Литания шестая

После полуночи начался штурм. Хотя в операции участвовали почти все боевые ужасники, Кай остался со своим старым составом, но в этот раз вел его. Он не знал всех ловушек Института, но получил инструктаж в первый день учёбы. Кай добрался до витража на паучьих перчатках и начал осторожно стучать молотом по разноцветным частям, которые назвались «бевелсы». Молот был обмотан тряпкой, но всё равно шумел намного сильнее, чем хотелось Каю. Разбив несколько бевелсов, он просунул молот в проём и подождал пару ударов сердца.

— Как там служка? Ещё не предал нас? — донёсся снизу голос Хама.

Из арки, удерживающей витраж, выскочили огромные шипы. Они чуть не выбили молот из рук Кая, но он успел удержать его между ними. Когда шипы вернулись на место, Кай продолжил молотить витраж. На одном из ударов он не выдержал и вылетел из своей арки, разбившись о нижнюю часть окна и осыпав Кая и остальных разноцветными осколками.

— Кажется, началось! Предательство служки! — раздался сдавленный голос Хама. На него шикнул голос Гера.

Кай ещё пару мгновений водил молотом в опустевшем проёме, а затем решил перебраться в Институт. Там он взял обрывок старой мантии и накинул её на ближайший кристалл. Ткань сразу слетела, и Каю пришлось бросить ещё одну. Обернувшись, он увидел, что Хам наблюдает за ним с издевательской улыбкой.

— Не знай я тебя, служка, то подумал бы, что ты нарочно такой криворукий, — бросил он и уступил место влезшему Ори, потому что тот всё равно занял бы это место, будь на нём Хам или нет.

Когда Гер присоединился к отряду, Кай услышал звон разбитого витража в другой части Института.

— Надеюсь, у остальных всё прошло так же успешно, — сказал Гер.

— Надеюсь, гораздо лучше, — ответил Хам, выковыривая осколок витража из своего воротника.

Кай провёл отряд к входу, тщательно осматривая с тусклым кристаллом каждый проём на предмет ловушек. Увидев на полу тёмный силуэт, он вздрогнул, но потом понял, что это обезличенный. Кто ещё стал бы спать на полу в Институте? Он просто лёг там, где закончил работу. Кай быстро прошёл мимо обезличенного. Он не мог поднять тревогу из-за ночных гостей, это потребовало бы слишком сложной инструкции с условием, которую он не запомнил бы.

Дойдя до комнаты вахтёра, аккуратно попытался открыть дверь, но она была заперта. Он присел на колени, чтобы заглянуть в замочную скважину, но Гер быстро оттащил его, спасая от молотов Ори. Они разнесли замок и пол двери, и, несмотря на то что были в тряпках, грохот разнёсся по всему Институту, как показалось Каю. Однако Гер ничего не сказал — у него были очень низкие требования к успеху.

Комната была небольшой, как и прежняя комната Кая. Но множество гибких зелёных растений оплетало её, сужая пространство до неразумного предела, хотя лилим был меньше Кая, ему должно было бы хватать. Пахло сыростью и чем-то душистым. В густых зарослях терялись шкаф, стул и стол, на котором в горках земли росли цветы и сиял розовым светом маленький кристалл. Кровати не было — вместо неё на полу лежала куча сырой земли, на этой куче сидел лилим. Он спал в своём костюме и маске, пока Ори не разбудил его.

Быстро оценив ситуацию, лилим сорвал свою маску. Запах душистости усилился, став одурманивающим. Кай не знал, как выглядят лилимы, видел только зелёную кожу и глаза под очками маски. Они и были самым человечным в облике вахтёра. У него оказалась очень худая голова, кроме затылочной части (если бы он был человеком, то такая худоба точно бы означала серьёзную травму), носа не было, а возможный рот скрывался под пучком свисающих стебельков, начинающимся сразу под глазами. Эти стебли с маленькими цветочками, зачёсанные назад, заменяли и волосы на голове.

Внезапно из воздуха появились родители Кая и крепко обняли его. Они были точно такими же большими, хотя Кай сильно вырос за время их отсутствия. Он застыл, ничего не понимая.

— Кай… — прошептал его первый родитель и разорвался в свете.

Второй родитель точно также разорвался. Затем они вновь собрались вокруг Кая, но снова разорвались. Боль, вспышка, боль. Снова, и снова, и снова. Перед каждым разрывом их очертания искажались, будто покрылись острыми шипами.

— Нет… — прошептал Кай. — Это же как...

Острая боль обожгла его щёку. Родители растворились в окружении, на этот раз навсегда. Перед Каем стоял Ори, который и ударил его по лицу, приводя в чувство. Оглядевшись, Кай увидел, что молоты Ори покрыты тёмно-зелёной жидкостью. Такая же жидкость вытекала из-под раздавленного лилима на его земле. Гер сидел на полу, пряча лицо в руках и всхлипывая, а Хам озирался вокруг с диким взглядом. Ори криво улыбнулся блестящими зубами и направился приводить в чувства Гера. Кай понял, что произошло: споры лилима вызвали галлюцинации у всех, кроме Ори. И от его безумия есть польза.

Кай стоял в комнате вахтёра, залитой розовым светом маленького кристалла и тёмно-зелёной кровью лилима. Щека горела от болезненного, но спасительного удара. Но самое неприятное было ощущение пустоты в груди. Он всё ещё чувствовал объятия родителей, их голоса, их разрыв на части.

Когда Кай, Хам и Гер пришли в себя, они обыскали скудные пожитки лилима. Гер, вытирая слёзы, нашёл дальнохватские перчатки в шкафу. Подойдя к выходу, Кай, подгоняемый насмешками Хама, быстро разобрался, как ими управлять. Как он и ожидал, перчатки были грубым и примитивным инструментом, но именно поэтому их было легко использовать. Он развёл руки в перчатках, сгибая пальцы, как это делал вернувшийся во Тьму (или куда уходят лилимы?) лилим, в стороны, и массивные врата распахнулись.

— Отлично! — похвалил его Гер. Он забрал перчатки и положил их в сумку. — Уверен, Фок отдаст их тебе.

— Храни нас всех свет, — не мог не прокомментировать Хам.

Они встретили отряд Фока в коридоре. Ужасники рассматривали обезличенного, которого забили молотами.

— Неплохо, служка, — глаза Фока блестели в свете кристаллов. — Мы потеряли только двоих, но они сами виноваты. Если вы открыли двери, то помогите переносить артефакты.

— Я хочу освободить заключенных Института, — сказал Гер, положив руку на плечо Каю.

— Как хочешь, — ответил Фок, махнув рукой. — Но возьми только служку, остальные помогут мне.

Хам с Ори присоединились к отряду Фока, а Кай повёл Гера в зал Артефаники. Даже при другом освещении Кай остро почувствовал ностальгию по своим спокойным дням. Но времени на воспоминания не было. Он прошёл мимо своего старого стола в коридор, откуда выносили заключенных. Там его встретила плотно закрытая дверь без ручки и замочной скважины.

— Я не знаю, что там за ловушки, — напомнил Геру Кай, обследуя дверь своим молотом.

— Любые ловушки можно обойти, — ответил Гер, протягивая дальнохватские перчатки. — Иначе здесь невозможно было бы работать.

Кай надел перчатки и сжал дверь. Её верхняя часть смялась с жалобным скрипом, как если бы Кай действительно схватил дверь гигантскими сильными руками. После нескольких сжатий дверь рухнула искорёженным металлом. Кай внимательно осмотрел каждый уголок представшего им коридора с помощью кристалла, но ловушек не нашёл, что только обеспокоило его.

В конце коридора их ждала точно такая же дверь, с которой Кай поступил так же, как и с первой. За дверью оказалось помещение, но у Кая не оставалось времени на его изучение. В помещении стояли два крумбира с двуручными молотами (не чета одноручным молотам ужасников) наготове. Их лавовые волосы освещали комнату.

Не раздумывая, Кай схватил первого крумбира, как делал это с дверью. Он не ожидал такого поворота событий и застыл, сжавшись. Его напарник удивлённо посмотрел на него, не понимая причину промедления. Этого хватило, чтобы Гер бросился на него, ударив по голове. Удар, который убил бы человека, лишь заставил представителя каменной расы отшатнуться. Он попытался ударить Гера рукояткой молота, но тот уклонился и яростно набросился на противника, нанося ему шквал ударов. Шум боя был странным: вместо привычных звуков мяса слышались глухие удары, словно о стену. Маленькие молоты имеют свои преимущества над большими в тесных пространствах, особенно когда ими орудует яростный человек, чтобы спасти своих товарищей.

Обездвиженный крумбир и Кай стояли, напряжённо глядя друг на друга. Пот заливал глаза Кая, а у крумбира они горели, как угли, и он легко выигрывал эту безмолвную дуэль. С каждым ударом сердца напряжение в руках Кая росло, перчатки нагревались. Он был готов вытерпеть даже огонь, но боялся, что артефакты могут сломаться или даже взорваться.

Кай уже собирался отпустить крумбира и снова попытаться поймать его, когда Гер закончил со своим и с разбегу ударил молотом пленника Кая по затылку. Лава брызнула во все стороны, и Гер ловко увернулся от нее в движении. Затем он развернулся и ударил крумбира в лицо. Гер начал крушить его голову, а тот лишь молча стоял. Когда от головы осталось лишь крошево, истекающее лавой (сколько же её в его голове!), Кай отпустил труп, и тот рухнул на пол. Обычно огненные волосы или усы крумбиров вливались внутрь тела, но теперь они свободно разливались, дымя и прожигая пол.

— Великолепно, Кай! — восхищённо воскликнул Гер. Он так обрадовался, что назвал Кая по имени, что не было принято у ужасников на заданиях. — Ты не смог его раздавить?

Кай не разделял его энтузиазма. Он смотрел на свои руки в перчатках, чувствуя, как близко подошёл к убийству. Почти к убийству. Хоть он и мог бы оправдаться, но… Но...

— Я, наверное, нашёл ключи, — неуверенно сказал Гер, доставая из кармана крумбира связку человеческих пальцев.

Кай молча протянул Геру дальнохватские перчатки, будто хотел переложить на него свою вину. Гер с удивлением принял артефакты и положил их в сумку.

Во время обыска они нашли массивный каменный стол с ящиками склянок и каменный ящик, служивший крумбирам кроватью. В углу обнаружилась каморка с обезличенными, а вдоль всех стен — запертые двери. У каждой двери были мелкие пазы, куда могли влезть пальцы, но сказать, к какой двери какой палец подходит, Кай не мог. Гер вновь достал перчатки-артефакты, но Кай разорвал связку пальцев, раздал их обезличенным и приказал пробовать каждый палец к каждой двери. Такой толпой они быстро открыли все двери перебором.

Когда Кай открыл ближайшую дверь, человек в комнате за ней зажмурился и закрыл лицо руками, защищаясь от слабого света кристалла. В комнате стоял резкий запах пота и апатичный запах затхлости. Хотя назвать это место комнатой было слишком лживой лестью — это была скорее клетка, где нельзя было лечь, только сидеть или стоять пригнувшись.

Уставшие и удивлённые заключённые начали вылезать из своих камер, шатаясь. Гер обнимал их, смеялся и плакал. Затем схватил Кая под порывом чувств и зачем-то подбросил в воздух. Кай не знал, как на это реагировать, но это и не понадобилось. Гер заметил юного заключённого, ради которого Кай солгал наставнику, и бросился к нему.

В коридорах Института воровство артефактов шло полным ходом. Ужасники тащили охапки разных артефактов прямо в руках, от чего наставники Кая взвыли бы от несоблюдения стольких правил безопасности. Фок остановился и перехватил поудобнее огненные жезлы (откуда они в Институте?), когда заметил процессию с Гером и Каем во главе.

— Во имя света… Ты безумец, но везучий, — Фок осклабился, глядя на Гера.

— Это всё благодаря ему, — Гер притянул Кая к себе.

Проходящий мимо Хам с горкой осколков сна (зачем они могли понадобиться ужасникам, если они не могли вставлять их в тела?) фыркнул.

— Теперь вы и есть Сопротивление, — обратился Фок к неуверенной толпе за спинами Гера и Кая.

Кай почувствовал нарастающую ауру и застыл, отказываясь верить в реальность этой ауры. Гер тоже ощутил её, но быстро толкнул Кая в сторону, и тот упал, прокатившись до колонны, за ней он и остался лежать. Холод пробрал его спину, но не только из-за холодного пола. Воздух знакомо сгустился, и среди ужасников прокатилась волна возгласов.

— Великий Наставник, — дошёл до ушей Кая голос Фока.

«Это может быть кошмаром. Да, всё происходящее похоже на кошмар. Но нет, Кай, это реальность», — прошептал голос внутри Кая.

Одежда ужасников зашуршала. Кай осторожно выглянул из-за колонны у самого пола и увидел, как они опустились на колени перед Великим Наставником, словно благие служители. Только Гер остался стоять.

— Что вы делаете? — крикнул он, шагнув вперёд. — Лучше сражаться и погибнуть, чем умереть на коленях.

Ори, стоявший на коленях рядом с Гером, не глядя ударил по его ноге молотом, вогнув его колено в обратную сторону. Когда Гер полетел вперёд вниз, Ори встретил его голову ударом снизу вверх. Гер поменял радикально траекторию падения и упал на спину, посмотрев на притихшего Кая. Но смотреть Геру было нечем, лица у него не осталось. Коленопреклонённый Хам обернулся и заметил Кая, который тут же юркнул в своё убежище. Взгляд Хама был взглядом Хама, и это пугало ещё больше. Сердце Кая колотилось так сильно, что он боялся быть услышанным. Осколок сна вторил сердцу.

Часть освобождённых пленников опустилась на колени, а часть бросились вглубь Института. Молот одного из ужасников настиг сына Дана, и тот рухнул на пол, больше не двигаясь.

— Отставить! С ними разберутся без вас! — крикнул Фок. — Да, Владыка. Пришло время вернуться домой. Спектакль окончен. Наша база находится в оссуарии под Городом.

Кай зажал рот руками, как будто услышал Песнь Тишины. Может, это не кошмар, а он просто сошёл с ума? Запоздало вспомнились слова Арна: «Не верь… им...» Но волосы на теле Кая начали возвращаться в своё нормальное положение. Владыка ушёл? Судя по звукам, ужасники стали подниматься. Кай напряжённо ждал, когда они уйдут, смотря на тело сына Дана. Оставшиеся заключённые не спешили вставать.

— Вот и наш герой! — воскликнул Хам сбоку. — Ну что же ты такой скромный, служка? — Хам схватил Кая за грудки, поставил на ноги и выставил на всеобщее обозрение. — Ты так всё предательство пропустишь. Грех такое пропускать...

Кай увидел труп Гера, Ори, облизывающего свой молот, повеселевшего Фока, остальных ужасников, или они теперь что-то другое. Что-то ужаснее… Кай с истерической силой вырвался от Хама и побежал, не зная куда.

Он бежал, позабыв о ловушках, о других людях в Институте, был ли Гер когда-то вообще жив, о цели своего бегства, о цели своей жизни. Он бежал. Просто бежал по тёмным коридорам. Когда в темноте впереди открылись горящие кошачьи глаза, Кай даже пробежал к ним какое-то расстояние, когда его тело взяло полный контроль, и развернулось, и бросилось в другую сторону. Но глаза Владыки остались выжженными в его сетчатке глаз.

Перед ним снова появились глаза, и он различил тёмный силуэт Владыки в тенях. Кай снова рванулся в сторону. Только сейчас он почувствовал, что горло пересохло, холодный пот заливает глаза, лёгкие горят, а бок колет, словно осколок сна.

Владыка вновь резко возник перед ним, выплыв из-за края зрения. Кай услышал низкое урчание. Тело снова хотело броситься в сторону, но разум вернул контроль над ослабевшим телом. Кай упал на четвереньки и попытался как можно быстрее и глубже вобрать в себя потерянный воздух, громко и судорожно дыша. В голове крутилась только одна мысль: «Всё бессмысленно, Кай».

Урчание затихло. Владыка медленно подошёл к Каю. Он почувствовал, как Он взял его за плечи и поднял над полом. Когти Великого Наставника были острыми, как кинжалы. Кай поднял голову и увидел огромные янтарные глаза, похожие на узкие туннели огня во Тьму. Разум Кая просто оборвался.

Сначала он услышал Песнь, низкую и отдалённую:

— Слова — лишь космоса обман,

Мысли — как умерший вулкан.

Ты — призрак света, тень немая.

Ты — боль, что в забвенье тает.

Ты — промах в ткани бытия,

Твоя же воля — боль твоя.

Затем в его глаза ворвалась белизна. Холодная, ослепляющая, всепоглощающая. Она заполнила пространство, плывущее и пульсирующее. Кай понял, где он находится. В Круге одиночества. В тюрьме. И слышит он Песнь Пустоты — ту, что не уничтожает тело, но стирает душу, имя, память, сны.

Он принял это спокойнее, чем он когда-либо мог предположить. Даже обрадовался, что скоро наступит покой, откуда его не смогут достать ни ужасники, ни Владыки, ни кто бы ещё. Однако, он был служителем-предателем и мог не отделаться Песнью Пепла. Ему могли спеть Песнь Разложения, тогда его отбытие в вечность затянется. Но рано или поздно боль уйдёт.

Мысли Кая начали терять форму. Воспоминания ускользали, как песок сквозь пальцы. Он уже не помнил дурашливое лицо своего шкафа, если тот вообще существовал. Все вещи, включая одежду, у него забрали. Осколок сна в его шее, казалось, уже умер. Он прополз по камере, но не нашёл ни вещей, ни её границ. Только болезненный свет и нескончаемая Песнь.

Он лёг на бок, подогнул ноги и закрыл глаза. Проклятый свет не исчез, остался, хотя и стал приглушённым его веками. «Если ты исчезнешь, никто этого не заметит. Как будто тебя и не было», — раздался голос в его голове. Он звучал траурно и торжественно. — «Может, только Хам вспомнит тебя со смехом».

Кай даже не плакал. Он пытался представить небытие, но не смог.

— Ты — свет, что Тьму не обретёт,

Ты — звук, что в эхо не уйдёт.

Ты — был,

А ныне — в пустоту прибыл.