придет к тебе, не так ли...

— Не тронь Рэми!

— А как ты меня остановишь?

Солнце уже катилось к зениту, когда ему позволили вернуться в свои покои.

Почему вот так?

Все еще ошеломленный и после нападения, и после дивных слов Кадма, Рэми даже не возразил, когда какие-то люди окружили его, накрыли щитом и попросили слегка подождать, а потом быстро осмотрели покои. Почувствовав легкие волны чужой силы, Рэми лишь нахмурился, но выставлять так и оставшихся в его спальне незнакомцев не стал: все равно он тут долго не останется, а когда поговорит с братом, все может измениться.

И глаза барсов у дверей, казалось, усмехнулись язвительно.

Под внимательными взглядами молчаливых соглядаев он принял ванну, разрешил Нару вымыть себе и высушить волосы, «не заметил» побледневшего охранника, когда Нар перевязывал ему вновь открывшиеся раны. Вирес сказал, что лучше магией не долечивать, опасно это, а Рэми и без того измучен, приказал беречь руку, но… как же тут убережешь?

— Мой архан, болит? — спросил Нар, и Рэми поморщился от его заботы. Как и от дрожи в его голосе.

— Прекрати, — прошептал он. — Прекрати меня жалеть, сейчас же.

— Да, мой архан.

— Хочешь сопровождать меня к брату?

— Если позволите, мой архан.

Рэми очень даже позволил: Нар был единственным в этой странной свите, кого он знал. Единственным, с кем мог спокойно поговорить… Кадм… телохранитель удивлял, завораживал, и временами — пугал. А Рэми так надоело теперь бояться.

— Скажи, Нар, — сказал вдруг Рэми. — А где мой хариб?

Нар на миг застыл, посмотрел куда-то за его спину, потом улыбнулся и тихо ответил:

— Разве вы еще не поняли?

Рэми оглянулся, узнал стоявшего у стены, покрасневшего почему-то, потупившегося Лиина, и переспрашивать не стал. Не хотелось. Сразу вспомнился травяной запах лозы, своя беспомощность и обожание в глазах мага. И тихий голос у его дверей, когда он изнывал от боли.

Сказать по правде, Рэми никогда не спрашивал, что стало с Лиином после его ранения. Тревожно… стыдно. Ведь Лиин его спас.

Он откинулся на спинку стула, позволяя Нару разрисовать свои щеки ритуальным рисунком и тихо позвал:

— Лиин?

Едва слышно, но Лиин услышал. Коснулись руки чужие губы, и, приоткрыв глаза, Рэми вдруг понял, что Лиин стоит перед ним на коленях, смиренно ждет, опустив взгляд в синий ковер.

— Чего ты хочешь за свою помощь, Лиин?

— Служить тебе, мой архан.

— Только? — усмехнулся Рэми.

Службы у него не просят. Службу ему навязывают. Все люди в его свите — люди Армана. Эти покои — по сути, покои брата. Эти охраняющие его маги — маги Армана, и даже Нар — его хариб. И все тут принадлежит брату. А что тут его, Рэми? Выбрано именно им? Это ли великая свобода архана? Браслет на руке и охрана, что теперь даже мига не дает остаться наедине. И Кадм, который грозится ноги переломать, если не будет слушаться.

И Рэми ему, увы, верил.

Вот их хваленная власть! Вот их чистота крови…

— Мой архан… не прикусывай губу. Я не умею залечивать, а прятать раны под краской не хотелось бы.

Не хотелось бы ему!

Поняв, что Лиин все еще стоит и ждет его ответа, Рэми взял со столика приготовленный для него перстень, повертел его в руках, рассматривая гравировку… "Р"… значит, не все тут принадлежит брату.

— Мой архан заказал это для вас, когда вы вернулись к нам, — пояснил Нар, заканчивая работу. И вставая, Рэми бросил перстень Лиину, прошептав:

— Хочешь служить, служи. Возвращайся на свое место.

И вновь вздрогнул от мелькнувшего в глазах Лиина странного счастья.

Боги, чего этот мальчишка от него хочет?

Но времени думать не было. Арман хотел, чтобы Рэми выглядел как архан, сегодня Рэми подчинится брату. Сегодня он не хотел ссориться. Сегодня им пора поговорить. По душам. А дальше… будь что будет. И улыбнулся, когда Нар мягкими касаниями спрятал браслет подчинения под ажурными манжетами: все равно эти безмолвные маги все видели, так чего уже прятать-то?

Впрочем, браслет не тревожил. То ли Рэми все делал правильно, то ли Арман не активировал его силу. Только гордость истекала болью и временами поднимался в горлу постыдный гнев: Арман не имел права делать из него безмолвного слугу.

— Могу ли я что-то сказать, мой архан? — мягко спросил Нар, формируя складки на верхней тунике и закрепляя их миниатюрными застежками.

Рэми усмехнулся. Когда это Нар просил позволения? Но сказать позволил.

— Простите моего архана за браслет.

— Почему ты всегда извиняешься за моего брата? — удивленно спросил Рэми, натягивая белоснежные перчатки. — Я не привык карать кого-то за ошибки других, и, думаю, ты это уже понял.

— Я его хариб, мой архан. Я знаю его лучше, чем знает любой другой. Мой господин кажется всем холодным и бесчувственным, но это не так, просто он либо равнодушен к людям, либо испытывает слишком сильные чувства. Равнодушен он ко всем… помимо принца и собственной семьи. Вы… вы его слабость. Мой архан сильно вас оплакивал и винил себя в вашей смерти, — Рэми вздрогнул. — Вы были и являетесь единственным, что может его вывести из себя. Он… он очень обрадовался вашему возвращению. Три дня провел в храме, благодаря богов, что вы живы и здоровы. — Рэми опустил голову, сжимая кулаки. — Вы знаете, что во время медитации обязателен строгий пост… Мой архан сильно ослаб после церемонии. Но когда он вернулся, а вас не было… Уже шесть дней мой архан практически ничего не ест. Сначала из-за поста, потом из-за вашего исчезновения, теперь — из-за вчерашнего. Верьте мне, он сильно раскаивается в своей несдержанности. Но я больше не могу видеть, как он себя изводит. И искренне верю, что вы тоже на это смотреть не будете. Прошу, мой архан…

Говорит правду, но недоговаривает. И эти недомолвки сводили с ума.

— Хорошо, — Рэми раздраженно прикусил губу и сразу же опомнился, вспомнив недавние слова Нара. — Я понял. Ты закончил?

— Да, мой архан.

Рэми окинул себя в зеркало последним оценивающим взглядом и вновь чуть не скривился. Нельзя кривиться. Надо быть холодным и надменным, как все арханы… как брат. И только тогда он сможет стать ему равным. Только тогда он сможет решать все сам, а не полагаться на его заботу.

Заботу… увы, все, что делал Арман, так походило на заботу. И только теперь Рэми это начал понимать.

И направился к двери, даже не обратив внимания, как трое магов, Лиин и Нар молча устремились следом. Свита? Пусть будет свита. Тем более, что общества телохранителя все равно не избежать.

А чистое с утра небо уже затянуло тучами. И такие же тучи затянули сердце Рэми. Что-то случится… уже совсем скоро. И он, увы, ничего не сможет сделать.

— Мой архан? — вновь окликнул его Нар, и Рэми понял, что стоит в собственной приемной, в окружении незнакомых, но носящих цвета их рода людей, и что все чего-то от него ждут. Даже Кадм… молчаливый, внимательный, одетый, как и все, в цвета северного рода. И не лень было так "маскироваться"?

— Я думал, что мы едем на равных, — все же не сдержал раздраженной гримасы Рэми.

— А хочу сегодня остаться незаметным, — ответил Кадм, скрывая лицо под капюшоном плаща.

Незаметным? Рэми чуть было не рассмеялся. Как будто телохранитель с его лучащейся силой умеет быть незаметным. Впрочем, смешок как появился так и пропал: сила телохранителя вдруг исчезла, оставив лишь легкое ощущение беспокойства. А Рэми развернулся к дверям, пообещав себе, что забудет о Кадме. Хочет быть незаметным, будет.

Погода, столь красивая с утра, быстро портилась. Поднялся ветер, гоняя снежную пыль и собирая у заборов плотные, тяжелые сугробы. Сыпануло низкое небо мелким, колким снегом, и даже подбитый мехом плащ уже не спасал от холода. Людям внизу было хуже: они кутались в колючую шерсть, защищая лицо от острых снежинок, слепо натыкались на друг друга, вязли в сугробах и спешили дальше, стараясь быстрее добраться до теплоты домов.

С мягким шорохом катились по улице повозки, устало переставляли копыта недовольные лошади, изредка покрикивали на них замерзшие, злые извозчики. Лучились теплым светом витрины небольших магазинчиков, и все ниже нависали над городом подталкиваемые ветром, тяжелые, полные снега тучи.

Арман стоял на мосту, изящной аркой возвысившемся над улицей-рекой и наблюдал за прохожими. И быстро заметил юркую тень, которая ловко двигалась между снующимися людьми, не замечая ни снега, ни ветра.

Хорошо работает, грамотно. Только уже недолго.

«У нас карманник, — ровно проинформировал старшой, и только что вышедший из бакалейного магазинчика дозорный остановился, оглядываясь. — Как раз за тобой. Мальчик зим одиннадцати. Тихонько поймаешь и приведешь ко мне».

«Как прикажешь, Арман».

Арман его уже не слушал: в глубине улицы появился конный отряд: вновь не сильно-то богатый квартал забрел кто-то из сыночков арханов. А с ним и хлопоты: это не замок, здесь получить ножом в спину легче, чем прошептать молитву Радону, но молодым и горячим арханам разве объяснишь? Им скучно за спинами охраны, они хотят забавы, еще забавы, много забавы!

Белые цвета… неужто кто-то из его рода пожаловал? С своими легче — выпороть за глупость и забыть, хотя этот пришел с охраной, при этом умелой. Своего архана держат в центре, аккуратно, наверняка, силой, отталкивают от себя толпу, создавая вокруг безопасную пустоту. Да и щит над ними опущен, хороший щит, в глаза не бросается, а крепкий. Зир бы с его людьми оценил...

Только к чему архан сюда пожаловал? Да еще и с такой свитой. Не похож же на любителя пустых приключений.

Но тут архан откинул на плечи капюшон белоснежного плаща, открывая холодному ветру лицо, разрисованное рунами. И Арман вздрогнул, глазам не поверив, но темному, безошибочно отыскавшему его взгляду поверить пришлось, как и странным, прозвучавшим в голове словам: «Арман, я замерз и голоден. Пообедаем вместе?»

«Арман, мальчишка пойман», — перебил его другой голос.

«Запри его… я…»

Дозорный посмотрел на Армана, потом в толпу, и, увидев всадника, поклонился ему низко, как же низко, и тихо сказал: «Понимаю, Арман. Постараемся тебя не тревожить».

Всадник ответил легким поклоном на поклон, накинул на голову капюшон и направил белоснежного и изящного коня к высоким, украшенным кованными цветами воротам. Даже ответа ведь не дождался, знал, что Арман не откажет.

А как же отказать брату?

В таверне после пронизывающего ветра казалось тепло. Ровные ряды тяжелых, темных от времени столов, затхлый запах мокрой одежды и жирной еды, украшающие окна и стены гирлянды из засушенных трав и разнообразных амулетов, тихий гомон голосов. Арман скинул покрытый снегом плащ на руки прислужника, и уверенно направился к столику, за который в одиночестве сидел ожидающий его брат. Выпрямленная спина, спокойный взгляд, притихшие в один миг люди: и он еще сомневается в своей крови?

Свита расположилась неподалеку, за соседними столами, но их осторожное внимание Арман чувствовал всей шкурой: молодцы, для того их и отбирали. При виде Армана они вскочили и поклонились, но старшой лишь отмахнулся, усаживаясь напротив брата:

— Тебе подходит наряд архана, — постарался улыбнуться он, окинув взглядом Рэми.

На самом деле ли подходит? Раскрашенное тонкими витками завитушек лицо брата казалось иным и даже незнакомым. Гладко зачесанные, хоть пока еще и коротковатые волосы, скрепленные тонким обручем, чуть поблескивали от наложенного на них геля, белоснежные, просторные одежды, расшитые серебром родовых знаков, делали Рэми старше, увереннее. Хотя нет, уверенность была в его осанке, в задумчивом, спокойном взгляде, в поглаживающих чашу с вином, обтянутых белоснежными перчатками пальцах. А не в блеске драгоценностей.

И все же брат прирожденный архан, в этом ему не откажешь, быстро привык к своей роли. И притворяется неплохо: внешне совсем спокоен, только в глазах легкий след какой-то настороженности, да пальцы гладят чашу слишком настойчиво. Армана Рэми не обмануть: в детстве не умел, теперь тоже не сумеет.

— Тебе помог Нар? — не выдержал тягостного молчания Арман.

Он понимал, что в темно-синей форме дозорного он казался рядом с братом невежественным солдафоном. Чувствовал себя так же. И самой важной причиной был браслет подчинения, поблескивающий через тончайшие кружева манжет, свидетельство его твердолобости. Мог бы сразу понять, что брату нужна помощь, а не беситься из-за его пропажи.

За побег надо было наказать, тут никто не сомневается, но не так же? Рэми упрям, даже в детстве таким был, несправедливые наказания лучшим его характер не сделают.

— Да, мне помог Нар, — прервал тягостное молчание Рэми, внимательно посмотрев на брата. — Съешь со мной? — повторил он глупый вопрос, жестом призывая хозяина.

Арман кивнул: в конце концов совместная еда отличный способ сгладить нелегкую беседу. А беседа обещала быть нелегкой. Хотя оттого, что Рэми явился сам, что не выказывает ни гнева, ни обиды, было уже легче.

— Твой Нар отличный слуга, — задумчиво сказал Рэми, посмотрев на «тень», застывшую за спиной Армана.

— Он не только слуга для меня, — мягко ответил Арман. — Он для меня как лучший друг.

«Не беспокойтесь, мой архан, он поймет», — сказал сегодня утром ни с того ни с сего Нар. Арман опустил взгляд. Поймет? Что-то не похоже. Впрочем, Арман заставит его понять, не сегодня, так чуть позднее, но точно прежде, чем отдаст ему Лиина. Магу и без того нелегко: любимый архан вернулся, но любимый архан о нем не помнит. Ни о ком не помнит. Впрочем, и с этим справимся, только бы жил.

Арман вспомнил о так и висящим над площадью теле, о страхе, накрывшем город, о собственном желании, чтобы виновный помучился как можно дольше. Вспомнил, как чуть раньше осматривал тело убитого Рэми мальчишки и жалел, что то умер так легко. И как злился, когда Алкадию вновь удалось ускользнуть.

«Что же ты со мной сделал, Рэми?»

А ничего не подозревающий Рэми отломал кусок от мягкого, приятно пахнущего хлеба и погрузил ложку в густой, наваристый суп.

— Тебе не нравится? — поинтересовался вдруг он, пронзив брата внимательным взглядом. — Прости, может, я заказал не то?

Арман вздрогнул и принялся за еду. Есть не хотелось, вкуса он не почувствовал. А отвыкший от излишеств желудок вдруг резанул болью, заставив поморщится.

— Ар? — голос Рэми вдруг стал озабоченным, глубоким. Рэми вдруг отложил ложку, подался вперед и на миг дотронулся запястья Армана. Обожгли руку знаки рода, а Рэми выпрямился и улыбнулся брату.

— Что творишь? — спросил Арман.

— Ничего, — усмехнулся Рэми, вновь занявшись едой.

Желудок вдруг перестал болеть и даже проснулся аппетит. А следующая ложка наваристого супа вдруг показалась на удивление вкусной. Сушенные грибы, приправы, мягкие, разваренные кусочки овощей, нежное мясо:

— У тебя неплохой вкус, Рэми.

— Когда-то я сюда заходил чаще, — ответил брат. — Когда-то я считал хозяина другом. А сегодня он меня даже не узнал…

Арман не удивился. Как узнаешь мальчишку-рожанина в гордом архане? Да и кто посмеет? Трясущийся от страха хозяин как собственноручно еду подавал, так даже взгляда на них не поднял, какое уж там «узнать».

Странно только, что свита сидит тихо… то, что следит за безопасностью Рэми, Арман понимал, но что даже словом не обмолвятся, да и еды не тронут, будто кусок в горло не шел, не совсем. Будто что-то их настораживало или кто-то. Но закончить мысль Арман не успел, брат вновь перетянул все внимание на себя:

— У меня к тебе просьба.

О как, просьба. Рэми просил о чем-то в первый раз, и Арман сомневался, что эта просьба ему понравится.

— Твой браслет не дает мне… гм… — начал Рэми. Неуверенно как-то, неспокойно, — делать глупостей. Я даже не могу навестить своих друзей, Арман. И это утомляет. Могу я хотя бы до вечера забыть о твоей свите и отправиться на встречу один?

Арман почувствовал, как на глазах разваливается хрупкий мостик, соединяющих их с братом. Но лучше так, чем увидеть его мертвым. Он отодвинул незаметно опустевшую миску и сказал:

— Прости. Но я больше не могу допустить тайных вылазок в город.

— Хочешь меня остановить? — горько усмехнулся Рэми. — Не понимаешь, что твой браслет для меня всего лишь игрушка?

Болезненная игрушка. Обойти защиту Рэми мог, но сколько ему это будет стоить? И Арман, и Рэми понимали, что слишком много. Да и не будет Рэми обходить силу браслета, почему-то Арман в этом не сомневался. Только рушить хрупкое доверие, которое начинало восстанавливаться в этом разговоре, не спешил.

— Значит, ты уже все решил? — глухо спросил он.

— У меня нет выбора.

По тону не разобрать, что Рэми чувствует. Разочарован? Рад? Впервые помешали поставленные братом и поправленные Виресом щиты, впрочем, Рэми и без щитов умудрялся быть скрытным… воспитанник темного цеха, еще долго Арман не сумеет об это забыть… и себе простить. Если бы не его слепота при первых встречах…

Он откинулся на спинку стула, бросил на стол салфетку и приказал сидевшему за соседним столиком Лиину опустить полог тишины: последующий разговор лучше не слышать никому. А что их подслушивают, сомнений почему-то не было.

— Я тебе давно уже пытался объяснить, но ты до сих пор не понял, — сказал Арман. — Чем выше мы взлетаем, тем больше от нас требуют. И я не неволю тебя. Я о тебе беспокоюсь. Не понимаешь?

Рэми вздрогнул.

— Не понимаю… — покачал он головой.

Арман нагнулся над столом, в свою очередь схватил брата за запястье и ловко расстегнул застежку браслета через ажур кружев. Рэми вновь едва заметно вздрогнул, но даже не шевельнулся, молодец: свите вовсе не следует знать об их ссоре. Плавно убрав руку со стола, Арман незаметно убрал браслет и украдкой передал его Нару. Но отпускать Рэми не спешил. Им стоит поговорить. По душам. Давно стоило, и хорошо, что Рэми пришел сам.

***

Рэми не ожидал, что разговор будет именно таким. Увидев Армана, он испугался сначала: тот похудел за пару дней их разлуки, под глазами его залегли тени. И что там происходило в храме, Рэми не знал, но что храм подломил брата, видел ясно. Надо будет потом расспросить, если не его, так Нара.

Заказав столько еды, сколько хватило бы и на пять человек, Рэми внимательно следил, чтобы брат начал есть. Начал, хоть и не сразу, с явной неохотой. И едва заметно скривился от первого же куска, и в глазах Нара мелькнуло ощутимое беспокойство.

Проклятие, Нар был прав! И еще немного, и к Арману придется звать целителей, а подпускать в брату виссавийцев Рэми вовсе не улыбалось. Не сейчас уж точно. Потому, решившись, он легким всплеском магии подлечил брата, и, судя по всему, Арман исцеления даже не заметил. Не из-за своей слабости, а потому что Рэми доверял.

Даже собственную жизнь? От одной мысли было как-то… неуютно что ли? А ведь Аланна говорила, что у Армана репутация крайне скрытного и холодного. Но холоден ли он на самом деле? Разве что внешне…

Надо будет отправить Нара к матери за травами. И заставить брата выпить зелье и отдохнуть… надо. И почему-то казалось, что брат послушается. И глядя на едва живого Армана, Рэми почти и забыл, зачем он сюда пришел.

А вспомнив, потушил в себе всплеск беспокойства… и сказал то, за чем тащился сюда через весь город. Надеялся, что брат поймет… перестанет упрямиться и снимет этот проклятый контроль. И скажет Кадму, как говорил прежде, чтобы тот отвязался.

Но стоило заикнуться о выезде в одиночестве в город, как Арман вновь замкнулся, стал чужим и холодным.

И выдал это «я за тебя беспокоюсь», от которого кровь ударила в голову и перед глазами поплыло. Впервые Рэми почувствовал по-настоящему, что напротив него сидит брат, а не какой-то там дозорный, чуждый и непонятный глава рода или друг Мираниса.

И опускается над ними щит, отрезает от внешнего мира, ластится уже знакомой силой Лиина, а Арман снова улыбается, как до этого не улыбался. Мягко, спокойно. Дивно это видеть улыбающегося Армана. И приятно. И до боли в груди хочется ответить улыбкой на улыбку, раскрыться на открытость Ару и довериться силе архана. Силе уверенного взрослого мужчины, которой так часто не хватало самому Рэми...

Но… он и сам мужчина. И сам тащит на себе семью с одиннадцати лет, так что зря Арман его опекает как слабую женщину.

— Представь, что ты — на моем месте, — сказал вдруг Арман, наливая в чашу пряного вина. — А на твоем — Лия. Ты бы отпустил? Одну? В город? После того, как ее чуть было там не убили?

Рэми вновь вздрогнул, едва не упустив из пальцев ложку. Нет, не отпустил бы. Но ради богов, Арман — не Рэми. И Рэми — не Лия. И может Арман улыбаться дальше сколько ему в душе угодно, Рэми не сдастся! Говорят, что он умеет уговаривать? Вот сейчас и проверит!

Рэми, не упорствуй...

И даже Аши ему не помешает!

— Ар… прошу тебя… Я должен идти.

Арман вздохнул, отставляя уже опустевшую чашу. Оперся локтями о стол, положил подбородок на сомкнутые в замок ладони и посмотрел Рэми в глаза. Открыто, без страха, без ненависти… без смущения. И Рэми вдруг понял, что смотреть ему в глаза, с самого детства, осмеливались немногие. И что ему знаком этот внимательный, пронизывающий взгляд. Знаком до боли… бьется в закрытую дверь воспоминаний, тревожит что-то глубоко запрятанное, путает мысли.

— Я не позволю тебе больше рисковать, — мягко, как ребенку, сказал Арман. — Даже не проси. Один раз я тебя потерял. Второй раз уйти не позволю...

Да что ж он! Браслет снял, а вдруг со своими «не позволит». Да никто не просил его о позволении! Рэми с детства привык делать только то, что хотел, и никакой Арман этого не изменит! Никогда не изменит!

— Поздно для таких позволений, — резко ответил Рэми. — Я не мальчик, Ар, я знаю, что делаю.

— А ведешь себя как мальчик, — повторил слова Кадма Арман, и голос его стал строже, совсем чуть-чуть. — Куда ты хотел пойти?

— Это не важно и не опасно, Ар, — врал. Смотрел брату в глаза и врал, но в некоторых случаях правду лучше не говорить. — Мне надо поговорить с одним человеком, поговорить наедине. Я не хочу, чтобы о нашей встрече знали в замке, но я этому человеку доверяю как себе.

И последнее предложение было правдой.

Взгляд Армана чуть потеплел, по узким губам его скользнула легкая улыбка. Поверил? Нет? Рэми и сам не знал, зачем объяснялся, но в этот миг почему-то понимание брата было важно… они оба знали, что никакой браслет Рэми не остановит, но оба не хотели ссориться.

Арман его брат… и все, что он делал...

Рэми вздохнул… как можно злиться на кого-то за заботу? Хотя эта забота душит. Душит ли? Дверь внутри приоткрылась, и Рэми испуганно вздохнул… он почему-то никогда не хотел помнить. Боялся что-то помнить, но теперь его уже не спрашивали…

— Этот человек — архан? — тихо спросил Арман.

— Да, — ответил Рэми не понимая, к чему этот вопрос. А Арман же не унимался:

— Глава рода?

— Нет.

— Принц?

— Нет.

— Тогда не понимаю, — сказал Арман, вдруг расслабляясь. — Прикажи ему явится сюда, и он явится. Хочешь, чтобы никто не знал о вашей встрече… я тебе это устрою. Вы встретитесь в месте, где я смогу обеспечить твою безопасность и сохранить вашу тайну...

— Но… — выдохнул Рэми...

— Ты не понимаешь, — Арман вновь отпил вина и устало повел плечами. — Наш род один из самых сильных, я его глава, ты — мой единственный брат и на данный момент — мой наследник. При этом друг наследного принца, ученик телохранителя повелителя и высший маг, что само по себе сочетание опасное. Лишь повелитель, Миранис, их телохранитель, я да чужие харибы могут отказаться явиться на твой зов. Остальные, увы, отказывать не имеют права. Так что будь лапочкой и подождем твоего человека вместе.

Рэми прикусил губу, опустив взгляд в стол. Арман прав… и не прав одновременно. Рэми архан и да, теперь он имеет право звать, а не являться сам. Да, в городе теперь небезопасно, но даже в собственных покоях в замке, как оказалось, небезопасно. Но… самое важное не это. Ему надо увидеть Жерла! Надо узнать, что на самом деле произошло тогда в том тронном зале и откуда Жерл знал о той проклятой ловушке.

А, самое главное, надо узнать, для кого на самом деле была та ловушка…

Впрочем, наверное, Рэми знал ответы на все эти вопросы, и самое важное было не в этом… ему надо было посмотреть в глаза Жерлу и спросить за что? За что тот хотел его убить?

Боль сжала сердце, дышать стало невмоготу, и сила опять потребовала выхода, когда вдруг Арман мягко закрыл запястье Рэми ладонью, активировав синие нити татуировок. И боль в руках принесла облегчение.

— Тем более, что только я могу тебя сдержать. Или телохранители. Так, может, не будешь упрямиться и на этот раз все сделаешь правильно?

— Но тогда… там… ты не сдержал…

— Тогда ты не был самим собой, Рэми. Твоя сила не подчинялась тебе, а была отравлена рапсодией. Больше этой заразы тут не будет, не только я на это не позволю. Ты же сам… ты никогда меня не ранишь. Я это знаю.

— Ар… Я сам… почему ты всегда и все делаешь по-своему?

Постыдная мольба в голосе, но Арман не насмехается. Смотрит слегка печально, отпускает все так же горевшее запястье и шепчет едва слышно:

— Забудь слово «сам», Рэми, теперь ты не один. Теперь у тебя есть я. И, мне кажется, ты сам многого не понимаешь и нам пора поговорить. Поговорим. Серьезно, по душам. Но сначала ты скажешь мне, где найти этого человека, как его зовут. Я отдам приказ Нару, мой хариб найдет твоего друга...

—… и сдаст его Миру, — горько усмехнулся Рэми.

Нельзя выдавать Жерла телохранителям. Кадм не пощадит, никто из них не пощадит, даже Арман, Рэми это хорошо знал.

— О как, — быстро уловил суть брат. — Значит, есть зачем выдавать. Но не бледней так, брат. Принц это принц, ты — это ты. Он для меня важен, но ты гораздо важнее. Ни я, ни Нар никогда не скажем принцу об этой встрече. Никогда тебя не предадим. Или ты мне не доверяешь?

Повисло тяжелое молчание. Рэми отвернулся к окну, слыша, как шумит ветер в перьях зависшего высоко в небе пегаса. Арис ждет. Жерл ждет. И Ар ждет. Кто важнее?

Рэми выбрал. Приказал ожидавшему пегасу улетать, посмотрел в глаза брату, улыбнулся, и тихо ответил:

— Доверяю! Конечно, я тебе доверяю. Поговорим...

И уже тогда знал, что проиграл. И от этого знания было больно.

И тот же миг в щит что-то ударило, и Рэми полетел на пол вместе со стулом.

— Рэми! — выкрикнул брат раньше, чем его накрыло чужой силой.

— Моя архана, — остановила ее Лили у самой двери, — в покоях кто-то есть! Мне позвать охрану?

— Это всего лишь служанка, — ответила Аланна, проходя в спальню и кидая перчатки на туалетный столик. Мед… Арман ее покои называл медовыми. Теплые тона, стены, казалось, пронизанные золотом: цвета рассветного рода, к которому, как оказывается, Аланна не имела никакого отношения.

— Чего ты хочешь? — устало спросила она. Ведь служанка явно что-то хотела: склонилась в глубоком поклоне, ждала, пока ей позволят говорить.

— Могу ли я… наедине.

Аланна сделала Лили знак выйти и устало пожала плечами:

— Только быстро. Сил нет…

Прием у повелителя затянулся. Гости, гости, еще раз гости, пустые разговоры, смех молодых архан, от которого звенело в ушах. Она тоже такой была? Пустой… может и была, а теперь мечтала только об одном… увидеть Рэми…

И в тот же миг забыла обо всем на свете… услышав всего три страшных слова:

— Я твоя мать.