Глава 6. Иногда люди крепче стен, но чаще - нет

Всю ночь в захваченном замке горел свет — пировала военная знать. В огромной зале играли кифары и лютни, раздавались бранные песни и грустные баллады, доносился громкий смех. Длинный стол ломился от еды. Сочащиеся жиром поросята, хрусткие бараньи ребрышки, тушеная телятина соседствовали с щербатыми, как луна, сырными головами и свежеиспеченным, еще теплым хлебом. Вино и пиво лились рекой. Извивались в танце гибкие танцовщицы, бросая призывные взгляды тем воинам, кто казался покрасивее и побогаче.

Кто-то пил мало, кто-то много. Некоторые покачивались, глядели вокруг осоловевшими глазами, из последних сил соблюдая зыбкое равновесие.

Во главе стола восседал великий кхан, рядом с ним — Таркхин и военачальник Ирионг. За спиной правителя, держа меч оголенным, стоял предводитель охранной дружины — Видольд. Эти четверо почти не пили. Присутствие кхана на пиру — дань уважения воинам: они это заслужили, взяв Антурин. Элимер давно хотел заполучить город-крепость, преграждавший путь к Иллирину. А Иллирин — это выход к морю.

Сначала был мощный штурм, потом изнурительная осада. В конце концов город сдался бы. Но все оказалось еще проще: среди осажденных нашелся предатель. Он и открыл ворота. Войско ворвалось в Антурин и овладело им почти бескровно.

Об этом древнем государстве ходило много легенд. Рассказывали, будто основатели замуровали сотни людей в стенах, а потому разрушить их, согласно поверью, невозможно. Еще говорили, будто раньше на этих землях жили дикие племена, которые поклонялись жестоким кровавым богам. Вождей дикари хоронили, возводя над ними курганы. Потом племена ушли, а курганы остались, наводя на людей ужас. Никто не решался строить в этих местах дома: слишком много странных историй ходило о проклятых долинах. Но пришел в эти края колдун-изгнанник Антурин. Снял с земли проклятие. Тогда и родился город, названный в честь основателя. Скоро он разросся, завоевывая или принимая под покровительство окрестные селения, и превратился в империю. Но прошли века, и большинство принадлежащих Антурину земель откололись. Правители же погрязли в спорах за власть и в борьбе с мятежами. Вот и стало ослабевшее государство легкой добычей Отерхейна.

В разгар веселья, когда вино лилось мимо ртов, песни утратили стройность, а подвыпившие танцовщицы перестали танцевать, кхан поднялся из-за стола и подал знак Ирионгу и Таркхину. Все трое двинулись к выходу. Видольд последовал за ними.

— Ты распорядился о дозорах, Ирионг? — спросил кхан, стоило им оказаться за дверью.

— Да, повелитель. На улицах полно стражи. Я приказал Гоменху, он проследит, чтобы к ним не попало ни единого бочонка вина. Все-таки мы не у себя дома. Антурин еще не Отерхейн.

Кхан кивнул.

— Осторожность не помешает. Надеюсь, дозорные не выражают недовольства, что их лишили отдыха?

— Что ты, мой кхан, они не смеют. К тому же их возглавляют опытные десятники. Волноваться не о чем.

— Хорошо. Прикажи Гоменху, пусть проследит, чтобы эти десятники, если все будет спокойно, получили вознаграждение.

— Все будет исполнено.

— Надеюсь. Видольд, — Элимер обернулся к мужчине с мрачным лицом, полускрытым черными волосами.

— Слушаю, кхан, — голос прозвучал вальяжно.

Этот человек старался не проявлять излишней, на его взгляд, почтительности. Элимер тщетно внушал ему, что нужно соблюдать Придворное Уложение. Упрямый горец на словах соглашался, но не признавал себя всецело подвластным правителю. Он считал, будто служит по собственному желанию. Отчасти так оно и было.

Об истории, связанной с Видольдом, знали только сам Элимер и его охранная дружина. Приближенные понятия не имели, как и откуда Видольд с отрядом появился в войске кхана.

А история вышла презабавная.

В день, когда Элимер расспрашивал главаря разбойников об Аданэе, ему в голову закралась необычная мысль, и он поинтересовался:

— Как тебя зовут? Откуда ты? Почему стал разбойником?

— Эй, не слишком ли много вопросов? Ну, ладно-ладно, — ухмыльнулся черноволосый, заметив, как сошлись на переносице брови собеседника. — Ради моих ребят, раз уж эти олухи попали в окружение, отвечу. А ты за это отпусти нас.

— Ты не в том положении, чтобы ставить условия.

— Верно подмечено, — главарь нахально подмигнул. — Видольд-Ворон я. Горец с Высоких Холмов. А разбойником стал… Хм, давно то было… С отчимом не поладил, сбежал, да прибился к одной шайке. Сначала мальчиком на побегушках был, а как вошел в возраст, так помощником главного. Где только ни побывали, от моря до моря прошли. А в Отерхейне нас накрыли. Я и еще несколько из наших сбежали. Разделились. Я к столице двинулся. Думал, в войско возьмут, мечом-то я неплохо машу. Да куда там! Не взяли. Сказали: чужеземец и рожа грабительская. Я еще пошатался по Отерхейну, даже батраком малость поработал, да понял, что вольная жизнь, хоть опасна, да вольна. Вот и набрал свою шайку. Мы уж к Независимым Княжествам думали двинуть, там нашему брату вольготнее. Да тут вы нас скрутили. Вот и вся история. Ну что? Отпускаешь?

— Я еще не все спросил.

— И отчего некоторые так любопытны? — снасмешничал головорез. — Хей, а может, ты к нам прибиться хочешь? Это завсегда пожалуйста, дерешься ты недурно, — Видольд расхохотался, затем добавил: — Ладно, молчу. Спрашивай уж.

— А что, если тебе и твоим людям предложат стать воинами Отерхейна?

Взгляд разбойника стал сосредоточенным, на лице промелькнуло подозрение.

— Кто же нам такое предложит?

— Я.

— Понятия не имею, кто ты, — фыркнул главарь.

— Имя мне Элимер. Я властитель этой страны.

Если Видольд и удивился, то виду не подал. Приподнял одну бровь и, почесывая затылок, протянул:

— Зачем кхану вербовать разбойников? Больно это странно.

— Что ж, буду откровенным. Видишь ли, кханом я стал недавно. Не доверяю людям отца: они предпочли бы другого на троне. А мне нужны свои люди.

— У нас хоть выбор-то есть?

— Конечно. Либо вступаете в мое войско, либо…

— Либо ты нас убьешь? — со смехом закончил фразу Видольд. — Какой же это выбор?!

— Я не договорил! — отрезал Элимер. — Либо ты поклянешься кровью Горы, что уведешь из Отерхейна своих людей, и вы никогда сюда не вернетесь.

— А ты неплохо знаком с обычаями горцев, если требуешь этой клятвы. Но с чего такое великодушие?

— Никакого великодушия. Просто мне не нужны рабы, согласные на все, лишь бы сохранить свои жизни. Мне нужны воины, верные по собственной воле. Поэтому я и предоставляю выбор. Я достаточно знаю народ горцев, чтобы понять: если поклянешься, то не предашь.

— Ты молод, но неглуп. В общем-то, я не прочь стать воином. Но не могу отвечать за моих ребят.

— Ты их главарь — спроси! Если откажутся, пусть убираются из Отерхейна. Никто их не тронет.

Остальные разбойники оказались не столь хладнокровны, как их главарь, а потому не удержались от удивленных возгласов и вопросов.

— Молчать, сукины дети! — приказал Видольд, и ватага умолкла.

Отказались от предложения Элимера лишь несколько молодых парней, которым по юности или глупости разбойничья жизнь все еще казалась привлекательной. Они двинулись к границе, а остальные составили отдельную дружину.

Бывшие разбойники показали себя сильными воинами, верными кхану. Через год Элимер сделал их телохранителями. Но никто не должен был узнать, чем они занимались в прошлом: в народе слишком велика была ненависть к искателям легкой наживы.

Кхан отогнал воспоминания и снова обратился к телохранителю:

— Где он?

— Наверху. Комната охраняется.

— Сколько ему пообещали?

— Сотню злат.

— Немалые запросы… Ладно, посмотрим, — глаза Элимера сверкнули. — Не понимаю, зачем он открыл нам ворота. Не думаю, что ему плохо жилось при антуринских правителях.

— Он говорил, духи предсказали, что Антурин падет, а его убьют захватчики. Вот и решил подружиться с нами и спастись, — усмехнулся Ирионг.

— Необязательно отдавать деньги, — вставил Видольд. — Пусть радуется, если ноги дадут унести. Мерзкий тип. Знаешь, как говорят у нас в холмах? Предавший предателя — не предатель.

— Замолчи, — Элимер поморщился. — У вас на холмах говорят еще и «кто обманул, того жизнь обманет». Так что я выполню обещание. И потом: что такое сотня злат за целую страну?

За разговором четверо приблизились к невзрачному проходу в стене. Там начиналась узкая щербатая лестница, сейчас погруженная в темноту. У нижней ступени лежали заранее приготовленные факелы.

— Не стоит идти всем, — обратился кхан к подданным. — Я отправлюсь с Видольдом, а вы ступайте, отдохните. С утра соберемся на совет.

Лестница привела в тесный коридор, в котором находилась лишь одна дверь. Возле нее скучали стражники. Завидев правителя, они приосанились и вскинули копья в знак приветствия. Один из них отворил дверь большим проржавелым ключом, и Элимер вошел в комнатушку.

В камине горел огонь, высвечивая короткую скамью у окна, низкий стол неподалеку и узкий диван, на котором и лежал антуринец. Поняв, что к нему явились отнюдь не стражники, он вскочил и грохнулся на колени.

— Приветствую тебя, великий император. Я, твой покорный раб, молюсь, чтобы боги благоволили тебе, страна твоя процветала, а потомки твои…

— Молчи, — прервал его Элимер, — Хватит восхвалений. И поднимись.

Смущенный антуринец поднялся с колен и опустил голову. Некоторое время Элимер рассматривал его: седой, невысокий, тело рыхлое, на лбу глубокие морщины. Неопределенного цвета глаза бегают, что говорит не то о лживости, не то о трусости. А может, и о том, и о другом. Прав Видольд — и впрямь неприятный тип.

— Ты провидец, верно? — нарушил кхан молчание.

— Да, мой повелитель.

— И ты хочешь получить сотню злат и стать моим личным прорицателем.

— О, если это будет угодно великому властителю, я буду безмерно счастлив и восхвалю богов за дарованные мне блага.

— Ты всегда столь учтив? — заметив, что провидец снова собирается что-то сказать, Элимер одернул его: — Неважно. Золото ты получишь. Видольд!

Телохранитель отвязал от пояса кожаный мешочек и подал кхану. Тот бросил его на стол.

— Бери!

Прорицатель с опаской глянул на правителя, потом протянул руку и схватил кошель. Элимер продолжил:

— А теперь поговорим. Насчет второй твоей просьбы. Как я понял, ты хочешь быть при мне. Но я не знаю, насколько ты хорош. Предскажи мне судьбу. Сейчас.

— О да, мой повелитель, — прорицатель хотел снова упасть на колени, но, уловив раздражение в глазах кхана, передумал. — Мой повелитель, твоему верному рабу духи уже давно про тебя рассказывают.

— Неужели? — брови Элимера приподнялись.

— О да, очень давно! Они сказали, что ты — великий завоеватель. Пройдет немного времени, все народы падут ниц перед твоим величием. Ты завоюешь Иллирин и Эхаскию. Потом тебе покорятся и заморские страны. У тебя будет много жен и славных потомков, твое имя воспоют в легендах...

— Достаточно. А как насчет бед и неудач? Есть что-то плохое?

— Только то, с чем ты сможешь справиться, мой повелитель. Опасайся людей, что были близки с твоим братом.

— Что тебе известно о моем брате?

— Только то, что рассказали духи. Твой брат был завистливым и подлым человеком. Он ненавидел тебя, мечтал убить. Но боги благоволили тебе, а не ему. Теперь его слабый дух в царстве мертвых, ибо никто не способен встать на пути такого властителя, как ты.

В глазах Элимера полыхнула злость.

— Хватит, — процедил он. — Ты льстишь мне. И льстишь неумело. Неужели твои правители были настолько глупы, чтобы доверять твоим предсказаниям?

Лицо провидца исказилось, но через несколько мгновений вновь приняло угодливое выражение.

— Их разум, конечно, не сравнится с мудростью властелина Отерхейна, — пропел он.

— Ничего не говори. Лучше послушай. Я всегда выполняю обещания. Деньги у тебя. И только что ты выдал первое предсказание. Значит, и второе обещание исполнено. Но ты забыл о главном. Ты не просил сохранить тебе жизнь.

Прорицатель побледнел и отступил на несколько шагов. Промямлил трясущимися губами:

— З-за что?

— Ты попросил слишком много. А я не глупец и не стану держать при себе предателей и лжецов.

— Я… я больше ничего не прошу. И деньги отдам, позволь только уйти!

— Увы, ты слишком поздно об этом подумал.

Кхан краем глаза посмотрел на Видольда. Бывший разбойник с полувзгляда научился понимать желания господина. Шаг вперед, взмах изогнутого меча, и голова провидца покатилась по каменному полу. Тело рухнуло следом. Элимер провел рукой по лицу, вытирая попавшие на него капли крови.

«Не зря духи предсказывали ему гибель при взятии Антурина» — пронеслась мысль.

Видольд вытер меч, вложил в ножны и вслед за кханом двинулся к выходу. Элимер прошел мимо стражников, не оглядываясь. Телохранитель же обернулся к ним и бросил:

— Там тело. Уберите. Пусть его похоронят. Только деньги, что при нем, не трогайте. Прокляты они, — воины кивнули, а Видольд, усмехнувшись, пробормотал: — Порой Пересмешник выдает злые шутки…

Когда шаги кхана затихли вдали, стражники вошли в комнату и склонились над телом.

— Ну, что делать будем?

— Что-что… Сказали же: тело убрать.

— А деньги?

— А что деньги? Сказано тебе — прокляты они! Ты как хошь, а я к ним не притронусь. Я, знаешь ли, во все эти штуки колдовские еще как верю.

— И то правда. Слушай, может, в покрывало его замотаем? — воин указал на покрытый толстым сукном диван.

— Давай. А внизу отдадим местным, пусть сами хоронят.

Воины сдернули покрывало и расстелили на полу. Сверху положили тело и голову провидца и, не переставая болтать, принялись заворачивать в сукно.

— Мы-то с тобой куда потом, а?

— Да кто ж его знает куда? Не здесь же пустую комнату охранять. А нового приказа не было.

— Может, к десятнику? Он скажет.

— Он-то скажет, да только нам это надо, что ли? Может, лучше того, на пир? Никто и не заметит. Ты как?

— Не-а. Нельзя. Это ночью не вспомнят, а как с утра пьяный валяться будешь, так мигом. Не, давай лучше к десятнику.

— Ну, к десятнику, так к десятнику, — вздохнул Ларун.

Стражники несли тяжелый сверток, ухватив его с двух концов. Из него сочилась кровь, оставляя на камнях липкие темные пятна. Выйдя во двор, воины тут же поймали двух слуг и избавились от ноши. Те положили труп в двухколесную тачку, сами впряглись в нее и повезли за ворота. Стражники неторопливо шли следом, поддерживая праздную беседу.

— О чем этот жуткий Ворон-то говорил? Ты понял? О каком-то пересмешнике...

— Э, Ларун, сразу видать, родом ты не из наших краев. Пересмешник — так Ханке-плута называют.

— Ханке?

— Ну да. Вот, слушай. Мне дед рассказывал, когда еще жив был. А ему — его дед…

Первых богов было девять. Младший среди них — Ханке. Разделили они меж собой власть над миром.

Но не нашлось дела для Ханке, ведь когда боги мир делили, он с водяными девами на дне моря играл. Вот и остался ни с чем. Разозлился тогда Ханке. Как же так, — думает — всем богам люди жертвы приносят да восхваления поют, а про меня и не вспоминают. И задумал он тогда людей с богами рассорить, чтобы самому главным сделаться.

Собрал богов на совет и так сказал:

— Побывал я, братья и сестры, на земле. Насмотрелся, наслушался. Слишком добры вы к людям стали. Перестали они богов уважать: жалуются, негодуют. Надоело им оружие ковать и воевать. Солнце им слишком жарко светит, дожди сыростью кости ломят. Не хотят женщины ткать и прясть, проклинают они Наннэ, ремесло подарившую. За скотом ухаживать перестали, на судьбу треклятую жалуются, а на смерть и того более.

Возмутились боги и так решили: лишить неблагодарных людей даров своих.

Тогда исчезло с земли солнце, прекратились дожди. Деревья и травы засыхали, скот худел, оружие из рук воинов выпадало. У ткачих и нить рвалась, и ткань расползалась. Не понимали люди, за что же их боги карают. Костры жгли, жертвы приносили, а бедствия не прекращались. Уже начали о конце мира поговаривать, когда явился к ним Ханке-рыжий-бог, и так сказал:

— Потому у вас, люди, жизнь плохая пошла, что не тем богам вы поклоняетесь. Это я — Ханке Великий — всем в мире заправляю. Долго я ваше непотребство терпел! Костров не видел, песнопений не слышал. Иссякло мое терпение, потому и вам жизни не стало — страшен я в гневе. Но простить вас готов, ибо слабы вы умом и не ваша в том вина. Знайте теперь, кому хваления возносить. Почитайте меня, Ханке, более других богов, и благодать к вам вернется.

Пали люди ниц, протянули в мольбе руки к Ханке, а тот и был таков.

Исчез Ханке с земли, на небо перенесся, да сразу совет созвал. И сказал богам:

— Побывал я, братья и сестры, на земле. Насмотрелся, наслушался. Опомнились глупые люди, осознали вину. Жрецы их круглые сутки в бубны бьют — во славу вашу. Костры возжигают — во славу вашу. Детям своим о деяниях ваших рассказывают — во славу вашу! Жалко мне людей стало, ведь недолговечен срок их земной, а потому ума и не нажили. Простить бы их надобно.

Посовещались боги и сделали так, как Ханке советовал.

Вернулось солнце на землю, дожди благодатные прошли. Леса зазеленели, скот пожирнел, и никогда еще не ковалось столь крепкого оружие и не ткалось столько прекрасных тканей, как в это время. Дети здоровыми рождались, а болезни исчезли. Второй золотой век настал. Живут люди, не нарадуются, Великого Ханке благословляют, ему костры возжигают.

Благословляют люди Ханке, да только прочие боги заметили: что-то не так пошло. Они людям милость свою вернули, но ни дыма костров, ни песен к ним с земли не доносится. Зато Ханке довольный бродит, сытый да румяный, улыбка хитренькая с губ не сходит.

Догадался тогда Гхарт сам на землю глянуть.

Взглянул — и поразился! Видит он, что люди Ханке костры возжигают, а о прочих богах не вспоминают. Понял тогда Гхарт хитрость младшего брата, и гнев объял его.

Собрал он богов на совет, и на совете том раскрыл обман Ханке. Зашумели боги, затрясли кулаками, окружили обманщика.

Испугался Ханке, холодным потом покрылся, да виду не подал. И так говорит:

— Подождите ругать меня, братья и сестры. Я ж все только для вас и придумал. Такая задумка моя была: показать людям, как важно богов чтить, ибо коротка человеческая жизнь, забыть могут. А вам, братья и сестры, доказать хотел, что приглядывать за людьми надо, ведь слабы они умом. Как бы чего не натворили… А о собственной славе и не помышлял, на том и стою.

Посовещались боги, и сказал тогда Ястре — Повелитель Небес:

— Это ты, младший брат, хорошо придумал.

Остальные покивали и разошлись. Один Гхарт остался и высказал:

— Хитрец ты, Ханке — и нас, и людей провел. За находчивость твою не стану тебя сильно наказывать, но на глаза мне век не показывайся! — и сбросил Ханке на землю.

А там его уже люди поджидают — толпа целая. Кто с топором, а кто и с мечом.

— Подлец! — кричат. — Обманул ты нас! Не жить тебе более!

Испугался Ханке, потом холодным покрылся, да виду не подал. И так говорит:

— Подождите ругать меня, люди. Я ж это только для вас и придумал! Такая задумка моя была, чтобы показать вам, как жить можно. Вот вы трудитесь, трудом своим пищу добывая. А я ничего не делал, а столько времени дары от вас принимал. И вы так можете. Я вам, люди, хитрость подарил, обману и ловкости научил. Показал, как без труда жить хорошо. И за то вы и мне теперь костры возжигайте.

Сказал так хитрец и улизнул.

С тех пор повелось, что призывают люди Ханке, когда нужно соседа вокруг пальца обвести, либо воровство с разбоем учинить. Да и честные люди нет-нет, да подкинут Ханке подношение. Так, на всякий случай.

Вот как обрел Ханке дело свое. Прозвали его после этого Ханке-плут или Ханке-двуликий. А еще — Пересмешник. Потому что больно любит он над людьми да богами пошутить и поглумиться.

Завсегда Ханке опасаться надо. А если сам человек кого обмануть пытался, да не вышло, так еще сильнее. Не нравится Ханке, когда его дары пропадают. Тогда он сам так над тобою посмеется, что берегись! Можешь и головы не снести, вот как этот несчастный.

Бридо показал в сторону свертка, который слуги уже снимали с повозки.

— Да, вот как этот несчастный, — повторил он.

— Забавная легенда.

— Да, про Ханке все такие, — хохотнул Бридо.

Они надолго замолчали.

Сверху, из замка, доносился шум пира и звуки баллады о морском короле, которого русалка на дно заманила.

… Но вот надоело тому королю

Любиться с девицей в подводном краю.

Скучая по суше, по битвам и небу,

Столетье спустя король выплыл к брегу,

Но сделал два шага — и все, мужа нет.

Лишь горсточка праха лежит на песке.

Увы, не живут столько лет на земле…

Ларун обернулся, взглянул на освещенные окна замка и понурился, жалея, что побывать на пиру не удастся.

Кхану снился нехороший сон.

Элимер стоял в поле, усыпанном незнакомыми белыми цветами. От земли парило. В свете солнечных лучей казалось, что цветы оживают и тянутся к небу.

«Будет гроза», — подумал кхан и понял, что хочет ощутить ее силу.

Элимер видел себя, будто со стороны. Вот он стоит и улыбается. На нем белая одежда, а темные волосы треплет свежий ветер.

Улыбнувшись шире, Элимер наклонился над цветами. Они удивляли. Казалось, что каждый светился живым теплым пламенем. Он дотронулся до лепестка, но — о, боги! — цветок обратился в пепел. Дотронулся до второго, третьего — их постигла та же участь.

«Будет гроза, — снова подумал Элимер. — Это хорошо, дождь оживит их».

— Гроза очищает… Гроза очищает», — услышал он голос брата.

На открытую ладонь упали первые капли.

Одна, вторая.

Они чисты и прозрачны.

Словно слезы. И так приятно холодят разгоряченное тело.

Третья, четвертая.

Отчего-то теперь они стали теплыми и окрасились багряным.

Это кровь.

Кровь — шепчет дождь.

Кровь — вторят цветы, превращаясь в пепел.

Кровь — неумолимо стучит в висках.

Элимер попытался опустить руки, но не смог. Кровавый поток стекал по пальцам, капал с волос. Белая одежда потемнела и прилипла к телу. Хотелось кричать, но голос пропал.

Запах крови. Такой странный — отвратительный и одновременно манящий.

— Ты много убивал. Теперь утони в крови! — прозвучало за спиной проклятие, и тут же раздался злорадный хохот.

Элимер обернулся и увидел брата. Тот стоял на балконе старого замка. Аданэя страшный дождь почему-то не коснулся.

— Это потому, что гроза очищает! — крикнул брат, словно услышал его мысли. — А эта кровь да падет на твою голову! Ведь ты никогда не перестанешь любоваться смертью! Моей смертью! — и снова захохотал.

«Но ведь я приказал отрезать ему язык?!» — промелькнула мысль.

Элимер проснулся. В висках билась нестерпимая боль, словно голову его сдавило железным обручем.

Кхан вскочил с кровати. В глазах потемнело, боль усилилась. А ведь казалось, что сильнее некуда.

Элимер прижал пальцы к вискам и посмотрел в распахнутое окно. На фоне яркой небесной голубизны особенно четко выделялась скользящая по нему черная ласточка. Неяркие утренние лучи золотили покои, а воздух, проникающий внутрь, нес прохладу: ночью прошел дождь.

«О, боги, как в моем сне», — Элимер внимательнее глянул на небо, словно ожидал увидеть собирающиеся на нем тучи. Впрочем, ничего не произошло. Только раздался осторожный стук в дверь.

— Войди, — отозвался Элимер, поворачиваясь на звук.

На пороге появился Таркхин. Старик вошел и закрыл за собой дверь. Несколько мгновений смотрел на Элимера неподвижным, пристальным взглядом, затем спросил:

— Что случилось? Ты сам не свой. Все уже собрались на совет, ждут тебя.

— Совет? — удивился кхан и хлопнул себя по лбу. — Совсем забыл. Сколько времени?

— Совет должен был начаться полчаса назад.

— Так почему ты не пришел раньше?

— Что с тобой? — еще раз спросил Таркхин.

— Ничего. Дурной сон приснился. И голова болит. Но это ничего. Ступай. Я скоро подойду. Скажи, чтобы не расходились.

— Опять эти сны?

— Нет, — отозвался тот, — всего лишь глупый кошмар.

Таркхин приблизился и приложил пальцы к его вискам. От рук старика полился холод — боль ушла, словно ее никогда не было.

— Спасибо, — прошептала Элимер.

— Не за что. Мы ждем тебя на совете.

В библиотеке бывших правителей собрались лишь доверенные люди великого кхана. Два советника — Таркхин и Варда, военачальник Ирионг, а также дейлар[1] восточных земель Диэль Райханский.

Хотели начать с вопросов, которые нужно решить побыстрее: назначить наместника в Антурин, определиться, сколько воинов оставить здесь на первое время и как обустроить жизнь в новой провинции. Однако кхан начал с другого:

— Ирионг! Карту.

Военачальник не без удивления подчинился и развернул на столе пожелтевший от времени пергамент, с нанесенными на него границами государств.

Элимер подвинул карту. С удовольствием подумал, что пора ее переделать, ведь границы империи изрядно раздвинулись. Антурин превратился в провинцию, а южные степи вошли в состав Отерхейна еще несколько месяцев назад: дикари, проиграв все сражения, сбежали в Дейнорские леса к сородичам.

На юго-востоке находилась провинция Райхан. На западе — мелкие княжества-данники. С севера Отерхейн защищали горы Гхарта и ледяные земли, а с юга — дальше южных степей, — безжизненные пустыни. Оставался восток. И леса на северо-западе: там жили дикие племена. Их нападения напоминали комариные укусы — не опасные, хотя и раздражающие.

Главной же целью был восток — выход к морю. Торговые корабли и военный флот сделали бы Отерхейн непобедимым. Но тому мешал Иллирин — пока еще сильное государство. Его жители считали себя избранным народом, а цари не собирались пропускать к морю другие государства. К тому же Иллирин и сам по себе был интересен. Богатейшая страна: реки, леса, плодородные земли и золотые прииски. Элимер жаждал все это захватить.

— Странно, что иллиринцы не помогли Антурину, — пробормотал он. — Государство-крепость прикрывало их с запада...

— Не так уж и странно, — Таркхин пожал плечами. — В этом случае войны с нами было бы не избежать. А они к ней не готовы.

— Как и мы, — усмехнулся кхан. — Остается скалить друг на друга зубы. Но рано или поздно война будет. Думаю, иллиринцы понимают это не хуже нашего. Поэтому я хотел поговорить о дикарях.

Увидев озадаченные взгляды, кхан пояснил:

— Да, пока племена ничем не угрожают. Но если начнется война с Иллирином, то наше войско уйдет из Отерхейна. Дикари тут же повылезают из нор. Пойдут грабить и жечь. Лучше заранее от них избавиться. Нужно придумать, как выманить их из лесов. Сейчас. Потом будет не до этого. А выманить их нужно не разрозненными группами, а всех сразу. Думаю, это вопрос к тебе, Варда. Ты хорошо знаком с их повадками.

Это и впрямь было так. Варда был родом из племени тогов, а в Отерхейне появился в возрасте восьми лет вместе с отцом. Того изгнали из племени, и мальчик отправился с ним. С тех пор Отерхейн стал для Варды родиной. Здесь он научился читать и писать, освоил математику, историю и другие науки. Проявив недюжинные способности, к пятидесяти годам стал советником бывшего кхана. А еще оказался достаточно умен и осторожен, чтобы не потерять должность и при Элимере.

— Ты прав, мой кхан. Пойдем на Иллирин — племена пойдут на нас. И, наверное, объединятся.

— Знаю. Потому и спрашиваю: как их выманить? Есть мысли?

Варда задумался на минуту, потом ответил:

— Диких людей несложно обмануть. Можно отправить несколько отрядов к лесным границам. Пусть идут и шумят. Как можно громче. Дикари подумают, что на них напали, и нападут в ответ. Мы же устелем их путь легкими победами. Пусть уверятся в своих силах.

— Не слишком ли много это потребует крови нашего народа? Во-первых, отряды. Во-вторых, города и села. Ведь дикари пройдут мимо них.

— Необязательно заманивать их глубоко...

— И все же надо придумать, как обойтись меньшими жертвами… Хотя твоя мысль мне нравится. Остановимся пока на ней, только нужно будет хорошо ее обдумать. Теперь об Антурине. Нужно выдать жителям зерно из хранилищ. Думаю, так мы их умиротворим, и они не станут страдать из-за бывших правителей. Мятежей избежим… Диэль, займись этим. А ты, Ирионг, реши, какую часть войска оставить здесь на первое время. Через два дня выдвигаемся обратно. До этого времени нужно назначить сюда дейлара. Думаю, им должен стать Арист...

Когда совет закончился, все разошлись. Элимер остался в библиотеке. Полагая, будто никто его не видит, уронил голову на руки. Несмотря на чары Таркхина, он все еще чувствовал себя неважно, хотя голова уже не болела.

Через несколько минут кхан ощутил, что в помещении не один. Оказалось, это Таркхин вернулся, умудрившись неслышно открыть дверь. Теперь старик пристальным взглядом буравил воспитанника.

— Элимер, твой сон… Он опять был о брате? Об Аданэе?

— Не произноси это имя, — прошипел кхан, но все же ответил: — Да. Только это неважно...

— Не уверен. Ты говорил, подобные сны начались, когда ты его возненавидел. Это не просто так.

— Конечно не просто так, — выдавил Элимер. — Хоть я ему и отомстил, а все равно ненавижу. Вот и снится… всякая ерунда.

— Какая именно?

— Зачем тебе знать? — кхан вздохнул. — Ведь ты колдун, сам и узнай, — тут же его озарила мысль, и он воскликнул: — А правда, используй дар! Ты же можешь! Скажи, что ждет Отерхейн? Чем закончится война с Иллирином? И начнется ли? И стоит ли ее вообще начинать? Ты столько лет обучался тайным знаниям! Неужели тебе самому не обидно, что ты ими почти не пользуешься?

— Я ведь уже объяснял тебе… Знания — ловушка для нас. Когда овладеваешь ими, границы мира не расширяются, а сужаются. Мы, посвященные, лишь храним то, что создано, и позволяем уйти тому, что отжило свое. Следим за собой, не поддаемся извечным человеческим порывам, удерживаемся от безумств. Не пытаемся изменить мир.

— Разве без перемен он не превратится в болото?

— Менять, рушить, снова строить — удел простых людей. Нам же нужно быть куда осмотрительнее, чем вам. Тем более мы не всегда можем предугадать, как переплетение сил отразится на вселенной. Порою, когда мир стоит на перепутье, даже ребенок может его изменить. Что уж говорить о нас, наделенных силой?

— Я — кхан. Но мне непросто менять даже собственную страну. А ты говоришь, что ребенок может изменить мир?!

— Неосознанно, — Таркхин улыбнулся. — И лишь на перепутье истории. Это как крохотный камешек, потревоженный ветром и вызвавший обвал.

— Ладно, я понял. Но скажи: неужели не получится заглянуть в мое будущее? Ведь иногда чародеи это делают, я знаю.

— Делают. Иногда. Изредка. Но твое будущее лучше не знать ни тебе, ни мне.

— Оно так ужасно?

— Понятия не имею, ведь я в него не заглядывал. Узнавать грядущее всегда опасно. Читая, ты его меняешь. Потому я и не пытался прозреть твою судьбу. Любое вмешательство ведет за собой цепочку самых непредсказуемых событий. В твоем случае это опасно вдвойне.

— Потому что я кхан?

— Не только. Не знаю, как и почему, но ты и твой брат связаны с этим миром куда сильнее, чем прочие люди. Вы как-то влияете на него, но я пока не могу понять, как именно. И это меня тревожит. Пожалуйста, не ищи брата…

— Отчего ты так за него волнуешься?

— Не за него. Ведь я уже сказал: вы повязаны с миром и друг с другом слишком прочно. Поэтому будь осторожнее. Неизвестно, чем обернутся ваши действия через десятки, сотни или тысячи лет. Не зря ты дважды его не убил.

Элимер заговорил лишь через несколько минут:

— Ладно… Ты видишь дальше меня. Просто так ни о чем просить не станешь… Хорошо, я не стану разыскивать Аданэя. Да и зачем? Своей местью я доволен. Главное, чтобы он больше не встал у меня на пути.

Таркхин удрученно покачал головой:

— В том-то и дело, Элимер, в том-то и дело. Сдается мне, вы еще столкнетесь.

— Тогда моя рука больше не дрогнет.

— Все же мне хочется верить, что до этого не дойдет, — без особой надежды пробормотал советник и спросил: — Так все же — расскажешь, что тебе снилось?

— Нет. Не хочу обсуждать сны, — отрезал Элимер, сам не понимая, что удерживает его от откровенности. — Разговор окончен. Идем. Еще много дел.

С этими словами уже не Элимер, а великий кхан поднялся и, не оборачиваясь, направился к двери.