16. Мир. Отказ

Будьте осторожны со своими желаниями —

они имеют свойство сбываться.

Булгаков, "Мастер и Маргарита"

Огонь был прожорлив. И неуклюж. Все лизал стены высокого дома, а до крыши добраться не мог… лишь ворчал внизу, шумел и злился, манил…

Шагнуть бы с крыши, слететь в ласковое пламя и забыть. Обо всем забыть… о том, почему не хочется теперь возвращаться в Виссавию, почему не хочется смотреть в испуганные глаза родных. Все теперь боятся… все… и почему?

Потому что много лет назад он не умер прежде чем сам пустил вот такое же пламя… столь же прожорливое. И теперь должен жить, нести ужас своей глупости. И не быть в состоянии ничего исправить.

— Интересно, почему вы тут, а не там? — спросили за спиной. — Там же люди умирают, а ты вот стоишь и смотришь… ничего не делаешь. Как и твои виссавийцы.

— Мы не можем рисковать своими людьми.

— Теперь я понимаю, почему он вас не любит. Вы… забыли, что такое сострадание. Вот и ты… ты страдаешь. Но не потому что убил многих, страдаешь потому что убил одного. Его. Не так ли?

— Чего ты опять от меня хочешь? — спросил Идэлан. — Я обручился с твоей воспитанницей, так что еще?

— Ничего. Теперь, как ни странно, мне не нужно от тебя ничего. Моя воспитанница оказалась умнее нас обоих. Теперь расторгни помолвку и возвращайся в Виссавию, мой тебе совет.

— Совет или приказ? Я не отдам тебе Аланны.

— Не мне ты ее отдашь. А теперь прости. Мне надо туда, где вас, виссавийских чистоплюев, не дождешься. Спасать людей. И как же я рад, что он от вас отказался.

Идэлан лишь пожал плечами, окинув горевший город равнодушным взглядом. Потом, когда пламя спадет, у виссавийских целителей будет много работы. Потом. Пока нет смысла призывать сюда магов… нет смысла лезть в чужую битву.

— Своя власть, свои маги, свои боги, у кассийцев есть все. А они все равно хотят больше. Помощи от тех, кого сами когда-то отвергли. И даже не знаете, что этот огонь ничто…

… по сравнению с тем огнем, что теперь сжирает Виссавию.

Одна ошибка. Ошибка одного мага, стоявшая гибели целой страны.

— Ты жестока, моя богиня, — прошептал Идэлан, возвращаясь в замок.

Мир едва не пнул стоявший перед ним столик, но вовремя сдержался. Он не понимал, почему должен сидеть в кабинете отца, а не быть там, где пылал, изнывал от боли город. Дозорные докладывали, что магия снесла один квартал, вместе с казармами, и добиралась уже до другого, что остановить этот огонь было никак, и единственное, что они могли сделать — уводить оттуда людей.

Столицу лихорадило от ужаса. Пришлось закрыть городские ворота, так как давка ломавшихся за стены ненужно уносила жизни. Работали с людьми дозорные, и столичные, и те, кого удалось призвать в столицу, помогали главам рода увести людей из огня. Пришел на помощь даже темный цех: усмирил тех, кто его еще боялся, оставил своих людей в городе, показывая, что опасности нет. И помогал укрыться в храмах, под надежно поставленными жрецами куполами силы.

Только как долго выдержат эти купола в осаде набирающего силу пламени? Этот огонь был живой… он рос в силе, крепчал с каждой новой жертвой и вскоре вся столица станет смертельной ловушкой. Бледнели, красноречиво молчали, сжимали кулаки и бессильно опускали взгляды дозорные, пробовали усмирить магическое пламя, но всего лишь его слегка сдерживали, высшие маги, а Миранис мог только рвать и метать в этом ненавистном замке.

Чего они ждут? Почему они, самые сильные маги Кассии, ничего не делают?

Но броситься на помощь людям принцу не дали. Его едва не силой привели в кабинет отца, и теперь наследник кусал губы, пялился в синие гобелены на стенах и боялся пошевелиться лишний раз: бледный и постаревший отец сидел, закрыв глаза, в кресле. Впивался пальцами в затейливо вырезанные подлокотники, и с ладоней его лился на пол, уничтожал красивую резьбу, синий поток магии.

Ну и зачем? Зачем все это, ради богов! Пряный аромат чужой и своей силы тревожил, разжигал внутри синий огонь и, наверное, в первый раз, Миранис чувствовал, что он лишь сосуд… ожидающий Нэскэ… беспомощный, ничего немогущий сделать сосуд.

И Мир все ж пнул этот паршивый столик, но раньше, чем тот упал с грохотом на пол, вмешался дух замка… и принц сжал в раздражении кулаки… тишина, проклятая тишина!

Даже телохранители, все, и его, и отца, там! Остался только задумчиво-хмурый Лерин. Который не помогал, мешал скорее. Ни поговорить с ним, ни возмутиться при нем, ни ожидать от него поддержки. Ни даже вопрос задать…

— Нет, ну… — начал Мир, и Лерин взглядом попросил его промолчать. Какое там попросил, приказал. И раньше чем Мир успел возмутиться, отец вдруг тягостно застонал:

— Дар…

Лерин вздрогнул. Подбежал к повелителю, встал перед ним на колени, накрыл его ладонь своей и тихо спросил:

— Мой повелитель?

Мир медленно поднялся со своего стула, кусая губы и боясь вмешаться. Отец никогда и ничего не объяснял, чаще просто приказывал. И чаще всего его приказы унижали, били по гордости. Миранис уже давно не ребенок, но отец этого все не мог понять.

Вот и теперь… почему шепчет имя телохранителя? Почему закрывает ладонью лицо, и часто-часто просачиваются меж пальцев красные капли. Надорвался? Он? Носитель Нэскэ? Сейчас, когда в столице бушует пламя? Но…

— Дар ранен… — выдохнул повелитель, когда Лерин мягко повторил вопрос. — Ниша слабее… если даже стихийный маг… боги!

Ранен? Этот собранный, несгибаемый Дар? Борясь с дурным предчувствием, Миранис открыл дверь в приемную, взглядом подозвал хариба отца, и отошел в сторону, когда тот тихой тенью метнулся внутрь. Хариб аккуратно отодвинул Лерина, подал повелителю чашу с зельем, легким всплеском магии остановил кровь и аккуратно стер с лица Деммида красные дорожки.

— Где сейчас Вирес? — спросил отец, жестом приказывая харибу отойти. — Позови его, у меня нет сил, чтобы их тратить на зов.

— Мой повелитель, ты слишком слаб, — начал Лерин. — Ты не сможешь помочь сейчас и Виресу, а без тебя он не выдержит. Мы же не хотим потерять еще одного телохранителя… не сейчас… не когда ты должен будешь пройти с Даром ритуал возвращения.

Возвращения? Мир походел… значит, Дара уже приговорили… да как тут не приговоришь? Высший боролся с огнем, а проигрыш тут только один…

А отец продолжал почему-то уговаривать, Миранис даже не знал почему:

— Выхода нет. И ты это прекрасно знаешь.

— Может, кто-то из нас?

— А ты думаешь, Миранис вам поможет лучше, чем я сейчас своим телохранителям?

И посмотрел так, что Мир вновь опустился на стул, не в силах даже возразить. Боги, как же больно, а? И от горечи в словах отца, и от прикусившего губу Лерина. Вот как… так они… И Миранис вновь захотел вмешаться, как отец побледнел, попытался привстать с кресла и вновь в него упал, выдохнул:

— Рэми… почему он?

И сразу как-то успокоился. Закрыл глаза и показалось на миг, что его тут нет, что он далеко… что он зовет кого-то, упрашивает. Но этот кто-то был слишком упрям, уж Миранис это знал не понаслышке. И догадался, ой как догадался, сразу, без слов, почему в открывшихся внезапно глазах отца вспыхнули гнев и отчаяние:

— Куда он полез? Этот мальчишка…

— Что надо делать? — прохрипел Миранис.

— Мир… — вмешался было Лерин, но Миранис и слушать не думал, он лишь посмотрел на отца, вздернул гордо подбородок и напомнил:

— Рэми мой. Это мой зов он слышит. Это со мной его намерены соединить боги. Так скажи, наконец, что я должен делать? А потом можешь вновь ныть, что я беспомощный ребенок и ничего не умею.

Сказал, боги, он, наконец, это сказал, и даже не жалеет!

— Миранис, это не так легко, как тебе кажется, — отмахнулся отец. Но Миранис на этот раз не собирался сдаваться:

— Я и не ожидаю, что это будет легко. Я просто спросил, что я должен сделать, не так ли? Почему вам бы просто не сказать? Или мы сейчас будем спорить, а Эррэмиэль, как я понимаю, умирать? Этого ты хочешь отец? Смерти носителя Аши? Разрыва с кланом виссавийцев?

Лерин хотел было что-то сказать, но промолчал, отец вновь побледнел, посмотрел внимательно, устало улыбнулся и сдался:

— Не всегда телохранители прикрывают нас… временами мы должны прикрыть их. Тебе придется взять на себя часть его ноши и боли. Большую часть, потому что ты тут, а он там — в огне и должен быть сейчас достаточно сосредоточен, чтобы доделать работу Дара. И уничтожить огонь. Хочешь попробовать? Пробуй. Мне до сына Алана не достучаться. Он мне не верит…

Он никому не верит, подумалось Миру, но сейчас думать было некогда. И принц выпрямился, закрыл глаза, раскрыл ладони и усилил день и ночь бьющийся в нем зов. «Ответь… ответь… ответь, маленькое чудовище Армана. Обернись, посмотри мне в глаза, улыбнись, как только ты умеешь улыбаться… дай Аши власть над собой… дай мне встретить его упрямый, обиженный взгляд… обиженный…»

— Рэми, — позвал он. — Ну же, Рэми…

Темнота. Мягкая пульсация зова, и в тот же миг — яркий свет, страх, то ты раскроешь душу, а там… там на другой стороне не примут, не поймут. Но Рэми понял. И шальной мальчишка ответил, ударил искренней радостью. И раскрылся, пусть даже не сразу, заливая душу огненной лавой. Мир дернулся, чуть было не упал, накрытый слабостью, но Лерин… Лерин поддержал. На этот раз его, не отца. Усадил в кресло, опустился в ногах, мягко коснулся щеки, прошептал неожиданно ласково:

— Ну же, Мир… мы рядом… и с тобой рядом, с ним… Мир…

Рядом? Телохранители, отец… все рядом. И Мир дернулся в том самом кресле, где недавно сидел отец, содрогнулся от нахлынувшей на него боли, но дал далекому Рэми дышать. Выдержать жар, льющуюся через кожу чужую силу. Даже если сам забыл, как дышать, накрытый чужой болью.

— Ну же! — прохрипел он, когда тонкие пальцы мальчишки быстро плели сеть, окутывая шар огня нитями магии. — Ну же! — в раздражении выкрикнул Миранис, когда Рэми потянул сеть на себя, режа огонь натянутыми до предела нитями… — Давай же!

И все отхлынуло. Мир дышал и не мог надышаться… посмотрел на ошеломленного отца и сказал то, что давно хотел сказать:

— А вы думали, что я не выдержу?

И хотел встать, но упрямый Лерин вновь толкнул его в кресло.

— Я не думал, мой принц, — сказал он. — Всегда верил. Отдохни. Вернется Тисмен, тебя подлечит. А пока просто полежи. Я позову твоего хариба. И буду рядом… спи.

— А Рэми?

— Рэми был с Кадмом. Ты же веришь своему телохранителю силы, не так ли?

Миранис верил, но слишком хорошо знал Рэми. Кадм его не удержит. Никто не удержит. Может, разве что сами Миранис… но… слабость давила в грудь, и даже сидеть, дышать было невыносимо.

— Прости, сын, — сказал вдруг молчавший до этого Деммид. — Ты… действительно вырос. В первый раз ты озаботился кем-то, кроме себя.

— Плохо же ты меня знаешь, отец, я всегда… — ответил Миранис, и тотчас прикусил язык, вспомнив, как еще недавно чуть не довел телохранителей до черты. Как седмицу горели в магическом огне все трое, впитывая боль Мираниса. Лишь потому, что их принц позволил себя ранить в уличной драке.

Глупо. Даже вспоминать глупо. Но прошлого не вернуть, а в последнее время Мир старался не подвергать опасности ни себя, ни телохранителей. Да и покушения чуть приутихли… если бы только не Рэми… не этот упрямец! Если бы не сомнения внутри, непонимание, чего на самом деле Мир хочет, и что имеет право требовать.

Рэми наследник Виссавии. Так же, как Мир — наследник Кассии… и впервые в жизни принц встретил кого-то, кто был ему на самом деле равен. И близок, как никто более.

Проклятый братишка Армана, кого хочешь доведешь до белого каления!

— Видимо, ты прав, — вновь начал повелитель. — Я всех вас слишком плохо знаю. Тебя и твоего Рэми.

Твоего? Миранис не был в этом уверен. Но помощь Рэми исчерпала все силы, и Мир уже не сопротивлялся, когда его хариб осторожно нажал на спинку кресла, приказав ей опуститься, стать ложем. Когда чуть приподнял ноги Мираниса, помогая им найти опору, а принцу лечь удобнее. Не сопротивлялся, когда его укрыли пледом… и лишь повернул голову, глядя, как светит в окно, заливает все вокруг золотом, зимнее солнце.

Там, внизу, шелестел опушенными инеем ветвями парк, там, вдалеке, восстанавливалась после магической атаки столица. Там, в глубине кабинета, докладывал что-то отцу дозорный:

— Огонь исчез, мы работаем с раненными… Причины атаки не известны. Знаем, что источником огня был Жерл, старшой дозора, но… он не обладал такой магической силой, мой повелитель. Несомненно, атака была направлена на кого-то другого, так, чтобы наверняка… И еще… мой повелитель… мне тяжело об этом говорить, потому что Жерл был моим другом и соратником… но, судя по тому, что от него осталось… он был носителем лозы.

Миранис напрягся, повернул голову, заставив себя слушать.

— Когда магии в казармах станет меньше, мы отправим туда своего дознавателя.

— Того мальчика, Майка, — спросил повелитель. — Не слишком ли он молод для такой должности?

— Его взял в дозор Арман, мой повелитель. И пока это решение кажется правильным. Майк спокоен, работящ, выполняет все приказы и его действия быстро приносят результаты. Только… за ним надо постоянно присматривать. Он слишком погружен в свои мысли и это бывает опасно.

— Вы нашли Рэми? — оборвал докладчика отец. Видимо, какой-то дознаватель его не интересовал. А зря. Миранис знал этого Майка, видел пару раз, толковый мальчишка. Арман действительно не просто так его в дозоре держит…

— Мы не можем к нему подобраться при помощи магии, там опасно открывать сейчас переходы, мы не знаем, куда этот переход проведет… братья были в самом центре магической атаки.

— Братья? — не понимающе спросил повелитель.

И Миранис вновь напрягся. Рэми был с Арманом? Опять подрались? Впрочем, неважно, абы оба живы остались.

— Да. Когда от Жерла пошла волна, хариб Армана был рядом с дозорным. И его, вместе с сердцем огня отшвырнуло за казармы. Эррэмиэль привел брата к харибу. Нар у грани, Арман сейчас рядом с ним. Эррэмиэль… защищал брата против огня…

— А Алдэкадм?

— Прости, мой повелитель, но мы не видели там никого из телохранителей.

Миранис сжал зубы, сразу же забывая об усталости. Кадм поможет Рэми, значит? И раньше, чем он рот успел открыть, в разговор вмешался Лерин:

— А кто защищает Эррэмиэля? Он усмирил огонь, значит, сейчас двинуться не в состоянии. Если рядом с ним нет телохранителя…

— Рядом с братьями половина отряда Армана и люди его рода, — ответил дозорный. — Со всем почтением, телохранитель, но лучшей охраны мы ему дать не можем.

— Против половины наемников столицы? Вы хоть понимаете, что на брата Армана сейчас идет охота?

— Мой телохранитель… — тихо ответил дозорный. — Наши люди разгребают сейчас завалы и устраняют последствия атаки. Мы при первой возможности вернем Эррэмиэля под защиту замка. Уверяю вас, в данной ситуации мы не можем себе позволить отрывать людей от работы даже на защиту высшего мага. Тем более, мага, которого защищает один из самых сильнейших родов в Кассии.

— Выйди! — прошептал Миранис, резко садясь на своем ложе…

— Мой принц!

— Прикажи ему выйти, отец! — взмолился принц, уже не находясь в замке. Он видел глазами Рэми ту битву, видел льющуюся кровь, слышал, как звенел от напряжения щит и едва сдерживал рвущуюся наружу силу. Отсюда не помочь. Не так…

— Он вышел, Мир, — тихо позвал Лерин. — Что, что опять?

И Мир бы объяснил, ой как объяснил бы, но показать было быстрее и эффективнее. И ему, и только вошедшему в кабинет отца Кадму. Телохранители долго принца не мучили: глянули на битву, сделали выводы, и Кадм аккуратно и холодно спросил:

— Чего от тебя хочет Рэми?

— Силы… но зачем ему сила? Иди туда и разнеси их к теням грани! Чего стоишь?

— Ты плохо знаешь Рэми, мой принц. Если он что-то решил, если чего-то просит, то лучше ему это дать. Я понимаю, что твоих сил сейчас не хватит, но я готов поделиться своими.

— И я поделюсь своими, — тут же встрял отец. — Если Рэми хочет воевать сам, пусть воюет. Ни я, ни мои телохранители ему мешать не будут. И тебе, сын не советую. Помни, что Рэми носитель Аши.

— А если его убьют там вместе с этим Аши? — не выдержал Мир. — Почему вы так уверены, что он выживет? Почему вы так уверены, что ему вообще надо позволять выходить в битву? Или мне нельзя, а ему…

— Мир… — тихо ответил Кадм. — Когда мы тебе что-то запрещали? Мы просто просим не лезть в битву без нас. И я сомневаюсь, честно, что до битвы дойдет. Рэми не тот человек, который спешит убивать. Это же не я…

И Мир сдался… он чувствовал, как последняя сила течет от него к Рэми мягким ручейком. Чувствовал, как в этот ручеек добавляются осторожно другие потоки… Кадм, отец, Лерин… а за ними как-то быстро сообразившие что и к чему Вирес и Тисмен… и даже Ниша. И закрыв глаза кусал в нетерпении губы… он убьет всех, если с этим проклятым Рэми что-то случится… он убьет всех, если его целитель судеб вновь сломается… только его ли? Даже телохранитель не его…

Забыв о недавней усталости Мир сел на своем ложе. Взял немного сил у хариба, чтобы не чувствовать, как на него обрушивается со всей тяжестью потолок, сказал Кадму:

— Мне все равно, что ты об этом думаешь, но мы едем туда…

— Не спеша… — усмехнулся Кадм. И улыбнулся еще шире в ответ на недобрый взгляд своего принца. А говорят, что телохранители его боятся. Да. Так боятся, что и слово сказать против не могут. Все трое, в особенности Кадм. — Мой принц, дай Рэми возможность самому выиграть эту битву.

И Миранис дал… дал достаточно времени, чтобы Рэми мог наиграться и при этом не умереть. Едва сдерживался, чтобы не бросится туда, где идет битва, проклял Кадма, который вывел их не прямо к Рэми, а на уничтоженную огнем улицу. Обугленные дома, непривычный синий дым, мягкое сияние магии под ногами коней… и залившее с головой облегчение при виде Рэми, идущего навстречу…

Тишина… выглядывающие из домов, чудом выжившие люди, стоявшие на коленях, не осмеливающиеся поднять головы наемники, и Рэми… Рэми, отрешенный. Уставший… волочатся по земле концы крыльев (вот и зачем выпустил, зачем показал), горящий силой взгляд, и еще больше горящая на лбу руна…

— Всем память не сотрешь, — констатировал Кадм. — Придется это безобразие как-то объяснять, сказочку выдумывать. Впрочем, высшим магам многие причуды спустят, на наше счастье. А что Рэми такой, уже никто не сомневается. Герой. Завтра вся столица его обожать будет.

Магией пропитан тут каждый камень… синеватой, непривычной золой, горьковатым, уже развеивающимся запахом. А ведь они могли и не дожить до этого «завтра». И Мир смотрел на Рэми и не мог до конца понять, что именно ему кажется странным. Пока носитель Аши не подошел слишком близко. Не посмотрел в глаза…

— Щит опусти! — вскричал Миранис, когда Рэми вдруг упал на колени, дернул крыльями вверх и назад, опустил голову и сказал:

— Позволь мне стать твоим телохранителем, мой принц.

— Я успел, — ошеломленно прохрипел рядом Кадм. — Иначе пришлось бы тебе, хочешь не хочешь, а говорить да. Но Арман нас все равно прибьет. И не посмотрит, что ты принц, а мы — телохранители.

Мир уже не слушал. Он не знал, что в этот момент чувствовал. Недоумение? Гордость? Облегчение? Рэми так долго от него бегал, так долго сопротивлялся, и тут вот он… стоит на коленях, склонил голову и всерьез… всерьез предлагает служить? И делать что с этим сокровищем, которое само просится в руки? С тишиной под щитом Кадма, в которой слышно даже биение собственного сердца?

— Рэми… ты хоть понимаешь, что творишь? — спросил он, опускаясь перед ним на корточки. — Понимаешь, кто ты…

— Понимаю, — тихо ответил Рэми. — Но назад в Виссавию мне дороги нет…

Значит, вспомнил. Значит, знает, что положил к ногам своего принца. И от этого не легче.

— Ты уверен?

— Да, мой принц.

Мой принц… ты ведь и сам принц, сказать по правде. И знаешь об этом… знаешь. И с этим разберемся. Позднее.

— Почему сейчас?

— Потому что… — Рэми еще ниже опустил голову, сжал кулаки и дернул крыльями. — Потому что ты мне друг, а не тюремщик...

— Я думал, это очевидно… — прошептал Миранис. — Я не знал, что это так легко… Но… Рэми…

Он встал, сам до конца не веря, что это говорит.

— Да, мой принц?

— Разберись со своим прошлым. Найди того, кто пытался тебя убить. Пойми, от чего ты бежал…

— Виссавийцы… — выдавил Рэми.

— Разберись со своим народом сам, Рэми. Я не буду вмешиваться. И если все равно решишь после всего быть моим телохранителем…, то так тому и быть. Но не раньше… пока ты потерян и испуган, я не приму от тебя такой жертвы.

— Мой принц! — выдохнул Рэми.

— Мир, для тебя я Мир, — поправил его принц, поднимаясь. — И твой кровный брат. А еще твой друг, друг твоего старшего брата, который меня сам же и прирежет, если ты сейчас примешь неправильное решение, и я тебе это позволю. Ты сейчас не беззащитный рожанин, каким был раньше, ты не нуждаешься ни в моей помощи, ни в моей защите, так что спешить нам некуда. Понимаешь?

Рэми лишь дернулся как-то странно. Поймал на миг взгляд Мираниса, отвернулся, и оттолкнул протянутую руку, поклонился, выдохнул обидное:

— Мой принц, могу ли я удалиться? — и, получив разрешение, встал и поплелся обратно в измученные огнем улицы.

Уставший, потерянный… и, Миранис только сейчас понял, отвергнутый. Крылья убрал, это хорошо. И без охраны не остался: скользили за ним, не отставали ни на шаг покрытые кровью, своей, чужой, уже и не разобрать, да и зачем разбирать, маги Армана.

— Мир, я, конечно, все понимаю… но, может, ты зря, — встрял Кадм.

— Думаешь? — тихо спросил Миранис. — Впрочем, оно уже столь и важно.

— И ты ему дашь так просто уйти? Вот так?

Миранис скривился, не отпуская Рэми взглядом. А тот лишь посмотрел в серое, все еще затянутое дымом и пеплом небо, протянул руки навстречу стрелой скользнувшему к нему пегасу. Белоснежное чудо, с длинными ногами, серебристыми копытами и изящными, огромными крыльями. Чудо, такое неуместное в измученном магией городе, что льнуло узкой мордой к ладоням Рэми, заглядывало виссавийскому принцу в глаза и подставило в опору стройную шею, когда Рэми на миг покачнулся.

И Мир бросился было помогать, но застыл, когда Лерин его молча удержал.

— Полетаем, мой принц? — спросил вдруг Рэми, и Кадм сразу же иронично поинтересовался за спиной принца:

— И далеко летать собрался, а, Рэми?

— К моему брату, — ответил Рэми, поглаживая шею пегаса. — Раз уж Мир его лучший друг… может, он захочет сейчас быть рядом с Арманом. Думаю, Ар будет рад. И ни я, ни Миранис сейчас не могут передвигаться с помощью магии, но вам-то ничего не помешает, не так ли, телохранитель?

Миранис лишь шагнул на встречу ожидавшему его с улыбкой мальчишке. Протянул руку к пегасу, погладил узкую, изящную морду, заглянул в серебристые, такие умные и живые глаза.

«Рад с тебе, мой принц», — прошелестел в голове тихий, ласковый голос, и Миранис улыбнулся в ответ:

— Красивый у тебя пегас, Рэми. Только не боишься, что вести о нем дойдут до виссавийцев?

— До виссавийцев, которые не опускаются до разговоров с кассийцами, мой принц? Вряд ли. Да и теперь у меня есть это… — и он пропустил меж ставшую на миг видимой ткань полога. Да, теперь у него есть это… и если он всерьез захочет исчезнуть, исчезнет. И даже зов Армана не поможет. Вот узы богов телохранителя и Мира помогли бы… но… Рэми не исчезнет. Миранис это очень хорошо знал: время побегов закончилось. И перед ним стоял не потерянный мальчишка, каким Рэми был всего луну назад, а знавший себе цену высший маг. Расправивший вдруг плечи, вскочивший в одно движение на Ариса и подавший Миранису руку.

— Ну же, мой принц.

Не обиделся? Миранис принял руку, сел на пегаса за Рэми, обнял его за пояс, и пегас расправил изящные крылья, взмахнул в серое небо. Отсюда, сверху, город пестрил ранами, помятыми домами, был покрыт светившейся, медленно остывающей сажей. Суетились меж домой дозорные, разгребали завалы, искали живых… и город молчал. Ни плача, ни крика, ни, казалось, жизни. Провожал их провалами невидящих глаз и ждал возрождения, как ждет его земля после внезапно сошедшего снега.

Летели они недолго. Пегас плавно опустился на землю, и Рэми будто сразу забыл и о Миранисе, и о пегасе, и о погребенном под пеплом городе. Он видел только брата. Бледного, сидящего на земле, баюкающего обожженного до неузнаваемости Нара. И последовавший за ним Мир вдыхал запах обожженного мяса, узнавал слизкие пятна на плаще Армана и с трудом сдерживал позыв к рвоте. Он и не знал, что все так…

— Арман, — тихо позвал он, опустив ладонь на плечо друга. А тот даже не пошевелился, будто не услышал. Лишь бормотал что-то, прижимая к себе мертвое тело, и покачивался. Вправо, влево, так мучительно медленно. Так безнадежно… и будто через силу.

— Он не слышит тебя, мой принц, — сказал подоспевший Кадм. — Но мы больше не можем ждать. Их не протянешь через переход, не выдержат. А пока разберут завалы, чтобы их перевести… Нара все сложнее удерживать у грани. Если мы их не вытащим обоих в храм, Нар утащит за собой своего архана.

— Мой принц, — тихо позвал Рэми и что-то шепнул на ухо Арису.

Хлопнули где-то вдалеке крылья, упала на них тень, и на землю ступил, преклонился перед Рэми второй пегас. Махнул черными крыльями. И тут Миранис понял, за что не любил виссавийцев: Рэми, такой добрый и понимающий обычно, принял приветствие как должное. Вскочил на черного красавца, вновь позвал:

— Мой принц… Арман верит лишь тебе. Позаботься о моем брате.

И раньше, чем Миранис понял, что от него хотят, Арис мягко толкнул его носом: «Прошу тебя, мой принц… не заставляй наследника ждать».

Наследника, значит… А Миранис, простите, кто? Но принц промолчал, на этот раз, вскочил на Ариса, крепко сжал в пальцах белоснежную гриву, и глазам своим не поверил, когда услышал мягкое:

— Доверь мне Нара, брат… пожалуйста…

И Арман, до этого, казалось, ничего и никого не слышащий, вдруг встал на ноги, продолжая удерживать Нара на руках, посмотрел на своего хариба ласково, спокойно… и… передал его брату. Архан. Доверил. Умирающего хариба. Кому-то еще? Мир своим глазам не поверил, а мальчишка будто и не удивился… глядя брату прямо в глаза, будто разговаривая с ним мысленно, он принял от Армана драгоценную ношу, устроил его в своих объятиях и в тот же миг его пегас дернул крыльями, взмахнул в серое небо, а удивленный Мир понял, что едва живой Арман вскочил на Ариса за его спиной.

— Ну что ж, держись крепче, — усмехнулся Мир, и пустил Ариса вслед за Рэми.

Лететь на этот раз приходилось осторожно, чтобы не смахнуть едва держащегося за реальность Армана. Арис двигался плавно, Арман что-то шептал за спиной, соединяла обоих пегасов крепкая нить магии. Показалось внизу округлое, синее здание верховного храма, такое маленькое с такой высоты, и чисто-синее на фоне уничтоженных огнем кварталов. Арман что-то зашептал за спиной, Мир не разобрал что: он вел Ариса вниз, к округлому внутреннему дворику, туда, где уже выбежал на ступеньки тонкий, небольшого роста жрец.

— Мы уже все подготовили к ритуалу, — сказал он почему-то не Миранису, не плавно опустившимся за пегасам телохранителям, Рэми. — Вам не о чем беспокоиться, мой архан, мы вытащим хариба вашего брата.

— Знаю, Лис, — спокойно ответил Рэми, и жрец вздрогнул. Посмотрел на Рэми внимательно, склонился к поклоне, и отошел в сторону, когда так же замечающий никого и ничего Арман, уже успевший спрыгнуть с пегаса, подошел к брату, протянул к нему руки, забирая хариба.

Рэми Нара отдал. Спешился, коротким жестом опустил обоих пегасов и уже направился к истертым ступенькам, вслед следовавшим за жрецом Арманом, но Кадм преградил ему дорогу:

— А ты куда собрался? В ритуальный зал тебя все равно не пустят, нечего тебе там делать. Дай теперь работать жрецам… Арман справится без тебя.

— Я должен быть с братом.

— Ты должен отдохнуть.

— Я не устал, — ответил Рэми. Но Кадм усмехнулся недобро, взял у подоспевшего послушника платок и отер Рэми окровавленные губы.

— Точно? — спросил он, показывая платок. — Думаешь, чужая сила тебя спасет? Ненадолго. Не восстановишься, придется тебя из-под грани вытаскивать. Думаешь, Арман обрадуется?

— Арман это моя забота! — зло ответил Рэми, отбирая у Кадма платок. — Моя сила — тоже. И ты мне, телохранитель, не указ. Больше не указ.

Мир лишь усмехнулся. Кадм всем, увы, указ. И не только он. Лерин, до этого слушавший разговор молча, подошел к Рэми, прошептал заклинание, провел коротким жестом рядом с лицом мальчишки, и Рэми обмяк. Еще одно заклинание, и мальчишка лег в воздухе, а Лерин раздраженно повернулся к Кадму и сказал:

— У нас не так много времени, чтобы его уговаривать. Ты, — приказал он послушнику, — приготовите для Рэми и принца покои. И немедленно.

— И принца? — переспросил Мир. И сразу же замолчал, когда Лерин холодно поинтересовался:

— Тебя тоже усыпить? Или все же пойдешь отдыхать сам?

И Мир, посмотрев в глаза своему телохранителю, выбрал пойти сам.

Варнас пнул око, да так, что расплескалась вода, и вновь устроился на троне. Ну почему люди столь упрямы и глупы? И даже не обернулся, когда вновь почувствовал присутствие своей сестры:

— Довольна? Рэми уломали, теперь Миранис решил побыть добреньким! Принял бы Рэми и все бы закончилось!

— Чем я должна быть довольна? — тихо ответила Виссавия. — Мой сын все вспомнил, но все равно не хочет возвращаться в клан…

— Так открой ему правду, — усмехнулся Варнас. — Что это не его дядя… только… ты и сама не веришь, что эта правда поможет? Что Рэми, твое любимое дитя, простит? Впрочем… чего это я? Отказываться от Аланны Рэми не будет, девчонке придется исполнить свое обещание, мой культ вернется в Кассию. А что будет потом… уже не столь и важно.

— Так ли? — спросила Виссавия. — Так ли не важно? Нам не избежать войны, ты это знаешь. А чем больше страданий, тем меньше люди верят богам.

— Тем усерднее им молятся, — поправил ее Варнас. — Вот ты… тебе не кажется, что ты слишком оберегала своих людей? Настолько, что твое чистое дитя их презирает… не так ли?

И Виссавия промолчала… а когда она ушла, Варнас ударил кулаком в подлокотник трона. Некоторые слова не стоит произносить даже богам.