11. Идэлан. Вина

Чтобы быть хорошим преподавателем,

нужно любить то, что преподаешь,

и любить тех, кому преподаешь.

 Василий Ключевский

Наблюдение не показало ровным счетом ничего: он был таким же, как и все виссавийцы. Большую часть времени скрывался в своих покоях, выходил редко, говорил с кем-то еще реже. И только одно его выделяло от других: светловолосая кассийка-невеста. Аланна… Майк приказал следить и за девушкой, но узнать про нее не успел ничего: почти сразу пришел приказ от повелителя Аланну не трогать, вопросов о ней не задавать и о ее существовании забыть.

А уже вечером, когда за окном сгущались сумерки, пришел и Кадм:

— Что ты хочешь узнать об Аланне? — спросил он, плотно зашторивая окна.

— Меня интересует не она.

— А? — потребовал продолжения Кадм, резко оборачиваясь, и в его темных глазах Майк увидел проблеск силы… эти высшие маги не от мира сего. И держаться бы от них подальше… да телохранитель неповиновения не потерпит.

— А ее жених.

— Виссавиец… — тихо протянул Кадм. — Рассказывай.

Присел на край письменного стола, сложил на груди руки и явно приготовился слушать. И в полумраке покоев лицо его было неожиданно застывшим. Майк начал рассказывать. И кусочки вдруг так красиво сложились в общую картину, что Майк и сам удивился… как он раньше не понял? И сам испугался своей догадки.

А Алдекадм выпрямился, задумчиво провел пальцами по спинке кресла, собирая невидимую пыль и прошептал едва слышно:

— Арману ничего не говори о своих подозрениях, Рэми — тем более. Я сам скажу, в свое время. А завтра, когда Рэми очнется, явишься ко мне… И сделаешь так, как я скажу.

«Когда он очнется?» — выдохнуло тревожно сердце. Что они опять наделали? Но спрашивать вслух Майк не решился.

Солнышко было ярким, медовым, красило кабинет в золотые тона: шкафы, толстый синий ковер, герб над дверьми. Все сверкало и искрилось. И настроение было подобным. Неуловимый Рэми, наконец-то, был рядом: спал себе сладко, удобно устроенный в кресле. Даже пледом его укутали, чтобы не замерз, чудовище этакое.

А Мир радовался… если Арман думает, что братца ему вернут таким же идиотом, каким получили и вновь дадут замкнуть в золотой клетке, то сильно ошибается. Уж Миранис на этот раз своего шанса не упустит… и придется красавцу Рэми все же за свои вечные капризы крепенько ответить.

Только одно не устраивало: каким-то странным образом оказавшийся тут мальчишка. Астэл заявился сразу за Рэми и заявил, что тот его учитель. Пока Кадм от души смеялся над наивным, согласившися на учительство Рэми, мальчонка успел устроиться у «учителя» в ногах и стоило только заикнуться, чтобы тот убирался, закатывал такие сцены, что в чертогах смерти жарко становилось.

Конечно, успокоить его можно было в один миг, да как-то никому не хотелось. Мальчонка не столько раздражал, сколько забавлял. Да и, пока его не трогали, сидел тихо на ковре у ног учителя и кидал в телохранителей и Мираниса настороженные взгляды.

Смешной маленький щеночек, что старательно охраняет спящего хозяина. Вопрос только — от того ли охраняет. Но на то он и щеночек, чтобы быть глупым.

Пока не шумит, пусть себе сидит. За Тисменом, что сейчас варит зелье, наблюдает.

— Почему… — спросил вдруг Астэл, и рука зеленого телохранителя дрогнула, а тонкий лист какого-то неизвестного Миру растения упал на ковер. — Почему он такой...

— Какой такой? — непонимающе спросил Тисмен.

— Черный. У папы был в кабинете этот цветок, так его листики были изумрудными, красивыми, а этой… дивный. Почему?

— Цветок, — усмехнулся Тисмен. — Знаешь, насколько редок этот цветок? Твой отец должен был за него отдать целое состояние. А у нас в замке их не так и мало… может, на самом деле...

Он взял лист, посмотрел через него на свет, и продолжил:

—… помогает уравновесить дар после сильного срыва. Хорошее растение для магов… но ты прав, малыш, мне казалось, что листья его были более насыщенного оттенка...

Миранис оторвался от документа, который читал до сих пор и успел заметить, как листок полыхнул в пальцах Тисмена синим цветом магии. И тут же телохранитель побледнел как снег, а Мир сразу же отложил так и непрочитанный документ:

— Что? — потребовал он.

— Кадм, я спущусь в подвалы замка, проверю серению, подежурь пока у принца.

— Скажи сначала, что ты увидел, — не успокоился Миранис.

— Кто-то отравил растение. Этот кто-то скорее всего знал, кого я буду поить этим зельем. Я чуть было не подал Рэми яд собственными руками. Спасибо, малыш.

— Вижу, что у нашего Рэми появились серьезные враги, — сказал Кадм, когда Тисмен вышел.

Мир промолчал, возвращаясь к бумагам. Настроение заметно испортилось.

— Пригласи просителя, — приказал он, и Кадм кивнул и опустил занавеску, отрезая Рэми и Астэла от чужих взглядов.

— Проклятье! — вынырнул он из тяжелого сна, кутаясь в плед. Озноб не проходил. Стуча зубами, Рэми не думая приказал огню разгореться ярче, но яростно жужжащее в камине пламя не подарило ожидаемого тепла — все еще было холодно.

Осушив услужливо поданную кем-то чашу с зельем, Рэми, наконец-то, согрелся и перестал дрожать. И даже услышал раздраженное:

— Такую жару в моих покоях устроить! А ты не сильно-то приятный гость, Рэми.

— Прости, — прошептал он, пытаясь подняться. Но кто-то не дал, надавил на плечо, заставив сидеть в кресле, вновь укутал в упавший с колен плед:

— Посиди еще немного, приди в себя. Я уже послал за Виресом.

— Кто такой Вирес? — выдохнул Рэми. И сразу ответ на вопрос стал неинтересен. Он вспомнил сначала запах крови в том проклятом подвале, потом неподвижно лежащего Армана, и его вновь вырвало.

— На мой ковер! — прошипел где-то далеко Миранис, но Рэми было не до него, не до смеха: он убил того проклятого мальчишку и чуть было не угробил собственного брата! Вот этой вот своей хваленной силой… боль скрутила внутренности, перед глазами поплыло, и Миранис вновь заговорил, на этот раз рядом, совсем другим тоном:

— Вижу, что все еще хуже, чем я думал. Астэл, выйди.

— Но… — начал канючить знакомый голос.

— Выйди, я сказал. Взрослые дяди пока сами разберутся. Мой хариб проводит тебя до покоев Рэми, та его подождешь.

— Мир, я… — начал Рэми. Посмотрел на свои руки, и содрогнулся, увидев на них капли крови. И сила тугой волной хлынула наружу, сметая на пути все: мебель, стекла, дорогие статуэтки...

— Мир! — выкрикнул Рэми, опасаясь и принца увидеть таким, как недавно увидел Армана. Но стек на пол поставленный Тисменом щит, Миранис, живой, невредимый, только слегка потрепанный, огляделся удивленно, на разбитые стены, перевернутый стол, уничтоженный ковер, присвистнул едва слышно и усмехнулся:

— Вот после этого и приглашай высших магов в гости. Ты, друг мой, совсем разучился дружить со своей силой?

Стоявший рядом с ним Кадм скривился, прикрывая плащом и прижимая к себе испуганного Астэла. Рэми не ответил. Ошеломленный, полубезумный, он смотрел на свои дрожащие руки и не верил… боги...

— Арман… — выдохнул он, бросаясь к двери. Но Кадм перехватил его за пояс, швырнул обратно в кресло, хлестнул словами:

— Куда собрался? Живой твой Арман, но если ты сейчас до него доберешься, то, боюсь, это исправишь. И тогда на самом деле получишь свой повод для беспокойства...

— Ты ничего не знаешь, — опустил голову Рэми.

— Правда? — усмехнулся Кадм. — У тебя еще один брат есть? Сестра, вроде, жива, все к тебе рвалась, да кто ее пустит к сумасшедшему? Матери, запрещено к тебе приближаться, твои друзья-рожане живы и понятия не имеют, что у тебя очередной срыв… а-а-а-а-а-а, тот второй ученик Алкадия из воспоминаний Лиина. Из-за него сейчас?

— Ты не понимаешь! — выкрикнул Рэми, но выпустить вторую волну ему не дали: Кадм лишь рукой махнул, а Рэми отлетел к стене, упал, не понимая, что происходит, и телохранитель вытолкнул Астэла в поставленный переход и вмиг оказался рядом, склонился, схватил Рэми за шиворот, усмехнулся ему на ухо:

— Хорош дебоширить, дружок! Виссавийцы виссавийцами, кровь целителя кровью целителя, но правда-таки жестока: не все достойны жить. Твой милый малыш, которого ты так красиво убил, помог Алкадию приголубить пятерых сильных магов. Пятерых! Понимаю, что большая часть из них было обычными рожанами, что такие не имеют права становится магами, но знаешь… мне их жаль гораздо больше, чем твою жертву. Потому что магия в нашей Кассии это редкость, сокровище, которое нам стоило бы беречь. И ты ведь это сам понимаешь, не так ли? Так что давай-ка не плакаться о бедном мальчике, а думать, как прибить этого уродца Алкадия и других носителей лозы.

— Магов-рожан вы убиваете, — зло ответил Рэми.

— Мы убиваем, дружок, ты такой же архан, как и все мы, — поправил его Кадм. — Или кто-то там убивает, а не мы. Ты знаешь, что твой милый братец десяток от смерти спас? В магическую школу устроил? Знаешь, что они теперь за Армана, в благодарность, в огонь и воду? Его маленькая магическая армия. Шикарная такая армия, сильная и лояльная. Да, да, твой братец опасный враг, потому врагом мы его делать не станем. И ты, мой хороший, будешь жить, хочешь ты того или нет.

— Кадм! — одернул его Миранис. Но Кадм лишь усмехнулся и ответил:

— Да, ты прав, это не мое дело, нашего мальчика в чувство приводить. Пришел тот, кто это сделает быстрее и эффективнее.

И подал Рэми руку, помогая встать.

Замок уже убрал беспорядок и память о недавней вспышке и кабинет вновь засиял чистотой и свежестью. Только телохранители-то ничего не забыли. Они следили за каждым движением, окутывая принца невидимыми щитами. Не верили… заговорила внутри обида, но Кадм лишь усмехнулся, будто прочитав его мысли:

— А что ты думал? Ты своего брата едва за грань не послал. И пока еще едва на ногах держишься. Но это изменится...

— Изменится ли? — тихо спросил Рэми… он был в этом не совсем уверен.

— Зато я уверен, — ответил его мыслям чужой голос.

Телохранители поклонились, принц натянуто улыбнулся, а Рэми не понимал, что ему делать, что говорить и кто стоит перед ним. Незнакомец, невесть как оказавшийся в покое принца, был примерно возраста Армана, синеглазый, подтянутый, с худым лицом и каштановыми волосами, собранными в тугой хвост. Синий плащ его струился дорогим шелком, скрепляющая его брошь была украшена крупным сапфиром. Взгляд, спокойный, уверенный, тянул последние силы, голос, тихий, ровный, казался таким знакомым… что сердце на миг екнуло.

Рэми вспомнил. И тот совместный полет на пегасе вспомнил, и как впустил недавно этого незнакомца в кабинет Армана, вспомнил. И как незнакомец смело встал между ним и разъяренным тронным змеем, вспомнил, и выдавил то короткое слово, в которое сам до конца не верил, а уже произносил, с надеждой, непонятным даже самому себе облегчением:

— Учитель.

— Думаю, что вы еще не знакомы как следует, Рэми, — начал стоявший за спиной Тисмен. — Позволь тебе представить телохранителя повелителя, Виреса, — телохранителя повелителя? — И твоего учителя.

Вспыхнула руна на лбу Виреса, и Рэми вдруг понял, что все, сказанное Тисменом правда. И на самом деле перед ним телохранитель повелителя, еще один высший маг, один из самых сильных в Кассии. И что перед силой Виреса, его собственная сила ничто, и что именно этот человек стоял рядом с повелителем, когда Рэми валялся в ногах Деммида, придавленный его силой. И это Вирес явился в замок Захария ради… Рэми… но...

Ноги подкосились, Рэми почти упал на колени, но Вирес его поддержал за пояс, вновь толкнул в проклятое кресло, наклонился, опираясь ладонями на подлокотники. Близко, как же он близко. И сила его захлестывает волной, лишая последних сил.

— Вот и познакомились, Рэми. Хотя прежним ты мне нравился больше.

Как легко он перешел на «ты». И тон изменился, стал таким… покровительственным, уверенным. Как же он молод, стоять бы ему рядом с Миранисом, не Деммидом, но...

— Сиди! — невозмутимо приказал он, когда Рэми вновь попытался подняться. — Если позволишь, Миранис, я заберу своего ученика.

И в ответе принца послышалось детское недовольство:

— Как будто меня тут кто-то спрашивает.

Никто и не спрашивал: вокруг вдруг потемнело, и Рэми оказался вместе с этим проклятым креслом в других покоях. Наверное, спальня. Вон кровать под балдахином, стол с зеркалом, а еще один — закиданный какими-то бумагами. Густо разрисованный сундук у окна, а само окно плотно завешено шторами. И так приторно пахнет магией, что дышать тяжело.

Запах чужой силы пробудил собственную, а вместе с ней страх, что он вновь не справится, вновь кого-то ранит. Злость и гордость помогали держаться, но долго он так протянет вряд ли. И это, пожалуй, знали они оба. Знали и молчали.

Учитель, значит. Вот как!

— А теперь, мой ученик, — прервал проклятое молчание Вирес. — расскажи, что тебя грызет. Я многое знаю о тебе, больше, чем тебе кажется. О твоей дерзости, о твоем стремлении к свободе, о твоей неукротимости. И что теперь? Тебе навязали учителя, а ты даже не огрызнешься? И даже твой Аши молчит, боится отзываться.

— Ты его слышишь? — тихо спросил Рэми, и сразу спохватился: — Они тоже?

— Они, это телохранители Мираниса и сам Миранис? — как же легко он понимает… с полуслова. Рэми к такому не привык… почти не привык. — Они — нет. Наша связь с тобой гораздо сильнее, чем когда либо будет твоя связь с принцем. Но сейчас забудь о принце, о брате, обо всем мире, сейчас существуем только я, ты, и твоя глупая, никчемная боль.

Рэми не отвечал. Он был опустошен и так устал… бояться, сопротивляться, дышать. А Вирес встал вдруг ближе, взял Рэми за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. Какой же спокойный у него взгляд… заволакивает. И в глубине его глаз пылает ярким пламенем сила, тянет, тянет, зовет. Будит, волнует внутри синее море.

— Не надо… — прошептал Рэми, вновь начиная дрожать.

— Не надо что?

— Я опять…

— Опять что?

Бурлит внутри море силы, рвется наружу, и нет сил терпеть, нет сил сопротивляться, вновь овладеть собственной магией… и так будет всегда? Рэми задохнулся от ужаса, пытался отвести взгляд, рванулся подбородком из пальцев Виреса:

— Хватит!

Но маг был сильнее и держал крепко.

— На самом деле боишься, что меня убьешь? — язвительно спросил телохранитель. — Не думаю, что ты на это способен.

— Неспособен убить? Ошибаетесь…

— О как… — глаза Виреса опасно сузились, полыхнули синим. Загорелась на его лбу руна, силой запахло так, что дышать стало невозможно: слишком густой воздух, слишком насыщенный. Все это слишком. — Взгляда не смей отводить, ученик, сиди смирно.

— Не видишь, что я убийца! — прошипел Рэми. — Не видишь крови на моих руках? Не боишься, что я вновь не смогу сдержаться?

— Не сможешь, так не беда, я тебя быстро успокою, — Рэми сглотнул. — Или думаешь, что ты у нас в замке самый сильный? Так вот, смею огорчить… может, ты и не слабее меня, зато я своей силой умею управлять, а ты пока — не очень. Потому расслабься, перестань сопротивляться и откройся.

Рэми замер, не понимая.

— Что?

— Открой разум и позволь увидеть свои воспоминания…

— Да никог…

— Вот и о дерзости вспомнил. Либо сам откроешь, либо я прикажу. Я бы не хотел приказывать: это причинит тебе боль, а ты и без того сейчас слаб. Так что давай без лишних эмоций. Я приказываю, ты — слушаешься.

Вновь загорелся синим его взгляд, притянул, заманил. Дрогнуло сердце, забилось быстрее, еще быстрее, бешено, грозясь выстрелить из груди, ласково погладили подбородок чужие пальцы, долетал как издалека едва слышный шепот и чужой, холодный разум хозяйничал в голове… успокаивая неугомонное море магии.

Когда Вирес закончил, Рэми опустил взгляд, боясь лишний раз пошевелиться: теперь телохранитель повелителя знал…

— Так я и раньше знал, — вновь усмехнулся Вирес. — Ты слишком много думаешь, мой ученик. Твой мальчик, которого ты убил, держал в руке кинжал. Еще бы немного, и твой спаситель был бы мертв, а ты, позднее, вместе с ним. Готов ли ты так распрощаться со своим верным Лиином?

— Он не мой.

— Действительно, — улыбнулся чему-то Вирес. — Пока не твой. Как не был твоим братом недавно Арман, не так ли? Но это не означает, что ты так просто позволишь их убить. Никого же не позволишь. Ни Мира, ни его глупых телохранителей, ни своих друзей, всех стремишься сохранить, даже этого глупого Кона… Но всех не спасти, Рэми. И временами уйти за грань лучше, чем жить… скольких бы он еще убил? Сколько бы еще гневил Айдэ своей глупостью? Сколько веков скитался бы у грани, не в силах пройти в царство Айдэ, а, Рэми? И ты ведь понимаешь, почему в тебя впустили рапсодию? Чтобы ты не смог управлять своей силой. Ты. Не мог. Ею управлять. Стихией в тебе. Так почему себя винишь? Больной, безумный, ты потерял власть над своей силой? Любой бы потерял. Любой из нас, телохранителей.

Рэми сглотнул, отворачиваясь.

— Ты не поймешь.

— Я понимаю, — ответил Вирес. — Лучше, чем ты думаешь.

Он поманил к себе от стены стул, сел напротив Рэми, чуть подался вперед, оперся локтями о колени и положил подбородок на сцепленные в замок руки. И смотрел… как же он смотрел, выжирал взглядом. И дарил те силы, которых так не хватало, ту уверенность, о которой Рэми почти уже и забыл. И надежду… пока еще слабую. Дерзкую и безумную. Что он справится, что он научится с этим жить, что он вновь усмирит бушующее внутри море.

Ведь он не один… теперь не один.

Наверное...

— Думаешь, ты один такой? — тихо спросил Вирес. — Высшим магом быть не так и легко, даже арханом. У всех у нас за спиной кровавая история.

— Не у тебя.

— Почему же? — серьезно спросил учитель, и у Рэми перехватило дыхание от пахнувшей на него чужой боли. Застаревшей, но от этого не менее глубокой. — Моя мать хотела оставить меня при себе, потому скрыла от жрецов, что я высший маг. А потом… потом виссавийцы на время перестали приходить в Кассию.

— Почему? — удивился Рэми.

— Это сейчас не важно. Но моя мать была больна, я пытался ей помочь и… ее убил, — как же похоже… на то, что рассказывал Урий. Только Урию повезло больше. — И тогда мой дар вырвался наружу… я уничтожил несколько деревень, Рэми. Убил множество людей. Повелитель пришел меня убивать, и только вторая душа во мне спасла мне жизнь. И мой рассудок. Мне было одиннадцать лет, до самой смерти я буду нести тяжесть своей вины. И стремиться ее искупить. Но те люди были невинны, а твой Кон… теперь я могу сказать, что тебе меня не понять. Тебе не понять, что такое настоящая вина..

— Ты был ребенком, твоя мать...

— Меня оправдываешь, себя оправдать не можешь? — тихо ответил Вирес, и улыбнулся, странно так улыбнулся, грустно и по-доброму. — Ты слишком великодушен, мой ученик. И слишком мало ценишь собственную жизнь. Арман ведь, раненный и едва стоящий на ногах, пришел к повелителю не жаловаться на тебя, а просить о помощи. Все понимают, что это не твоя вина, один ты понять не можешь.

— Но виссавийцы...

— Вот кто не имеет над тобой власти, так это виссавийцы. Ты высший маг Кассии, ты слишком ценен, чтобы подпускать к тебе чужих целителей. А наши целители… несколько другие. Хотя да, тоже не приемлют смерти. Как и ты.

— Я не целитель, вот Аши...

— Ты целитель, Рэми, — возразил вдруг Вирес. — Ты самый сильный из известных мне целителей, и это не заслуга Аши. И я тебе это покажу. Я многое тебе покажу, но сейчас я избавлю твою душу от лишней горечи. И ты мне позволишь.

— Я не могу...

— Это не просьба, Рэми, это приказ. Можешь и подчинишься. Убьешь в себе отравившую тебя вину, ненадолго, друг мой, пока бы не обуздаешь силу настолько, чтобы уже не бояться срыва. Пока твои эмоции не будут брать вверх над твоим даром. Ты должен научиться сдерживаться, Рэми. А чтобы сдержаться, ты должен вернуть себе хотя бы на время душевное спокойствие.

Пусть… только не было бы так тяжело на душе… потом, потом, когда он будет сильнее, он вновь поднимет свою ношу… он не может забыть Кона, чтобы не убить вновь.

— Да, учитель, — опустил голову Рэми.

— И позволишь мне снять браслет подчинения. Арман погорячился, но, думаю, и сам уже сожалеет о своей ошибке.

— Прости, — покачал головой Рэми. — но с собственным братом я разберусь сам.

— Не убейте друг друга, когда будете разбираться, — серьезно ответил Вирес.

Рэми прикусил до крови губу, поклявшись себе, что да, скорее умрет, чем еще раз причинит боль Арману. И научится сдерживать свою силу. Несмотря ни на что сдерживать. Чтобы больше никого никогда не ранить.

Вот и хорошо...

Аши, Аши, почему ты появился только сейчас?

Аши вдруг обнял его крыльями, и боль на миг отхлынула.

Лерин нашел друга там, где и ожидалось: в небольшой, зеркальной зале с низким, расписанным под закатное небо потолком. Раздетый по пояс, так похожий на огромного медведя, Кадм, довольно улыбаясь, перекрутил в пальцах длинные клинки и окинул долгим взглядом несколько напуганных противников. Ну да, одного ему маловато, на этот раз надо было выбрать сразу десятерых.

— Бейтесь в полную силу, или будете биты, — усмехнулся Кадм.

И без того будут биты, и знают это все: и Кадм, и его бедные жертвы. Куда уж даже привычным к муштре дозорным до телохранителя силы, у которого азарт драки течет по жилам вместо крови.

Красуется. Поводит плавно плечами, показывая, как перекатываются под кожей мускулы. Вот перед теми молодыми арханками красуется, что «украдкой» смотрят вниз с балкончика. Зверь. Хоть и не оборотень, а настоящий зверь, с которым в драке вряд ли кто-то в Кассии сравнится. Только драк-то в Кассии не так и много, так что застоялся зверь… бедных дозорных решил поучить. На глазах у не слишком умных арханочек.

Наверняка одна из них окажется этой ночью у него в постели. Хорошо еще, что у Кадма хватает ума не давать своим любовницам беременеть или хвастаться своими любовными победами. Репутацию своих красоток он бережет как свою собственную… и все знали, что любовниц у него много, а вот указать конкретных, пожалуй, не мог никто.

А потом клинки запели. Дозорные бросились разом, пытались достать, да куда там! Кадм и не двигался почти, но чужая сталь его не задевала, проходила на волосок от кожи… и двигался он неуловимо, плавно, скользил по воздуху, будто по воде. И даже магией своей не пользовался, а через пару биений сердца достал всех десятерых… вновь повертел клинки в пальцах, вслушался в свист ветра по стали, улыбнулся девушкам на балконе и кинул клинки харибу:

— Я думал, будет веселее. А ты мне опять слабаков привел.

— Как всегда, ищешь достойного противника? — засмеялся Лерин.

— И как всегда не нахожу, — ответил Кадм, натягивая тунику. — Этот подавал надежду… — он показал на того, что медленно поднимался, держась за окровавленный нос, — говорят, драчун еще тот, никому его не одолеть. А оказался слабее, чем предыдущие.

И добавил дозорному еще, коленом в грудь. Хрустнули ребра, Кадм нагнулся над бедным верзилой, дернул за волосы и засмеялся да так, чтобы другие не слышали:

— А что, у избитых тобой рожан болело меньше? Особенно у брата той девчонки, которую ты седмицу силой в постели продержал и выбросил за ненадобностью. А когда брат претензии предъявил, чудом его за грань не отправил. Ты что, падла, думаешь, дозор позорить можно? Посидишь в деревне, поближе к грани, с местной нечистью познакомишься, передумаешь.

Отпустил дрожащего дозорного и повернулся к Лерину:

— Ты зачем пришел-то? Не просто же так? Говорил с Виресом?

— Говорил, — подтвердил Лерин. — На наше счастье, Эрремиэль и на самом деле даже не думает сбегать из замка. Лишь хотел проведать старых знакомых.

— Старых знакомых, говоришь… — задумчиво повторил Кадм, позволяя харибу завязать на нем пояс, — пошлем к ним дозорных, пусть объяснят, как опасно Рэми одному ходить по столице. Может, в следующий раз они этого олуха ночью не отпустят. И амулеты вызова им надо дать, на случай, если мальчишка опять один погулять вздумает, — да как принца уже охраняет! — Вирес выяснил, почему тронный змей напал на Рэми? Рапсодией его-то потравили уже в столице.

Допрос? Лерин ушам своим не поверил, но промолчал, ответив:

— Боюсь, что еще нет. Настолько Рэми даже Виресу не открылся. Вирес подозревает, что целитель судеб что-то скрывает. Тщательно и аккуратно. Мы даже не знаем, где он шлялся весь день: к Гаарсу он заявился уже вечером. И повязка на его плече… Лиин сказал, что она была до их встречи, Гаарс ничего не знает о ранении Рэми, значит, ранили его раньше. Вопрос — где? И кто его лечил, да так, что не долечил? И почему мы так заботимся об этом мальчишке? Не хочет становиться телохранителем, хочет жить под крылышком Армана, ради богов. Все равно долго без Мира не выдержит. На коленях приползет, если доживет.

— Ты не понимаешь, — задумчиво ответил Кадм. — Этот мальчишка ой как непрост. Он даже сам до конца не знает, насколько непрост.

— Наполовину кассиец, наполовину лариец. И сильный маг, что часто срывается. Который к тому же тоже может быть оборотнем. Если бы не Аши… видят боги, я б посчитал Рэми слишком опасным, чтобы он жил.

— Для нас будет опаснее, если он не будет жить, — ответил Кадм. — Потому я и хотел его сделать телохранителем любой ценой.

— Ибо?

Кадм шепнул на ухо пару слов, и мир подернулся ледяной дымкой.

— Да ты шутишь! — выдохнул Лерин.

— Отнюдь, — ответил Кадм, подбрасывая на ладони оружие. — Тщательно скрываемая тайна повелителя… и причина, почему Арман у Рэми виссавийцев близко не подпускает. Отсюда и тревога Деммида, отсюда его забота о мальчишке. Отсюда Вирес в наставниках, хотя для нас с тобой сошла и магическая школа. Отсюда и вывод: если не убережем мальчишку еще раз… Кассия кровью умоется. Вот оно твое долгожданное спасение из предсказания Ниши.

— Это проклятие, а не спасение...

Кадм лишь усмехнулся и танцующей походкой направился к ожидающим новой стычки дозорным. И застыл, когда к нему подбежала хрупкая мальчишеская фигурка.

— Мой архан, — прошептал Астэл, когда Кадм опустился перед ним на корточки. — Моя мама… я видел ее… в замке.

— Плохо, — ответил Кадм, погладив мальчишку по светлым волосам. Но Лерин его не слушал: страхи Астэла и его мать сразу же забылись… это все далеко, неважно, теперь важно другое:

— Усилить охрану возле Эррэмиэля, — приказал он подбежавшему дозорному. — И если что заметишь, сразу зови меня или кого-то из телохранителей.

— Слушаюсь.

— Головой за него отвечаете. Кого из высших к нему приставь.

— Арман уже приставил двух. Три атаки за один день. Кто-то его всерьез хочет достать.

Как и принца недавно. Лерин сжал в раздражении зубы: охранять Мираниса, с которым связывают узы богов, это одно, охранять чужого мальчишку...

Но выбора нет ни у кого из них.

И вновь выскользнуло из ножен оружие, Кадм бросился в бой, и многочисленные зеркала в зале отразили его стремительное движение.

Лерину не было интересно: начиналось дежурство у принца.

Тишина. Лижет стены пещеры силы, бегут по полу синие сполохи, поблескивает в полумраке вода в каменном оке.

Варнас, задумавшись, отошел от ока и сел на своем троне.

Игра начинала ему нравится все меньше, потому как в ней появилось слишком много игроков. Радон, чье внимание он чувствовал всей шкурой, затаившаяся в последнее время Виссавия: боги следят за людьми. И пока в игре участвует целитель судеб, Аши, исход не знает никто.

А Варнас не любил неопределенности...

Он вздохнул, закрыл глаза: где-то вдалеке стояла на коленях у его алтаря Аланна, благодарила за возвращение Рэми. Глупая девчонка… все они глупые. И натянуты нити жизни игроков до предела, и неизвестно, неизвестно, какая лопнет первой.

Силы… как же мало осталось сил… и как же не хочется ни о чем думать. Ни о чем заботиться… если бы не эта игра, его бы уже не было.

Может, это было бы не так и плохо? Умереть...