Глава 2

— Этот твой мятный свето-ветер как-нибудь отключается?

По другую сторону ручья, на краю мокрой лужайки, ругались двое, прячущиеся от дождя под большим дубом: высокий Мастер с обветренным лицом и совсем молоденькая Основатель. На ее плечах громоздилась конструкция, похожая на воротник, поднятый до самых ушей и застегнутый у носа. В конструкции мерцали разноцветные лампочки, подмигивая быстрому ритму, и что-то периодически щелкало. Основатель сверлила ворчливого Мастера таким едким взглядом, что казалось, вот-вот прожжет дыры в его серой куртке. А тот, непробиваемый, шумно и многословно доказывал девушке, насколько нелепо ее устройство и как замечателен простой комм-обруч, который «вот, посмотри, лицо не закрывает совсем». Основатель молчала и упрямо щелкала своим мятным свето-ветром…

Эару было чуждо любое из их устройств. С давних пор он носил на воротнике мундира коммуникатор «ригард» или, по-простому, «пуговицу». Такие создали триста оборотов назад, когда все Проводники уже входили в Управляющий Вектор, когда сытое благоустройство утвердилось на Первом, когда Третье Жилое Кольцо закрыло внешние линии и все радовались, что надо строить Четвертое.

«Пуговицы» раздавали десятками. Их можно было навесить на всю одежду — хоть на воротник, хоть на рукав — и не перестегивать. Потом появились другие формы коммуникаторов. Были и наборы из браслета с серьгой: на браслете — дисплей и микрофон, в серьге — наушник. Были и обручи с наушниками, микрофоном и опускающимся перед глазами полупрозрачным экраном. Появились и ошейники-воротники, из которых снизу вверх тянулись три антенны — две к ушам и одна к губам — а маленькие мониторы выдвигались на гибкой ножке.

Основатели и Мастера, заходившие на Первый осколок редко и каждый раз удивлявшиеся нововведениям, с чьего-то острого языка подарили ошейнику с торчащими антеннами название «недоплетень». Молодежь была в восторге и, возможно, именно из-за этой шутки стала вплетать между антеннками всякую мелочь. Ученики украшали свои ошейники камерами, экранами, фонариками, вентиляторами или ароматизаторами так обильно, что нижнюю часть лица бывало не разглядеть за путаницей снимающего, показывающего, светящегося или ароматно-дующего...

«Это же так удобно! Так интересно!» — восклицали Мастера-Строители, придумывающие на Первом все более быстрые виды транспорта, все более услужливые автоматы и устройства. И хотя на практике они далеко не все оказывались удобными и интересными, Строители радовались каждой своей новинке и искренне не понимали, почему все жители Первого не выстраивались в очередь к ним, если они добавляли еще один изгиб в корпус летучек.

Эар верил Строителям, но их фантазия и рвение бежали быстрее, чем плелось его умение привыкать. На призывы жить современнее и солиднее он кивал и просил подзарядить старую «пуговицу». Если Строители были слишком назойливы, он интересовался, нет ли подвижек в разработке пищевого запаса для тех, кто уходит на осколки. Этот вопрос разгонял Строителей, как порыв ветра — сухую пыль.

Иногда он говорил нейтрально: «Вы — большие молодцы. Но у меня есть все, что мне нужно». Синхронизированная с Общей Системой Присутствия, «пуговица» могла сообщить, находится ли на Первом тот, кто потребовался ее владельцу. Наушников у «пуговицы» не было. Громкая связь принуждала искать тихое и укромное место, чтобы не подарить разговор чужим ушам, и сосредотачивала. К тому же из «пуговицы» не торчали антенны, грозящие воткнуться в глаз или в рот, и не вытягивались провода, способные зацепиться за что угодно. А что единственное устройство приходилось перестегивать с мундира на домашнюю одежду, так это — лишь тренировка внимательности и памяти, даже на пользу…

Он хотел было указать Двин на занятную пару на другой стороне ручья, но оказалось, она тоже за ними наблюдает.

— Выглядит действительно громоздко, — сказала Двин. — Она из чистого упрямства не хочет его снимать… Как думаете, Проводник, кто из них победит в споре?

— Никто. Вернее, скоро оба проиграют.

Двин глянула вопросительно.

— Видишь, у дерева лежит его рюкзак, — пояснил Эар. — Он плотно набит. Они скоро уходят, просто Основатель свой рюкзак еще не получила.

Двин негромко хихикнула:

— Я не заметила рюкзака. Вы правы, ругаются они зря. Выйдут в большой мир — и его обруч, и ее переплетень станут бесполезны.

— Переплетень? — вздохнул Эар, морщась. — Не угнаться мне за вашими словечками.

Снова пять раз пропищал сигнал, и тут же дождь прекратился. Быстро утянули облака, воздух наполнился теплыми лучами Малой Звезды.

Мастер Двин посмотрела на небо, потом встретилась с Эаром взглядом.

— Не уходи далеко от Вектора, — сказал он. — Я скоро позову.

Она вежливо попрощалась и, уходя к Первому Жилому Кольцу, несколько раз с надеждой обернулась.

Ругающаяся пара направилась вверх по ручью, к линии ползучек. До Эара долетали обрывочные фразы — Мастер требовал сменить аромат. В ответ эхом слышались нестройные щелчки.

Проводник еще некоторое время постоял под кленом. Потом решил, что идти самому в ученический корпус ему не по статусу, а послать короткое сообщение надо:

— «Сообщение для Воспитателя Исы. Начало записи. Иса, пришли к моему кабинету Морио́. Пусть подготовится, это важно. Конец записи».

«Пуговица» на воротнике тихонько завибрировала, показывая, что запись отправлена. Еще через несколько вдохов раздалась короткая мелодичная трель — «Да» в ответ. И больше ничего: ни вопроса, ни дополнения, ни голосового сообщения. Только программный сигнал «Да».

Эар не любил иметь дела с Воспитателями. Большинству из них было тесно на своем месте, пристальной слежки за учениками, за их делами, мыслями и планами им словно бы не хватало. Воспитатели охотились за малейшим поводом сунуть тонкий нос в чужие дела любого встречного. Им было безразлично, за кем следить, и со временем Эар поверил в рассказы своего деда о природе Воспитателей и о том, как их называли до Разрушения Мира.

Поверив, загнал поглубже в память и ни с кем об этом не говорил.

Иса же была нелюбопытна и за это особенно нравилась Эару. Чем-то она напоминала автомат в энергосберегающем режиме: все необходимые задачи выполняла, не тратя силы на необязательные операции. А вот Мастер-Советник Боон, наоборот, предпочитал иметь дело с самым любопытным и надоедливым Воспитателем — Рао, которого за глаза называли Цепким.

Направляясь к зданию Вектора, Эар знал, что ответственная Иса доставит к нему Морио быстро, но без суеты. От ученического корпуса путь короткий, однако время в запасе еще было. Да и с Бооном поговорить требовалось. Нежеланием связываться с ним Мастер Двин вскрыла проблему бо́льшую, чем та, с которой она пришла.

Тропу через лужайку к главному входу перекрыли — собирались вместо ровного газона делать пруд с радужными угрями. Десяток Строителей, перебивая друг друга, обсуждали, кто куда встанет, кто поднимает верхний слой, кто отсоединяет и сворачивает восстановительную сеть и у кого угри скиснут раньше, чем он научится держать воду ровной стеной. Проводник обошел их стороной, поглядывая из-за деревьев за процессом больше сварливым, чем рабочим: так всегда бывает, когда собираются Мастера.

На широких каменных ступенях лестницы, ведущей в Вектор, он встретил Мастера-Творца Фирса и спросил без иронии, нет ли новостей о разработке пищевого запаса.

Фирс, лоб которого был неприятно потным, едва не раздулся от гнева: на проблему пищевых концентратов он потратил треть своей жизни, и время уже не нашептывало, а громко заявляло, что потратил зря. Все новые варианты брикетов развеивались в переходах, лопались рюкзаки, срывало с дороги их владельцев. Стабильный состав времен целого мира повторить не удалось ни разу. Тенью бродила догадка, что не просто так Первый противится выходу своей органики за свои границы. Догадку не любили, настойчиво прогоняли прочь от нынешних самолюбия и успешности: за ней стояло прошлое, про которое неприятно было думать. Но проблема обеспечения тех, кто уходит на другие осколки, утомляла, как собрание, затянувшееся из-за нудного докладчика, от которого не избавишься просто так. Подъедали старые запасы, снижали норму выдачи уходящим. Фирс бил тревогу и требовал, чтобы Мастера-Строители решали эту задачу в первую очередь. Строители, потерпев череду неудач и привыкнув к давлению Фирса, занимались своими делами…

Встретив внимательного слушателя, Мастер Фирс принялся ругаться от души:

— Если бы не Большой Перевод, я вынудил бы этих безголовых прямо сейчас официально признаться в провале. Сколько они нам морочили головы, сколько кормили обещаниями, сколько откладывали отчеты!.. Ты видел, пруд они делают! — он махнул рукой в сторону лужайки, откуда доносился гомон и треск поднимаемой земли. — У нас белковых брикетов осталось на полсотни оборотов, жировых еще меньше, а они — пруд! Мы рюкзаки собираем, так каждый раз спрашиваем, есть ли опыт добычи еды или трансформации. Кто каждые полоборота возвращается за новым запасом, того мы уже готовы гнать в шею. И гоним! Расхитители. Лентяи. Нет бы своими силами!.. С чем я неопытные пары буду отправлять, когда последний склад опустеет?!.. А этим нечего больше делать, как змей в разные цвета красить и в лужи запускать! Разметал бы в труху!

— Ступай прямо сейчас к Советнику Боону. Скажи ему все, что сказал мне. И про брикеты, и про полсотни оборотов, и про ваши расспросы уходящих. Он поможет, не дожидаясь, пока Строители начнут публично каяться.

Фирс в кривой усмешке показал зубы:

— А я только что от него.

Он резко выдохнул, от бурлящего огорчения рубанул рукой, сложив длинные пальцы в «шар-толчок». Справа от Эара свистнул горячий порыв — три куста на краю лестницы хрустнули, ломая ветки у самых корней, и, рассеченные пополам, прижались к земле. Взметнулись и опали оборванные листья.

Эар подождал, когда Фирс отдышится после вспышки, и сказал:

— Я собирался сегодня говорить с Бооном по другому делу, но, если тебе это поможет…

— Спасибо, не стоит, — торопливо буркнул Фирс, угрюмо уставившись на разломанные кусты. — Только такой наивный дурак, как я, может думать, что если что-то не решилось за пятьсот оборотов, оно вдруг изменится за пятьдесят.

Подавленный, он сцепил руки за спиной и побрел вниз по лестнице, забыв попрощаться.

Эар дождался, когда запустится процесс восстановления кустов. Вот ветки снова поднялись, а на покачивающуюся округлую верхушку опустился маленький дрозд и пронзительно запел. Его песню заглушил гул, волной накатывающий из-за спины.

Вдох — и над головой, мазнув по лестнице длинной тенью, промчалась летучка. Из старых, еще шумная. Покачиваясь, проплыла в опасной близости от огромного дуба, обогнула серое здание Вектора — и гул ее затих.

«Вот уже и я называю их летучками», — подумал Эар и продолжил подъем. Он не помнил, когда появилась необходимость останавливаться на середине лестницы и немного отдыхать, но очень надеялся, что время двух остановок придет еще не скоро.

В кабине внешнего лифта он поднимался в одиночестве, наблюдая за суетой на поляне сквозь стекло с отпечатком чьей-то маленькой ладони. На поляне уже чернела широкая яма, по краю которой стенами удерживали воду для пруда. В одном месте стена воды просела — и Эар мысленно пожелал удачи тому Строителю, который плохо справлялся со своим участком. Если в ближайшие три вдоха ему никто не поможет, он не удержит вертикаль. Плеснется — грязи разведут! По склону до Первого Жилого докатится. А не докатится, так размесят. Тогда воздух наполнится женскими жалобами на грязную обувь, мужскими вздохами о трепетных женщинах и пылкими речами молодежи, рассказывающей через свои ошейники-плетни, что бы они сделали, будь они на месте Строителя-дилетанта, который даже воду удержать не смог.

Событие.

Хоть что-то отличное от суеты вокруг Большого Перевода.

Эар перевел взгляд на отпечаток ладошки на стекле. Кто-то невысокий недавно поднимался в этом лифте и, прижав руку, смотрел, как отдаляется широкая лестница, как все тоньше становится узор светлых тропинок в роще, как из-за густых зеленых верхушек встают, словно гордые невесты, круглые крыши Первого Жилого Кольца.

И еще наверняка смотрел на шпиль.

Шпиль был виден отовсюду, но особенно внушительно выглядел из внешнего лифта. Черной иглой он устремлялся в небо, сужался, терялся в дымке, но даже с самого верхнего уровня Вектора невозможно было увидеть, где же он все-таки заканчивается.

Эар вышел из лифта и, свернув на внешнюю галерею, прошел до треугольного зала, служащего приемной Советника Боона. Светлые стены приемной были изрезаны множеством ниш. В некоторых теснились крупные вазы с тяжелыми букетами, в других от потолка до пола висели плотные занавеси темно-красного цвета — так Боон «готовил» визитеров к буйству его кабинета.

Хуже стен в кабинете был только пол на подходе к нему. Мутно-голубой с бело-синими разводами, отполированный до того, что, казалось, даже сквозняк поскальзывается на нем, пол казался ненадежным льдом.

Сворачивая с галереи, посетители Боона вступали в зал твердой походкой людей, пришедших по важному делу. Уже на середине дороги к кабинету их шаги становились осторожнее, вкрадчивее. Стены треугольного зала постепенно сужались, обступали, вазы по бокам давили и стремились выпасть из ниш прямо на гостя. Пол под ногами грозился треснуть и провалиться.

В узкий проход к дверям кабинета визитеры входили в совершенном смятении. Протискивались между двумя полотнищами темно-красной ткани, цепляясь за складки. Входили.

Кабинет добивал.

Эар считал такое проявление власти мелочностью, а саму обстановку — насилием над умами. Боон отмахивался — мол, нет ничего дурного в том, чтобы оформить рабочее место в любимые цвета, среди которых ему лучше думается. А кому не нравится…

Да-да, кому не нравится, тот может попросить закрепить его за другим Советником. Что на деле оказывалось не проще, чем вырастить лес в переходе, где ничто не материя.

В зале было пусто. Лишь в противоположном сужающемся конце, неподалеку от прохода в кабинет, топтался Цепкий Рао. Он ходил туда-сюда от стены к стене, резко разворачивался, и тогда полы его длинного серого балахона с золотой тесьмой схлестывались со складками портьер в нишах.

«Вспомнишь пыль, ветер ее и поднимет», — с раздражением подумал Эар. Привычно не глядя на коварный пол, он медленно и твердо пошел через зал.

— Приветствую тебя, Рао. Ты к Советнику Боону?

Рао наклонил голову в ответном приветствии, но промолчал. Лишь взгляд его блеснул так, что Эару почудился визг сверла. Любопытство Воспитателя рвалось наружу.

Эар ждал ответа на свой вопрос. За вдох до того, когда молчание стало бы неприличным, Рао заговорил, и голос его был вежлив и спокоен:

— По галерее прошел один из Подмастерий. Что ему здесь делать?

— Может, его вызывал к себе Советник? — Эар подбородком указал на закрытые двери кабинета. — Или кому-то другому в Векторе понадобился один из твоих подопечных?

— Мне про вызов ничего не известно.

Эар прищурился — но не видно было, чтобы Рао врал.

«Так тебе и надо», — подумал Эар, представляя, как болезненно для Цепкого Рао его незнание.

— Наверное, вызвали кого-то не из твоих подопечных.

— Но какое это может быть дело? — не унимался Рао.

Эар сдержался, чтобы не бросить что-нибудь злое, и шагнул к проходу в кабинет:

— Надеюсь, твое дело было несрочным. Тебе придется подождать.

Оставив Рао позади, он успел подумать, что, возможно, он слишком медленно шел, слишком неторопливо огибал поляну со Строителями, слишком долго разговаривал с Фирсом, потерял время на лестнице… Иса, должно быть, уже привела Морио.

Но ничего.

Он вошел в затененный проход из тяжелых полотнищ, скользнул рукавами мундира по неподатливым складкам, толкнул дверь — и даже несмотря на то, что знал, что увидит, несмотря на то, что сотни и сотни раз входил в этот кабинет, все равно залитые светом блестящие панели швырнули горсть ярких бликов ему в глаза и ослепили.

Зажмурившись, Эар приглушил зрение, потом открыл глаза и уже спокойно прошел к центру пятиугольного кабинета.

— Проходи, Эар, — сказал Советник Боон.

Он стоял у сенсорной стены, заложив длинные руки за спину, и не отрываясь смотрел на плотную группу шестидесятых осколков. Их крошечные светящиеся точки медленно скользили по темной стене все ниже и ниже, а Мастер-Советник наклонялся вслед за ними. Когда точки приблизились к полу, его широкая сутулая спина так изогнулась, что грозила сломаться.

— Безобразие! — проворчал Боон. Махнул рукой — и изображение на стене сдвинулось наверх, поднимая точки на уровень его головы. Он стукнул пальцем в 62-ой. Тот подсветился синим, увеличился в размере, повернулся пирамидой вниз. — Ты представляешь, — продолжил он, не оборачиваясь, — названия они новые придумывают. Свой 62-ой теперь именуют «Эн-Нора», а самоназвание у них теперь «рох-хини».

Эар устало опустился в большое кресло у стола в центре кабинета:

— После Перевода попрошу заслать туда пару Советников. Например, Амара и Ивис. Они и сами разомнутся, а то засиделись. И на 62-ом вернут миропонимание в прежнее русло.

Боон повернулся и прошел пару шагов вдоль стены, косясь на опрокинутую пирамиду 62-ого:

— Там давно распри и войны. Меня заботит, как бы они не перебили друг друга… Что, если оставить им эти фантазии с самоназваниями? Если это вернет им внутренний мир, то и хорошо. Разве нет?

— Этот ход темный, как обман, и обманчивый, как темнота. Кто такие рох-хини, живущие на Эн-Норе? Никто. Набор звуков. У них таких нет истории. Откуда они идут? Ниоткуда. В таком случае куда направляются?

Боон прошагал через кабинет. В том, как он оборачивался на сенсорную стену с 62-ым, Эару послышалось невысказанное «что-то в этом есть».

Хотелось пить. Не спрашивая разрешения, Эар взял стакан с подноса на углу стола, налил воды из резного графина. Понюхал:

— Апельсин?

— Убрать?

На ответный кивок Мастер Боон дернул мизинцем — и ароматное облако, вырвавшись из стакана, взметнулось к потолку. Напившись простой воды, Эар поставил стакан обратно на поднос, пальцем стер со столешницы прозрачную каплю.

— Скучаешь по своему столу? — с лукавой улыбкой спросил Боон, думая, что угадал. — Не стоит, то была хорошая сделка. А в твой нынешний кабинет он и не влез бы.

— Недавно умер Мастер Гарт. Ты слышал об этом?

Опустившись в кресло, Боон скорбно покивал:

— Слышал, но не был на церемонии прощания. Мне жаль его.

— Я был. Большая потеря… сильнейший Творец. Как никто умел работать с тиоритом. Не видел разницы, фундамент собирать или вот этот стол… Равных ему нет.

— Это верно. — Советник положил широкую ладонь на стол и погладил его серую с желтоватыми прожилками поверхность.

— Я про Гарта, — вздохнул Эар. — С шестисоттысячных можно принести еще много обломков тиорита, но Гарт был последним, кто умел подчинить себе этот камень. Ты упустил это, когда отдал заказ на тиорит своим Мастерам.

На лице Боона промелькнула неуверенность:

— Но как мы тогда будем закрывать Шестое Жилое…

Эар молча пожал плечами.

В задумчивости постучав пальцами по столешнице, Боон спросил глухо и напряженно:

— Зачем ты пришел?

— Решил заглянуть, проверить, сидишь ли ты еще в кресле Советника или что-то поменялось.

— Не петляй! Если уж собираешься мне нутро выкручивать, так давай сразу и начистоту.

— Начистоту? — Эар повернулся к сенсорной стене, с которой, казалось, жители 62-го наблюдали за разговором двух стариков. — Никогда не ожидал, что ты начнешь спорить со своей природой, Боон. Ты — Мастер. Ты — Советник. Зачем ты рвешься в Проводники? Это же не твое.

Боон ответил негромко, но твердо:

— Мою природу ты знаешь.

— Ну хорошо, — Эар примирительно поднял ладони. — Допустим, кровь твоей матери вдруг решила взять твою жизнь в свою власть. Допустим, в тебе стали проявляться умения Основателя. Допустим… Но почему такая жажда указывать направления?

Посуровевший Боон напряженно поднялся из своего кресла. Когда он, наклонившись вперед, навис над каменным столом, его сутулость стала угрожающей.

— Да вот потому! — обрушился он на Проводника и махнул длинной рукой, указывая на стену с 62-ым. — Плоха та летучка, которую заклинило лишь на одном маршруте. А вас заклинило на большом мире так, что вы уже ни о чем другом не думаете.

— Ты думаешь не о большом мире?

— Я думаю обо всем. И о нем, и о нас. Пусть я лишь наполовину Основатель, но все-таки смотреть и видеть умею не хуже тебя. Я смотрю и вижу то, чего ты не замечаешь или на что ты закрываешь глаза. Не нужны мы большому миру. Сколько мы на него тратим сил, времени! Сколько жизней ему отдано! А он отвергает нас и наши старания. Он отталкивает нас, стирает наши дела… Ты видел статистику?

— Какую?

— Хотя бы статистику знаков. За последний оборот мои Мастера оставили пятьдесят «Закрытий» и двадцать три «Угасания». За всего лишь один оборот! И что будет дальше? Через сто оборотов?

— Пять тысяч закрытий? — вежливо спросил Эар.

— Не иронизируй!

Боон быстро подошел к сенсорной стене, парой резких жестов уменьшил изображение до облака точек, рассеянных вокруг Малой звезды, и крутанул указательным пальцем. Точки окрасились: одни — синим спокойным цветом, другие — красным предупреждающим, а некоторые стали черными, почти слившись с фоном.

— Ты сам все понимаешь. Большой Перевод начался не потому, что мир к нам благосклонен. Да и потом, переселим мы 36-ой, и что? Поставим на него еще одно, двадцать четвертое «Угасание»? Да. И это будет единственное, что мир нам позволит. А сколько еще у него пинков для нас? Тот же 62-ой. Там от нас отказались напрямую. Просто объявили, что они теперь не с нами — и все! Нет нас в их истории, нет нас в их будущем! Для части твоего любимого большого мира нас просто не существует!

Он в несколько нервных шагов приблизился к креслу Эара и, наклонившись, прошептал:

— А еще — ты слышал? — появились крысы. Они чуют угасание жизни раньше, чем мы успеваем поставить знак. И бегут с таких осколков. А в переходах они…

— Я слышал. И проверил. Крысам можно вернуть прежнюю суть. Воспитатели готовят новую программу обучения с общим и с раздельным курсом «Искажение».

Боон выпрямился:

— Это ничего не меняет. Не нужны мы большому миру, — повторил он с сожалением. — Но вы, Проводники, этого не понимаете и ломитесь в запертые щиты, разбивая себе головы и заставляя разбивать головы других.

— А что ты предложил бы?

Советник долго молчал, внимательно глядя на Эара, будто силился поймать в повисшей тишине что-то, что подсказало бы ему нужные слова — такие, в которых чуткие уши не поймали бы неправды или слабости.

— Я предложил бы над гниющим болотом пустить свежий ветерок, — наконец сказал он с тем важным видом, с каким многоопытный Основатель принимает себе в пару Мастера, только что вышедшего из ученического корпуса. — Речь не о том, чтобы признать Проводников несостоятельными и сместить. Не думай, что я строю козни против вас. Я о том, чтобы разбавить ваши застрявшие на одной задаче умы. Вектора слишком мало, чтобы контролировать огромное пространство. Проводников слишком мало, чтобы найти нужную дорогу из миллионов вариантов, — он широким жестом обвел изображение на большой стене и продолжил, распаляясь: — Вы шестеро упрямо цепляетесь за разлетевшуюся сферу, самонадеянно думаете, что она подвластна вам. Глупо и смешно! Это как если бы рушилась гора, а вы подпирали бы ее ветками вместо того, чтобы отойти в сторону.

— А конкретнее?

— Я вижу перспективу в том, чтобы небольшая группа управляла небольшой землей, направляя живущих на ней. Надо найти среди молодых тех, кто не хуже старых Проводников способен указывать путь…

— …дать им власть… — подсказал Эар.

— Да. Дать им управлять миром, в котором они будут жить, а мы с тобой — доживать. Они будут вести мир к процветанию. И этот мир — наш Первый и сотня стабильных осколков. Не надо большего, не удержим — ведь очевидно, что не удерживаем. Будущее принадлежит тем, кто молод, кто хочет создавать новое, а не нам, дряхлым. Нам надо прекратить тратить силы на то, что нас отвергает. Достаточно лишь немного изменить курс…

— И поэтому, — Эар встал, — ты выбираешь направление и прокладываешь дорогу тому молодому, кого хочешь привести к власти на Первом. Очерчиваешь границы, отсекаешь лишнее…

Боон сжал челюсти и ссутулился еще больше.

— Кто это? — продолжал Эар. — Вряд ли Диэл. Ты не стал бы взваливать на нее так много. В глубине души ты знаешь, что ноша власти тяжела и может раздавить, — он обошел мрачного Советника, приблизился к стене и вызвал проекцию, на которой сфера с заключенной в ней Малой Звездой была еще целой. — Тебе кажется, что Проводник — это тот, кто указывает, и все потом идут по его указке. Тебя привлекает сам пост, сам статус. Власть, трепет подчиненных, зависящих от твоего слова… Но существует довесок — ответственность. Не за себя, не за ближнего. За всех и за все. За все, что сделал и что не сделал. За все, что сделал не ты, но кто-то по твоей указке. За большой мир мы тоже несем ответственность. И всегда несли. Мы построили эту сферу…

— Ты забыл важный момент: разрушили ее тоже мы, — вставил Боон.

— Неизвестно, кто ее разрушил. Но если она разлетелась из-за нас, исправить все должны тоже мы. Ответственность за наш мир была, есть и будет на нас. Если так случилось, что мир закапризничал, что стал нас отталкивать, то и капризы его на нашей ответственности. Он и мы сцеплены, связь не разорвешь, что ни думай. Да, на осколках слабеют, мы знаем о депопуляции и новых болезнях, уже почти некого забирать на обучение — но это наш народ. Да, за последний оборот пятьдесят осколков закрылись, на двадцати трех угасает жизнь — но это наши земли. Когда-то все они были планетами нашей системы. Все — наше. Нельзя отказаться от своего из-за первого же знака, который неверно истолкован.

— Что, по-твоему, я неверно истолковал? — вспыхнул Боон. — Крыс?

— Ты не подумал, что это может быть не отторжение, а зов о помощи. Тогда все наоборот. Надо дальше уходить в большой мир, углубляться в него. Надо не удерживать молодых на Первом, а давать им больше шансов проявить себя, давать больше свободы. За свободой дела придет свобода мысли. А свобода — это наша надежда.

— Как ты себе это представляешь? — с сомнением спросил Боон. Было видно, что он подавлен.

— Уж точно не так, как ты, когда прогоняешь Фирса с его брикетами…

Боон выдержал строгий взгляд. Эар продолжил:

— Помнишь, я когда-то говорил, что одного ученического корпуса на все осколки чудовищно мало? И предлагал организовать обучение на самих осколках.

— Помню, но Воспитатели не покидают Первый.

— Воспитатели не единственные, кто может передавать знания. А школы создать и учителей назначить из тех же Строителей можно было уже тогда. — Подавив вздох, он подошел к дверям кабинета и обернулся: — После Перевода я вернусь к этому вопросу и буду настойчивее, чем в прошлый раз.

— Ты часто предлагал то, что отвергали другие. Почему ты настаиваешь именно на школах?

— Если бы сейчас на Миллионном сидел Основатель в компании хотя бы десятка учеников-Подмастерий, они сами решили бы свою проблему, а не тащили бы ее к нам. Кстати, твоей заботы с 62-ым это тоже касается.

Он кивнул Боону в знак прощания и переступил порог.

На третьем шаге врезался во что-то крепкое. Попытался схватить это рукой — оно ускользнуло. Пальцы смяли плотную ткань, трепыхающуюся от суетливых движений. В полотнище метался кто-то застрявший — он не давал пройти и сам не мог вырваться. От его метаний портьера била Эара по лицу, по бокам, путалась в руках.

Сузив зрение и наметив лаз, Эар рывком просунул руку в складки скомканной ткани. Кто-то глухо охнул, резко отшатнулся, но Эар уже держал свою добычу за воротник.

Несколько взмахов, пара шагов вперед по проходу — и полотнища расступились, открывая пустой зал и освобождая невысокого крепыша, растрепанного и растерянного.

— Морио! — сдавленно прошептал Эар, которому меньше всего хотелось, чтобы на шум Боон выглянул из кабинета или, того хуже, Цепкий Рао вернулся в приемный зал. — Почему ты здесь? Почему не в моем кабинете? Почему не на галерее, наконец?

— Здесь, — эхом вздохнул Морио.