Глава первая. Родная деревня

Глава первая. Родная деревня

Графство Лонар. Селение Мураки. 386 – 405 годы третьей эпохи.

Как сказал один придворный, жизнь в нашем государстве прекрасна! И я с ним в этом полностью солидарен. В том смысле, что она действительно прекрасна! Для кого-то… Для того же придворного например.

Но, начинать нужно с рассказа о себе. Я, Рендал Фамел, простой, практически законопослушный гражданин Империи, да продлятся дни Императора вечно! Родиться мне довелось в небольшой деревне со звучным названием Мураки на западе графства Лонар в семье обычного рыбака. Случилось это знаменательное событие, если кому-то интересно, в триста восемьдесят шестой год третьей эпохи.

Селение было мало чем знаменито, а по чести говоря, не было вовсе, кроме, разве что, одного забавного факта: приезжие почему-то часто неправильно называли нашу деревушку, меняя «р» на «д». После чего местные юноши нередко их поправляли. Кулаком по зубам. Для правильной дикции, разумеется…

Но речь не об этом.

Жизнь в прибрежной деревне имела как свои преимущества, так и свои недостатки…

Для моего отца море стало жизненной необходимостью и… проклятьем. Весь наш достаток напрямую зависел от улова! А рыбы в сети с каждым годом попадалось все меньше и меньше – будь проклята Анра[1]. И с этим мы были бессильны хоть что-то поделать.

Зато налоги, наоборот, становились все выше и выше, раздери Сивар[2] чиновников всех мастей! (Хотя, они и так его свита…)

Но не буду о грустном.

Мой отец был рыбаком, отец моего отца был рыбаком, отец отца моего отца был рыбаком… И многие, многие поколения по мужской линии с гордостью и трудолюбием несли бремя этой достойной, но недооцененной профессии. Деваться от моря им было просто некуда… А других промыслов здесь не знали.

Рыбак имел хоть какой-то стабильный доход, пусть и мизерный. Мой отец с детства учился ловить рыбу, помогая моему деду. И меня ждала точно такая же судьба, если бы не распоряжение нашего пресветлого Императора Бертрама Тирема, (да продлятся его дни!), открыть школы при церквях.

Ах да, вы, возможно, не знаете, что официальной религией в Империи признано поклонение Шестерым, сенарианство. В столице почему-то считают, что все истово веруют в них и просто не могут обходиться без церквей в честь пресветлых Божеств.

Нет, конечно, никто не был против, чтобы в каждом селении находилась хоть какая-то захудалая часовенка-церквушечка. Но ведь монахи взимали налог на содержание богоугодного заведения! Да ещё и подаяния, которые полагалось добровольно оставлять… Словом, расходы простого трудового населения от укрепления веры почему-то всё время росли.

Но всё было бы не так плохо, если бы люди действительно веровали в Шестерых. К сожалению, многие оставались верны культу Эрадр[3], принося Высшим различные жертвы, чтобы избежать напастей и снискать их милость. Староверы не спешили меня своих взглядов, пусть даже их Боги давно себя не проявляли. Многими церковные новшества воспринимались не иначе как способ увеличить налоговое бремя. Возможно, вера в Сенарию была сильна в городах, но у нас в селе к ней относились скептически.

Отчасти эти суждения верны, хотя могут вызвать множество споров… Но речь о церквях я завёл совсем не для этого.

Именно благодаря религиозной экспансии в каждом селении появились школы, где такие парни как я могли, пусть и не бесплатно, получить образование и прервать наследственную династию рыболовов, лесорубов и еще не весь кого… В этом было высочайшее благо, ради которого лично я готов был полностью примириться с Сенарией.

Отец мой, (хотя я полагаю, что тут не обошлось без вмешательства матери), отдал меня на обучение в такую школу, чем во многом предопределил судьбу своего сына.

Юнец! Я не понимал тогда, что они с матерью потратили на моё обучение все свои сбережения! В ту пору наша семья жила очень бедно, так что частенько родителям приходилось недоедать, зато всем необходимым для обучения их ребёнок был обеспечен. Но осознать это и оценить я смог только тогда, когда было уже слишком поздно. Некому стало сказать слова благодарности.

Учащихся, что не удивительно, набралось немного. Вместе со мной еще пятеро человек, причем я был самым младшим, что вызывало у многих неприкрытую зависть. Мол, что поймет этот сопляк, если уж мы, «взрослые» понять не можем!

Как же они ошибались!

Я оказался на удивление смекалистым парнем, так что вскоре мог бы стать лучшим учеником… Если бы не отсутствие прилежания, да ворох правил… – их соблюдение всегда было моей слабостью.

Причину оной, возможно, стоит искать в дате моего рождения, если, конечно, вы веруете в Шестерых. Именно с приходом сенарианства звёзды стали считаться определяющими характер, склонности и даже судьбы людей, рождённых под ними. Дело в том, что я появился на свет, когда на небосводе властвовало созвездие Вора.

Напрашивается аналогия с покровительством Сивара, однако она не полна, так как даты не совпадают и многие другие факторы, но суть не в этом.

Людям, рожденным под сим знаком, приписывали проворство, ловкость в деяниях и сделках и… так сказать некоторую вольность в обращении с законом. Полагаю, однажды его переименуют в купца или чиновника, но я верю, что народная молва и тогда сохранит первозданное название…

Ведь многие, рождённые под этими звёздами, действительно встают на скользкую дорожку. Впрочем, я уверен, далеко не все. Сама церковь трактовала сей знак гораздо мягче, никак не увязывая его название и преступные наклонности, свойственные рождённым под этим знаком.

Разумеется, в отношении меня, учащегося лучшей, (читай единственной), сенарианской школы, и помыслить было грешно, что я стану когда-нибудь соответствовать своему знаку. И вот, будущий писарь, рождённый, по всей видимости, не под теми звёздами, учился, учился и еще раз… нарушал все правила и устои. Уважения к ним не смогли мне привить даже розги. Надо полагать, всё дело в звёздах…

До сих пор удивляюсь, как нас с Дотсоном не выгнали за все наши проделки! Должно быть, спасало то, что родители (правоверные сенарианцы[4]) с малых лет рассказывали о Сенарии. Благодаря этому я мог запросто процитировать почти любой отрывок святого писания. Это выгодно отличало меня от сверстников, которые с великим трудом зубрили благословенные тексты.

Да и отец Роналд, что греха таить, был добрым стариком. Он всегда сквозь пальцы смотрел на все мои шалости.

Хотя пороли нас часто…

Большой упор в обучении делался на духовное воспитание. Его я как раз считал самой бесполезной частью обучения. Следующими по важности являлись умения читать, писать и считать. Именно в такой последовательности. Страшно подумать, что многие дети не получают и этой малости столь необходимых в повседневной жизни знаний, которые теперь кажутся мне столь органичными и даже неотъемлемыми.

Незамысловато скажите вы, но мой отец за всю свою жизнь так и не научился счёту дальше шести дюжин! Просто потому, что столько монет за один раз он никогда не получал. Но, повторюсь еще раз, не буду о грустном… Хорошим человеком можно быть даже не умея считать вовсе.

Обучение длилось всего-навсего три года. Как я сейчас понимаю, это была самая беззаботная пора моей жизни! Чтение книг, тайком «позаимствованных» из церковной библиотеки, прогулки ночью по лесу, поедания фруктов из чужого сада…

И, конечно же, друзья, веселье…

Эх, где же эти дни?

По окончании школы, меня взяли писарем. По местным меркам это было чудовищным везением. Я не только был на полном содержании храма, мне ещё и жаловали тридцать тиремов[6] за каждую переписанную книгу!

Справедливости ради стоит отметить, что ни одной книги переписать мне так и не удалось, ведь процесс это кропотливый и занимающий порой не один год. Но, как я помню, цифра просто окрыляла. Казалось, вскоре я непременно разбогатею.

На деле вышло, что мелкие просьбы односельчан приносили гораздо более реальные доходы. Кому письмецо написать, кому прочитать… Кому – посчитать сбережения и помочь разобраться с денежными делами… Все же свой человек – всегда можно договориться! За недорого.

А из камешков, как известно, горы сложатся.

Работа поглощала меня целиком. Дни пролетали совершенно незаметно, будто и не было их вовсе. Впрочем, могу с полной уверенностью сказать, что я и не замечал их быстротечного бега. Блеск монеток, интересные поручения… Увлечённый своим занятием юноша забывал обо всё.

К тому же молодой писарь, у которого в карманах стали бренчать тиремы, имел повод для гордости. Раздувшись от важности, я все реже посещал моих родителей… А они так гордились моими успехами, что не решались меня беспокоить. Связь с семьёй казалась неважной. Они больше не содержали меня, а я, как мне казалось, всегда могу их навестить – это же совсем рядом! Именно поэтому времени на визит никогда не хватало. Он откладывался на завтра, которое могло так никогда и не наступить.

Но однажды мама сама пришла ко мне. Это было неожиданно и удивительно приятно, если бы не повод, вынудивший её навестить своего забывшегося сына. Как жаль, что она решилась на этот шаг так поздно! Впрочем, вина, безусловно, лежит целиком и полностью на мне. Гордость – вот тот порок, который столь дорого мне обошелся.

Отец слег с лихорадкой. Он нырял за жемчугом – опасный, но прибыльный промысел, набравший популярность в последние годы. Отчего-то так повелось, что рядом с моллюсками непременно водились хищные особи, встречаться с которыми было крайне не желательно.

Укус донной рыбы вкупе с переохлаждением и общей истощенностью организма не прошли для него бесследно. Не зазнайся преуспевший в своём юном возрасте сынишка, мужчина мог бы никогда не заняться столь рискованным промыслом.

Лишь после визита матери я опомнился. Но оказалось уже слишком поздно! Никакие деньги, никакие врачи и молебны в церкви не смогли спасти отца… А моя драгоценная нежно любимая мама ненадолго пережила своего мужа. Ослеплённая горем утраты она взошла за ним на погребальный костер. Останки похоронили на местном кладбище. Две каменных таблички с именами дорогих людей – вот всё, что осталось от семьи. Других родственников у нас не осталось – кто уехал, кто умер, не оставив детей. Никакие друзья и знакомые не могли заменить понесённую в тот год утрату.

Так я остался сиротой. В этот злополучный год мне исполнилось пятнадцать зим.

Желая забыть о своем горе, я ещё пуще углубился в работу… Бессонными ночами единственным моим собеседником стала луна, такая же одинокая, как и смотрящий на неё худощавый юноша.

Незаметно прошло несколько лет. Пустых. Словно вычеркнутых из жизни. Мне нечего вспомнить о том этапе моей жизни. А ведь, как известно, длиннее она не становится, поэтому каждый её крошечный кусочек чрезвычайно важен. Жаль, что тогда я этого не понимал.

Говорят, что время лечит. Возможно, это правда. Но мне кажется, что боль потери всегда остаётся со мной. Изменился я сам, научился с ней жить, привык, сроднился. Она стала моей частью, без которой не быть мне собой.

Отчий дом достался мне в наследство. Но что мне с ним было делать, когда я и жил и работал в церкви? Продать скажите вы. И будете правы!

Вот только в нашей деревне старенький домик на окраине был никому не нужен. Поэтому я сделал довольно глупый, как могло бы показаться, поступок. Подарил дом церкви. Конечно, есть подозрения, что на такой шаг меня подтолкнули речи аббата… Но дважды в одну реку не войдёшь, значит, и переживать об ушедшей воде не стоит. Наследие моей семьи с тех пор перестало мне принадлежать.

Приятной новостью оказалось то, что вскоре после своего экстравагантного поступка я неожиданно получил повышение! Странно, если учесть, что обычно в должности писаря проводят не один десяток лет, да и потом редко поднимаются выше. Но, на всё воля Шестерых.

Тем не менее, я стал помощником церковного казначея – дряхлого скабрезного старикана, все время чем-то недовольного, ворчливого… Но превосходно знающего свое дело! Кто-кто, а Фыр, как я про себя окрестил своего начальника, действительно мог меня научить. Десяток лет, если не меньше, и мне наверняка предложили бы сместить его на этом посту. А ведь это и большая ответственность и повышенное жалование!

Но случилось иначе…

Впрочем, наверное, стоит начать с другого. В тот день я навещал могилы родителей. По традиции урну с прахом предавали земле и воздвигали над этим местом святой сенарианский символ – шести-лучевую звезду, заключённую в круг. Он означал единство всех благих начал и был знаком того, что обретя все долженствующие качества, истово верующий после жизни попадёт в царство Эмпируса.

Я стоял над местом последнего пристанища моей семьи, погруженный в раздумья, и словно беседовал с ними, советовался, просил прощения… Проще говоря, полностью отключился от окружающего мира. Как ни странно, именно в этот уединённый личный момент я чувствовал себя по-настоящему живым.

Не знаю, сколько раз меня окликала девушка, но когда я, наконец, услышал её голос, она выглядела жутко взволнованной. «С тобой все в порядке?» – спросила она. Очаровательная, трогательная и вся какая-то воздушная девушка показалась посланницей Богов.

Я пришел в настоящий восторг от её голоса. Возможно, в чём-то она напомнила мне мою покойную мать. Так или иначе, в тот день во мне воскресло чувство. И это стало настоящим прорывом! Вот уже несколько лет я вообще редко замечал людей вокруг себя. Теперь же мир будто вновь обрёл утраченные краски.

Красавица казалась знакомой. Но мне никак не удавалось вспомнить, где же мы могли встречаться. «Да, да...» – задумчиво ответил я, безуспешно напрягая память. В голове вертелись какие-то бессмысленные цифры, а кроме них там было пусто. Только мысли о работе задерживались в моём угнетённом утратой разуме.

– Прости, что отвлекаю… – девушка так мило стеснялась, что становилась еще краше, – Я проходила мимо, а ты тут стоишь такой… Весь бледный. Я уж думаю, может, случилось что… – она окончательно замялась. Возможно, просто от испуга. Не думаю, что встреча на кладбище с бледным ни на что не реагирующим юношей могла вызвать иные эмоции.

– Нет, благодарю за беспокойство! – наконец-то взял себя в руки я. – Со мной все в полном порядке, особенно, если за меня может беспокоиться столь очаровательная девушка!

«Небогатое платье явно было недостойно такой красотки!» – подумалось мне. Может, даже сказал вслух, так как девушка зарделась и ответила что-то в духе: «Ты мне льстишь...»

Тем не менее, разговор завязался. Когда она представилась, я наконец-то вспомнил, кого она мне напоминала!

Это была Мэри. Мэри Роувиль!

Та самая девушка, с которой мы частенько играли в детстве, а потом вместе учились в церковной школе. Но её после первого года обучения забрали родители. Я спросил её о причинах такого странного решения и узнал ужаснувшую меня новость: оказалось, что мать Мэри в тот год осталась вдовой, но недолго горевала и через пару месяцев после гибели мужа вышла замуж заново! И за кого? За полуорка!

Единственный представитель этого странного народа в нашей деревне был, безусловно, объектом пристального внимания и нередко насмешек. Но чтобы его сочла славным женихом не последняя по привлекательности женщина? Это, несомненно, стало для меня удивительной новостью.

Нет, разумеется, я не расист! Конечно же, никто не отрицает, что орки полноправные граждане империи… Особенно пока живут в своём северном графстве и не появляются у вас перед глазами.

Но брак женщины-человека и этого монс… зеленокожего существа!? Конечно, вы правы, сердцу не прикажешь, да и свой расчет мать Мэри имела, так как её новый муж владел единственным в деревне трактиром «У Рогги». Соответственно, в этом плане, он действительно мог считаться видным женихом. К тому же женщине нужно было поднимать дочку. Но спроси меня, возможен ли подобный союз – я не задумываясь ответил бы, что это немыслимо.

Однако факт остаётся фактом. Женщина сочеталась браком с орком и, похоже, была этим вполне довольна. А вот у самой Мэри с новым «папой» отношения не сложились. Впрочем, Рогги Херос, (такая уж ему досталась фамилия!), попросту сломал девушке жизнь. По крайней мере, так мне казалось в то время…

С первой же минуты знакомства он бескомпромиссным тоном заявил, что не женское это дело учиться. После чего забрал «дочку» из церковной школы и пристроил служанкой, горничной и посудомойщицей в одном лице в свой ненаглядный трактир. Очевидно, такое будущее для девушки ему казалось более подобающим.

Надо ли говорить, что суровые нравы орков разнятся с человеческими воззрениями? Коротко говоря, Рогги отрезал Мэри от всего мира, не позволял выходить из дома более чем на час, да и то лишь засветло! Девушка обмолвилась, что ей уже стукнуло восемнадцать, а парня у неё все еще нет из-за жесткой позиции отчима.

Подобный намек я не мог истолковать неверно. Подумать толь, до нашей встречи мне и в голову не приходили мысли о девушках. А такая красавица всё это время бродила где-то поблизости, ожидая часа нашего с ней знакомства. Где были мои глаза!?

Словом, вскоре я уже называл её не иначе как моя Мэри. И начало всему было положено именно в тот день, в том месте. Так что можно сказать со своей первой возлюбленной я познакомился на кладбище. Романтика…

Да… Мне казалось, что жизнь, наконец, обрела смысл. Сколько новых потрясающих ощущений открылось мне после нашей встречи! Чувства, казавшиеся полностью угасшими, запылали с новой силой.

Все свободное время мы проводили вместе. Прогулки, объятья, поцелуи… Сложно было представить, что день мог пройти без моей возлюбленной. Неминуемо близился тот час, когда мы должны были стать по-настоящему близки. И вскоре Мэри решилась на отчаянный по смелости шаг. Девушка сумела вырваться из цепких лап отчима – ночью она сбежала из дома, надеясь успеть вернуться до света.

Всю ночь мы провели вместе… Это было восхитительно. Никогда ранее я не испытывал ничего подобного. Время пролетело совершенно незаметно. Разумеется, мы совершенно позабыли обо всех допустимых сроках. Оторваться друг от друга? Расстаться хоть на час? Это казалось немыслимым проклятием.

Молодость и влюбленность не только окрыляли, как мне казалось тогда, но и отупляли, как мне ясно сейчас. О чем мы только думали!?

Проснувшись около полудня в моей кельи, мы не сразу осознали всю серьезность положения, в котором оказались. А стоило бы! Представьте себе, как должен был разгневаться её отец, не разрешавший дочери отлучаться из дома днём, обнаружив, что Мэри не было всю ночь!

Лишь когда раздался требовательный стук в дверь, и хриплый бас Рогги Хероса вежливо поинтересовался у кого-то: «Если этот подонок что-то сделал с моей падчерицей, могу ли я убить его медленно, или нужно сделать всё быстро, сославшись на неожиданную вспышку ярости?»

Я почему-то сразу же догадался, кого он имеет в виду. И наверняка побледнел. Участь, которая мне грозила была мягко говоря безрадостной. Совершенно не хотелось думать о том, что именно намерен сделать со мной разъярённый орк. Но отчего-то воображение предательски рисовало всё новые и новые картины жуткой расправы.

Хлипкая задвижка не могла долго выдержать неистового напора взбешённого мужчины, поэтому я лихорадочно соображал, что же нам предпринять… Все-таки, мне кажется, что созвездие вора стало моим символом неспроста! Как в плане попадания в неприятности, так и в способности из них выкручиваться.

Как же вытянулось лицо орка, (ну хорошо, полуорка), когда перед ним с отрешенным лицо предстал совершенно голый зевающий я! План мой был прост и элегантен: сонный помощник казначея нагишом встречает гостя и, разумеется, знать не знает о его беспочвенных подозрениях – не к чему придраться.

К сожалению, Рогги как-то ухитрился разглядеть Мэри, маскирующуюся среди простыней, так что был настроен решительно. И это грозило мне крупными неприятностями. Воображение живо показало мне, как могучий кулак сворачивает на бок мой драгоценный нос. И это было только началом!

У меня тут же созрел новый план, который, как я надеялся, окажется много действеннее предыдущего. Мужчина злобно сопел передо мной – что-то требовалось предпринять немедленно. Но мне не удалось – он оказался быстрее.

– Ах ты… – поток брани полился из его уст. Но хуже было то, что вместе с этим он действовал.

Ну и страшно же, скажу я вам, когда тебя, совершенно голого схватил за я… в общем, крепко схватил здоровенный орк! Ну, хорошо, полуорк. Ну, немножко сутулый, ну да, не такой уж и крупный… Но было страшно!

– Брат Джеральд, – обратился я ставшим внезапно тонким голосом к стоявшему рядом монаху.

Он разинул рот от удивления, глядя на происходящее непотребство. Только единоверцы могли мне помочь в сложившейся ситуации. Но для этого мне нужно было переманить их на свою сторону.

– Засвидетельствуйте попытку изнасилования церковнослужителя, да еще и в стенах святой церкви!

До Джеральда не сразу дошло, что же я от него хочу. Зато как только монахи поняли, что же творится с их братом по вере… Короче говоря, в тот раз я легко отделался. Растёр пострадавшее место и был как новенький! Почти…

А вот Рогги вылетел из церкви лицом в грязь, перед этим крепко изиби… наставленный на путь истинный правоверными сенарианцами. Они так его «отходили» за нарушение законов божьих и имперских, а заодно и с криками: «Наших посмел щупать!» – что Рогги еще добрых два часа без сознанья провалялся на дороге!

Если бы не некий добрый человек, который повернул его лицом кверху, позволив дышать, (а заодно и обчистив карманы), то одним орком в нашей деревне стало бы меньше. Ну, хорошо, полуорком.

Самое главное, что пока продолжался весь сыр-бор, Мэри успела одеться и сбежать домой! Эх, жаль, что я не видел лица Рогги, когда падчерица заявила ему, что все это время была в отхожем месте, скушав что-то несвежее!

А ведь её отцу еще и большой штраф пришлось платить, чтобы не загреметь в тюрьму! Естественно, мне ничего от этого не перепало. Хотя, по-моему, было бы вполне справедливо вознаградить пострадавшего. Зато кто-то в шутку предложил причислить меня к лику святых мучеников.

Жаль, не поддержали. Ведь пострадал же я во благо матери-церкви!

Наши встречи с Мэри продолжались, но теперь стали редкими и недолгими, так как Рогги внимательно следил за ней. На меня он косился очень недобро, но попытаться проучить «нахала» не решался, вспоминая предыдущий неудачный опыт. Но судьба не думала прекращать на этом свои опыты надо мной.

В один прекрасный день мы с моей любимой Мэри, как обычно, гуляли по побережью, когда она вдруг, ни с того ни с сего, завела речь о семье, браке… Я упорно делал вид, что не понимаю, к чему девушка клонит… Какое-то время отмазка работала, но это оказалось только началом неприятностей.

Короче говоря, через несколько дней она заявила мне, что ждет ребенка. От меня. Я тогда не сдержался и выругался. Ну, грубо выругался. Ну, хорошо, очень грубо и неуместно… Мэри убежала вся в слезах.

При этом я не могу сказать, что не хотел этого ребенка!

Ладно, можно так выразиться…

Да что там! По сути это правда. Я действительно совершенно не планировал, а соответственно и не желал иметь в то время детей. Просто всё случилось слишком быстро! Вот лет эдак через пять-шесть… А лучше через десяток я был бы готов! Но тогда… Ведь это значило: брак, семейная жизнь, пелёнки…

Немного поразмыслив, я образумился. Не скажу, что мудрость посетила меня сразу. Времени понадобилось не так уж и мало. Многие за всю свою жизнь не набираются такой просветлённости, как совсем ещё молодой помощник казначея в свои неполные двадцать лет.

В итоге я твёрдо решил для себя, что это все же мой ребенок. Глупо и бессовестно игнорировать сей факт. Это моя кровь! Моё семя, моя с… Э… В общем, очень родное существо! Продолжение рода, в конце концов!

Отступать было некуда. Поэтому вскоре я встряхнул мошной и пошел свататься. К моему удивлению, Рогги не послал меня куда подальше, а, наоборот, прослезился, крепко стиснул в объятиях, попросил прощения за прошлые обиды и благословил наш брак.

Возможно всё потому, что перед этим мы с ним немного выпили? Ну, хорошо, много. Ну, очень много… Одним словом напились мы тогда вдрызг, в стельку, вусмерть…

Попросить Мэри стать моей женой я смог лишь на следующий день. И вот тут меня ожидало разочарование. Любимая женщина, будущая мать моего ребёнка… отказала!

Признаться, я был в шоке… Всё уже было устроено, самые сложные вопросы решились достаточно мягко, чего могло и не случиться. И вот на последней, казалось бы, самой простой стадии возникло неожиданное и оттого особенно неприятное препятствие.

– Ты не хочешь этого ребенка, так что и я тебе не нужна! – рассерженно заявила моя «половинка».

– Я хочу, поверь мне, очень хочу! – протестовал я. – вас обоих!

После этого мне досталась неожиданная пощечина. Надо сказать очень болезненная. Мэри смотрела на меня разъяренной тигрицей… Но я собрал всю волю в кулак и решил во что бы то ни стало идти до конца. Тем более что мне было попросту неудобно перед её отцом, с которым мы всё так славно решили.

– Будь моей женой, Рогги не против… – пролепетал я заготовленную фразу.

Она звучала глупо, я понимаю. Но зато отражала объективную реальность. Я хотел взять любимую женщину в жёны, а грозный отчим был побеждён – дал своё согласие.

Признаюсь, что несколько мгновений мне казалось, что сейчас вторая моя щека раскраснеется от нового удара. Но, к счастью, вышло иначе. Моя ненаглядная Мэри вся вмиг преобразилась и крепко меня поцеловала. А потом еще раз, и еще… А потом мы… М-да…

В общем, уже ближе к ночи она, наконец-то, дала свое согласие на свадьбу. И знаете что? Я был отчаянно рад тому, что всё так сложилось. И по сей день мне кажется, что строить планы на детей есть не что иное, как ересь и кощунство. Боги даруют нам шанс прикоснуться к настоящему чуду, а мы зачастую слишком небрежно к нему относимся.

Три месяца приготовлений пролетели совершенно незаметно. По крайней мере, для меня, так как я, в общем-то, ничего для этого не делал. А вот Мэри жаловалась, что её праздничное платье приходится перешивать каждую неделю. Правда после этого она хвасталась, что все лучше «чувствует» нашего малыша…

И вот, наконец, наступил день свадьбы. В первую очередь хочется сказать, что это мероприятие обошлось недешево. Но это я мог бы заявить как помощник казначея. Зато вся деревня собралась в тот день посмотреть на невиданное зрелище! Сказал бы молодой муж, осчастливленный размахом праздника.

Цветы, цветы, еще раз цветы… Лучшие наряды, радость на лицах… Хотя, я полагаю, что людям все же больше запомнился огромный стол на всех жителей, который просто ломился от различных кушаний. А что не менее важно, от хмельных напитков. Дюжина бочек лучшего меда, шесть ведер браги, три ящика вина трехлетней выдержки… Да что там перечислять, как вспомню, слюнки текут!

Хотя в тот день я не замечал никого и ничего, кроме моей нежно обожаемой Мэри. Боже, как же она прекрасна! – вот, что крутилось у меня в голове все сутки напролёт.

Несмотря на беременность, исказившую черты женщины, она сумела себя подать, как искусный повар лучше блюдо! Это было какое-то незабываемое, неземное воздушное существо, богиня во плоти! И главное, она была моей!

Можно долго сыпать восторгами, восхищаясь прекрасной молодой женой, но… Короче говоря, дальше поймете сами…

Двадцать дней после свадьбы мы не вылезали из постели! (Я специально сверялся у повитух, не опасна ли такая близость для ребенка, но они меня успокоили, заявив, что это даже полезно). Думаю, что в царство Эмпируса, мне дорога заказана, если только туда не пускают раскаявшихся по случаю грешников, но я не отчаиваюсь. Ведь уже побывал в нем на земле!

Когда время свободы от всех работ, полагающееся по закону после свадьбы, подошло к концу, мы с Рогги всерьез занялись планированием дома, где я с Мэри и нашим ребенком могли бы жить. Ну, подумайте сами, не могли же мы все ютиться в моей кельи или стеснять родителей невесты!

Я в плотницком мастерстве разбирался из рук вон плохо, поэтому на мои плечи легли расчеты… Как материалов, так и затрат. И вот тут-то долгое соседство с казначеем дало о себе знать. Мы… Ну, хорошо, я решил сэкономить и не покупать землю, вместо этого поставить дом сзади таверны «У Рогги». И к родным близко и материалов меньше ушло бы… В своё оправдание могу сказать, что Рогги одобрил эту идею, так что ответственность с него снята быть не может!

Чем хороша деревенская жизнь, так это тем, что все вокруг знакомы. «Своим» всегда помогут. Кстати, плоха деревенская жизнь примерно тем же: все знакомы до безобразия, никаких новшеств… Оказалось, что матери Мэри, моей тещи, наш лесник приходится племянником! Императорский лес был чудо как хорош. А вот его учёт вёлся из рук вон плохо. Так что с древесиной для постройки проблем не возникло.

Короче говоря, мы погрузились в работу с головой… Построить дом, скажу я вам, это не детей наделать! Тут думать надо… (Надеюсь, Мэри не слышала!)

С этой «стройкой века» я как-то упустил момент, когда моей жене подошел срок родов. Мы с Рогги как раз яростно спорили, стоит ли делать дверь на втором этаже или же обойтись без неё вовсе, когда к нам в комнату вбежала Долла – моя теща.

Слезы столь резко контрастировали с лучезарной улыбкой, что она наверняка ввела бы нас в ступор своей неоднозначной внешностью. Если бы мы её заметили… Но, как назло, именно в этот момент двое мужчин увлеченно спорили уже битый час, распив (между делом, конечно!) парочку… ну, десяток бутылок.

Я думаю, именно поэтому мы не сразу поняли, о чем говорит сумбурная женщина. Ну, кричала она: «девочка!» – ну и что это должно было значить? Зато сама Долла быстро разобралась в ситуации, наградив мужа звонкой затрещиной и прикрикнув: «Внучка родилась, старый ты пень, а, дурень эдакий, ты все пьешь!»

– Радость-то какая! – живо воскликнул я и, под подозрительными взглядами тещи, ретировался, опасаясь репрессий. Мои страхи не были беспочвенными, ведь сам Рогги побаивался своей жены.

Лишь пробежав несколько шагов, я, наконец, осознал, какую новость мне сообщила тёща. «Дурень! Это же у тебя дочка родилась!» – звонкий шлепок по лбу не только сопутствовал лучшему пониманию этой радостной новости, но должен был привести меня в чувство. Так сказать, оказать отрезвляющее воздействие.

После этого я действительно возликовал и побежал к жене…

Ориентируюсь по крикам новорожденного, мне не составило труда обнаружить и жену и дочь. Мэри, заплаканная и раскрасневшаяся, радостно обнимала розовенькую, чистенькую, (видимо успели помыть), малышку. Нашу дочку.

Мою дочку! И я уверен, что никакими словами не удастся передать всех чувств, переполнивших меня в тот момент. Это были восторг, гордость, любовь к всему свету разом, чувство выполненного долга, наконец…

Дальнейшие проявления собственных родительских чувств я описывать не стану, так как в скупые строчки все равно не уместить всю ту нежность и любовь, которая выплеснулась из меня на двоих самых обожаемых во всем мире существ…

«Кто всё еще ищет счастья в жизни – тот не знал радости отцовства!» – родилась у меня на удивление здравая мысль. И она лучше всех прочих характеризует моё эмоциональное состояние в тот момент.

Какая там стройка!? На добрых две недели мы с Рогги забросили работу и не отходили от малышки ни на шаг! Дедушка отнесся к внучке с удивительным трепетом, хотя его крови в ней и не было. Отогнать нас могла лишь всемогущая Долла, ругаясь, что мы почем зря теребим ей девочку… Только тогда мы вспоминали, что малышам нужно внимание матери, да побольше сна, чтобы быстрее расти…

Всё вокруг как будто стало светлее с рождением дочери. Или мне так только казалось – не знаю. Но даже строительство продвигалось форсированными темпами, при том, что мы не чувствовали особенной усталости – просто трудились по мере сил. Так не значит ли это, что у нас попросту прибавилось сил с появлением малютки?

Когда дочурке исполнился годик, мы с её дедушкой наконец-то закончили дом. Впору было справлять новоселье. Хотя оставались еще кое-какие незначительные неоконченные работы, но все же это заслуживало уважения. Получился прекрасный подарок моей доченьке на Именование.

Вас, наверное, интересует, почему я не сказал, как её назвали? Да, не удивляйтесь, мне доводилось слышать, что в некоторых странах детям дают имя с самого рождения или даже до него. Скажу только, что наш обычай мне кажется более правильным.

Считается, что до года малыш слишком слаб и, зная его имя, даже кто-то из родственников может случайно навредить. А уж если узнает кто-то недобрый, чужой… Об этом и думать не стоит! Когда младенцу исполняется один год, его торжественно несут в церковь, где поочередно ополаскивают в шести ванночках со святой водой, даруя защиту Шести богов.

Только после этого можно произнести имя – никак иначе! Если правильно попросить аббата, (без денег тут не обойтись, такова традиция!), то он укажет, под каким знаком родился малыш и даже возможно предскажет некоторые особенности, которые будут свойственны этому человечку. Не стану говорить, что многие считают эту традицию лишней статьёй дохода священнослужителей. Действительно, ничего не мешает им наговорить всё, что заблагорассудится, и никто не проверит.

Вот только большинство родителей, вопреки здравым подозрениям, жаждут узнать про своего малыша как можно больше. И не так уж важно, правда это будет или нет. Потому-то любящие люди так подвержены обману, что легковерны. Они смотрят на иной мир – светлый, радостный, в котором нет места обману. Мы не были исключением. Нам тоже хотелось выслушать предсказание. Даже моя скрупулёзная натура не протестовала против лишних растрат.

Но радостное событие обернулось раздражением. Не знаю, был ли аббат не в духе или нашлись какие-то иные причины. Вот только оказалось, что малютка Лита, (Мэри сама выбирала имя), родилась под знаком Змеи. И это ни в коем случае не устраивало мою супругу.

Конечно, такое заявление возмутило обоих. Вот только Мэри не просто не поверила аббату, но и нагрубила ему, пересказав многие народные домыслы, да прибавив к тому обвинение в шарлатанстве. Главным её аргументом, конечно же, стала фраза: «Моя дочка не может быть Змеёй!». Да уж, женушка оказалась неподражаема в гневе…

Я отнёсся к услышанному спокойнее, понимая, что это всего лишь слова. К тому же, даже этот, неприглядный, казалось бы, знак, не нёс в себе ничего дурного. Но сдержать гнев возлюбленной мне оказалось не под силу. А ведь это грозило нам немалыми неприятностями!

Полагаю, нас не вышвырнули из церкви лишь потому, что я сам был в некотором роде служителем Шести. И все равно мне пришлось приложить немало усилий, чтобы сначала вывести из церкви разъяренную супругу, (это сложнее, чем кажется!), а потом долго, со всем отпущенным мне красноречием, объяснять аббату, что женщина просто погорячилась…

Объяснение обошлось в пять тиремов, между прочим! Для сравнения, на два тирема можно было на сутки снять комнату в трактире, причем сразу с ужином, обедом и завтраком! Ну, по крайней мере, в трактире «У Рогги».

В принципе, рождённым под звездой змеи приписывалась мудрость, изворотливость… Ну, еще, конечно, коварство, подлость… Хотя если дочка будет действительно устойчива к ядам, окажется мудрой и изворотливой – это будет замечательно. Но Мэри… С ней все оказалось сложнее.

Лучше бы она закатила скандал дома, побушевала, да в итоге успокоилась. Но вместо этого жёнушка закрылась в комнате с Литой. Я не опасался, что она может совершить что-то непоправимое, (или убеждал себя в том, что она не станет этого делать). Слышался плач и невнятное бормотание… Как сумела разобрать теща: «Ты не змейка у меня, правда, доченька?»

Мы с Доллой и Рогги сидели внизу, не зная, как успокоить Мэри. Никто не ожидал, что обычно радостная процедура Именования обернётся такой драмой. Все были подавлены и не знали, что предпринять.

Погруженные в депрессию, мы с Рогги, (не иначе Хлеру[5] попутал!), искали ответ на дне бутылки. Долла, хоть и ругала нас, но сама частенько прикладывалась. Да так, как не каждый мужик сумел бы! В общем, бдительность мы потеряли…

В таверне Рогги было всего две жилых комнаты, которые обычно сдавались постояльцам. Надолго их никто не снимал, разве что какой-нибудь редкий приезжий, (у местных не было ни денег, ни необходимости). В одной из них Мэри и закрылась.

Вторая комната была снята на три дня каким-то приезжим, неизвестно чего ищущим в нашей забытой всеми богами деревушке. Общаться он не захотел, так что его никто не расспрашивал. Платит деньги – и хорошо.

Сам Рогги с женой спали на кухне. Жена на печи, Рогги на лавке. Их комната была занята дочерью с внучкой. Что поделать, «старики» уступали места молодым! Ночевать в нашем с Мэри доме они наотрез отказались.

Рогги и Долла спали. А ко мне сон никак не шел, не помогал даже хмель. Я вышел во двор, где беседовал с луной, кажется, уговаривая её со мной выпить… Не знаю, сколько раз я поинтересовался у неё: «Ты меня уважаешь?» – пока она не устала от моего общества и не спряталась за тучами. Раздосадованный из-за такого неуважительного поведения ночного светила, я отправился К Мэри, забыв, что комната заперта.

Не задумываясь, что моя медвежья поступь могла перебудить весь дом, я просто шел по прямой! А вот дом почему-то мотался из стороны в сторону… Тем не менее, мне удалось добраться до двери – вот что значит тренированная сила воли опытного пьяницы!

Бездумно ухватившись за ручку двери, я с силой дернул. Дверь, естественно, не подалась. Честно говоря, больше тряхнуло меня, чем её. Каким-то чудом сообразив, что она открывается «от себя», я, толкнул ей плечом. Ну, может, это получилось с небольшого разбега…

В общем, злополучная дверь с треском слетела с петель, свалившись на пол. Не устояв на ногах, моё тело рухнуло сверху. Ударившись головой об пол, я даже немного протрезвел.

Что странно, ругани из-за моего беспардонного вторжения не послышалось.

«Неужели жена так крепко спит?» – мелькнула шальная мысль.

– Мэри? – испуганно воскликнул я, понимая, что спать настолько крепко не может ни один человек. «Убежала?» – от подобного предположения остатки хмеля выветрились из головы.

Лихорадочно осмотрев комнату, я вскоре увидел Мэри, мирно лежащую на кровати. Лицо её застыло небывалом блаженстве… Должно быть, моей супруге снилось что-то очень приятное.

«Не убежала...» – с облегчением подумал я.

И тут же вновь испугался. На этот раз по-настоящему сильно. Она не могла не проснуться! К тому же рядом с ней не было Литы, а порознь они не спали никогда!

Предчувствуя беду, я медленно подошел к кровати. Сердце бешено колотилось, подсказывая, что что-то здесь не так… По щеке сбежала одинокая слезинка, хотя я еще ничего не знал. Внутри клокотало какое-то тревожное предчувствие, которое мой разум отчаянно отказывался озвучивать.

Я склонился над своей супругой. Мэри лежала как живая, застывшая в прекрасном сне… Вот именно, что КАК живая… Она была мертва!

– Не-е-е-ет! – мой возглас, должно быть, перебудил всех соседей. Мне на них было наплевать. Случилось худшее, что только можно представить.

«Любимая, за что? Как же так!?»

Слезы лились из беспомощно сжатых век… Я взял Мэри за руку, вновь ощущая её нежную кожу, холодную кожу. Отчаяние, страх, злость – всё сплелось в один неразрывный комок.

– Нет… – раздался едва слышный шёпот.

Так меня и застали Рогги и Долла. В одной ночной рубахе орк смотрелся комично, но сейчас было не до того. Оба взволнованные, задающие наперебой какие-то вопросы…

Я гладил мою Мэри и шептал короткое слово: «нет» – словно оно было заклинанием, способным вернуть ей жизнь. Невидящим взором глядя в её лицо, я будто бы ждал, что она вот-вот очнётся и всё будет как раньше.

Мельком взглянув на тело дочери, Рогги куда-то убежал. А Долла принялась меня утешать. Не представляю, как ей хватило мужества, хлопотать вокруг зятя, когда она сама понесла такую жуткую потерю…

На следующий день я узнал, что тесть убежал «проверять» подозрительного соседа, снимавшего комнату. Дверь была разбита в щепки, но…

Конечно, он никого не застал. Наверняка злодей был уже далеко.

Но на этом разгневанный орк не остановился! Он как был в одной ночной рубашке, но уже с топором, (наверное, доставшимся ему еще от деда), бросился в погоню.

Вот бы и мне поступить так же! Но я был убит горем… Как же это глупо предаваться чувствам, вместо того, чтобы действовать!

Рогги задержали патрульные, объезжающие дороги нашей необъятной Империи. Он не смог им ничего внятно объяснить, поэтому его доставили в ближайшую деревню для дальнейшего разбирательства…

Штраф за кражу лошади десять золотых тиремов (тысяча медных!). Это должно было поставить крест на судьбе отважного деда, не убоявшегося пуститься в погоню за своей внучкой.

Но, «войдя в положение», староста постановил выплатить лишь половину этой суммы потерпевшему Вилласу Емингу. Хотя и пяти сотен сразу собрать никто в нашей деревне не мог… К тому же, семья понесла ещё и расходы на похороны. А это значило, что решительному орку грозило заключение.

Рогги действительно посадили в темницу, обязав его родственников, то есть меня и Доллу, выплатить штраф за него, если мы хотим, чтобы он оказался на свободе. Ничего другого нам не оставалось. По крайней мере тогда я был в этом совершенно уверен.

В общем, то были нелегкие дни… И главное, мне никак не удавалось прийти в себя после случившейся трагедии. Потеря Мэри вновь вернула возмужавшего юношу во времена, когда он остался без родителей. Маленький, всеми покинутый и отвергнутый миром.

Единственно, что радовало, я бросил пить. Напрочь! Как вышибло из меня все. Ведь если бы не алкоголь, пришел бы раньше. Эх!

Долла как-то умудрилась договориться об освобождении Рогги под залог, но меня это тогда мало волновало… Как ни странно, но привел меня в чувство все тот же неугомонный, но сильно постаревший за это время полуорк.

Что значит, привёл в чувство? Он просто двинул мне своим пудовым кулаком в челюсть, а затем обругал последними словами… Хотя для последних у него их оказалось что-то слишком много…

Как ни странно, это помогло.

«Лита исчезла, а ты сидишь, сложа руки?!» – ревел Рогги. – «Думаешь, моя дочь простила бы тебе такое безделье? Её уже не вернуть… Нужно спасать то, что ещё можно спасти!»

Жестко, цинично, но ведь верно!

«Как я мог вести себя столь глупо?» – гневался я на себя.

Дальше обычно следовали ругательства, частично позаимствованные у Рогги, хотя сам был неплохим знатоком. Меня окутала ненависть. Для начала ненависть на самого себя, на орка, который меня ругает, причем за дело. А потом вся она перешла к истинному виновнику – к незнакомцу, похитившему мою дочку и убившему жену. Я распалял гнев, чтобы стать безжалостным клинком возмездия!

Все остальное отошло даже не на второй, на сто второй план! Только ненависть к убийце и любовь к дочери – остальное ничтожно. Постепенно в голове формировалась одна единственная цель: во что бы то ни стало вернуть Литу.

Не знаю, на какой день я уверенно заявил: «Ухожу!» – но к тому моменту твёрдо знал, что не могу поступить никак иначе. Другого выбора не осталось.

– Куда же ты, сынок? – взволнованно воскликнула теща, узнав о моём намерении. – Кто же у меня кроме тебя останется? – она действительно искренне полюбила своего «сына», особенно после потери дочери.

– Ты найдешь его! – поддержал меня Рогги, понимая, как тяжело далось решение. Я знаю, в ту минуту ему просто какая-то соринка попала в глаз. Ну, не мог же орк, ну хорошо, полуорк… плакать!

– Я должен!

Собирая вещи, готовясь отправиться в путь, я все время повторял про себя, словно заклинание: «Должен!»

Прощание с Рогги и Доллой вышло недолгим, но очень тёплым. Они хором желали мне удачи и скорейшего возвращения.

Но внутри меня жила уверенность: вернуться мне не суждено. Но я ДОЛЖЕН уйти, даже зная, что могу больше никогда их не увидеть.

[1] Анра – в сенарианской трактовке, одна из девятерых древних демонов Эрадр. Несет неурожай, губит посевы. Для рыбаков олицетворяет плохой улов. Эрадр – нематериальный план бытия, где обитают демоны. С точки зрения старой веры благодать Анры это женская красота, уют в доме, плодородие, успех на охоте и в целом удача. Одна из трёх старших Эрадр.

[2] Сивар – в сенарианской трактовке, еще один демон. Олицетворяет собой подлость и корыстолюбие. Младший из трёх средних Эрадр. Покровитель торговцев, дельцов и прочих ловкачей.

[3] Эрадры – так называемые Высшие. Их девять. Древние верования не разделяют Высших на хороших и плохих, так как каждый из Эрадра может быть расположен и не расположен. В основном расположение Высших связано с щедростью и регулярностью подношений в их честь. Именами Эрадр были некогда названы звёзды, а так же времена года. Рождённый под определённой звездой получал Эрадра-покровителя. Стоит так же заметить, что церковь Шестерых называет Эрадр демонами. На смену звёздам Эрадр пришли поименованные созвездия, знаки.

[4] Сенарианцы – верующие в Шестерых Богов.

[5] Хлеру – по сенарианскому учению демон. Олицетворяет плохое самочувствие, наркотическое или алкогольное опьянение, похмелье… Самый младший из Эрадр. Ему приносили дары перед пирами, застольями, праздниками, связанными с употреблением пищи. Так же известен, как Вестник веселья.

[6] Тирем – монета с изображением императора Бертрама Тирема, императора. Обычно подразумевается медный тирем, имеющий повсеместное хождение. Так же существуют серебряные и золотые тиремы, имеющие достоинство в дюжину и в шесть дюжин медных соответственно. Серебряные и золотые тиремы бывают полновесными – более крупные монеты. Полновесный серебряный тирем равен ста медным, а полновесный золотой, соответственно, тысячи медным.