Одиночество

Он вскоре улетел. Я остался со Старейшиной, делать вид, что ухаживаю за ним. Этот фарс с тяжело больным старцем должен был продолжаться, чтобы было объяснение отсутствию Илиарка. Все происходящее потеряло для меня всякий смысл. Казалось глупым и не стóящим.

Мыслями я был в пути с моим другом. Вот он летит над макушками деревьев. А теперь уже подлетает к подножию горы и взмывает вверх. И уже, наверное, нашел небесные равнины. Вот он любуется невероятной роскошью той красоты и изобилия. Нет, так нельзя! Я с ума сойду, все время думать об этом. Хватит! Вернется, я ему такую трепку задам, будет знать, как бросать друга.

А время все шло, и тянулось оно с такой мучительной медлительностью, словно жирная склизкая улитка карабкалась по скользкому стеблю камыша. Ты на нее смотришь, не отрывая глаз, она пыхтит, ежится, но почти не продвигается, отвернешься, отвлечешься на что-нибудь еще, глядишь, она вроде проползла малюсенький кусочек. Так вот и день тянулся, лениво и неохотно. Я маялся, старался заняться чем-либо, но все валилось из рук. Да когда же он вернется и хоть что-нибудь расскажет? Ну, знаешь ли, в следующий раз как хочешь, а я с тобой пойду, Илиарк.

К вечеру следующего дня я увидел его, поднимающегося на холм. Снова тот самый задумчивый и озадаченный вид, то сменяющийся мечтательной рассеянностью, улыбкой, то перераставший в хмурость. Он ничего вокруг не замечал, глаза уставились в одну точку перед собой, и что-то бубнил под нос.

— Ау, проснись! — громко сказал я, окликая его уже трижды безуспешно, — что спишь на ходу!

Он посмотрел на меня потерянно, оглянулся по сторонам, чтобы понять, где он. Он так задумался, что даже не заметил, что дошел до деревни.

— Что с тобой творится такое? — не выдержал я, — я не узнаю тебя. Ты совсем не тот Илиарк, которого я знаю. Ты стал совсем чужим, словно подменили. Это тебе крылья так голову вскружили, а?

— Касин, да что ты. Не преувеличивай. Я все тот же, твой друг. Я ничуть не изменился. Что ты выдумываешь!

— Как же! Не изменился! Да от тебя прежнего вообще ничего не осталось. Сначала, вон, оперился, потом полетал там наверху, и совсем голову потерял, да? Ты на себя не похож. Ходишь, как лунатик, никого и ничего вокруг не замечаешь, ничего не рассказываешь, то радуешься, то вдруг злишься, с собой не берешь меня, словно скрываешь что-то!

— Так вот в чем дело. Весь сыр бор из-за того, что я тебя попросил остаться, — он положил мне на плечо руку и сказал, — Касин, доверься мне. Имей терпение. Ты обо всем узнаешь, я тебе обещаю.

— Что хоть в этот раз увидел, расскажешь?

— Не могу пока. Я хочу выясниться все окончательно и тогда все как есть поведаю вам со Старейшиной.

— Как! Ты и теперь ничего не скажешь? Послушай, но это уже совсем никуда не годится. Что ты скрываешь? Что происходит там?

— Касин, друг мой, я еще раз прошу тебя, доверься мне. Дай мне еще немного времени, и вскоре ты все узнаешь. Правда.

Разговор зашел в тупик. Я в сердцах махнул рукой, пробурчал себе под нос:

— Делай, как знаешь, — и побрел разочарованный домой.

Я никак не мог понять, что так до неузнаваемости изменило моего друга. Почему он стал чужим? Почему ничего не рассказывает? Ведь он решил разделить со мной тайну и выбрал идти этим путем вместе. Разве друзья так поступают? Это настоящее предательство! Я злился. Потом стал избегать его. А совсем скоро от Старейшины узнал, что Илиарк снова отправился к горам. Нейян сказал мне, что мой друг очень сожалел о том, что не нашел меня, чтоб сообщить об этом.

— Да уж, конечно, сожалел он, бедняжка! — раздраженно съязвил я, — уверен, что это он просто так, для виду. А на самом деле ему совершенно все равно.

Старейшина удивленно посмотрел на меня и с тревогой в голосе сказал:

— Я вижу, что ваша дружба дала трещину. Касин, мальчик мой, сейчас вы вдвоем проходите через сложное испытание. Вам обоим нелегко. Вместе вы сильнее, а рассоритесь — то и не выйдет ничего путного.

— Так если бы вместе, Старейшина! А ведь он все делает один. Ничем со мной не делится. Стал чужим. Разве это не предательство? Просит довериться ему, а сам словно не доверяет мне, отказываясь открыться.

Старейшина жестом пригласил меня присесть на край его кровати и мягко обратился:

— Что есть доверие, мой друг? Это безусловная сила утверждения. Ты не знаешь наперед, что друг сделает, но веришь ему. Доверяя, ты уверен в своем друге, ты принимаешь его верность тебе, и принимаешь на веру, не требуя доказательств. И смотри, как интересно получается, если произнести это слово нараспев по слогам.

Я протянул, — до-ве-рие, — и уловил «д-в-р».

Старейшина подхватил мою мысль:

— «Д-в-р», получается как дверь: доверие — дверь. Доверие отворяет дверь в мир поддержки, взаимопомощи, опоры, понимания. Видишь, какой глубокий смысл сокрыт в этом слове. И когда друг просит тебя доверять ему, он обращается к силе твоей веры в него. Говорят, что доверие нужно заслужить. Подумай, достоин ли Илиарк твоего доверия, доказал ли он свою верность тебе, уверен ли ты в его надежности? Как давно вы с ним знакомы. Как часто выручали друг друга. Оставь гнев и обиду. Прислушайся к сердцу и отыщи в его глубинах ответ.

Старейшина закончил. Я остался в тишине наедине со своими мыслями. Он все верно говорил. Я понимал это. Но эмоции не утихали. Нестерпимое чувство несправедливости, как мне тогда казалось, по отношению ко мне, желание все узнать брало верх. Я и впрямь был как маленький ребенок, требующий дать ему недоступную игрушку, кричащий, плачущий, капризничающий, не слышащий никого и ничего.

Старейшина продолжал:

— И, кажется, ты забыл, сколь важная у тебя роль в происходящем. Вспомни, о чем мы говорили с вами в день, когда Илиарк обрел крылья. Пока очень важно сохранить все в тайне. Наши соплеменники все узнают в свое время. И твоя помощь в этом определяющая. Разве забыл? Ведь тебе нужно поддерживать среди всех уверенность в том, что Илиарк лишь собирает травы для моего выздоровления. И все внимание необходимо привлечь к нам с тобой. Никто не должен догадаться об истинной причине его отсутствия.

— Нейян, но почему же нам он ничего не говорит. А вдруг что-то с ним случится. Возможно, даже уже случилось, и потому он не хочет рассказывать об этом. Может, ему моя помощь нужна, я должен обо всем узнать! — не унимался я, — послушай, ты показывал нам образы так, словно мы видели их своими глазами, твой голос звучал в наших головах, словно услышанный наяву. У тебя есть сила проникать в сознание других эльфов. Прошу тебя, загляни в мысли Илиарка, выясни все, прекрати мое мучительное неведение. Ты ведь все можешь!

Я, как утопающий, хватался за соломинку. Надежда узнать то, что было скрыто от меня, затмевала рассудок, я совершенно отказывался вдуматься и понять то, о чем мне говорил Старейшина.

Он отвечал мне:

— Касин, общение мыслями — это не дар и не сила, а навык и умение. Эта способность была развита илонами, когда мы летали. Докричаться в небе на большом расстоянии тяжело, поэтому мы научились отправлять друг другу послания в мыслях. Понимаешь ли, эльф может услышать лишь ту мысль, которая ему адресована. Если Илиарк захочет поделиться со мной, я узнаю, о чем он думает. Мы не можем слышать все мысли друг друга. И это, надо заметить, большой плюс. Представь, что было бы, если ни одна твоя мысль не ускользнула бы ни от одного эльфа рядом с тобой. Пожалуй, всем было бы не очень удобно. Правда? — доброжелательно шутя, обращался он ко мне. А затем продолжил, уже серьезно, — мальчик мой, ты весь в огне. Но пламя твое источает не свет, а обжигающий жар и удушье. Оно не вдохновляет, а разрушает. Сам посуди, разве хорошо тебе от этого? Придает тебе это сил или ослабляет? Радует или делает несчастным? Думаю, ты лучше меня знаешь ответ. Ты подавлен, опустошен, обессилен. Все тебе противно. Я уверен, что на самом деле ты хочешь сбросить этот ядовитый груз. И знаешь, это ведь не сложно. Секретов здесь нет. Нужно лишь искренне доверять твоему лучшему другу.

Его тихий, мягкий голос с нотками участия и заботы магическим образом успокаивал меня. В нем слышалось понимание, отзывчивость и желание помочь. Хаос эмоций стих. Да, и правда, вел себя как маленький. Вспылил. Я глубоко вздохнул и решил, что пора прекращать эти глупости, и просто дождаться пока Илиарк сам все мне расскажет. Ведь он обещал. А он меня еще ни разу не подводил и не обманывал. Я еще раз вспомнил о том, что говорил Старейшина про доверие.

Я сердечно поблагодарил старца и отправился домой ждать возвращения друга. Я поймал себя на том, что проведя последние дни в обиде на него, словно выпал на это время из жизни. Столько всего в деревне происходило, а я и не заметил. Вот дела! Даже не ожидал от себя такого.

Был вечер в деревне. Я сидел дома. Отец решал какие-то дела со старшими племени. Мама, удобно провалившись в кресло и укутавшись шалью, что-то шила. Я глядел в окно на узкие полоски лучей, гаснувшие в густоте лесных сумерек. Наблюдал, как все затихало.

Вдруг раздалось легкое шуршание, я прислушался. И откуда не возьмись, выскочил Илиарк, свешиваясь в окно вниз головой.

— Чего творишь! Совсем спятил! — перепугался я от неожиданности. — Вечно ты со своими шутками, — возмущенно прошептал я, хватая его за шиворот и затаскивая через окно в комнату. — Явился, не запылился. Посмотрите только на него, — наигранно демонстрировал я свое возмущение, от которого на самом деле и следа не осталось. Но, заметив его замешательство и смущение, я, не раздумывая, крепко по-дружески обнял его, — ладно тебе, не будь таким впечатлительным, шучу ведь.

В этот раз он снова весь светился, как тогда у подножия после второго полета наверх. Ох, и довольная была у него физиономия, в глазах сверкали искорки, и, казалось, он вот-вот пустится в пляс.

Не успел я ничего сказать, как он схватил меня за руку и мигом вытащил через окно на улицу.

— Тише, пойдем! Пойдем-пойдем, потренируем твой вестибулярный аппарат, — с азартом прошептал он.

Я тут же понял его затею и с рвением подхватил ее. Теперь уже я тащил его за руку, рванув во весь опор впереди него. Не терпелось вновь подняться наверх. Солнце уже село, и можно было безнаказанно пошалить, вновь нарушая Запрет племени. И мы, как малые ребята-проказники, бежали вприпрыжку наперегонки друг с другом подальше в чащу.

Оказавшись достаточно далеко от деревни, мы остановились, отдышались. Илиарк подбросил меня до нижнего яруса, и мы стали карабкаться наверх. Да, крылья ему, конечно, изрядно мешали в этих ветвях. Зато только мы вынырнули наверх, вздохнули полной грудью свежий прохладный воздух, как он легко взлетел, сделал петлю в небе, пронесся мимо меня влево, потом вправо. Как же он хорошо научился летать! Он с крыльями стал единым целым.

— Полетели? — крикнул он мне, стремительно приближаясь сверху.

Меня уговаривать не надо было. Я моментально подбросил руки вверх и крепко ухватился за его протянутые ладони, крепко вцепившись в запястья. Он поднял меня на лету, разгоняясь очень быстро. Я жмурился от встречного потока воздуха, хлеставшего по лицу, и пытался урывками дышать, сбиваясь и задыхаясь. Но вскоре приноровился и перестал обращать на это внимание, смотря по сторонам. Под ногами мелькали ветви деревьев, и когда Илиарк опускал меня ниже к ним, казалось, будто бегу по ним. Эта иллюзия так забавляла меня, что я стал размахивать на лету ногами, имитируя бег. Вот это было здорово! Невообразимо здорово! И все благодаря Илиарку.

Мы сделали несколько кругов над лесом, вволю насладившись полетом, и приземлились на крону. Конечно, не очень удобно сидеть, когда тебя во все бока колют ветки и щекочут листья, но, в конце-то концов, это такие мелочи в сравнении с тем ощущением свободы, что дарило нам чистое небо над головой.

Какое-то время мы в безмолвии наслаждались окружавшей нас красотой. А потом он обернулся ко мне, произнес, будто сам себе, — «дай-ка попробую», — и замолчал. Я ничего не понял и лишь удивленно вытаращил на него глаза. Он пристально смотрел на меня, и тут я услышал в голове его голос:

— Касин, слышишь меня?

Я ошарашенный быстро заморгал и отшатнулся.

— Так слышишь или нет? — повторил он вопрос, раздаваясь у меня в голове. Я утвердительно кивнул.

— Здорово, получается, — сказал он уже вслух, — хотя это и тяжелее, чем разговаривать в голос. Давай еще, — и он продолжил свой мысленный разговор со мной, — тебе меня хорошо слышно?

— Да, — отвечал я ему по привычке вслух.

— Попробуй тоже говорить мысленно. Для этого сосредоточься полностью на мне. Представь, что я где-то очень далеко от тебя, и ты хочешь докричаться до меня. Вложи в мысль всю силу, как если бы пришлось очень громко говорить. Давай, скажи мне что-нибудь.

Я молчал, не мог придумать, что сказать. В итоге стал просто кричать набор междометий: «Эй! Ау! Ку-ку! Эгей! Алле!» Но как я ни старался, мой бессвязный поток звуков не выходил за пределы моей головы, и лишь лицо выражало все усердие, то хмурясь, то краснея, то морщинясь. Наверное, я походил на немую мартышку, гримасничавшую и корчившуюся в попытках выпросить угощение. Илиарк долго был серьезен, побуждая меня к развитию телепатии, но в итоге не выдержал моей нелепой мимики и покатился со смеху.

— Ой, вот умора-то! Прости, но правда смешно, — никак не мог он остановиться, — хорошо, давай пока оставим это. Позже еще потренируемся. По крайней мере, если ты меня слышишь, это уже хорошо.

Он вновь стал серьезен, пристально посмотрел на меня, словно готовясь к чему-то, и заговорил мысленно:

— Я нашел их… равнины… Хочу показать тебе. Закрой глаза, сейчас все увидишь.

Я не мог поверить своим ушам. Это было невероятно! Илиарк, наконец, нашел то, что мы искали. Я знал, что мой друг не промах. Закрыл глаза в предвкушении. И из темноты стали проявляться тусклые картинки, набирая яркость красок. Я словно собственными глазами смотрел на заливные луга в покрывале нежной и сочной травы с украшавшими его цветами, слушал пение птиц, раздававшееся вольным эхом над просторами, любовался живописным пейзажем, открывавшемся в долине, и щурился от яркого солнца, утопая в его свете и тепле. И повсюду речки бегут, сбиваются в бурные потоки, перетекают из озера в озеро, а потом вода с шумом, пеной и брызгами стремительно обрушивалась вниз с края равнины в пропасть. В наших лесах было не увидать таких чудес. Какая красота! А вокруг в воздухе облако из мелких, как пыль, капелек. И когда сквозь эти капельки проходят лучи солнца, вдруг появляются цветные дуги, желтая, зеленая, синяя, красная, все плавно перетекают одна в другую, переливаются. Тогда, увидев это впервые, это показалось мне истинным чудом! В отдалении я заметил необычные, но гармоничные и красивые строения, окруженные садами. Было похоже на обширное поселение. Тут я оказался во дворе одного из этих дивных строений. Восхищенно огляделся. Он был наполнен цветами, пышными гирляндами поднимавшимися по стенам. Дом из светлого камня украшенный ажурной резьбой выглядел невероятно воздушным.

Я смотрел, как зачарованный. Такое дивное зрелище предстало передо мной. Я и подумать не мог, что это настолько прекрасное место. И неужели оно раньше было нашим домом? Судя по рассказу Старейшины, действительно, это так. А больше всего теперь меня волновал вопрос — когда же, наконец, оно снова станет нашим? Мне хотелось скорее собрать всех моих илонов и помчаться туда. Какая чудная жизнь ждала бы нас там!

Но тут я уловил взгляд Илиарка на себе. Он словно бы догадался, о чем я подумал, и строго, укорительно и предупреждающе смотрел на меня. Я не понимал, почему? Что плохого я подумал? Разве это все не принадлежало нам по праву!?

Чудные образы погасли. Илиарк молча достал из небольшой сумки на поясе маленький нож для резных работ и кусочек дерева. Он любил делать разные фигурки из дерева. Это его успокаивало, радовало и помогало сосредоточиться мыслями на чем-либо. Я хорошо это знал, поскольку не раз наблюдал его за работой во время наших с ним бесед. И в этот раз, было ясно, что он хочет поговорить о чем-то важном.

— Знаешь, Касин, что меня беспокоит, — начал он вслух, и после небольшой паузы продолжил, — на небесных равнинах отныне живет племя Рину. Это их дома я тебе показал. Я очень хочу, чтоб наш народ Илон вернулся на исконную родину и вновь стал жить в приволье. Мы имеем на это полное право, — я кивнул ему в ответ, выражая свое абсолютное согласие, а он посмотрел на меня тревожно и вопрошающе и словно выдавил из себя полушепотом, — и как же мы сделаем это, если там живут Рину? Они будут нам не рады.

— Да что тут думать! — воскликнул я, — прогоним их оттуда, как когда-то они сделали это с нами.

— Опомнись, друг! Неужели ты хочешь, чтобы все повторилось? Вспомни об ужасных картинах кровопролития, жестокости, смерти. Разве есть в тебе жажда убийства и разрушения? Можно ли обрести счастье таким путем? Я уверен, что нет. Свой урок илоны получили, нельзя повторять ошибки прошлого.

— И что ты предлагаешь? Остаться здесь и ничего не делать?

— Нет. Но я уверен, что должен быть иной путь. Война — не выход, — он немного помолчал в нерешительности, и все же продолжил, — я наблюдал за ринуинцами. Они враждебно настроены ко всем чужакам. Видимо это такой же пережиток прошлого, как и наш Запрет. Но в целом это дружелюбный и созидательный народ. И я не желаю им зла. Уверен, что мы сможем найти с ними общий язык. Долина очень большая, там всем места хватит.

— И как же ты найдешь с ними общий язык, если они не любят чужаков. Как бы ни вышло так, что они тебя схватят и расправятся, не вникая в твои благие намерения. Может уж наверняка, силой? Пригрозим им, а там и договоримся, мол, если пустите нас в долину, не будем воевать, а не пустите, так все тут разгромим.

— Скор же ты на расправу, Касин. А ты не думаешь, что дружеский союз племен куда крепче, чем напряженное воинственное соседство? Если мы убедим их в своем мирном и доброжелательном отношении, то жизнь наша в долине будет куда спокойней и радостней, а не протекать в постоянном ожидании нападения недовольных соседей.

— Охота тебе все усложнять! — буркнул я и замолчал. Илиарк не нарушал тишину и ход моих мыслей. И все же он был прав, как всегда прав. Мне и самому не хотелось крови и смертей. Только не понимал я, как к этому прийти. В итоге я обратился к нему, — согласен. Силой ничего не решишь. Но как можно с ними договориться? Не представляю!

— Я пока тоже смутно, но попробовать стоит, — заключил он, завершая к тому времени свое деревянное творение.

Я посмотрел на изделие. У него всегда получались хорошие фигурки. Но такой красоты ему еще не удавалось сделать. Это был небольшой и очень изящный медальон, изображавший многолепестковый цветок, рядом с которым в полете изогнулась маленькая птичка с тонким, вытянутым клювиком и хвостиком из двух длинных, ажурных перышек. Каждая деталь была так тщательно и аккуратно вырезана, казалось, что наклонись и почувствуешь аромат цветка, а птичка, напившись нектару, вот-вот упорхнет.

— Вдохновение пришло? — спросил я, указывая на медальон, — очень здорово получилось. Просто шедевр в сравнении с предыдущими фигурками.

— Да, навеяло, — мечтательно ответил он, — там я видел таких птичек.

Мы сидели на макушке дерева под покровом ночи. Над нами ярко светили звезды и луна. Мне было хорошо и спокойно, наша дружба с Илиарком вновь окрепла. Полное доверие и взаимопонимание. Теперь все будет как прежде. Я был уверен, что в следующий полет на равнины мы отправимся вместе.