Глава 12

Ловкач, который надоумил помощников сделать платный вход на склон Кионта, точно из бывших Слушек с их шкурными интересами! Кто это, Морио не мог утверждать наверняка, но иногда мысленно ворчал в ее сторону — ну, Бергена, чтоб тебе прищемили нос, который ты везде суешь!

Они ворвались в его жизнь, как ураган. А ведь он даже переселился в другой домик, вместо развороченного, на другой склон, противоположный поселку Фааловы Усы. Нашли. Удивительно быстро — оборота не прошло с той катастрофы, после которой он стал по-иному видеть жизнь.

— Не беспокойтесь ни о чем, мы все возьмем на себя, — заявили эти двое, бесцеремонно выпроваживая за порог женщину, пришедшую к нему с больной спиной.

И взяли. Буквально все взяли. Даже штаны забрали, выдав длинный балахон вроде тех, какие носили Воспитатели. И повязку с глаз заставили снять, поменяв ее на металлический шлем, закрывающий лоб, глазницы и неприятно врезающийся краем в скулы.

Попытки сопротивляться вторжению в его жизнь они игнорировали. В конце концов, когда в пятнадцатый раз впихнули в руки ведро-шлем, он устало нацепил его на голову. Да пропади оно…

— Ну вот, теперь солидно! — воскликнули тогда новоявленные помощники. — Не годится вам, господин О-Моор, в таком шатком домишке жить и в рванье ходить. Вы делаете слишком большое дело, чтобы самому оставаться маленьким! Но мы вам во всем поможем…

И вот, уже платный вход. Трава на склоне причесана, дорожки и площадки подметены, камни разве только тряпочкой не протерты. Вместо домика — несколько обустроенных пещер, символизирующих, что визитеры приходят к природному и нерушимому, а не к рукотворному и временному. Терминалы для энергетических перчаток на каждом изгибе тропы. Тросы на склоне, перила и ограждения одновременно, чтобы только по тропе можно было подниматься. Площадка для сеанса лучения, рассчитанная на две сотни человек — и это уже трижды расширяли! С площадки — отдельная тропка к маленькой пещерке индивидуальных встреч. К закуточку.

На нем настоял помощник Герс, который распределял людей, желающих встреч с О-Моором Сияющим. Морио слышал Герса чаще всего: его громкий и резкий голос рыскал в самых глухих уголках пещер и каменных коридоров Кионта.

И в его голос Морио вре́зался, как в шипастую доску, когда шел в индивидуальный закуток из большой пещеры, названной для пущей солидности Блестящими Чертогами. Просто так шел, чтобы не сидеть на месте, чтобы походить, ноги размять, но не высовываться на склон, где его поджидают перед сеансом.

В закутке Герс ругал напарника, молодого А́миа, учетчика, ведущего списки визитеров, подсчитывающего все, что может быть посчитано в деле помощи Сияющему, и следящего, чтобы траты не превышали энерго-доход.

— …хотя бы знаешь, чьи коленки гладил?

— Не успел у них спросить имя владелицы, — беззлобно и даже с гордостью огрызался Амиа. — А что, она жаловалась?

— Не хватало еще жалоб!

— Тогда расслабься, Герс. Орешь, будто завидуешь. От твоих воплей разбегутся все мокрицы.

Герс еще больше взъярился:

— Какие мокрицы?! Откуда? Я давно ловушек понаставил!

Амиа ответил довольным смешком.

— Эта девчонка не просто пигалица, которой можно место в первом ряду пообещать да полапать в уголке, — Герс перешел на угрожающее шипение. — Она сопровождает того, кто сам тебя на коленки поставит, когда в Серый Край вернется! Или того хуже, скажет пару слов кому надо. Доложит, как ты по девицам рыскаешь вместо того, чтобы дело делать. И тебя выставят на все шесть углов. Куда денешься?

— Не с чего меня выставлять, — откликнулся Амиа, но голос его треснул слабиной. — Ты на меня плюху не кати! Я ее даже не целовал. Так, тронул, случайно. И тут же извинился… Вообще, у нее такие ноги, что сам О-Моор прозрел бы, чтобы взглянуть!

— Тише, ты, идиот! Язык что руки… А-ай, что с тобой говорить. Тебе до разумности, как змее до поэзии!

— Да чьи это коленки-то? Скажи уже!

Морио и самому стало жутко любопытно. Не отпуская шершавую каменную стену, скользя по ней кончиками пальцев, он шагнул вперед по коридору и остановился.

— Сияющий!

Зашуршала одежда, смялась хрустящая ткань комбинезонов. Помощники кланялись.

Оторвавшись от стены, Морио переступил порог, отсчитал шесть шагов вперед и направо, нащупал спинку высокого кресла и сел. Помощники не спешили объясняться или что-либо докладывать, молчали, сопели.

Он сжал широкий браслет на правой руке, передвинул его по запястью вплотную к сетчатой перчатке и, крутанув, защелкнул в несколько мелких пазов. Перчатка потеплела в кончиках пальцев, показывая, что готова к работе.

Морио быстро-быстро зашевелил пальцами — отработанные, заученные движения — посылая сигналы в голограмму вывода текста над правой рукой.

«Чьи же коленки, Герс?» — написал он.

— Девушка прибыла утром. Она сопровождает важного визитера, — ответил тот, покашливая. — Вы встречаетесь с ним через… — короткий шорох, это он руку поднял. — А! Вот уже скоро.

— Встречаюсь? — голосом переспросил Морио.

Поначалу он удивлялся волевым заявлениям своих помощников, поначалу упрямился — что это они ему указывают! — но то ли привык, то ли благодарность за «пишущий» браслет, позволивший шире общаться с миром, заслонила недовольство их дерзостью. Да и, в конце концов, именно их стараниями он отошел от бессистемного приема и перестал выкладываться, вгоняя себя в обмороки при лучении всех болячек одного человека. Первым делом помощники запретили изматывающие индивидуальные сеансы, собрали вместе несколько желающих попасть под целительный взгляд. И сказали ему: «Давайте вот что, Сияющий, выйдите и посмотрите на всех, но ни на кого конкретно. На каждого по чуть-чуть. Не знаем, что вы там видите, но не зацикливайтесь. Поглядим, будете ли вы при таком подходе падать в обмороки». Дерзость. Как есть дерзость и нахальство! Но оказалось, что, размазывая свет своего взгляда по группе, он не падает после сеансов выжатый, без сил. Сонный, вялый — это да. Но сознания не теряет, ходить может и в следующий раз на людей смотреть готов уже через поворот.

— Встречаетесь, — подтвердил Герс. — За отдельную плату. У него сложный случай.

«На что пойдет плата?»

Герс вздохнул и несколько раз кашлянул. Похоже, выбирал, о чем соврать, или не определился, куда пристроить энерго-доход с этого частного сеанса.

— Стоянку бы нам нормальную, — ответил за него Амиа. — С персональными местами под миасы. А то бардак! Каждый третий сеанс — склоки, что кто-то чужой миас умыкнул.

Наклонившись, Морио уткнулся локтем в ручку кресла и устало подпер щеку ладонью. Пальцы легли на холодный металл шлема там, где должны были тронуть висок.

Конечно, бытовуха, возня, скука. Конечно, в такой рутине случайные девичьи коленки — целое событие!

«Кто сейчас придет? Что с ним?» — вывел он.

— Записался под именем Джиса из Тени, — ответил Амиа. — Но на самом деле его зовут Джас, и он из Серого Края. Районный 05-09-го.

Джас?!

Морио вскинулся и выпрямил спину.

Это же тот самый Квартальный, который на давнем собрании выставил его, Подмастерье, глупцом. Теперь Джас — Районный! И теперь он здесь!

— Он попал под плюху в Сером Краю. Удар выдержал, но правая рука отнялась. Не хочет, чтобы городское управление знало, что он к Сияющему обратился. Что-то у них там напряженно. Пришел под чужим именем из равнинного поселка.

Ах, какой вкусный повод вернуть оскорбление, нанесенное когда-то! Какое искушение плюнуть в обидчика через время!

Морио медленно и с удовольствием повел головой из стороны в сторону — отказать.

— Он очень настойчив.

«Нет!»

— Что вам не так? — повысил голос Герс. — Там всего лишь рука. Посмо́трите, не перенапряжетесь. Успеете отдохнуть. А вечером — обычный выход!

— Сияющий! Нам нужна эта стоянка. Мы уже и со строителями договорились! — воскликнул Амиа. — Или хотите, чтобы Кионт был славен не только вами, но и кражами миасов у честных людей?

Вот ведь упертые кроты! Неужели Бергена сама их учила: «При сопротивлении — копайте резче! Куда-нибудь да выкопаете!»?

— Со строителями уже договорились? — спросил он, вложив яда в голос.

Но эти двое к его недовольству глухи, как рыба к советам.

— Я схожу за Джисом-Джасом, — объявил Герс. — Амиа, переключи свето-схему на успокоение и приглуши нижнюю подсветку. Сияющий, опустите кресло как можно ниже, но чтобы колени не торчали. Визитер старенький, незачем его впечатлять.

«Его и принимать незачем», — написал Морио в голограмме. Ответом ему было шуршание песка под ногами помощников.

Амиа долго щелкал переключателями у двери, сквозь зубы ругался, что свето-схем успокоения пять режимов и можно было уточнить, какой именно включать. Отрегулировав кресло, Морио устроился в нем, стремясь придать себе как можно более важный вид: выпрямил спину, развернул плечи, расслабил руки на подлокотниках, чтобы пальцы свисали будто бы скучающе.

Первыми в коридоре к закутку послышались шаги Герса — он всегда, когда приводил сюда визитеров, широко шагал, взрывая песок на полу. За ним плелся кто-то с палкой. Отставал. Легкие и осторожные шаги третьего замыкали цепочку.

Войдя, Герс привычно встал справа. Недовольно кашлянул: похоже, Амиа включил не совсем то освещение.

Наконец Джас вошел к закуток. Сначала замер на пороге, потом зашаркал к скамье визитеров. Поплыл запах старости. В него струной врезался тонкий сладковатый аромат третьего, сопровождающего. Женский аромат, молодой, смешливый.

Тихо стукнув деревянной дверью, Амиа прошел на свое место слева. Дыхание его было частым и коротким.

Значит, это и есть «коленки».

Джас, громко сопя и пыхтя, добрел до длинной скамьи, поставленной у стены напротив кресла Сияющего, долго садился и пристраивал свою палку. Наконец спросил:

— Узнал меня?

— Узнал.

— Ну и славно, и славно… Давай тогда сразу к делу. Плюха на меня упала. Прямо на пороге дома. Из слабых. Улицу не повредила, камня не вывернула, а вот меня… — он вздохнул. — Рука отнялась, и в груди все время давит.

— За вами записано только повреждение руки, — перебил его Амиа. — О груди речи не было.

— Не лезь, мальчик. Не с тобой разговариваю! — бросил Джас, и его тон будто вспять повернул время. Все почти как тогда, на собрании!

Морио чуть приподнял левую руку, показывая Амиа не пререкаться, потом кивнул Джасу.

— Признайся, Сияющий, если б я сразу сказал, что мне от тебя большое лучение нужно, твои помощники допустили бы к тебе?

— Допустили бы.

И вывел в голограмму:

«Поднимись. Я посмотрю на тебя».

Джас встал, кряхтя и тяжело дыша. Сбоку от него раздался шелест ткани — девушка помогала ему подняться, песок хрустел под тонкими твердыми подошвами.

Морио поднял руку и сдвинул вверх заслонку на правом глазу. Сине-зеленый мир снова открылся ему.

Шорты выше колена, стройные длинные ноги. Волнение, покрасившее лицо и ладошки, волосы красные — высветлены. Красивая девушка. Амиа можно понять.

А вот Джас выглядел плохо, очень плохо. Пятна розового теснились, схлестывались, заливая его сгорбленное и перекошенное тело от плеч до рыхлых коленей. Тут опухоль, тут тоже, тут жиром все сдавлено, тут бляшки, тут язва, тут зреет на разрыв… И в голове две опухоли. Ох-х…

Он вернул заслонку на прежнее место:

«Я не помогу тебе, Джас. Ты слишком стар и болен».

— Как это — всем помогаешь, а мне нет?! Не юли и не сыпь мне мусор на уши!

«Ты поздно пришел. Это не плюха была, Джас. Это удар. После него даже троих таких, как я, не хватит вернуть тебе и половину здоровья».

— Верни, какое можешь!

«Не буду даже пытаться. Вылучу спазм в груди — умрешь от закупорки сосудов. Уберу бляшки — тебя убьет какая-нибудь из опухолей… На любую из твоих болячек мне придется отдать всего себя. Но толку не будет, потому что их слишком много. Слишком много… Не злись. Я не могу тебе помочь».

— Лучи частями! — не сдавался Джас. — Снимешь спазм — и передышка. Сколько там тебе надо восстановиться? Я подожду. Уберешь опухоль — и снова отдых.

«С передышками, какие мне понадобятся, тебя лучить придется три оборота. Три. Минимум. Ты столько не проживешь».

— А если проживу?

«Нет. Я же вижу. Любой твой чих может стать последним, с чего бы я ни начал. Извини, Джас, но я не буду лучить тебя одного в ущерб другим. Снаружи меня ждут двести человек. И через поворот снова будут ждать двести. Посчитай сам, умножь: сколько тысяч людей я должен бросить ради тебя? И ты все равно не поправишься, потому что старый и поздно пришел. Ты безнадежен, Джас».

Рука устала писать оправдания. И злорадство куда-то ушло, оставив его наедине с горечью. Когда можешь что-то сделать, но отказываешь — это власть. А когда отказываешь, потому что не можешь — это бессилие.

— Да кто тебя ждет? — взорвался Джас, кашляя и проглатывая звуки. — Видел я эту толпу на склоне. Половина — равнинные, они уже забыли, что такое плюхи. Чего они вообще к тебе ходят? Чего ты вообще на них сияешь? Только силы тратишь зря. Им же не надо! Понимаешь, не-на-до! Вот мне — мне! и таким, как я! — надо. А им — нет! На меня сил жалеешь, а сам расходуешься на деревенщину. Они из твоего лучения сказки слепили и бегают, суетятся, носятся с глупостями туда-сюда, туда-сюда. Думают, ты из них староживущих сделаешь! На ветер ты себя выбрасываешь! А для меня-то коне-ечно…

— Сказки о староживущих?! — перебил его Морио.

— Не поверю, что ты не знаешь или что твои резвые помощники не держат тебя в курсе! — засмеялся Джас и, зайдясь в приступе кашля, опустился обратно на скамью. — Ладно, по старой дружбе расскажу. Сказка в том, что если после лучения проехаться по местам, в которых что-то строил и укреплял О-Моор Сияющий до того, как стать Сияющим, то жить будешь так долго, что небо заглядится.

Морио едва удержал звук, рванувший из горла — о, а, ы! — все одновременно.

— Бросай тут все, — продолжал Джас тоном более покровительственным, чем просящим. — Переезжай в Серый Край. Ты нужен там больше, чем на равнинах. Знаешь, сколько стариков вроде меня жмется на первых этажах и глядит на улицы, куда боязно выйти? Скажешь, что твоя тропа открыта для всех? Приходите, освещу, укреплю… Но от нас к тебе добраться может не каждый. Не у всех есть рядом тот, кто молод и быстр, кто ловко провезет по загруженным улицам, кто увернется, заслышав сигнал с укрывных лент… Страшно им, что не доедут. Мне было страшно. Из-за этого страха я тянул и вот, опоздал… Ладно, что уж обо мне. Может, ты и прав… Пожил я уже, развалина безнадежная… — он несколько раз глубоко вздохнул, давясь просевшим голосом. — Но все-таки переезжай. Проводи лучения на городских склонах. К тебе придут все-все, а не только те, кто в эдакую даль отправиться готов и у кого в семье найдется сопровождающий. Двести человек за сеанс? Пф-ф… Две тысячи. Двадцать тысяч! Я к тебе кварталами приводить буду, если переедешь. Районами, хочешь?

«Джас, перестань».

— Какой толк вкалывать на деревенские байки о долгожительстве? Посияй им на какую-нибудь речку. Пусть воду пьют — с тем же успехом, с каким по оврагам бегают, тоннели и стены твои трогают. Тебя ничего здесь не держит. Я же знаю, ты ни сурначьего хвоста не нажил.

«Перестань! В тебе говорит зависть и жадность. Сестры твоего страха».

Джас поднялся, сердито постукивая палкой:

— Ну и сиди тут! Нравится тебе в нору забиться и гнить. Чем теснее стены, тем приятней! — швырнул он обиженно. — Конечно, Серый Край не для тебя. Мы же на просторе, а тебе лишь бы взаперти. Думаешь, плюхи Грузовым Кольцом запер. Не-ет! Запер сам себя и кучку равнинных, которые рот нараспашку на тебя таращатся. Все за заборчиками, а если высунутся за приманкой, сразу шасть! — и обратно, в клетку. Тьфу… Зверинец!.. Пойдем, Брун. Зря ты меня сюда привезла.

Каждое его слово било Морио молотом, разрывая и размазывая. Хотелось вскочить, закричать: «Нет! Ты все врешь! Я никого не запирал в зверинце!» Но он сидел, понуро опустив голову в потяжелевшем шлеме, стискивал резные края подлокотников, а потом лишь слушал, как отдаляются удары палки по песку, сопровождаемые мелкими шажками Брун.

Оцепенение в теле стало жгуче-болезненным.

Помощники молчали на своих местах у кресла. В какой-то момент Герс стал покашливать нетерпеливо, и этот звук, отраженный каменными стенами, заставил Морио пошевелиться. Он отлепил вспотевшие руки от подлокотников и сведенными пальцами вывел:

«Амиа, что он говорил?.. Куда люди уходят после лучения?»

— Как куда? По поселкам своим разъезжаются или в Серый Край возвращаются.

«Врешь».

— Сияющий, я не понимаю…

«Куда? Все? Уходят? После?»

Амиа цокнул и проговорил неуверенно:

— Если вы про это… Ну, да, существует поверье… Вообще-то Джас загнул насчет «проехаться по местам». Но примета такая есть. Если спуститься с Кионта, пересечь Восьмой Лес, потом выбраться за Грузовое и там найти тоннель, который вы, Сияющий, первым возвели, и если пройти весь этот… Ну, право, Сияющий! Это не наше дело! Серьезно, сказки же!

Морио щелкнул пальцами, бросая в голограмму приказ:

«Дальше!»

— Короче, если пройти этот ваш тоннель насквозь, то якобы полученное лучение усиливается, и ты становишься староживущим! — выпалил Амиа.

Морио хлопнул себя по лбу. Ладонь гулко ударилась в шлем. По ушам, где и так неотступно бубнил чужой голос, к которому Морио уже привык и редко когда замечал, бахнуло эхо.

Он скривился от боли и, разжав пальцы, выкинул вопрос:

«Почему мне не сказали? Почему мне не сказали? Почему…»

— О чем? — удивился Амиа. — Я учитываю имена всех визитеров, слежу, чтобы в закуток не частили одни и те же, записываю, откуда приходят. За все обороты готов вам данные предоставить! Но зачем следить, куда визитеры уходят? Да, Джас верно говорит: что-то себе придумали, кланяются вашим стройкам. Но разве это имеет отношение к нам?

Конечно, имеет, глупый ты крот-потаскун!

«Когда впервые прошел слух, что после лучения надо выбираться за Грузовое Кольцо?» — пальцы устали, и Морио несколько раз сжал-разжал кулак.

Парни наперебой загалдели: они понятия не имеют, кто первым заметил, что если после сеанса добраться до тоннеля на Долговязой, то в ушах перестает шуметь и кровь носом больше не идет.

— Кровь? Носом? — заорал Морио, чувствуя, что кресло под ним плывет и вот-вот развалится.

Почему ему не рассказали, что происходит с людьми после того, как он закрывает глаза в конце сеанса?! Он же сам не видит, он же не смотрит в это время ни на кого. Но почему не рассказали?..

Навалилось душное осознание — а самому понаблюдать? а спросить?

По привычке он потер лицо ладонями, но сейчас вышло, что только повозил шлемом и его лентами-подкладками по лбу и затылку.

Думай, Подмастерье, думай. Сиди, потей, бойся, ругай себя, обвиняй, зубами скрипи — но думай.

После лучения шумит в ушах и кровь идет носом. Так.

Если доехать до старого тоннеля, то шум и кровь прекращаются. Так.

Старый тоннель находится в необитаемых землях, где полно плюх. Так.

Шум в ушах и кровь носом заканчиваются, когда вокруг плюхи, от которых не увернешься — какая-нибудь да навалится. Непременно навалится! Значит, попасть под плюху после лучения — стабилизировать сосудистую систему.

Но ведь он с сосудистой не работает! Совсем. Даже не думает о ней! Его размазанный по толпе взгляд гасит пятна розового цвета, больные места. У кого где — уши, сердце, желудок, матка… Есть те, у кого ничего не подсвечивается. На таких он смотрит не дольше вдоха. Есть те, у кого пятен несколько. У таких он приглушает особо яркие кляксы.

Однако получается, что на сосуды он все равно влияет. И еще — что-то есть в свете из его глаз, что заставляет людей, вытирающих кровь с носа, в угоду сомнительной байке покидать безопасные земли и подставляться под гравитационные удары. Первая же плюха устраивает им встряску, которую они даже не замечают! И следующих плюх не замечают тоже, не чувствуют от них вреда.

Выдохнул…

Пожалуй, такая перестройка с привыканием произошла с ним самим, когда он, давным-давно, полез на край болото зачищать. Тогда его сплющило и скрутило так, что он едва выжил. Чудо, что на осколок обратно сполз, а могло бы насмерть раздавить и выбросить останки в пустоту. Потом, лежа и мучаясь от боли в вывихнутых ногах, стабилизировался сам, сам же наконец укрепился. И после этого стрекозу, случайно ударившую по голове, он замечал чаще, чем, глядя на возникшую колею возле себя, обнаруживал, что через него только что прошла плюха. Позже перестал не то что выходить за пределы Грузового — с Кионта-то не спускался!

Хорошо. С визитерами вроде понятно. А что с его помощниками?

«Вы сами ходили к тому тоннелю?»

— Сияющий, мы серьезные люди, в приметы не верим. Другим не мешаем, но сами… нет, — ответил Герс.

Тем не менее, сидя рядом с ним на горе, они тоже попадали под лучение. Шум в ушах, кровь носом? Не жаловались. Возможно, как-то стабилизировались, не заметили.

«Герс, как давно ты был за Грузовым?»

— Давно. Оборотов семь… может, восемь назад. Вы послали меня за Долговязую проверить край. Там, где болото. Забыли, что ли?

Забыл. Забыл!

Тогда забыл, что Герс — не он, что при встрече с плюхой легко не отделается, и отправил его проверять болото, как сам бы поехал: миас, запас еды, одеяло. Сейчас забыл, что вообще отправлял.

«Сколько поворотов ты провел за Грузовым?»

— Не помню… Пять где-то. Или семь.

«Под плюхи попадал?»

— Не-ет, — протянул Герс, судя по голосу, улыбаясь. — Повезло. Ни одна не подмяла, хотя носились они вокруг, землю до облаков взрывали. Уворачивался.

«А когда спал, тоже уворачивался?»

Невнятное мычание. Герс пытался ответить, но не находил, что сказать.

Значит, где-то там его встряхнуло. И, помнится, Амиа ездил в Серый Край очень часто в первое время, как они с Герсом тут появились…

И сколько теперь на Миллионном вылученных, которые плюх даже не замечают? Двести тысяч? Триста? Кажется, что больше. Точное число можно узнать в записях Амиа, но что скажут эти цифры? С тех пор, как он занялся лучением, у него побывало пол-осколка.

Конечно, когда-то он именно этого и хотел — укрепить тела, чтобы они не ломались в плюхах. Укрепил, не ломаются. Массово укрепил. Гордость за сотворенное приласкала его ровно на три вдоха — да, у него наконец получилось! А потом накатил ужас — что получилось-то?

Теперь те, на кого он уже «посмотрел», не замечают плюх, но по старым привычкам живут там, где жили до лучения. А ведь может оказаться так, что новым сосудам требуются новые нагрузки, и после его сеансов и стабилизации людям полезнее было бы переселяться. В Сером Краю плюхи прыгают, как кузнечики. На центральных равнинах лишь ветер тревожит воздух. И в какой группе вылученных жителей, разъехавшихся по своим домам, здоровье крепче?

А есть еще те, кого он не видел. Они хрупкие, и плюхи им по-прежнему опасны!..

Морио ударил кулаком по подлокотнику кресла. И еще ударил. И еще. Злость требовала ломать.

Он искусственно расслоил общество! Мало им было разделения на городских и равнинных, мало было староживущих и ранне-уходящих. Так он еще и такой раскол создал! Опять наворотил дел, опять пора таскать за воротник и носом тыкать!

О небо, скажи, зачем его потянуло на людей смотреть своими новыми глазами? Ну упало что-то, ну исказило его самого, ну не понял он своей новой природы, как ни старался. Зачем же ее, непонятную, куда-то прикладывать? Не разбираешься — не лезь. Проще простого! Любой взрослый любому ребенку это скажет!

Нет! Поддался тогда на просьбы глухих, хромых и болезных: тут вернул слух, тут выровнял ноги, тут лихая чешуйка сошла. Хорошо же, верно?..

Еще ударил с размаха и чуть кисть не сломал.

Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, Морио начал успокаиваться…

Допустим, он изучит все данные Амиа. Обойдет все поселки, на всех лично посмотрит, каждого нового вылученного за руку выведет под плюхи, стабилизируя. Невозможно, но допустим. Переселится в Серый Край (в этом Джас прав, надо держаться поближе к зоне риска) и там долучит оставшихся.

Красивая картинка, как он, молодец, исправляет свои ошибки, расчертила ближайшее будущее радужными полосами…

Но что дальше?

На Миллионном дети рождаются ежедневно, а он, Морио, не вечен. Он не сможет укреплять каждого нового человека. Когда-нибудь родится младенец, на которого некому будет «смотреть»: не будет больше Сияющего. И как этот младенец будет жить без настройки сосудов? Где? Внутри Грузового кольца, навсегда лишенный возможности высунуть нос за пределы круглой клетки?

Сейчас многие жизни начинаются с О-Моора Сияющего. С каждым сеансом к нему приводят все больше детей, и с каждым сеансом дети все младше. Люди верят, что Сияющий делает тело здоровее, а если что-то случится, то — опять же — можно прийти к Сияющему, и тот все исправит. На него полагаются, верят, что он дает крепкую жизнь. За светом его глаз выстраиваются очереди.

Но вот он умрет. Его смерть сделает с жителями Миллионного то же, что сделала смерть Ллил с Корном: вгонит в отчаяние, обессилит, сократит жизнь. Еще больше сократит!

Ударил еще раз…

— Сияющий! — раздался строгий голос Герса. — Чем мебель крушить, идите лучше переоденьтесь. Сеанс уже скоро. И… я не знаю… Хотите, чая заварю. Добавлю чего-нибудь… бодрящего?

Морио отмахнулся, встал на вялые ноги и по стеночке добрел до широкого выхода из Блестящих Чертогов.

Склон встретил его свежим ветром, запахами равнин, готовящихся к ночи, и голосами двухсот человек, обсуждающих, у кого что болит и что они надеются вылучить на сегодняшнем сеансе. Надрывно плакало двое маленьких детей на руках у молодых мам, еще десяток ребятишек постарше с радостными взвизгиваниями носилось в толпе, играя в «лови-лови». Старушка ругалась на курящего мужа, который в ответ оглушительно кашлял, но твердил, что сейчас выйдет Сияющий и вылучит его легкие, а верещать, что от одной затяжки прямо сейчас помру, не надо, глупая ты женщина…

Морио прислонился к каменной стене, со стуком коснувшись ее гулким шлемом.

Он знает жителей Миллионного все время надеющимися на кого-то со стороны. Ждали, что придет Основатель и наведет порядок с плюхами — забыли собственные силы, разучились верить в себя. Сейчас надеются на него, Подмастерье. А надо, чтобы верили в себя и только в себя! Ведь, в конце концов, они все здесь — потомки Мастеров, построивших мировую сферу. Просто расслабились.

Голос в голове привычно бормотал. Сейчас что-то об энергиях.

Морио прислушался к нему, погрузился в успокаивающее наборматывание. Попробовал повторить за ним вслух, но речь была слишком торопливой и сложной, а слова непонятными.

Вслушиваясь, он сам не заметил, как шум ожидающей его толпы отодвинулся, потеснился перед этим голосом. Выхватывая отдельные фразы, спеша за ними, дыша в такт с ними, Морио вошел в ритм, ухватился за скорость, растворился в голосе, стал одной из его волн.

Довериться этому потоку, как когда-то он доверял озеру свою лодку, если ронял весло? Отдаться на волю волн, и пусть несут куда хотят? Пожалуй, ведь он не может больше доверять себе и своим решениям.

«… при неустановлении свойств оптическим методом рекомендуется сдвинуть диапазон на четверть шагового деления…»

Он снял шлем и вышел на склон. Вечерняя прохлада осторожно и недоверчиво погладила его по голове. Глаза открыть было страшно. Но он сосредоточился и приподнял веки, глядя строго себе под ноги.

Теперь надо убрать цвета.

Это у него всегда получалось тяжело. От напряжения спина вспотела. Морио подождал, когда земля перед ним станет черной-черной, когда из бокового зрения вытекут все краски, потом поднял голову, распахивая глаза навстречу бесцветному миру.

Люди на площадке забегали, выстраиваясь за натянутыми тросами заграждения, принялись толкаться и выяснять, где кому стоять. «Сейчас начнется, начнется!» — доносились редкие крики.

Он ждал. Смотрел поверх мельтешащих голов, пристально вглядывался в темные, тусклые равнины, фокусировался на двух осколках в небе: 755-ый и два-миллиона-что-то-там, а проще «Библиотека Мастеров». Чем дольше он смотрел вдаль, тем сильнее ему казалось, что мир вокруг кренится, раскачивается, а сам он — будто стержень, на который наматываются воздух и ветер.

Напряглись плечи, потянуло в локтях, мышцы налились тяжестью. Захотелось поднять руки, размять их немного — вообще что-то сделать руками.

Он повел раскрытыми ладонями вверх, ощущая тяжелые потоки вечернего света, словно черпал тягучую воду, словно собирал ее в горсть. В руках стало горячо, а на склон опустилась ночь.

Протянув полные тепла ладони вперед, к людям, он вернулся к внутреннему голосу.

«…тонкий слой третьего уровня воспринимается лишь с закрытыми глазами и в таком режиме представляет собой комплекс пятен изменчивого цвета…»

— Закройте глаза, чтобы увидеть свет, — произнес Морио громко, и ему показалось, что он услышал не себя, а кого-то незнакомого, но близкого. — Не мой свет. Ваш.

«…воздействие энерго-полем собственного сознания, приводящее к разблокировке каналов ментальной информации…»

— Найдите, почувствуйте, откройте энергию внутри себя. Освободите потоки, по которым течет ваша сила. Осознайте всю мощь своих мыслей творить, своих желаний — жить, своих стремлений — идти вперед. Осознав, разверните эту мощь к своему разуму. Ваш разум может управлять вашей силой. И будет управлять. Поверьте ему. Только ему и верьте.

«…неизбежность конфликта с сознанием определяемого объекта…»

— Если, осознавая свою силу, вы встретите сопротивление — радуйтесь! Вы на верном пути. Сопротивление — это сигнал осознания.

«…динамика вихря при обратном воздействии энергетической осознанностью такова, что в основании…»

— Ваши силы корнями уходят в древность. Вспомните их! Пробудите от сна! Когда вы осознаете свои силы, вы многое измените, и в себе, и вокруг себя. Ваш внутренний свет засияет ярче звезд и разгонит тьму страданий и страхов. Ваша энергия станет выше неба и освободит вас. Ваши силы откроют перед вами невиданные возможности. Ваши тела подчинятся вашим душам!

«…концентрация силового потока в открытом шестом канале принимает на себя…»

Его сковал страх, что он искажает слова, перевирает. Но Морио пересилил себя и продолжил:

— Станьте сильными, сказав себе — я сильный! Примите себя, наполненного внутренним светом. Откройте себя и поверьте себе, как я верю вам. Вы — сильные. Вы — Мастера. Вы — сильные Мастера. Поверьте в это. Только этому и верьте. Верьте.

Голос в голове вдруг замолчал, словно бы сам устал.

— Верьте, сильные, — сказал Морио, заметавшись в неожиданно окружившей его тишине, забившись, как в тесной клетке.

И упал…

Вскоре Герс приведет его в чувство, а Амиа побежит за водой. Изумленные две сотни человек молча спустятся по склону. Ни у кого не будет идти кровь носом. Все в недоумении рассядутся по своим миасам и разъедутся по домам. Лишь пятеро решатся пойти к старому тоннелю — ведь примету никто не отменял.

Сразу за линией Грузового Кольца накатит огромная плюха, сомнет их, скрутит и впечатает в стенку тоннеля. Водитель грузового миаса заметит тела, пошлет сообщение в Тень, чтобы прислали кого-нибудь забрать, похоронить.

На рассвете эти пятеро встанут. Похрустят суставами, потрясут головами. «Было больно, снилась какая-то муть, — скажут они, — но сейчас будто заново родились».

Сияющий лично найдет их и поговорит с каждым, а потом еще долго будет наблюдать и проверять здоровье Первых Двухсот, прежде чем повторит свой «бессветный» сеанс, пробуждающий внутренние силы.

Через оборот в поселковой семье, где отец бывал на его старых лучениях, а мать — на новых, родится ребенок. С разрешения родителей Сияющий вынесет его за Грузовое, с младенцем на руках встанет среди рытвин и ям на пути маленькой плюхи. Плюха накатит. Ребенок срыгнет негромко и зевнет. С ним ничего не случится!

Тогда Сияющий почувствует, что с его плеч словно тиоритовый валун упал. Есть! Оно! Поколение, способное жить при гравитационных нарушениях без его помощи, без какой-либо коррекции с его стороны!

Позже, когда О-Моор Сияющий так или иначе «настроит» всех взрослых на Миллионном, когда подрастут дети, для которых плюхи не страшнее дуновения ветерка — тогда он пройдет по периметру осколка и заблокирует все входные щиты, закрывая осколок изнутри. Ведь если кто-нибудь с Первого все-таки придет, ему не выжить в безумных гравитационных хороводах. Не поздоровится чужакам.

Местным-то самим что? Живут, не ломаются. Со временем пересчитали плюхи, согнали их в лабиринт проходов между свободными секторами, расположенными так, чтобы можно было и жить-работать спокойно, и гравитационную встряску получать через каждые десять тысяч шагов. Для сосудов очень это полезно!.. В самих секторах принялись возрождать леса, луга. Даже карьер для озера выкопали.

Отрезаны от Большого мира? Ну, значит, так. Зато здоровье крепкое, на осколке — порядок, и работы — непочатый край.