4. Рэми. Возрождение

Спасать можно человека,

который не хочет погибать.

Лев Николаевич Толстой

Холодно тут. И темно, как в долине смерти, да еще и воняет невесть чем. И если бы не синяя искорка, тянущая в темноту, Майк давно бы заблудился в этих лабиринтах узких, кажущихся безлюдными, улиц. Как же хорошо, что заклинание пути не требует особого дара, ведь в магии он совсем не силен.

Давно он был в этих кварталах, один, пожалуй, никогда. И Арман этой вылазки бы не одобрил. Узнал бы, что Майк вышел без охраны, да еще и в печально известный район, и взбучки не избежать… Майк только надеялся, что не узнает. Арман требовал лишь результатов, как они были получены, обычно не спрашивал. Если его люди живыми и небитыми возвращались…

Да и он бы сюда ни в жизнь не пошел, если бы в одной из книг, которую он просматривал в тайном! отделе не нашлась бы короткая записка: «Хочешь поговорить, приходи ночью к алому мосту. Один». Алый мост Майк знал, почему его назвали алым — тоже… седмицы тут не проходило, чтобы мост кто-то не полил кровью. Но и отказать главе темного цеха, а кто же еще это писал, пожалуй, не мог…

Лабиринты улиц закончились так же быстро, как и начались, распахнулось над головой звездное небо, мягкой искоркой слетела на ладонь ведущая точка, и Майк сжал пальцы, вздохнув с облегчением. Удалось дойти. Даже без приключений. И хотелось надеяться, что и вернуться удастся так же. Но о возвращении потом подумаем.

Мост был старым, обледенелым и не сильно надежным. По другую сторону его слабо горел фонарь, и свет его блестел на крытых льдом досках, под мостом — ветвилась среди камней журчащая речка. Заскрипели под ногами доски, пахнуло вдруг мерзлым деревом, и Майк понял, что ночь вообще-то длинная… и когда глава придет? А если уже приходил?

— Надо же, даже не думал, что ты такой отчаянный, — сказал кто-то за спиной, и Майк зябко дернулся, то ли от страха, то ли от холода. Повернулся неуклюже, чуть было не растянулся на обледеневшем мосту, и поклонился как можно ниже. Таких людей лучше лишний раз не раздражать. Тем более — ночью и в безлюдном месте.

Глава темного цеха, а кто же еще, был невысок, низкорослого Майка лишь слегка выше. Пожалуй, и худоват, но под плащом не разглядишь. Как и лица не рассмотришь: скрыто в тени капюшона. А голос вот его… низкий, вкрадчивый, такой раз услышишь, никогда не забудешь. Да и даром тянуло так, что аж дух захватывало. Глава был магом, очень сильным, и этого сейчас не скрывал.

— Не думал, что ты решишься, — продолжал он, подходя к перилам моста и вглядываясь в ломающие свет фонаря волны. — Да и глупо как решился… если бы мои люди тебя не вели…

Потому-то и не влип! Впрочем, может, оно и к лучшему — главе было надо, чтобы Майк дошел, значит, разговор нужен обоим. Значит, есть надежда вернуться целым и невредимым.

— Назад, надеюсь, меня тоже доведут, — едва слышно прошептал Майк.

Знал, что наглеет. Но и понял уже, что глава любит дерзких. Это его явно забавляет. А если глава повеселеет, глядишь, и подобрее станет.

— Назад я тебя проведу через переход, почти к казармам. А дальше ты уже сам объясняй людям Армана, где ты шлялся, — так же тихо и спокойно ответил глава. — Но мы сюда пришли не за этим. О чем ты хотел поговорить с моими людьми, Майк?

— Ты знаешь, что убило того человека?

Глава молчал некоторое время, прежде чем ответить. Смотрел на Майка из-под капюшона внимательно, будто старался что-то увидеть, и глаза его баюкали в глубине синий свет… давно Майк не видел такой силы. Разве что у высших магов. Давно не ощущал столь сильного страха перед чужой мощью… высших сковывал Кодекс. Стоявшего перед ним человека не сдерживало ничего помимо собственной воли. И от этой чужой свободы стало жутко.

Глупостью было сюда приходить. Огромной глупостью.

— Если бы знал что, не звал бы дозорных, — ответил, наконец, глава. — Сам бы разобрался. И ты тоже ничего не нашел, не так ли?

— Не нашел. Но я знаю, что в наших книгах записано не все. И что на черном рынке можно купить множество того… о чем мы не всегда и догадываемся.

— Можно, кто же спорит, — усмехнулся глава. — Но это не было куплено на нашем рынке. Не ищите виноватых среди наших, ищите виноватых среди своих врагов.

— Наши враги не стали бы убивать вашего мага…

— Еще как бы стали, и это делают, постоянно, — тихо ответил глава цеха. — Раз в две седмицы, как минимум. И это только Алкадий, а его люди… в столице лозу кормят еще двое. Найду, лично урою, всех, — Майк поверил в одно мгновение и даже пожалел этих носителей, — только и найти их сложно. У Алкадия полог, откуда, я не знаю, моим людям не пробиться, лишь Лиин с его чистотой, да всего на миг… но и это нам не помогло. Полог отводит глаза, и даже моей магии не хватает, чтобы эту защиту сломать.

— Лиин у Алкадия? — выдохнул Майк. — Ты заставишь его…

— …убить? — язвительно продолжил глава. — Целителя? И сломать хариба нашего блажного мальчика? Целителя судеб? Я еще жить хочу, братья ведь мне этого не простят. Нет, Лиин мне нужен совсем для другого, и, верь, свою роль он сыграет с удовольствием. Думай, дознаватель, для этого ты и нужен, чтобы думать. Да, Алкадий кормит моими людьми лозу, да, пьет их магию, но эта смерть была иной…

Майк вцепился в перила, процедив сквозь зубы:

— …хочет достать какого-то высшего мага.

— Какого-то? — переспросил глава, и Майку на миг показалось, что над ним посмеиваются. Пусть посмеивается, но говорит… насмешку можно и стерпеть, лишь бы получить нужную информацию. — Ему нужен Миранис. Но пока на стороне принца целитель судеб… что же ты так побледнел, дознаватель? Понял, наконец? Долго же до тебя доходило, а еще, говорят, самый умный из людей Армана. Найди ту дрянь, что убила моего человека, а я найду, кто ее сюда привез. Не ищи среди того, что можно найти в Кассии, у нас такого нет. И в Ларии, полагаю, тоже, я скорее бы поставил на Темные земли. И скажи дозорным, чтобы стерегли братишку Армана как зеницу ока. И я знаю, легко это не будет… для моих людей оберегание Рэми стало проклятием. Но теперь это, на счастье, ваша забота.

Проклятие скорее… или дар. Брат Армана явно был орудием богов, знать бы еще, чего эти боги хотят. И чего хочет сам Рэми.

— А у меня для тебя маленький подарочек, — сказал вдруг глава цеха.

«Подарок» или что-то в шелковом мешочке Майк принял и уже было решил, что разговор закончен, как глава вдруг продолжил:

— Слышал я, что ты осторожно расспрашиваешь о том дне, когда якобы погиб брат Армана?

Майк вздрогнул, но и отрицать не спешил: слушал.

— Было четверо деревенских, которые видели, как угасало в огне магии поместье. И все четверо глупо ушли за грань менее чем через луну. Мой отец, который тогда был главой, полагал сначала, что это люди повелителя постарались, но теперь я думаю иначе. Те, кто пытались убить брата Армана, несомненно, в Кассии, и, несомненно, умеют затирать следы. Будь осторожен, дознаватель. Не только я могу знать, что ты копаешься в прошлом, а Рэми, вижу, умеет наживать себе врагов. Он как стена, которая отделяет нас от смерти, будьте добры не позволить этой стене рухнуть. А если вам нужна будет помощь, Арман знает, как меня позвать. А теперь иди, даже человеку нашего любимого старшого я не могу подарить целую ночь.

И в тот же миг в груди взорвалось болью. Ударил? Зачем? Не удержавшись на ногах, Майк упал назад, увидел усыпанное звездами небо, перевалился через перила и полетел на омываемые водой камни. Полет… короткий сладостный… падение на ярко-освещенную мостовую, и жгучая обида… Высшие маги все же сволочи… за пару дней уже который раз, а?

— Майк! — крикнул кто-то, схватил за шиворот и заставил подняться. — Где шляешься, идиот! Мы всю столицу перерыли, Арман узнает, головы поотрывает! Еще раз выйдешь из замка один, да еще ночью, под арест отправлю, пока не образумишься!

Майк лишь бессильно моргал, пытаясь привыкнуть к бьющему в глаза свету. И, наверное, поняв, что ничего не добьется, дозорный выругался, вскочил на лошадь, перекинул Майка через седло и пустил коня вскачь к замку.

А Майк сдерживал просившуюся к горлу тошноту, судорожно сжимал подарок главы цеха и молился об одном: только бы не выронить.

И лишь отогревшись в тепле замка, заглянул в мешочек и понял, что подарил ему глава: ксэн. Тщательно и давно запечатанный магией. И даже Майк, пожалуй, не смог бы его распечатать, если бы не перстень телохранителя… Мягкий укол чужого могущества, аромат, от которого кружится голова, и ксэн раскрылся на ладони… превратился в толстый томик старинной книги.

Почти с благоговением Майк открыл книгу, вгляделся в написанные на древне-кассийском слова и через мгновение уплыл на волнах смысла, уже почти не слыша, как вошел в спальню хариб, оставил на столе приготовленный отвар и так же бесшумно вышел. Что-то спросил за дверью часовой, на миг стало обидно — к нему приставили охрану — и сразу же все забылось. Ушло куда-то далеко, затерялось среди мучившего вопроса: «Почему бывший глава темного цеха интересовался смертью брата Армана?»

Но в одном глава был прав. Очень интересная и полезная книга. Ради такой стоило выбраться на слегка опасную прогулку.

***

И дальше что? Духота чужих покоев, чужого дома, чужой жизни!

Он не спал всю ночь, думал. Сидел на кровати, не раздеваясь, обнимал колени и не смог отвести взгляда от собственных запястий. Синие, татуировки на самом деле были синими! Переливались на коже, вырисовывали незнакомые узоры, издевались. И прячься или не прячься, отрицай или не отрицай, он архан, ради богов!

Только хотел ли быть арханом?

Рэми сильнее сжал руки, положил на колени подбородок и посмотрел в окно, где уже гасли звезды и серело перед рассветом небо. Уже новый день. Надо выйти, что за смысл прятаться? Убегать от неудобной правды? Он не умел и не хотел больше убегать. Ни от кого и ни от чего.

Этот замок, как и этот город, принадлежит Захарию, главе одному из семейств, тому, кто служит Арману. Брату. Их роду. Гордому роду арханов. И теперь роду Рэми? Не верилось! Но татуировкам на запястьях попробуй не поверь!

Теперь понятна и их забота, и вечная охрана, и желание угодить. Младшему братишке своего главы. Знали бы они…

Рэми сжал зубы и сел, свесив с кровати ноги. Выходить из покоев не хотелось, но и сидеть тут, прятаться — тоже. Арман выехал, оставил одного… что же, придется справляться без Армана.

Едва слышный стук в дверь заставил вздрогнуть. Спохватившись, Рэми дал разрешение войти и скривился, увидев Нара… как же этот хариб похож на своего архана. Та же неуловимая сила, плавность движений, та же полная уверенность в своей правоте. Как же Рэми сейчас всего этого не хватало.

— Хотите искупаться?

Рэми вздрогнул. Еще как хотел. Он любил воду до умопомрачения, летом старался купаться каждый день в озере, зимой мать грела воду на печи… чтобы сын, вернувшись из леса, мог понежиться в лохани, но с тех пор, как попался Миранису… боги, уже целую седмицу! Уже целую седмицу как он забыл обо всем на свете! И о купании.

Кожа вдруг засвердела, Рэми показался сам себе дико грязным, и умыться захотелось до безумия. Смыть с себя всю грязь, боль, все оставшиеся дни, успокоиться в неге горячей воды и решить… что делать дальше.

Слабо улыбнувшись Нару, Рэми кивнул, и хариб сразу же открыл едва приметную дверь в стене (и сколько тут их?) и проводил в небольшую, уютную купальню, где от воды в округлом, утопленном в полу бассейне поднимался ароматный пар. Мягкий свет, блики воды по темно-зеленым стенам, и та особая, полная едва слышимого плеска, тишина, от которой сразу стало спокойнее. Будто в пещере, оторванной от всего и всех. Хорошее место, чтобы спрятаться и подумать.

Но куда там!

— Я помогу вам раздеться.

— Я не маленький ребенок! — прошипел Рэми, мечтая только об одном: чтобы Нар убрался и оставил его одного. Но вслух этого не сказал. Не мог себя заставить. Еще не верил, что мог приказывать, а не просить. И что не должен был слушать никого… кроме брата.

Это кроме взлохматило в душе волну раздражения. Арман тварь холодная! Вот так запросто сказать, что они братья и оставить одного. Так вот просто… если бы для Рэми это было так просто! А жить во с этим всем теперь как?

Нар лишь невозмутимо ответил:

— Вам надо привыкать, мой архан. На ваших плечах и так слишком большая ноша, позвольте мелочами заняться вашему харибу.

Интересно, какая это такая ноша? От Рэми кто-то чего-то требовал? Его кто-то о чем-то просил? Нет! Он просто сидел в этих проклятых покоях и ничего, абсолютно ничего, не делал!

Быть арханом это ничего не делать? Со скуки сдохнуть можно!

— У меня нет хариба, — выдавил Рэми и добавил про себя: «И не будет». Но, уловив легкую улыбку Нара, отвернулся, и прошипел: — Не называй меня на «вы», это раздражает.

— Как скажешь, Рэми.

Как же у него все просто. Так же, как и у брата. И говори что хочешь, не раздражается же, не ответит колкостью на колкость, холод спокойствия и самоуверенности, почти как у его архана. Рэми вот так, увы, не мог.

— И охота же тебе прислуживать? — прошептал он примирительно, просто потому, что тишина уже стала невыносимой.

— Я делаю это с радостью, мой архан, — ответил Нар, помогая стянуть через голову рубаху, и на этот раз Рэми не сопротивлялся. Нет смысла сопротивляться, нет смысла спорить по мелочам. — Мы все в итоге кому-то прислуживаем. Разница лишь в том, сами ли мы выбираем служить или выбирают за нас.

— Боги, например? — спросил Рэми, вспомнив об Аши, пока Нар развязывал пояс его штанов. И о том унизительном зове, что отнимал волю, тянул к Миранису. Не было ли чего-то такого и у харибов?

— Может, боги не выбирают, а подсказывают? И без их подсказки мы могли бы пройти мимо кого-то для нас на самом деле важного… потерять столько времени. Я не считаю, что за меня выбрали боги. Я считаю, что создан для служения Арману. И мне хорошо на моем месте.

Рэми лишь раздраженно вздрогнул, оттолкнул Нара и закончил раздеваться сам. Не глядя на молчаливого, неподвижного хариба, он осторожно вошел в воду, сел и почти не удивился, когда Нар опустился у края бассейна на пятки, взял стоявший рядом кувшин и начал осторожно лить воду на плечи Рэми.

«На своем месте»… знал ли Рэми, где его место? Где он сейчас хотел быть, с кем? Вспомнился вдруг перелив светлых волос сквозь пальцы, ласковые, нежные губы, поддернутые негой голубые глаза… и тот покой, когда она была рядом. Аланна. Теперь он имел на нее право. Теперь он на все имел право. И на то, чтобы смотреть на Армана, как равный, и на то, чтобы встать перед Миром гордым арханом, а не выскочкой-рожанином, и на то, чтобы быть магом, даже высшим.

Только этого ли он хотел, об этом ли мечтал? О власти над собой холодного и бездушного Армана? Раньше он был свободным, а теперь… то нельзя, это нельзя. Сплошные запреты, как арханы только так жить могут? Как ему теперь так жить? Как вообще выйти из этих покоев и не бояться, что он что-то сделает не так?

У арханов череда запретов. Каких-то глупых правил. Ритуальных жестов, которым их учили с самого детства. А у Рэми… у Рэми повадки дикого зверя, как говорил когда-то Жерл. Он и сам сейчас чувствовал себя диким зверем, которого почему-то вознамерились сделать домашним… Рэми и домашний, смех какой-то.

Теплая вода лилась и лилась на плечи. Ласковые пальцы наложили на волосы приятно пахнущее жидкое мыло, и почему-то казалось, что эти все знакомо. И то, что кто-то помогает мыться, и то, как кто-то подает простыню после ванны, аккуратно вытирает и молчит, пока Рэми не заговорит первым. Невидимый надзор… вечное внимание… и ощущение незримой связи. Когда кто-то ловит каждое движение, каждый взгляд, угадывает желания раньше, чем их произнесешь и даже сам осознаешь…

Странно и пугающе. Все харибы такие? И у Рэми тоже будет вот такой, не пойми, то ли слуга, то ли собственное отражение, которое и выгнать никак, и оставить при себе страшно.

— Подними руки, пожалуйста, — попросил Нар, и раньше, чем Рэми что-то успел сказать, начал его облачать в белоснежные одежды… архана.

Тонкая, нежная ткань нижней туники, череда бесчисленных застежек, заменяющих швы, полупрозрачный ажур верхней, белоснежной туники, ниспадающие на ладони длинные рукава, скрепленные на предплечьях, чуть выше запястий, широкими браслетами, блестевшие через ткань синие знаки.

— Даже не верится… — тихо прошептал, Рэми. — Даже не верится, что я тебе все это позволяю. Даже не верится, что в этом смогу показаться на людях.

— Ты вновь привыкнешь, — спокойно ответил Нар, повязывая на поясе Рэми широкий, в две ладони, белоснежный пояс, шитый знаками рода, Рэми рода! Усыпанные снегом горные вершины, над которыми восходит солнце.

А у отца… какой герб был у отца в Ларии? Рэми боялся спрашивать, но были вопросы, которых он не мог не задать.

— Из какого рода моя мать? — тихо прошептал Рэми.

Казалось, вопрос проще некуда, но Нар неожиданно замялся прежде чем ответить:

— Спроси у Армана, мой архан.

Стало муторно. Рэми вернулся в спальню, опустился по просьбе Нара в кресло, позволил расчесать, перевязать белой лентой отросшие до плеч волосы. И даже промолчал, когда Нар встал перед ним на колени, чтобы надеть на него высокие сапоги. Запах жасмина… от этой одежды, от мыла, от всех этих покоев. Запах Армана. И почему-то Рэми это совсем не мешало… мелочи это. Глупые и никому ненужные. Чем меньше он будет сопротивляться, тем быстрее закончится это облачение и можно будет остаться одному.

— Захарий вновь просил о встрече, — тихо, буднично сказал Нар.

— А надо ли?

— Если ты не готов, то не надо. После завтрака я принесу твою почту, если не возражаешь.

Приносить ли завтрак он уже и не спрашивает. Рэми скривился, но промолчал, есть все же надо. Иначе опять пожалуются Арману, а разговаривать с «братом», тем более, есть под его присмотром, совсем не хотелось.

Но… у Рэми есть почта? Наверное, есть. Даже собственный кабинет есть, тот самый, в котором вчера они ужинали с Арманом. Своя одежда, свой перстень с печаткой, множество книг, на любой выбор, своя свита, которая ожидала за дверьми. И когда только успели? Арман успел, его вездесущий хариб, который теперь прислуживал почему-то Рэми, а не брату, невидимый Захарий, что больше не стремился навязываться.

Все это было странно. Непривычно. И похожим на сон.

Наскоро поев, Рэми перебрал принесенные Наром письма, все более разочаровываясь и раздражаясь. Приглашения на вечера, балы, какие-то странные праздники, осторожные просьбы об аудиенции…

— Они меня даже не знают, — тихо прошептал Рэми. — А уже куда-то пытаются затянуть. И зачем им моя аудиенция?

— Они знают твой род и твоего брата, — ответил Нар и оставил Рэми одного.

То есть через младшего глупого братишку хотят подлезть к Арману? Рэми со злостью кинул стопку писем на стол, даже не думая отвечать ни на одно из них. Высший свет пугал, все это пугало. И он уже хотел смести письма на пол, как взгляд ухватил пару строчек на белоснежном конверте...

Сердце забилось быстрее, горло сдавило горечью. Рэми узнал этот почерк, хотя Жерл редко писал письма, скорее короткие записки. Старшой приграничного дозора, заменивший отца… как же давно это было. И всего лишь этим летом. Внезапный перевод в пристоличные леса, скомканное прощание, тайная обида, что все закончилось вот так… внезапно и легко. И после — случайная встреча в лесу, сразу после расставания с Миром. И осознание, что времени от их разлуки прошло совсем немного, а Жерл изменился. И страшны были те перемены…

Рэми взял со стола нож, разрезал письмо, развернул страницу с оттиском знакомого герба. И прочитал, не веря до конца в написанное…

Добрый день, мой мальчик.

Слышал я, что ты, наконец, вернул свое положение. Несказанно этому рад. Рад, что теперь ты сможешь использовать силу и быть тем, кем был изначально: гордостью Кассии. Рад, что не пошел за Миранисом и сумел отстоять свою свободу и свободу носимого тобой Аши. Несказанно горд, что у тебя получилось, ведь, сказать по правде, я и не надеялся.

Получилось? Рэми вздрогнул. Он был совсем не уверен в том, что получилось. Ему вообще казалось, что все произошедшее не его заслуга, а какая-то странная случайность… или кем-то аккуратно запланированная случайность. Будто ниточка собственной судьбы ускользала из пальцев, и Рэми не знал, кто тому на самом деле был виной.

«Меня не вини, — отозвался вдруг Аши. — Я могу менять судьбу почти всех, кроме своего носителя. Я не вижу нашей судьбы. Я не влияю на твой выбор...»

«Где ты был?» — тихо спросил Рэми.

«Ты никогда не позволял вставать между тобой и твоим братом. Я и теперь не стремился».

«Значит, это правда, и ты знал? Но почему я ничего не помню?»

«Потому что еще не готов вспомнить. Не хочешь. Хотя это для нас всех и опасно. Но… это твое решение, Рэми, тут я опять тебе не помогу».

— Мое так мое, — вслух сказал Рэми.

Архан, значит, архан. С этим придется жить, к этому придется привыкнуть, с этим ничего не поделаешь. Арман не отпустит так легко, Миранис, пожалуй, тоже не отпустит. Да и Рэми сам уже не хочет отпускать. Он сел на край стола и вернулся к письму:

Но пишу тебе не за этим. Может, и не осмелился бы написать, ведь последняя наша встреча была не сильно приятной. И мне показалось на миг, что я утратил твое доверие, мой мальчик. Искренне жаль. Но, может, оно и к лучшему.

Рэми сглотнул, сжав пальцы и сминая дорогую бумагу. Дело не в доверии. Дело в том неуловимом «нечто», что изменило Жерла, их всех изменило. Все так же не выпуская письма, он подошел к окну, посмотрел на такие далекие и такие близкие горные вершины, и сев на подоконник, развернул на коленях уже помятое бумагу.

Я не знаю даже, на чьей ты сейчас стороне. Не знаю, что ты сделаешь с тем, что тебе напишу. Послезавтра к повелителю придут послы из Салама. Подарят наследнику небольшую шкатулку. И даже не будут знать, что в шкатулка та смертельная ловушка. Ты можешь помочь принцу. Можешь просто остаться в стороне. Хотя, увы, я знаю, что ты выберешь.

И мне очень жаль, мой мальчик, что мы оказались по разные стороны баррикад. Ведь это я подменил ту шкатулку в вещах посла.

Но, надеюсь, ты меня простишь… и сможешь мне вновь поверить. Сможешь понять, почему я не мог поступить иначе. Когда-нибудь.

Рэми сжал зубы до скрипа, скомкал письмо и кинул его в камин. Удостоверился, что пламя сожрало бумагу до последнего клочочка, и сам сел за стол.

Здравствуй, Жерл.

Не знаю, зачем ты мне написал то, что написал. Зачем ты вообще делаешь то, что делаешь. Не понимаю тебя, не могу принять ни твоих действий, ни их последствий. Но дело не в доверии — я тебе всегда доверял и буду доверять, и знаю, что ты никогда не причинишь мне вреда, искренне в то верю. Мне просто кажется, что ты катишься в пропасть, и очень жаль, что я не могу тебе ни в чем помочь.

Нам надо встретиться и поговорить. Буду благодарен, если ты найдешь для меня время и выберешь место.

И второе, после долгих колебаний, короткую записку, которую не доверил даже Нару, лишь собственной силе:

Надо поговорить. Буду ждать на закате в беседке у озера в замковом парке. Р.

Решение пришло само собой. Рэми скрепил письмо Жерлу воском, отдал его Нару и потребовал принести плащ, проигнорировав тревогу в глазах хариба. Арман вот так просто его бросил в чужом замке и думает, что Рэми будет послушно играть в идеального архана? Обойдется. Он еще узнает, что младший братишка это ему не один из дозорных, и слепого подчинения он не добьется.

Он скрепил письмо печатью, вышел из покоев и подал его Нару. Сделав вид, что не заметил склонившуюся перед ним в поклоне свиту, сам накинул на плечи плащ и направился давно уже разведанной дорогой на крышу.

Там было холодно и серо. Небо сыпало снегом, ледяной ветер срывал плащ, и показавшийся из снежных всполохов Арис, видно, был встревожен. Сразу вычуяв перемену в настроении Рэми, он ткнулся острой мордой в ладони, опустил крылья, оставляя на снегу полосы следов, и его голос в голове Рэми блестел плохо скрываемой грустью: «Что случилось? Скажи мне...»

Рэми сам не знал, что. Не хотел об этом говорить. Не хотел об этом думать. Он погладил Ариса по изящной шее, поежился под падающим снегом и так не хотел оборачиваться, туда, где стояли в стороне люди его брата и молча ждали…

Слишком много чужих в его жизни.

Рэми обнял Ариса за шею, вслушиваясь в биение своего сердца. Успокаивался… чувствовал, как где-то высоко раскрыл крылья, поймал воздушный поток, орел. Был с этим орлом, парил в сыпавшим снегом небе, наслаждался свободой. Уже не думая, что делает и зачем, он вскочил на спину Ариса, развернул пегаса к краю крыши и проигнорировал крик:

— Стой, мой архан!

Наверное, его бы все же остановили. Наверное, Рэми бы дал себя остановить… Но из снежных всполохов показался высокий, широкоплечий мужчина, и одного движения руки его хватило, чтобы свита исчезла и дышать вдруг стало гораздо легче. И Рэми уже сам направил Ариса навстречу незнакомцу, всеми силами пытаясь вспомнить, где его раньше видел.

А снег все кружил и кружил. Ложился на темные волосы незнакомца, таял на его бледном, четко очерченном лице, и в синих глазах его полыхала, не находила выхода сила.

Маг. Несомненно, из высших. Несомненно, очень хорошо знакомый людям Армана, если те так легко ему подчинились. Только зачем сюда явился?

— Куда же ты собрался?

— Тебе я тоже должен отчитываться? — спросил Рэми, и Арис заволновался под ним, мял снег копытами, пофыркивал недовольно.

— Нет, — пожал плечами незнакомец. — Не должен. Но… может, возьмешь меня с собой?

Предложение было странным и таким… неожиданным, что Рэми опешил. А незнакомец, будто и не сомневаясь в ответе, вскочил за ним на Ариса, обнял Рэми за пояс и тихо спросил:

— Ну что же, полетаем, юный маг?

И они полетали, о да! Пронзали небо, гнались за ветром, лавировали меж горных вершин, ловили в волосах снежинки. Свобода. Эта была свобода, и Рэми, забыв обо всем на свете, смеялся, впиваясь пальцами в мягкую гриву Ариса. И наслаждался свистом ветра в ушах. А маг? Он сидел за спиной и, на счастье, не мешал. Рэми вообще забыл, что он не один. Обо всем на свете забыл, кроме щемящего чувства полета и шума ветра в ушах. И свободы, бьющейся в крови свободы!

Но Арис устал, движения его стали менее быстрыми, аккуратными, и Рэми сжалился над пегасом, приказал ему спуститься вниз.

«Хочешь вернуться к Захарию?» — раздался в голове голос мага.

«Не хочу».

«Значит, в замок повелителя?»

Вот так легко?

Рэми вспомнил о назначенной в парке встрече и ответил: «Да». И сразу же накрыло с головой чужой силой, а в веселящихся, неугомонных снежинках раскрыл пасть пространственный переход.

Арису даже команды не понадобилось: пегас сложил крылья и бесстрашно метнулся внутрь этой пасти. И они вынырнули в неожиданно прозрачное, синее небо, а внизу ответил приветственной лаской белоснежный замок. Балконы, балюстрады, статуи — все это вдруг смешалось перед глазами, приблизилось, и Арис ударил копытами в мрамор балкона, раскрыл крылья, открывая спину.

Маг спешился первым. Благодарно погладил Ариса по белоснежной шее, заглянул в умные серебристые глаза и сказал:

— Спасибо за славный полет. Увидимся позднее, Рэми. Если буду тебе нужен, просто позови.

Увидимся? Позови? Рэми ошеломленно посмотрел в спину уходящему незнакомцу, Арис взвился в небо и куда-то пропал, а Рэми так и остался стоять, не зная, ни куда идти, ни что дальше делать. Да, он в замке повелителя, да, Арман что-то говорил о его покоях, но как в эти покои теперь попасть? Замок-то большой… не ходить же по его коридорам и не спрашивать встречных о дороге?

И так невовремя вспомнилось, что у него недавно был Нар… и целая свита, которая, может, и надоедливая до жути, но заблудиться бы не дала. А теперь он стоял как дурак на этом балконе, и не понимал, куда и зачем ему идти? Впрочем, а надо ли идти?

Рэми подошел к перилам, глянул на спящий под снегом парк. Ветвились среди покрытых инеем деревьев тщательно очищенные дорожки, переливались на солнце сосульки, и снег, девственно белый и чистый, искрился под яркими лучами солнца. Даже не верилось, что где-то не так далеко все иначе: что там хмурится небо, сыплет снегом, и рвет одежду ветер. И очарованный покоем и едва ощутимой магией замка, Рэми взлетел над перилами, плавно спустился вниз, и встал на одну из дорожек.

Укутались в белоснежную шаль ели по обе стороны ветвистой дорожки, поблескивал меж стволами снег, ласковым молчанием окутывала все вокруг тишина… как же это походило на зимнюю тишину леса, откуда Рэми недавно вырвался. И как же хотелось временами обратно… там было все проще.

Рэми счастливо улыбнулся, закрыл глаза, окинул парк магической сетью и, поднял руки, пытаясь дотянуться до неба, и позвал… как звал раньше. Увеличив зов силой, как не делал раньше никогда. Так же интересно попробовать, пустить зов по ветру, дать выплеснуться мягкой волне магии. И его нет, он растворился в зимней тишине. Шум крыльев, перестук копыт, мягкая поступь лап… их много, и все они бегут, мчатся к своему любимому заклинателю, чтобы испить его силы, его ласки, его счастья...

— Интересно развлекаемся, — сказал кто-то насмешливо, и сеть заклинания рассеялась.

Раньше, чем Рэми открыл глаза, животные вновь растворились в магической тиши парка, а в душе горячей волной поднялось разочарование: горькое настоящее и тут его догнало.

Но он изобразил на лице улыбку, поклонился стоявшему перед ним Кадму и сам удивился: от былого страха и следа не осталось. Может, не совсем нравилось оказаться братом Армана, но одно в этом положении было прекрасно: ни у Мираниса, ни у его телохранителей, не было теперь над ним власти. Ни у кого не было, помимо Армана.

И впервые Рэми вдруг понял до конца: ему больше не надо бояться своего дара. Не надо скрываться, быть беглецом. Не надо опасаться, что его убьют только за то, что он высший маг и носитель Аши. И впервые его окатило тихой радостью. Может, все не так и плохо?

— Рад тебя видеть, Рэми, — сказал вдруг Кадм. — Рад видеть, что ты уже освоился со своим происхождением и вернулся в замок.

Освоился ли?

— Могу я вас попросить… — начал Рэми, прикасаясь к ветви растущей возле тропинки ели и посмотрев на телохранителя: ни капли насмешки, лишь какая-то странная, ожидающая серьезность.

Рэми ведь теперь мог отказать Кадму в повиновении, и они оба это знали. И потому вели себя иначе, чем в последнюю свою встречу. На равных.

— Через пару дней Миранис принимает послов с Салама, — Кадм слегка нахмурился, но молчал, явно ожидая продолжения. — Могу ли я присутствовать на церемонии?

Телохранитель улыбнулся, будто просьба его слегка рассмешила, посмотрел как-то дивно, будто на умалишенного, но изволил ответить.

— Сегодня архана из Южного рода устраивает шикарный бал, — сказал он. — И уверен, она тебе выслала приглашение. И Арману, хотя последний таких развлечений не жалует, однако, если скажешь, что хочешь, чтобы он пошел с тобой, думаю, он пойдет. Если уж хочешь развлечься, может, стоит туда сходить? А церемония приема послов такая же скукотища…

— Я прошу… — прошептал Рэми, и улыбка сошла с губ Кадма:

— Если я что-то должен знать, тебе лучше сказать. Сейчас.

Рэми бы и сказал… но если он хотя бы обмолвится о подарке, он должен будет рассказать, откуда он узнал о ловушке. И тогда… Он не понаслышке знал о жестокости телохранителей. Жерла не пощадят. А как бы не оступился старшой, гибели его Рэми не хотел. Не хотел быть причиной его гибели. Пока нет. Хотя, может, придется.

— Мне нечего тебе сказать, — как можно более непринужденно пожал плечами Рэми. — Я всего лишь хочу посмотреть на самалийцев.

И хотел же. Читал в книгах, что светловолосые самалийцы прекрасны и сильны. Что у каждого из них есть свой ирэхан — огромный червь, что двигаются они бесшумно, как тени, говорят мало, и смертоносны до жути. Что ходят их мужчины полуголыми, лишь заворачивая бедра в шкуры, что их женщины мускулисты и сильны, и равны мужчинам, а дети живут до пяти лет со стариками, а потом выходят на охоту с родителями. Много чего читал, а теперь вдруг понял, что на самом деле хочет убедиться, что все прочитанное правда. И что книги не врут…

Любопытно же.

Ну и шкатулка… та проклятая шкатулка.

— Вот оно как, — стал неожиданно серьезным Кадм. — Хорошо, малыш, я пришлю тебе приглашение, будь готов, ты попадешь на ту церемонию. Да и Мир будет поспокойнее, когда ты рядом. Кстати, Нар и твоя свита уже прибыли в замок. А в свои покои ты можешь попасть по первой просьбе. Дух замка тебе поможет.

И исчез. А Рэми так и остался стоять на тропинке, в который раз ошеломленный. Видимо, не остаться ему незаметным… а надо бы.

Он шагнул вперед, закрыл глаза и горячо пожелал оказаться в своих покоях. И сразу же стало тепло и немного душно, и Рэми вдруг понял, стоит посреди небольшой, полупустой залы. Белоснежные, задрапированные того же цвета шелком, стены, зеркала, огромные двери и по обе стороны — две статуи сидящих барсов. Окно, за которым спали деревья, окутанные в белый пух, паркет под ногами со сложным узором и стулья вдоль стен, для посетителей. Как же здесь… все правильно, бело и тихо.

Рэми, подвластный какому-то инстинкту, шагнул к одной из драпировок, стянул шелестящую ткань, и отшагнул назад… с огромной картины смотрел на него светловолосый незнакомец. Тонкое лицо, блеск серых глаз, бледная кожа и почти белые, гладко зачесанные назад волосы… как же он напоминал… Армана? И то же время, так неуловимо — самого Рэми…

Рэми отвернулся от картины и направился в дверям, за которыми оказался небольшой, такой же белоснежный кабинет, залитый солнечным светом. Много книг, годами никем не тронутых. Стопка бумаги на письменном столе, с гербом северного рода. И тут же рядом начатое и незаконченное письмо. И Рэми вдруг понял, в чьих покоях поселил его Арман. И понял, что эти покои давно уже были закрыты… наверняка, со дня смерти… отца. А такое ощущение, что закрыты только вчера: дух замка не приемлет ни пыли, ни грязи, ни тления.

Рэми взял письмо, не читая сложил лист пополам, скрывая написанные чужим почерком сроки. Вложил письмо в одну из книг, даже не запомнил, какую, вернул книгу на полку и опустился в бессилии на край стола.

Почему Арман вот такой? Приказал закрыть покои отца, сам ими не пользовался, значит, ему до сих пор больно… но почему поселил сюда Рэми? И почему… боги, почему вот так бросил? Без объяснений, без слов… как ненужную игрушку.

— Мой архан?

Рэми поднял взгляд и посмотрел устало на Нара. Как только вошел вот так, бесшумно?

— Принеси мне чего-нибудь поесть, — сказал Рэми. — И потом не тревожь, свиту отпусти, я не собираюсь сегодня покидать своих покоев.

— Как скажешь, мой архан, — неожиданно мягко сказал Нар, и Рэми, поймав свой взгляд в зеркале, сам поразился: откуда столько боли на его лице?

— И приготовь мне обычную одежду… в своих покоях я могу ведь ее носить?

— Ты можешь делать все, что пожелаешь, мой архан. Только, может, тебе лучше начать привыкать…

— Я не хочу сейчас привыкать. Я хочу остаться один.

Одиноко, боги, как же одиноко в этом паршивом замке-то!

— Прошу прощения, но не могу исполнить твоего приказа… — виновато сказал Нар. — Кто-то, кому ни я, ни ты, не можем отказать, тебя опередил.

И дверь бесшумно растворилась, внутрь скользнула хрупкая фигурка и раньше, чем Рэми сумел очнуться, в объятия ему упала счастливая и смещающаяся… Лия?

— Боги, как же я по тебе скучал! — прошептал Рэми, уткнувшись ей носом в волосы. — Видят боги, страшно скучал. И как боялся, что из-за меня пострадаете и вы…

— Глупый, глупый мой Рэми, — выдохнула Лия и поняв, что сестра плачет, Рэми прохрипел:

— Да, глупый, согласен, — и сжал ее в объятиях еще сильнее, вплел пальцы в ее тонкие, мягкие волосы.

Боги, все же не так и плохо. И укутанный ласковым солнечным светом, в покоях отца, Рэми вдруг вздохнул с облегчением. Впервые за долгое время. Теперь он всех их может защитить: Лию, мать, Аланну. И себя. Теперь он сам может выбрать, следовать ли ему за Миранисом или остаться в роду брата. Это ли не истинная свобода?

Он посмотрел в открытую дверь, встретился с взглядом на картине, и почувствовал, как свалилась в его плеч огромная ноша, и в комнате вдруг просветлело. И впервые со дня побега вздохнул полной грудью. Еще не все закончилось, это правда. Но семья сейчас рядом и это главное.

За все надо платить. За неверие тоже. И за свою слепоту.

Округлый зал оглушал тишиной. Тянулись ввысь толстые колонны, пугала чернота наверху, под ногами, в стенах, отполированных до блеска. И в этих стенах Арман сам себе казался… потерявшейся у гранью тенью. Пол холодил босые ступни, сквозняк ледяным языком лизнул обнаженную кожу, тронул края набедренной повязки. И мягким одеялом укутала тихая мелодия.

— Мой архан, — едва слышно позвал седой, уже и сам близкий в грани, жрец смерти, и Арман шагнул вперед, к возвышающемуся посреди залы алтарю. Сам лег на холодный камень. Сам раскрыл руки и чуть раздвинул ступни, позволив себя приковать к алтарю. Сам заставил себя расслабиться, отдавшись во власть вкрадчивой мелодии смерти. Сам шагнул за грань и склонился перед огромным, теряющимся во тьме, Айдэ.

— О! Моя новая игрушка на три дня прибыла, — недобро усмехнулся бог смерти. — Оборотень… знаешь ли ты, что такое боль? Не знаешь. Но сегодня… на колени!

И Арман повиновался, слыша, как гудит за спиной, ласкает светом кожу, густая, ярко-синяя стена. Грань. Он за гранью. Он не мертв, он и не жив. Он — пока еще живая игрушка в руках смерти.

За все надо платить… даже за горячие слова: «Верни мне его! И три дня моей жизни будут твои, только верни!!!»