8. Рэми. Опасность

Ловушки, ямы на моём пути —

Их бог расставил и велел идти.

И всё предвидел. И меня оставил.

И судит! Тот, кто не хотел спасти!

За окном было хмуро и тускло. Порхал, резвился, налипал на деревья снег, быстро покрывались серой грязью улицы, и Лиин никак не мог избавиться от дурного предчувствия, что грядет нечто не совсем хорошее. Учитель был чем-то крайне доволен… и лоза его уже давно не ела. И Кон появлялся в их доме как-то слишком часто, бросал на Лиина горделивый взгляд и о чем-то шептался с учителем. О чем-то, о чем точно надо было знать… но спрашивать напрямую Лиин боялся. Знал, что учитель сам ему скажет.

И в самом деле:

— Скоро ты станешь мне настоящим учеником.

Когда только подошел? Встал на спиной, задышал в затылок… Застыла в жилах кровь, пробежала по позвоночнику ледяная змейка, и Лиин только сейчас понял, что такое страх. Настоящий, густой и липкий, лишающий самообладания.

Он не хотел стать таким, как Алкадий… он не хотел принимать в себя лозы. Но и ослушаться Зира не мог. Армана не мог ослушаться. Своего архана, что приказал служить брату. Когда же, когда это закончится? И раньше ли, чем Лиин сойдет с ума?

— Бедный, глупый мальчик, — вновь усмешка в голосе Алкадия. — Я припас для тебя подарок. Жертву, от которой никто бы не отказался. Лучшего из лучших...

— И потому ты его убьешь?

— Не потому, — опять усмехается. — А потому что он все время портит мои планы. Раз за разом. Потому что вмешивается туда, куда ему не стоило вмешиваться. Потому что защищает того, кого не стоило бы защищать.

И стало сразу как-то легче. И дышать, и стоять вот так неподвижно: Алкадий вернулся в свое любимое кресло.

— Он хороший мальчик, но стоит между мной и моей целью. И потому, увы, должен умереть. И лучше будет, если он умрет быстро, не так ли… неопытная ветвь заберет его жизнь стремительно, почти без боли, так что радуйся, мой мальчик. И готовься. Уже этим вечером, не позднее, он сам придет.

— А Кон?

— Вновь Кон? Кон мой слуга и всегда таким и останется. Ты… ты мой любимый ученик. Разве нет?

— Да… учитель, — выдохнул Лиин, проклиная собственную слабость и предательскую дрожь в коленях.

Зачем он тут?

«Сегодня вечером все закончится», — прошелестел в глубине сознания невнятный голос, и Лиин резко выпрямился. Показалось? Дайте боги, чтобы не показалось!

И чтобы свобода пришла к нему раньше, чем учитель его сломает.

Все плыло в тумане и каждый вздох, каждый шаг давался с огромным трудом. Дар молчал, по телу то и дело пробегала какая-то вибрация, и в руке что-то рвало мышцы, неотвратимо двигалось вверх… к плечу.

Сидеть было невозможно. Дышать невозможно. Стоять невозможно. Ходить — еще более. Рэми не знал, куда деться от жрущей изнутри боли, как просто прожить… еще один вдох. Еще один миг. Еще немного...

Зачем?

Вопрос продрался через туман боли, вспыхнул и погас. Ответ на него пришел гораздо позднее. Сам себе он не поможет, значит… значит надо искать помощи...

Он сполз на пол, зажался в угол, слушая как сочувствующе гудит, спрашивает, что случилось, замок. Он не знал, что случилось. Знал лишь, что это было в том проклятом цветке. Иглой вонзилось в кожу, в теперь пробиралось вверх, к мозгу.

Телохранителям нельзя в таком виде показываться… будут задавать вопросы. Узнают о Жерле… может, надо, чтобы узнали. Где-то внутри грызло вредное сомнение, продиралось сквозь боль, травило душу виной и страхом, множило и без того невыносимую муку...

Жерл приготовил эту ловушку для Мираниса. Жерл знал, знал, что так будет. И опять хотел убить принца, в очередной раз. Почему?

Мир сволочь, правда, но смерти он не заслужил.

Такой смерти точно не заслужил.

Рэми медленно, боясь каждого неловкого движения, оделся. Баюкая рвущую болью руку прошел к большому, на всю стену, окну, приказал стеклу исчезнуть, и в натопленную спальню рванул морозный воздух. На миг стало легче, в голове просветлело, боль отступила на шаг, и, пользуясь передышкой, можно закрыть глаза, прислушаться, пустить по ветру нить зова и обрадоваться, до сладкой неги обрадоваться, шуму огромных крыльев. И открыв глаза прижаться к стройной белоснежной шее, запустить пальцы в пряди белой, до самой земли, гривы, заглянуть в серебристые, такие умные, глаза.

«Что, Рэми? — спросил пегас, раскинув узкие, щедро оперенные крылья. — Что же ты, мой мальчик?»

И даже это «мой мальчик» сейчас не раздражает. Он так слаб… постыдно и опасно. Как хорошо, что есть Арис… кто-то, перед кем не стыдно быть больным.

— Отнесешь меня? — тихо спросил Рэми.

«Куда только прикажешь, моя душа. Почему ты так слаб? Что с тобой сделали в этом замке? Позволь не позвать целителей… пожалуйста».

— Отнеси меня к учителю… — попросил Рэми и вздрогнул, услышав холодное: «Разве он все еще твой учитель? Зачем он тебе?»

Действительно, зачем. Ироничный взгляд из-под растрепанных волос, уродство карлика, на которое поначалу смотреть было так неприятно, какой-то странный холод внутри, тщательно скрытый от ученика пеленой магии. Ему, пожалуй, нельзя было доверять.

Но если бы колдун хотел навредить, навредил бы давно.

— Мне больше не у кого искать помощи...

«А как же Мир? Его телохранители? Как же Виссавия?»

Вопросы, как много вопросов… но Рэми помнил, что и Миру, и телохранителям, он не нужен. Нужен Аши, его сила. И позволить им получить Аши из-за мига слабости нельзя… совсем нельзя. Хоть и молчит Аши, не отзывается. Улетел когда-то, когда так сильно нужен.

Вновь приступ боли, до кровавой рвоты. Болит голова, отказываются держать ноги, плывет, развеивается по рвущемуся в спальню ветру, ветер… и звенит едва слышно, плачет, касается мягко сознания замок.

Нет тут помощи. И быть не может.

— Сил нет, — тихо ответил Рэми, растягивая слова, стараясь говорить как можно тише, будто это усмирит рвущую тело боль. — Плохо… не спорь...

Легкий вздох у шеи, мягкий толчок в плечо, заставляющий отшагнуть назад, и точенные копыта утонули в пушистом ковре, когда пегас вошел в спальню. И Рэми с облегчением улыбнулся… с третьего раза влез на гибкую спину, вцепился непослушными пальцами в гриву и чуть закрыл глаза, переживая новую волну боли: нечто в предплечье продолжало медленно, неумолимо прогрызаться в мышцах.

— Давай же… — выдохнул Рэми, и пегас выскользнул в чистое, такое голубое и прекрасное небо. К солнцу, клонившемуся к деревьям. Уже вечер? Боги… да когда только...

— Мой архан! — позвали снизу, но Рэми даже не дрогнул.

Сил уже ни на что не было, только бы удержаться, только бы не упасть, не на Захария, который его звал.

— Не смей стрелять! — то ли приказ, то ли угроза, и раскрывается, как на ладони, внизу магический парк.

С его смешением времен года, тонкой сетью дорожек, никогда незамерзающими ручьями и ажуром мостиков. Приглаживает деревья ветерок, мелькает внизу забор, быстро, очень быстро приближается лабиринт узких улиц, и копыта Ариса бьют в мостовую, исчезают огромные белые крылья, и Рэми жмется к белоснежной гриве, когда пегас, теперь неотличимый от коня, бежит по пустынным улицам.

И как только путь находит?

Рэми не хотел знать. Все вокруг плыло, плавилось в волнах боли, люди мелькали серыми тенями, выскальзывали из-под копыт, кидали в спину проклятия… будто и без того не плохо, а Арис несся как-то странно плавно, будто боялся лишний раз потревожить всадника, и с каждый вздохом Урий был все ближе… ближе… надо еще слегка потерпеть.

Слегка… скрипнула калитка, кто-то приглушенно вскрикнул, и Рэми упал в сильные, уверенные руки верзилы, прислуживающего Урию. Вздохнул едва слышно, баюкая в сознании боль, когда его бережно пронесли в дом, уложили на узкую кровать и начали быстро и уверенно снимать одежду.

Темно… как же тут темно… и воняет как… сейчас опять вырвет...

— И где тебя угораздило-то? — спросил Урий, и Рэми с трудом разлепил глаза, сосредоточившись на одной только мысли:

— Во мне...

— Что? — сразу же насторожился учитель, и в полумраке его некрасивое лицо озарилось вдруг… тревогой?

— Рука… в руке… моя сила… не могу, не могу, помоги… убери из меня, учи...

Урий лишь выплюнул:

— Молчи! — и выхватил из-за пояса кинжал.

Острый клинок быстро вспорол ткань, цепкие, худые пальцы прошлись по левому, ближайшему к учителю, плечу, и Рэми выдавил:

— Не то!

Что-то внутри, будто почувствовав опасность, начало двигаться быстрее, боль стала невыносимой. Рэми застонал, выгибаясь, и вновь треснула ткань, а кинжал неловко надорвал кожу.

— Держи, чтоб не дергался! — приказал Урий. — Кричи, малыш, легче будет! Вижу его… вижу! Сейчас помогу.

Помогу? Рэми закричал, рванулся в руках верзилы, но не смог двинуться и на волос: держал слуга крепко. И кинжал острым жалом ворвался в кожу, разрезал мышцы. Рэми вновь дернулся и закричал так, как никогда не кричал. Урий выругался, поддел кончиком кинжала, что-то упругое, гибкое, и в то же миг боль стала почти выносимой, а дар хлынул во все стороны радужными брызгами и осел, наткнувшись на щит учителя.

— Осторожнее, Рэми, со своей силой, — выругался Урий и схватил со стола чашу, прикрывая что-то шевелящееся на полу.

Приказал верзиле следить, а сам провел кончиками пальцев по ране на плече, успокаивая кровь, прошептал едва слышно:

— Хорошо, Рэми, теперь все хорошо. Вылечить не вылечу, сам понимаешь, не целитель я, — прошептал он. — Большего не сделаю. Сейчас наложу мазь и перевяжу… а потом расскажешь, где ты эту дрянь подцепил.

— Неважно, где, — огрызнулся Рэми, наслаждаясь каждым вдохом.

Плечо рвало болью, может, и продолжит рвать, ведь лечить Рэми некому, но это все пройдет. Точно пройдет. Теперь уж точно...

Главное, чтобы Арман не узнал.

— Что это? — тихо спросил он.

— Что бы не было, слишком опасно, чтобы жить, — ответил колдун и чаша вдруг вспыхнула алым пламенем, а из-под нее раздался пронзительный, тонкий визг. Но вскоре смолк и он. Убрался по знаку Урия верзила, имени которого Рэми никогда и не знал. Да и знать не хотел. А Рэми сел на кровати, с грустью глядя на уничтоженную тунику и прошептал:

— Зачем?

— Ты сюда совсем уж слабым пришел. Если такого сильного мага как ты блокировало, то что бы стало со мной? Я ведь слабее тебя, Рэми, гораздо слабее, не думаю, что кто-то в Кассии будет столь же сильный, что и ты, не считая телохранителей и повелителя с наследником. Ты зачем от них сбежал?

Рэми сжал зубы, гадая, сказать или нет. Но кому-то надо было сказать. Сомнения рвали голову изнутри, душили, сжимали горло холодной рукой. Рэми запутался. А как распутаться уже не совсем и знал.

Рэми прикусил губу, поджав в груди колени и сказал:

— Они хотят моей свободы. Моих крыльев. А я этого отдать не могу. Если только...

— Если только не почувствуешь, что им равен, — засмеялся Урий. — Дело только в этом? В твоей проклятой гордости, в твоем стремлении к свободе? Бедный Гаарс, он даже не знал, что...

— … надо мной не властен.

— А у Армана и повелителя все всерьез, не так ли? Они-то тебя приструнить сумеют, и тут даже твоя сила не поможет. Они тоже маги, равные, сильные. Ты почувствовал поводок, потому и бесишься теперь? — Рэми отвернулся, понимая, что учитель, увы, прав. Но клетку… не мог терпеть. — Брось, Рэми. Они тебе не враги, ты еще не знаешь, что такое твой настоящий враг. А когда твой враг поймет, что ты жив..., спасение твое будет только рядом с принцем или в Виссавии.

— Что ты ко мне прицепился с этой Виссавией? — вспылил Рэми.

Урий лишь засмеялся и ответил:

— Я к тебе цепляюсь меньше всего. Вижу, ты пришел в себя, мой мальчик? Теперь уходи. И больше не возвращайся. Будет лучше, если и в нижний город ты больше никогда не вернешься, здесь для тебя стало опасно. Это не твое место, и пора уже с этим смириться.

— Кому я нужен?

— А кто нужен? Принц? Из него бы эту гадость вытянули сразу… значит, нужен был ты. Именно ты. Значит, тот, кто тебя достал, знал, что ты вылезешь из замка. И пойдешь ко мне. Удивляюсь, что ты дошел, не удивлюсь, если тебя ждут возле моего дома. Значит, лучше тебе сейчас быть тут, а не там. Так что давай. Выпей зелье и вали под сень брата, под защиту его рода, боевых магов. Если хочешь жить.

Жить Рэми очень хотел, только не верил, что на него охотились. Надо вернуться в замок, надо все обдумать. Спокойно.

После магии зелья стало дышаться легче, туго перевязанная рука перестала тянуть болью. Нашлась и туника. Правда, потертая, неизвестного цвета, с плеча того же верзилы, слишком свободная, но свежестиранная. Рэми скрепил ее поясом, посмотрел на учителя и понял вдруг, что да, Урий прав. Тут ему быть не стоит.

И доверять былому, увы, учителю, пожалуй, не стоит.

Дар, теперь не скрываемый, выпущенный наружу, легко проникал через туман, укрывающий душу Урия. Обнажал настоящую суть… клубившуюся тьму. И Рэми эта тьма совсем не нравилась. А еще меньше нравилось то, что и помочь он, увы, ничем не мог. А чем мог, помогать не хотел. Пока еще не был готов… убить.

Аши… почему этого проклятого Аши нет когда он так нужен? Целитель судеб, наверное, тут справился бы лучше. Если целитель судеб способен справиться с этим.

Рэми взял с рук Урия вновь полную чашу с питьем и спросил:

— Значит, тот сон был не совсем сном...

Урий вздрогнул, будто его ударили, потупился неожиданно и ответил. Страшно ответил. Безнадежно:

— Ты сильно повзрослел в этом замке, мальчик.

Рэми лишь вздохнул глубоко, затянул потуже пояс, и сказал:

— Ты ведь знаешь, что я могу за тобой прийти… с другой целью.

— Знаю.

— Так почему не убил? Значит, вот она твоя ошибка. Боги… даже не думал, что ты...

— Уходи, Рэми, — выдохнул Урий. — Уходи, пока я не передумал. Теперь ничего не изменить. Ни мне, ни тебе, ни твоему Аши. Уходи, пока тебя не почувствовала она!

Рэми набросил на руку плащ, посмотрел вновь на Урия и понял вдруг, в первый раз ясно понял, что как раньше никогда не будет. И той, прошлой жизни не будет. Издевательски сверкнули синим татуировки на запястье, колыхнулась внутри вновь просыпавшаяся сила, и Рэми тихо сказал:

— Я всегда буду помнить, что ты для меня сделал, учитель. И я найду способ тебе помочь. Верь мне.

«Бывший учитель», с издевкой поправило что-то внутри. Уже какой по счету? Рэми прикусил губу и направился к двери. Не оглядываясь, не пытаясь попрощаться, не вслушиваясь в тихий шепот Урия:

— Знаю, мой мальчик.

«Мой мальчик»? Со сколькими сегодня придется попрощаться? Со сколькими стоило распрощаться? Город уже залился красным светом, тени удлинились, снег подтаивал у заборов. Арис шел тихо, копыта стучали в влажные камни мостовой, а городские жители куда-то пропали. Будто спрятались в зимней усталости.

И Рэми решил сегодня распрощаться с прошлым всерьез. Закончить все, что следовало закончить.

Холодало. Нужный дом нашелся сразу, лизнуло душу незнакомой горечью. Рэми спешился, прошел в калитку, и знал, что Арис не отставал, ступал следом. Шаг в шаг. Все так же не подавая голоса, будто понимал… Залилась радостным лаем Журка, вылетела из теплой будки счастливым комком, показался на крыльце, бросился в объятия Рис.

Рэми усмехнулся, укутал раздетого мальчика в собственный плащ, чтобы не простудился, поднялся вместе с ним на крыльцо и вошел через сени в знакомое до боли, пахнущее свежей выпечкой тепло. Медовый свет, мягкость дерева, корзина с яблоками на тяжелом, дубовом столе, место, в котором Рэми бывал в последнее время так часто… которое считал почти домом.

Тяжело. Больно. И как-то холодно, будто этот дом больше не принимал, не признавал своим. Будто что-то выталкивало отсюда, и Рэми, увы, знал, что: собственная слепота и разочарование. Надо было давно понять, к кому напросился в род. Но… признать, что Гаарс убийца, наемник, было почти невозможно. И горько до боли.

Гаарс уже ждал, сидел за столом, смотрел чуть настороженно. Что-то пытался рассказать, щебетал рядом Рис, но Рэми смотрел лишь на бывшего друга. Холодный и уверенный, глава рода приказал племяннику оставить их одних, и стало сразу тихо. Очень тихо.

— Поговорим? — спросил Рэми, и голос его вдруг странно засипел.

Появился в дверях Бранше, сел напротив Гаарса, уверенно налил в три чаши вина и сказал вдруг:

— Поговорим. Присядешь?

Рэми не хотел садиться. Не за один стол с Гаарсом. Не теперь.

— Ты чуть не убил моего брата, — выдохнул он.

Толстоватая рука Бранше дрогнула, вино пролилось на тщательно вытертый стол, и Гаарс, усмехаясь, отвернулся, будто и не собираясь оправдываться.

— И в самом деле. Чуть. Не убил, — насмешливо прошептал он. — Что теперь сделаешь? Убьешь меня?

Другой. Он совсем другой. И в то же время тот же самый: открытый, как на ладони. Как, как Рэми мог не заметить кровь на его руках? Потому что не так легко и заметить… Гаарса хорошо обучили скрываться от дозорных. Его душа дышала чистотой и не было в ней и тени сжирающего порока… как? Как это у них получилось?

И говорит он так легко. Даже сопротивляться не будет. Рэми знал, что не будет. Сглотнул едва слышно и сказал:

— Убью.

Бранше вздрогнул, Гаарс посмотрел удивленно, задумчиво, и глаза его слегка потемнели от… грусти. Рэми чувствовал эту грусть, проклинал свой дар и понимал, что Гаарс его любит. На самом деле любит, как младшего, еще несозревшего братишку, настолько любит, что готов принять смерть из его рук, безропотно, спокойно. И не только смерть, хуже, осуждение, презрение, что угодно. И ни словом, ни делом не ответит.

Мерзко все это… душно.

— Если еще раз попробуешь кого-то убить, вот так, за золото, сам тебя убью, — прохрипел Рэми и отстегнул от пояса, бросил на стол тяжелый мешочек. — Я покупаю тебя, Гаарс. Твою свободу, твое наемничество, тебя, говори и думай, что хочешь. Теперь ты будешь служить только моему роду, слушать только моих приказов, делать то, что я тебе скажу.

— Твоему новому роду? Твоих приказов? — прошипел Гаарс. — Да что ты...

— Чем я хуже твоего цеха? — горячо перебил Рэми. — Настолько хочешь убивать? Проливать чужую кровь? Служить тому, кто сам не спешит пачкать руки и злить виссавийцев? Зачем? Зачем тебе все это? Нравится такая жизнь? Нравится чужая боль? Ну так ешь ее! Живи как хочешь! Мне больше тебе нечего сказать!

И, не в силах выносить льющуюся от Гаарса горечь, развернулся к двери. Может, так оно и лучше… да не лучше ничего. Но сделать что?

— Рэми! — вмешался Бранше.

Рэми дернулся было в двери, но Гаарс опередил. Схватил за плечо, больное плечо, впечатал его в стену, спросил едва слышно, когда утихла волна боли:

— Зачем ты хочешь меня перекупить? Скажи, зачем? Твой брат теперь в безопасности, как и Миранис, цех не тронет обоих. Я не знаю почему, но меня это и не интересует. Меня интересуешь только ты. Твоя бледность, кровь на твоем плаще. Думаешь, я не чувствую ее запах? Куда ты опять влип? Как вообще умудрился влипнуть под защитой телохранителей и рода брата? Зачем пришел ко мне, знаешь же теперь, кто я. Не можешь не знать. А все равно меня тянешь из ямы. Заканчивай с этим! Заканчивай всем помогать любой ценой! Себе помоги, Рэми, ради богов!

И сразу ушли куда-то силы, и захотелось рассказать. Этому человеку рассказать, убийце, наемнику, но кто, Рэми знал, жизнь за него готов отдать. Все отдаст… себе помоги? Почему он сам себе не поможет?

— Мне нужен хоть кто-то, которому я могу доверять, — прошептал Рэми, и теперь Гаарс вздрогнул, как от удара. Схватил за шиворот, усадил на скамью рядом с Бранше, быстро развязал завязки и стянул с плеч плащ, скривился при виде окровавленной повязки на плече.

— Боги, ну почему ты такой? — выдохнул Гаарс. — Какой раз ты приходишь ко мне таким, слабым, раненным, какой раз переворачиваешь мою жизнь с ног на голову. Рэми, уймись, наконец. Чего тебе теперь не хватает? Почему ты не можешь теперь успокоиться, когда у тебя есть все…

— Ничего у меня нет, — прохрипел Рэми, не поднимая взгляда. — До этого было все, а теперь ничего у меня нет. Я не умею жить так, как от меня хотят. Не умею поступать так, как они ждут, чтобы я поступал. Не умею… не могу…

И повисла тишина, густая такая, противная. Вылезла из норки подружка-мышь, огляделась, опасаясь где-то укрывшийся кошки, скользнула по штанине Рэми на колени, поластилась к пальцам. И Рэми улыбнулся, взяв зверька на руки. Он уже и забыл, что он заклинатель. За этим даром, за плещущим внутри морем, о многом забыл. О чем забывать не стоило.

Он взял со стола хлеб, открошил кусочек, подал зверьку и вздрогнул, когда Бранше принюхался к его повязке.

— Жить будет, — констатировал оборотень. — Хорошо пахнет, чисто, крови не так и много. Но мне тоже интересно, как в замке тебя могли ранить, а? Я-то думал, что там ты в безопасности. Плохо за тобой Арман следит.

— Армана нет в замке.

— Даже если и нет, — ответил Гаарс, двигая к Рэми чашу. — Значит, есть повод. И важный. На дурака твой брат не похож, зла, кажется, тебе тоже не желает, уж я-то выяснил. Арман справедлив до жути, своих людей и свой род оберегает подобно цепному псу, а уж брата своего… телохранители те да, играют в собственные игры, им и я бы не доверял. Но и волосу не дадут упасть с твоей головы, это несомненно. Миранис и его дорогие мальчики ведь столько раз могли тебя убить, а не убили. А уж эти, если бы собирались, давно бы прикончили, без сантиментов. Так что если что, можешь спокойно подставить им спину.

— Повелитель хотел...

— «Хотел». Не «хочет». Я не знаю, что затевает повелитель, но, если хочешь, могу разнюхать. И… золото твое возьму, — он подтянул к себе мешочек, развязал тесемки, заглянул внутрь и тихонько присвистнул: — Щедр ты, братишка. Только золотом не разбрасывайся. Лучше прикажи мне прислать амулеты доступа и парные шкатулки, чем прокормиться я и без тебя найду. Ой не смотри на меня так, думаешь, только цех меня кормит? И в следующий раз так и скажи, что тебе нужна помощь, а не унижай друзей. И не приходи сюда, я сам к тебе приду, когда только захочешь. Не смотри на меня. Я выкуплюсь из цеха, если тебе так живется легче, я дам тебе платить мне золотом. И я буду тебе помогать. Скажи лишь чем.

Рэми отпил немного вина и сразу же полегчало. Улыбнулся поверх чаши Бранше, и подумал вдруг… волк же. Оборотень. Ему ли осуждать, если Арман…

— И мне тоже амулеты пришли, — усмехнулся Бранше. — И будет тебе в замке еще один друг, куда уж я денусь.

— Хвостатый такой друг, — рассмеялся Рэми, спуская с колен мышонка.

— А с Арманом поговори, когда он вернется. По душам говори, — начал Бранше. — Брат твой чистоплюй, каких мало, никому никогда гадостей не делает, а уж своему брату-то и подавно. Вещей для вас троих покупает, золота столько оставил, что и подумать страшно. Твой плащ, хоть на вид и прост, хоть понимаешь, сколько стоит? Драгоценности для тебя, для твоей матери, для твоей сестры, приданное такое за Лией дает, что женихи уже в очередь встали. Так поступает кто-то, кто хочет обмануть? Спрятать вас, как позор рода?

— Своего защищаешь? — усмехнулся Гаарс.

Рэми промолчал, но про себя заметил: Гаарс знает слишком многое. И что Арман с Бранше оборотни. Опасно много.

— Не надо на меня так смотреть, Рэми, — засмеялся Гаарс. — Не так многие в столице знают секрет Армана, я-то от Бранше узнал. Он своего издалека увидит. А выдавать нам его зачем? Арман всех устраивает. Умен он, справедлив. А что с темным цехом да с наемниками что-то не поделит, так это ж святое дело, на то и дозорный.

— Ты больше не наемник, — прошипел Рэми.

Гаарс отпил немного вина и ответил:

— Я наемник, мальчик мой. Только служу теперь тебе. Верой и правдой. Ты же этого хотел?

И посмотрел так пристально, что Рэми стало не по себе.

— Не тушуйся, Рэми, — усмехнулся Гаарс. Заметил же! — Привыкай, что тебе служат. Таким как ты да твой брат служить одно удовольствие. И хватит тебе вина. Тебе еще в замок возвращаться, не так ли? И портал ты открывать не спешишь?

— Я не уверен, что сумею, — выдохнул Рэми, посмотрев в окно.

Темно. Нар опять будет недовольно поджимать зубы, а телохранители… что обещали зайти после церемонии, наверняка, будут недовольны. Хорошо, хоть Армана в замке нет.

— Я провожу тебя.

— Арис быстр и умен, ничего со мной не станет, — ответил уже в дверях Рэми и сказал: — Я пришлю вам амулеты. Обоим.

Пещера окунулась в темноту, но, несмотря на царившую наверху зиму, здесь было сравнительно тепло. Крокодильчик должен жить… и не спать. Надо будет ему заказать пару, красивую и умную самку, потом, глядишь, и детеныши пойдут...

Зир взял в корзине кусок мяса, кинул его в воду, насладившись звуком лязгнувших челюстей. Хорош был трактирщик, жирненький… но золото скрывать ему было ни к чему, надеемся, что наследник будет умнее. Не будет, так тоже на корм пойдет.

— Ты зачем пришел? — спросил Зир, кидая вниз, на камни, новый кусок мяса.

— Он в городе, мой архан. — Кто бы сомневался, а? Мальчику не сидится в замке под охраной. Арман это исправит… только бы поздно не было. — Был слаб, но колдун помог.

— Где он теперь?

— У Гаарса… пьют.

Надо же, даже высшие маги пьют.

— Ждут его уже. Не доедет он до замка.

— Не вмешивайся, — вновь полет мяса в темноту и лязг челюстей. — Дай всему идти своим чередом. Пусть настоящие враги сойдутся, пусть покажут свое оружие. А нашим скажи, чтобы к нему не лезли. Убью первого, кто его хоть пальцем тронет.

Дурачок-мальчишка ушел, а Зир вывалил все содержимое корзины в воду. Играться и кормить крокодильчика расхотелось. Если Лиин облажается и не поймет, что и к чему…

— Упаси боги… — взмолился он, и усмехнулся: с каких это пор он полагается на вероломных богов?

— Вот вы и встретитесь, Лиин, разве ты не об этом мечтал? Посмотрим, как хорошо тебя выучил Арман. И как на самом деле горячо ты любишь своего архана… кто ж вас, харибов, на самом деле разберет, а?