Глава 13

Часть пятая

Есть такой поворот на дороге к Залу Совета, сразу за высокой клумбой-пирамидой, где его, Шэри, частенько кто-нибудь поджидает. Каждый раз, приближаясь к этому повороту, он замедляет шаги. Ноги становятся непослушными, сердце рвется из груди от тревоги и страха. Он останавливается, изо всех сил убеждает себя — ничего не случится. Ну кто там может засесть за поворотом? Даже если кто и засел, так ли это жутко, чтобы подгибались колени и дышалось через раз?

А вдруг кто-нибудь глядит на него сейчас? Невесть что подумают, если увидят, как Советник без причины столбом торчит посреди дороги!

Потоптавшись на месте и сделав вид, будто с интересом рассматривает клумбу, Шэри прошел вперед. И колени все-таки подломились, стоило увидеть Рату, вскочившую со скамейки ему навстречу.

В груди беспокойно сжалось и забилось быстрее прежнего. Шэри едва не отступил перед суетливой пожилой женщиной, но удержался, чтобы не броситься прочь.

Как его все утомили! Ходят и ноют, канючат и просят. И, что самое невыносимое, — требуют! Он и в просьбах-то никогда не умел отказывать, а перед требованиями всегда терялся и пасовал.

— Советник! — заговорила Рата, подойдя слишком близко, на неприятное и неприличное расстояние. — Тебя непросто встретить в этих садах. Мне говорили, что ты редкий гость на Собраниях, но чтобы настолько редкий!..

Что она хочет сказать? Что он, Советник, плохо справляется со своими обязанностями? Он и так таскается на Собрания из последних сил, а теперь его всякий попрекать будет! Лучше бы он вообще из дома не выходил. Можно подумать, сегодня без него не обошлись бы. Вчера обошлись и до этого как-то обходились, все было в порядке. Нет же, именно сегодня он, получив приглашение, подумал, что неправильно и дальше сидеть дома, наслаждаться покоем, уютом и новой системой ароматизации, которая так точно улавливает его настроение и дивными лавандовыми запахами откликается на малейшие колебания его грусти! Именно сегодня ему показалось, что надо прийти в Зал, отметиться, чтобы у других не было повода говорить, будто бы Советник Шэри избегает Собраний.

И вот, пожалуйста — Рата!

— Очень рад тебя видеть, — он с усилием изобразил вежливую улыбку, стараясь, чтобы она вышла не слишком натянутой. — Как дела? Как у Дерта? Слышал, ты вскоре станешь свекровью. Уже можно поздравлять?

Рата всплеснула руками. В прорези рукавов ее зеленого кафтана на мгновение высунулась ткань черной рубашки, погрозила складками — ай-ай такое говорить!

Шэри опешил.

— Ты еще спрашиваешь про Дерта! — воскликнула Рата. — Конечно, давайте все насмехаться над старой женщиной, раз у нее сын балбес!

— Рата, я не понима…

— Кто тебе разболтал? Я тайком сюда пришла, никто не знал, зачем я хотела с тобой встретиться. И что я слышу — сразу Дерт! Поздороваться не успела, а в меня уже летит моя головная боль!

— Рата, прошу… Я ничего не… Просто так спросил. Пожалуйста…

— Ну, если просто так…

Опустив свои гневные рукава, Рата подхватила Шэри под локоть, больно вцепившись пальцами, и зашептала:

— Да, ты угадал. Я шла сюда, к тебе, поговорить о Дерте. Это позор. Настоящий позор для семьи. Ты видел показатели этой девицы?..

Растерявшись, Шэри не успел ответить. Слова Раты сыпались на него потоком гравия, смысл ее быстрой речи ускользал.

— А я видела. И ради этой, которой место за Шестым Жилым, он собирается все бросить!

— За Шестым нет места, — вымолвил Шэри, пытаясь незаметно выкрутить локоть из цепкой хватки.

— Вот именно!

Рата потянула его к себе, заставляя наклониться ближе. Горячий требовательный шепот, противный, как многоножка, полез Шэри в левое ухо.

— Показатели чуть выше, чем у дохлой мыши. Родители — два чахлых Мастера, у которых ни дома, ни уважения. Но Дерт упертый, ты же его знаешь. Он направил вам просьбу о выходе. Ждет, что Совет одобрит, и можно будет осесть, жениться… И если ему сейчас разрешат выйти с пути, он женится вот на этом. Ни я, ни последние дэдэра в роду не хотим видеть такое в нашей семье.

Шэри напряженно поджал губы, изловчился и вывернулся из ее рук:

— От меня-то ты чего ждешь?

— Я в долгу не останусь. Только сделай так, чтобы его просьбу отклонили. Пусть лучше он на осколках до старости сидит, чем у меня будут позорные внуки.

— Рата, — взмолился Шэри. — Я не могу, не в силах, не вправе устраивать решения Совета по твоему хотению. Выход с пути — это очень серьезный шаг. Он не решается на тропинке мной одним. Да и вообще, что из этого выйдет — большой вопрос. Сомневаюсь, что ты предлагаешь наилучшее для…

— "Не могу", "не в силах", "сомневаюсь", — передразнила Рата со злостью и отступила. — Но ничего, ты не один. Найду того, кто в силах и кто может.

— Рата, ну что ты такое…

— Всегда был мямлей. Как тебя только в Совет пустили! — бросила она и пошла быстрыми уверенными шагами по тропинке назад, к выходу из рощицы.

Бросила. Ему, Советнику, в лицо — «мямля»?! Что себе позволяет эта Рата? Нет, он, конечно, привык, что у аристократии Первого Жилого не пользуется авторитетом. Но чтобы вот так?!

Зря он ей отказал. Откуда только глупая смелость взялась? Можно ли это исправить?

Наверное, нет. Наверное, настало время смириться с возрастом и с такими вот проявлениями неучтивости. С тем, что Диэл уже пятьдесят оборотов как переехала в Третье Жилое и почти не напоминает о себе. Наверное, придется признать, что его обязанности не приносят ничего, кроме усталости. Смириться и бросить Совет, Собрания, все эти встречи с требовательными нахалами… Он устал до черных кругов в глазах. Направит сам просьбу о выходе. Хватило же решимости у Дерта. А он что? Не сможет? Не в силах?!.

Хотя у Дерта на многое хватает решимости. Он чаще верит в успех, чем боится неудач. И у него, в отличие от Шэри, есть на то основания. Дерта, если выведут, будет ждать свадьба с любимой, своя семья. А у него, Шэри, что останется? Одиночество среди лаванды, чувство выброшенности и никому ненужности.

Ладно, пусть все идет как идет.

И-все-таки, и-все-таки — стучало сердце, заходясь в тревоге, что он опять что-то сделал не так.

Весь вспотевший, как от жары, хотя в саду всегда приятная прохлада, Шэри с трудом дотащился до яблоневых аллей. В перекрестье засыпанных белыми лепестками дорожек светился перламутровыми стенами Зал Собраний Правящего Совета. Он мог бы показаться большим и впечатляющим тому, кому не с чем сравнивать. Но Шэри помнил огромное, высоченное, монументально солидное здание Вектора и знал, что этот зал, больше похожий на шкатулку кокетливой барышни — всего лишь легкомысленная беседка во всегда цветущем саду, где настройки не позволят появиться урожаю.

Он остановился на ступенях у главных дверей Зала Собраний, чтобы перевести дух после встречи с Ратой и еще раз попытаться унять разгулявшееся волнение. Стараясь отвлечься, посчитал на ступенях новые трещины. Насчитал пять. Старые, которые он приметил во время последнего визита, сейчас были затерты, и довольно грубо; лишь по одной, самой широкой, было видно, что ею занимался более-менее опытный Мастер — пролито цвет в цвет, структура в структуру, края трещины в обычном зрении не заметишь.

Было позднее утро, но он чувствовал себя разбитым, словно после нескольких ночей без сна. Рата со своими требованиями, перешедшими в оскорбления, уничтожила все настроение. Дальше — хуже: его поджидает толпа Советников. Все будут галдеть, особенно молодые и рьяные. Такие станут вскакивать с мест, чтобы пронзить своим мнением Зал, или что-нибудь непочтительно выкрикивать, чтобы показать гонор. И неважно, какой вопрос будет обсуждаться, всегда кто-нибудь покажет гонор так бесцеремонно…

Собравшись с силами, Шэри неспешно поднялся на несколько длинных ступеней. При его приближении высокие резные двери разошлись, и открылся узкий дугообразный холл унылых блекло-голубоватых тонов. Еще одна лестница, закрученная по широкой дуге, но невысокая, не успеваешь устать, и вот он — Зал.

Кругом — белизна и перламутр, ни намека на золотой цвет Основателей или серый Мастеров. По задумке Боона интерьер намекал, что здесь неважно, кто ты. Может, прятался еще какой-то смысл, но Шэри всегда казалось, что нарочитое стирание цветов показывает чуждость Зала, его неестественность для собравшихся. Хорошо еще, что Советники, бросая вызов глянцевым стенам, всегда приходили в мундирах и кафтанах своих цветов. И даже Старшие — управленцы среди Наблюдателей — тоже не расставались с серыми балахонами, украшенными золотой тесьмой. Хоть в этом мировой порядок сохранялся.

Круглый зал делился надвое. В одной половине тянулись длинные ряды кресел с подвижными индивидуальными столиками. Кресла были заняты через одно. Другой полукруг, с небольшим возвышением, был отведен для выступлений и инфо-голограмм.

С возвышения монотонно бубнил Советник Изин, высокий и сутулый, похожий на старомодный загнутый фонарь, который смотрит на гуляющих сквозь прищуренные шторки. Иногда Изин медленно поднимал руки, чтобы показать что-нибудь в тексте, светящемся справа и слева от него во всю высоту стен.

Во втором ряду, в центре зала, сидела Ниа — одна из Старших Наблюдателей; лицо ее было непроницаемым, почти неживым. Где-то полсотни поворотов назад она сменила на этом посту Рао, который выбил право для Наблюдателей присутствовать в Совете. Сначала было некомфортно под таким приглядом, но постепенно все привыкли к тихому присутствию Старших, и они стали восприниматься как неживые, чем-то вроде еще одного столика или кресла.

Вообще, было в Наблюдателях что-то парадоксальное; и переменчивое, вроде названия, и удивительно стабильное, вроде личностей и характеров. Среди них всегда был и кто-нибудь цепкий, и кто-нибудь нелюбопытный. Словно бы одни и те же Рао и Исы ходили по кругу жизни, раз за разом попадая в одно сообщество.

В Зале пахло скукой и цветущими яблонями.

Шэри тихонько прошел на свое место в ряду, ближнем к сцене. Советники Первой Линии сегодня собрались почти все, не хватало только Виима и его, Шэри. Про Виима все знали, что он серьезно болеет и не выходит из дома. А то, что Изин начал свой доклад, не дождавшись Шэри, неприятно задело. Кольнула досада, и он, садясь, резко дернул на себя столик. Тот со стуком ударил ножками о кресло.

Изин прервался и поднял голову, глянув неодобрительно.

Вот так, значит?! Мало того, что собрание начали без него, без Советника Первой Линии, так еще и вины своей за собой не признают!

Шэри поджал губы, но выдержал холодный взгляд Изина. Неужели тот считает, что можно пренебречь одним из Советников, и никто ничего не заметит? И еще Рата! Это из-за нее он, Шэри, задержался!

— Для вновь прибывших сообщаю, — сказал Изин, — что поводом для нашего собрания стало письмо Основателя Афира. Адресовано Правящему Совету, однако разослано по Системе Сообщений еще двумстам адресатам, в основном главам семей Первого и Второго Жилых. И нам придется на него ответить.

Его тоном можно было бы заморозить костер. Шэри поежился. Может, недовольство вызвано не тем, что Изину пришлось повторяться. Скорее всего, ему неприятно само письмо. Афир — тот еще баламут! Наверняка пытается снова раскачать осколок призывами: «Посмотрите, до чего мы докатились!»

А до чего докатились? Все же хорошо на Первом. Куда ни пойдешь — везде порядок, чистота и красота. Не всегда встретишь счастливые лица, особенно в Первом Жилом, это верно. Но когда бывают счастливы те, кто постоянно озабочен дрязгами или интригами, вроде Раты?..

Шэри повел рукой, давая Изину понять, что не нужно что-то отдельно разъяснять, все же видно в тексте голограммы. Изин — даже не кивнув в ответ, какая невоспитанность! — отвернулся, сложил руки за спиной и продолжил доклад:

— По второму фрагменту видно, что Афир не просто не скрывает своего отношения к Совету, но откровенно признается в неприятии самого Совета и его действий. Оставить это без ответа считаю недопустимым. От Афира уже давно исходит лишь смута. Все его письма, заявления и взломы Системы Сообщений, всю его увеличивающуюся рассылку давно пора пресечь. Прошу вас пометить, что наш ответ на его выходку должен содержать…

Краешком глаза Шэри заметил движение в непривычном месте и повернулся. Ниа, обычно сидевшая, как мраморная статуя, тянула из-под широкого рукава браслет-коммуникатор. Что-то в словах Изина привлекло ее внимание, и она, легко касаясь кончиками пальцем сенсорного экрана, посылала сообщение. Наверняка другим Старшим.

Знать бы, что там… Исключительный ведь момент.

— …якобы итоги, которые якобы подводит Афир в своем письме, сомнительны по сути, я уже не говорю…

Шэри понял, что ничего не понимает. Приглушив слух, он сосредоточился на инфо-голограмме с полным текстом письма. Темно-зеленые строки, как водопады, струились вдоль светлых стен.

Итак, с самого начала…

«Составлено Основателем Афиром в 89-ый п. 380-го об. П.К.

Это послание я адресую как лично жителям Центральных Жилых Колец, так и официально Правящему Совету. Обращаюсь к вашему разуму и уповаю на здравомыслие. Хотя долгие обороты наблюдений принуждают меня утверждать, что Правящий Совет со здравым смыслом находится в отношениях разругавшихся супругов…»

Дальше шло про непринятие Совета, которым Афир был известен, и Шэри скользнул по строчкам наискосок. Выбрал новый фрагмент:

«Цель — это то, к чему идут. У нас цель была. Нам поставил ее последний Проводник Эар. Напомню его слова — «Мы должны поддерживать разумную жизнь в ожидании появления сильного, который соберет наш мир».

Шэри прикусил губу до боли.

Всю жизнь он живет под давлением той оговорки. И если раньше говорили о силе, то теперь ждут кого-то сильного. Сотни — тысячи! — раз он мог признаться, что Эар указал другую цель. Но каждый раз, когда выпадала возможность признать собственную ошибку и исправить ее, в Шэри словно что-то отмирало. Прошло много времени, и он сам не мог с уверенностью вспомнить, что именно сказал тогда Проводник. А потому пугался новой ошибки, которая могла бы возникнуть, начни он что-то опровергать, и молчал дальше. Да и как проверить и с кем посоветоваться? Боон, который был свидетелем его, Шэри, оплошности, давно умер. Вообще от той старой истории с вектором развития остались только Шэри и его ляп.

Чтобы не мучить себя угрызениями, он вернулся к письму Афира.

«Цель давала нам надежду. Но где сейчас и цель, и надежда?

Созрели вопросы, на которые я прошу ответить каждого из вас, хотя бы про себя. Кто-нибудь понимает, куда мы идем? Кто-нибудь может честно сказать, какой дорогой и к чему нас ведут решения Правящего Совета? Сам Совет осознает, куда он нас уже привел и куда намерен вести дальше?

Не стану разбирать все нововведения Совета, хотя каждое не выдерживает никакой критики. Но на последнем хотелось бы остановиться.

Само появление идеи об изоляции некоторых работников чудовищно по своей сути. И вовсе не потому, что мы, жители Первого, будем раздроблены еще больше, чем нас раздробило возникшее когда-то при попустительстве Совета расслоение на аристократию и внешних работников. Посмотрите, что происходит с нами? Мы малочисленней, чем были триста оборотов назад. Дети от смешанных браков не получают от Совета статусной поддержки. Девочек рождается на порядок больше, чем мальчиков, но это явление толком никто не изучает. Что таким образом регулирует природа? Как мы можем повлиять на процесс? На эти вопросы ответов нет, и их никто не ищет.

И вот на фоне биосоциальной деградации общества Совет принимает частные решения об изоляции неугодных личностей, принимает такие решения не один раз, что грозит уже стать системой. Или же Совет рассматривает жалобы и требования отдельных семей Центральных Жилых Колец, забывая, что интересы малой группы зачастую противоречат интересам остальных. Все это, мелочность Совета, помноженная на скудоумие и недальновидность, нас дробит и дробит, разделяет и разделяет. Неудивительно, что нас все меньше! Нас что, Совет ведет к уничтожению, дробя и разделяя нарочно? Нас что, уменьшают и уменьшают? Мы что, скоро исчезнем?!»

Шэри устало закрыл глаза. Прав Афир или нет — дело десятое. Важно то, что сотрясением воздуха в попытках растревожить общество он больше утомляет, чем привлекает внимание к своим тревогам. Такие письма уже были. Смысл их всегда один и тот же — пустой крик и шум истеричного ума. Наполнение разное, это да. Фантазия Афира позволяет хватать все новые и новые факты и трясти ими, пытаясь поднять ветер в головах.

Глупец, разве нет?

Он протянул руку и дважды провел пальцами по столику — к себе, к себе. Подуло свежестью, легкий поток приласкал Шэри по лицу, погладил напряженные виски. Это расслабляло, но не хватало лаванды.

— Да, тут отвратительная духота, — проворчал справа Мастер Хорм и тоже включил ветерок. — В пыль этого Афира с его выдумками! Когда уже мы решим вопрос с проклятыми яблонями? Надоело… Я скоро приходить перестану, лишь бы не чуять этого запаха.

Шэри тяжело повел плечами. Вступать в разговор ему не хотелось, но было невежливо оставлять слова Хорма без внимания.

— Что поделать, — тихо протянул он. — Настройки аллей такие старые, что их никто не может поменять.

— Так уж и никто? — буркнул Хорм, хотя в его голосе не прозвучало сомнения.

— Никто. Ты видел, что творится с лестницей на входе? Думаешь, те, кто замазал ступени первой попавшейся глиной, смогут работать с цветением деревьев? Можно, конечно, поискать лучших Мастеров среди тех, что сейчас на осколках. Но как их искать и сколько времени займет поиск? Сначала Старшим скажи. Потом жди, пока они своих подопечных переберут, найдут подходящих умельцев. Потом еще жди, пока этих умельцев что-нибудь на Первый приведет. Хлопотное дело. И затянутое.

— Дожили.

Со сцены Изин продолжал зачитывать письмо. Удивительно, он ничуть не осип от долгого доклада:

— «…прогнозы по проекту точечной поддержки разумной жизни неутешительны. До сих пор не определен полный список осколков, на которых ведутся работы по этому проекту. Вернее сказать, официальный список проектных осколков не совпадает с реальным перечнем. У меня есть сведения, что на ряде обитаемых земель ведется работа по развитию, не санкционированная Советом. Я спрашиваю: почему на 15-ом осколке вдруг возникло птицеводство? Еще недавно там не было домашней птицы. Однако кто-то не только принес в набор 15-го кур, но и помогает строить фермы. 15-го в списке проекта по развитию нет, я проверял. Кто этот таинственный благодетель, двигатель прогресса в отдельно взятой земле? Что это за скрытое наставничество?..»

— Изин! — раздалось с задних рядов дерзкое и звонкое. — С курами мы тут до завтра застрянем. Давай о главном. Выдели фрагменты, на которые нам надо ответить. Только без кур.

Волна поддерживающего недовольства прошла по Залу от задних рядов к сцене. Вот такие нахрапистые всегда упирались нетерпеливыми ноздрями в затылки Советников Первой Линии.

Изин замолчал, вопросительно обвел взглядом первый ряд. Возражений не прозвучало. Шэри дернулся было сказать, что 15-ый и правда выглядит подозрительно, даже подался вперед. Но как представил, что сейчас придется стать одному против всех, кому надоело собрание, как подумал, сколько возмущения выльется на его, Шэри, голову, стоит лишь пикнуть, что тут хорошо было бы разобраться поподробнее…

Порвут.

Он вызвал на столик стакан сока, чтобы оправдать свой наклон. Выпил половину, вцепившись зубами в стеклянный край.

Тем временем Изин подошел к правому «водопаду» письма и взмахом руки выдвинул вперед и вверх последние строки.

— Таким образом, по финальному фрагменту ясно, что Афир снова лишь тревожится и ничего конструктивного не предлагает. Предыдущие два десятка писем имели подобный характер. Но ответить нужно как можно оперативнее. Если уважаемые Советники, ознакомившись с полным текстом письма, доверяют мне выделить главное, я займусь этим немедленно.

— Займись, — снова прилетело с задних рядов.

Изин не отреагировал на дерзость.

— Предлагаю каждому из вас продумать ответы на выделенные фрагменты. Ваши ответы обработаю и сведу в единую позицию сам. От себя предлагаю добавить один момент. У нас есть хороший шанс показать общественности и свою лояльность, и свою строгость. Поблагодарим Афира за то, что он сообщил о нарушениях в реализации проекта точечной поддержки, что привлек наше внимание к ситуации на 15-ом. Пообещаем организовать самое тщательное расследование, найти и наказать виновных, как он сам требует.

— Но… — вымолвил Шэри, озираясь: вдруг кто еще из Советников удивился? — Но он… он не требовал… не требовал наказать…

Изин пожал плечами, сверля Шэри ледяным взглядом:

— Кому это интересно? Будет выглядеть, словно требовал. Одним вихрем решим две задачи: и Афира поставим на место, и покажем, что проект не закрытый и никогда закрытым не был… Итак! — он повысил голос. — Составьте, пожалуйста, ответы на данное письмо. После этого мы перейдем ко второй, заключительной части собрания, где будет решаться…

По Залу прокатился гул, снова начинаясь с задних рядов и ломясь вперед, толкая присутствующих в спины.

— …где будет решаться, — надавил Изин, — важный вопрос по поводу эксперимента Старших Наблюдателей и его результатов. Напомню, что по этому эксперименту определения второго уровня — Смотритель, Строитель и Творец — были временно отменены.

Ага, будет решаться, как же, — фыркнул про себя Шэри. Все уже привыкли к отсутствию этих определений, когда-то обязательно следующих после «Основатель» или «Мастер». Сначала не стало Проводников, затем перестали приводить на обучение Исполнителей, которых еще называли Подмастерьями. Они, Советники, остались как были. А остальные? «Надо ли?», — спросили однажды Старшие. Решили попробовать отменить и упростить. Прекрасно прожили и проработали десяток оборотов.

Сейчас решать, собственно, нечего. Признают эксперимент удачным, и дело с концом. Он-то, Шэри, помнит, в чем суть опыта, а молодежь в задних рядах и вовсе не присутствовала в начале эксперимента, понятия не имеет, что за цели он преследовал. Зато на его окончании найдет, что заявить…

Изин развернулся к собранию спиной и принялся ловко и быстро, будто подготовился к этому заранее, выделять фрагменты письма Афира и забрасывать инфо-голограммы в зал.

На столике перед Шэри вспыхнул первый фрагмент: «…утверждать, что Правящий Совет со здравым смыслом находится в отношениях разругавшихся супругов…»

Это нарочно! Специально, чтобы ткнуть его, Шэри, побольнее! Эти строки Изин выбрал, чтобы все подумали на Шэри и Диэл. Очевидно же!

Расстроившись и мгновенно вспотев, Шэри набрал какой-то ответ, довольно бессвязный, но перечитывать не стал. Плевать. Вон сколько сидит за ним тех, кто наверняка подберет что-нибудь остроумное и меткое.

Еще три фрагмента он, находясь под властью огорчения, наспех отсылал с пометкой: «Комментариев нет». Даже короткое движение пальцев над сенсорной панелью давалось ему с трудом, что уж говорить об усилиях ума, сейчас расстроенного и взволнованного — нет бы кто предложил перенести эти голосования на попозже, на более удобное время. Да и вообще… Мнение-то у него есть насчет каждого пункта. Но что, если оно так сильно отличается от других мнений, что Изин захочет разобрать и обсудить его отдельно? Нет уж, избавьте. Несколько раз, будучи еще новоиспеченным Советником, Шэри отваживался встать один против большинства. И всегда вынужден был отчитываться — почему это он один против? Быстро отбили охоту давлением — аргументируйте убедительней! выражайтесь яснее!

А ведь стоило только собранию подумать, подключить банальную рассудительность — все самим стало бы предельно ясно. Но нет, это им недоступно…

Перед Шэри завис большой фрагмент: «И вот на фоне биосоциальной деградации общества Совет принимает частные решения об изоляции неугодных личностей, принимает такие решения не один раз, что грозит уже стать системой. Или же Совет рассматривает жалобы и требования отдельных семей Центральных Жилых Колец, забывая, что интересы малой группы зачастую противоречат интересам остальных. Все это, мелочность Совета, помноженная на скудоумие и недальновидность, нас дробит и дробит, разделяет и разделяет. Неудивительно, что нас все меньше! Нас что, Совет ведет к уничтожению, дробя и разделяя нарочно? Нас что, уменьшают и уменьшают? Мы что, скоро исчезнем?!»

Сердце предательски затрепетало, как всегда, когда появлялось задание, нахально лезущее: «Выполни меня! Реши меня!».

Придется сосредоточиться и написать комментарий-ответ. Иначе кто-нибудь заметит, что он быстро отработал уже четыре фрагмента, а быстро — не значит хорошо и умно. Ниа, например, наверняка следит сейчас за ним.

Шэри чуть повернул голову, покосившись вбок и назад. Ниа смотрела строго на сцену, но куда-то мимо прогуливающегося Изина.

И все-таки, и все-таки…

Замелькали пальцы:

«Неоднократно звучали как от вас, Афир, так и от иных не менее умных высказывания о том, что, с одной стороны, никто не обязан и никого насильно не принуждают жить по решениям Правящего Совета, особенно если эти решения конфликтуют с условиями жизни до опасного противостояния. Упомянутая изоляция не несет в себе угрозы для жизни и целостности, какие бы частные случаи мы ни рассматривали. С другой же стороны, сохраняя за жителями Первого и работниками на осколках свободу воли, вы, Афир, и иные, имен которых сейчас приводить не буду, регулярно заявляете, что именно решения Совета виноваты в том выборе, который совершают жители и работники. Не видите здесь противоречия?

Еще более странной кажется ваша трактовка нынешнего положения дел на Первом — будто оно катастрофическое и угрожает нации. Опять же, если свобода воли принадлежит каждому, то почему вы пытаетесь сделать Правящий Совет ответственным буквально за все, что Советом не регулируется?

Например, вы упоминаете, будто бы девочек рождается на порядок больше. Что вы ждете от нас? Чтобы мальчиков начали рожать сами Советники, пока не будет баланса? Вы можете сказать, что, поскольку Совет больше чем на половину состоит из женщин, это возможно. Но почему вы в принципе считаете, что ответственность за исправление дел лежит только на Совете, а не на каждом жителе или работнике в индивидуальном порядке? Каждый волен делать то, что он волен делать. Никто никому не запрещает создавать семьи и рожать хоть мальчиков, хоть девочек. По-прежнему свадьбы и прибавления в семействе — радостный и торжественный момент в судьбе каждого. Разве нет?

К тому же факты таковы, что сейчас разница в численности женщин и мужчин на Первом меньше, чем на порядок, хотя вы утверждаете иное. Что содержится в вашем письме? Намеренная ложь или искреннее заблуждение?

Ваши многочисленные письма Совет не оставляет без внимания. Однако они приобретают статус явления, и это тревожит. Ваши речи о деструктивности Совета создают лишь деструктивный эффект. Как автора заявлений, наполненных, как стало очевидно, ложными фактами, вас можно понять. Громко кричать, чтобы быть услышанным — неплохой ход. Но чего можно добиться, крича и привирая? Как вы думаете?..»

Шэри перечитал, любуясь удачными оборотами. Да, вроде получилось красиво сформулировать.

Но что-то грызло его тихонько, неприятно и назойливо, как мышь, портящая любимое печенье в линии доставки. Эти слова, красивые и точные, все-таки попахивали повторением того, что уже говорил Изин в своем докладе, отдавали оправданиями и попыткой перевалить ответственность на другого, нежели были ответом по сути.

По сути-то Афир не так уж и неправ. Но где найти силы признать это во всеуслышание? Где взять уверенность, что это признание не станет началом пути к краху?

Негде.

Он отослал свой комментарий Изину. Откинулся было на спинку кресла, устало прикрывая глаза, приглушая слух, чтобы отдалиться от раздражающих звуков собрания… но в памяти вдруг неожиданно, коварно и безжалостно зазвучали два голоса, всю жизнь преследовавшие его в мгновения слабости:

«Есть лишь одно тебе оправдание, да ты его никогда не примешь. Зовется оно — трусость», — говорила ему Диэл, когда еще с ним разговаривала.

«Чем сильнее ты будешь закапываться в свои отговорки, тем сильнее будет над тобой властвовать страх», — предрекал Боон, когда еще был жив.

Шэри сжался в кресле, изо всех сил прогоняя этих двоих. Самых близких, но самых злых. Где они, эти умники, упрекающие его в малодушии? Никого рядом не осталось. Все его, Шэри, бросили…

Из мыслей его выдернул тихий сигнал — над столиком вспыхнул новый текст. На счастье, это был уже не фрагмент письма Афира, а обещанный вопрос о статусах.

Не вникая, Шэри привычно скинул голограмму в сторону: «Комментариев нет».

— Общим мнением Советников эксперимент Старших Наблюдателей об отмене определений второго уровня признается успешным. Определения «Смотритель», «Строитель» и «Творец» не будут возвращаться. Их временная отмена переходит в окончательную! В программы ученического корпуса будут внесены соответствующие корректировки! — объявил Изин. — Благодарю вас, уважаемые Советники. Наше основное собрание завершено. Можете расходиться… Советников Первой Линии попрошу задержаться, — едва успел сказать он, прежде чем его голос перекрыл шум движения и болтовни уходящих.