Глава 5

Пятое и Шестое Жилые Кольца погрузились в тишину. В Третьем и Четвертом изредка раздавался шум автоматов, спешащих убрать остатки летучек, от которых в небо поднимались черные столбы дыма. Именно здесь случилось больше всего аварий, когда после страшной новости жители наперегонки бросились к центру: узнать хоть что-нибудь, расспросить хоть кого-нибудь.

Со Второго начинались разруха и кошмар, которые по мере приближения к Вектору превращались в плотный комок рева, плача, ругани, стонов и снова плача. Распахнутые двери домов, опрокинутая мебель в садах — кого где застала ужасная весть, тот оттуда и сорвался. Взволнованные Мастера сметали на своем пути все преграды: в центральных Кольцах часто встречались вывернутые с корнем деревья, вздыбленные, разорванные ленты ползучек.

Двери Вектора были заперты. Шумная толпа, заполнившая, как море, всю округу, уже перестала орать: «Скажите! Скажите!», уже прекратила бить окна камнями или порывами «шар-толчок», уже оставила редкие попытки проникнуть с летучек на галереи, уже охрипла от угроз, что сейчас все здание по камешкам разнесут, если не ответят, если не дадут списки. Все гудели, покрикивали, но уже не так агрессивно.

Те, кто не толпился у Вектора, собирались на углах Первого, возле выходов. Раньше всех туда прилетели Воспитатели, даже в такой страшный момент не потерявшие выдержки и сообразившие, что, сначала бросившись в центр, потом все откатятся сюда, на углы. Позже именно Воспитатели на углах встречали тех немногих, кто приносил из большого мира «пуговицы», «ошейники» или «недоплетни» с записями. Передавали эти сообщения в Вектор, удерживали от паники и самоубийственных порывов тех, у кого грозил надломиться рассудок. Снабжали инструкциями уходящих с заданием. Изредка мимо них прорывались самые отчаянные — бросались в переход, чтобы помочь и спасти, не зная, чем помочь, как спасти…

В круглом Зале Собраний светильники на потолке горели один через три. Если бы собрался весь Управляющий Вектор, то включился бы полный свет. Было тихо. Белые матовые стены и так приглушали звуки, а теперь будто приготовились ловить и искажать слова, вздохи, даже шорох одежды.

От высоких раздвижных дверей вниз вела широкая полоса низеньких и редких ступеней — разрезала кольца столов, не давая им смыкаться, пересекала зал до центра, через каждые несколько шагов расходясь направо и налево проходами к пяти кругам бежевых кресел. Советники здесь садились за серые столы, повернувшись к центральной площадке, а на ней Проводники, наоборот, располагались к центру спиной, к Советникам лицом. Это было по-своему символично: взгляд каждого из шести Проводников был направлен из точки в огромное пространство, но корректировку этого взгляда производили Советники.

Сегодня все расселись как попало. Казалось, у кого хватило сил дойти сюда, у тех силы здесь и закончились. Подвернулось кресло, ступенька, пол — там и сели, там и приковала, обездвижила черная скорбь, поставившая своих стражей-теней возле каждого из пятнадцати собравшихся, чтобы шелохнуться не посмели, чтобы головы было не поднять.

Лишь Эар, больше по стариковской привычке, чем обдуманно, доплелся до своего кресла. И так вышло, что за внутренним светло-янтарным столом Проводников он оказался в одиночестве.

На большой настенной голограмме высвечивались строчки новостей: справа — о Большом Переводе, слева — уведомления Системы Присутствия.

Первое сообщение о Переводе уже исчезло за верхним краем. Но его помнили все: «На выходе с 36-го заискрило. Дорога провисла, трещит». Это сообщение принес один из молодых Основателей, кого поставили в соседние сектора наблюдать. И они, и сторонние пары, стянувшиеся к беде, слали на Первый сообщения:

«Мотает. Не удержали. Хлестнуло — и лопнула цепочка».

«36-ой сорвался с орбиты. Летит к стотысячным. Что делать?»

«Сообщение от Смотрителя Нузы. Мы были за 15-ым. На нас буквально свалился Смотритель Ливи. Кое-как поймали, унесли на 15-ый. Творец Брун осталась с ним — он обожжен и покалечен, но Брун справится. Новых ног не вырастит, но жизнь удержит. Наверняка на тропах есть еще выжившие. Одной мне не обойти, да я и… я не понимаю, куда идти… Попробую сектор перед 540-тысячным, но… Пришлите помощь, информацию, совет, что угодно…»

«800-ый крутит, вижу пожары. Направляемся на него. Передайте Глэр, что если вернусь…»

«Это кошмар! 36-ой разнес вдребезги два осколка! Два! Полных жизни! 100482-ой и… Нет! Это невозможно. Неправильно! Сколько обломков! Они повсюду. Ничего, кроме них! Вы не представляете себе, сколько обломков!.. И он еще не развалился!»

Благодаря этим сообщениям выяснили, что вызвало катастрофу. На 36-м несколько десятков переселенцев, до кого вот-вот уже должна была дойти очередь на выход с осколка, увидели надвигающийся смерч. Им бы не дергаться, им бы подождать! Или успели бы по очереди уйти от разрушительной стихии, или Мастера перегруппировались бы и если не загасили ураган, то отвернули бы его от угла с переходом.

Но нет. Переселенцы запаниковали. Бросились скопом прочь, смяли коридор из Мастеров, указывающих каждому его время и шаг. Набились в переход — и тщательно рассчитанный тоннель затрясся в судорогах.

А потом все лопнуло…

Эар сразу приказал Воспитателям не церемониться с теми, кто бездумно ринется с Первого на помощь: разворачивайте силовые кнуты и бейте. Лучше потом десяти порывистым дуракам полечат спины, чем они своими прыжками и метаниями приведут к сотням новых жертв.

При упоминании кнутов Иса замялась, но спорить или что-то отрицать не стала. Хотя по тому, как она прокашливалась, и по ее приглушенному шепоту в сторону Эар понял, что у него обязательно спросят, откуда он знает о кнутах и что именно ему известно. Причем спросит вряд ли сама Иса, она про себя в курсе, что расспрашивать не умеет; подключит Цепкого Рао, а тот уж сотню вопросов задаст, не меньше, лишь бы добраться до правды.

Позже он сделал объявление толпе перед Вектором: кто из Основателей способен действовать спокойно и трезво, тому будет дано задание выйти с Первого и, подойдя на безопасное расстояние, поискать взглядом, слухом, чутьем тех, кого из порванной цепи забросило на соседние тропы, подобрать и привести на Первый или на ближайший целый осколок.

Желающих нашлась почти сотня. Разбились по парам, послушали оскорбления Мастеров, которые, получалось, не пригодятся, потому что неспособны ни вдоха находиться в переходах в одиночку. А потом унеслись на летучках к углам, огибая черные столбы недавних аварий. Одну пару Эар отправил к Нузе, перед 540-тысячным — пусть или помогут искать, или уведут ее оттуда, по обстоятельствам.

Эар отдавал приказы, потому что никто другой за это не брался. Советники сидели с пустыми лицами — отрешенные, апатичные. Толку от них не было. Ну, хоть панику не сеяли и об стены головами не бились.

А он бы бился. Посчитал бы за счастье биться, покалечить себя до крови, до хруста костей, разбить и разорвать все, до чего дотянулись бы сведенные пальцы! Бился, если бы сейчас не приходилось сидеть одному в круге пустых кресел.

Из шестерых Проводников в Зале осталось только двое — Эар и Ану, которая беззвучно рыдала у стены. Ее длинный домашний халат был ужасно перекручен, седые волосы всклокочены, рукава, в которые она прятала лицо, промокли от слез. Зачем она вообще здесь? Кто решил, что лучше вытащить пожилую женщину из дома, в который больше не вернется никто из ее семьи, и привезти в Вектор вместо того, чтобы приставить к ней Воспитателя или Строителя, способного создать и вколоть индивидуальное успокоительное?

Двое Проводников были задействованы в Переводе: Гви начинал цепь от 36-го, Осо замыкал ее перед 800-ым. Шансов на то, что они уцелели, не было.

Маа повесилась в своем доме. Едва из общего сообщения стало известно, что в Большом Переводе случилась авария, как весь аналитический ум Маа исчез, словно взорвался, и она не стала дожидаться подробностей. Ее тело нашел Эар, когда по дороге к Вектору заехал к ней поддержать, обнадежить — может еще так случиться, что ее муж и старший сын выжили, ведь он только что узнал, что одного из цепи подобрали, правда, пока неизвестно, кого.

Опоздал. Немедленно вызвал двух Творцов, но не удалось спасти ни ее, ни ребенка…

Гаса, последнего из их шестерки и самого молодого, решили отправить оценить ситуацию с 36-ым. Присмотреть за теми, кто оказался поблизости, заинтересовался, ничего не понимая, свернул в этот сектор и теперь рискует стать жертвой лихого обломка. Понаблюдать за разлетом больших кусков, спрогнозировать их траекторию и скорректировать передвижения высланных на поиски. Гас быстрый, он успеет метнуться и подтолкнуть зазевавшихся и медлительных. Он внимательный, он каждому укажет самое безопасное место. Да, его задача сейчас — голыми руками таскать камни из котла с кипящей водой. Но он дольше прочих продержится в ветрах и молниях переходов. Он спасет выживших и убережет спасающих…

На экране появилась новая строка:

«Наблюдаем замедление вращения 800-го. Пока не подойти, дорога закручена. Пришлите кого-нибудь, попробуем пробиться».

Один из Советников вдруг вскочил и с безумным криком бросился из зала. Эар даже не разобрал, кто именно — так стремительно он исчез за дверями.

Проводник поднял непослушную руку, тронул «пуговицу»:

— Вызов Воспитателей. Выпускать с Первого только по моим разрешениям. У кого нет задания или кто хоть заикнется про 800-ый, гнать с углов сразу.

Воспитатели по очереди подтвердили получение приказа — и снова тишина. Лишь рвано дышит и всхлипывает Ану у стены, и кружит над Советником Килком оса, нацелившаяся на пятно сладкого джема на его груди…

Сообщения Системы Присутствия были скупы и однообразны, но от этого отчаяние лишь сильнее било по рассудку и выдержке, покрывая их трещинами:

«Мастер-Строитель Отра. Отсутствие. Смерть в результате подъема на край».

«Основатель-Проводник Гас. Отсутствие. Выход с пятого угла».

«Мастер-Советник Хаон. Отсутствие. Смерть в результате выхода со второго угла».

«Мастер-Творец Фирс. Отсутствие. Смерть в результате остановки сердца».

«Основатель-Смотритель Ирон. Присутствие. Вход с пятого угла».

Эар обводил Зал туманящимся взглядом, ожидая увидеть хоть всплеск жизни, хоть искру силы. Но из всех с самого утра той первой строчкой будто бы вынули души. А так и было. Мир не видел больших жертв с момента своего разрушения.

Он даже завидовал тем, снаружи Вектора, кто нашел в себе силы гневаться, бросаться вперед, крушить и ломать. Тоже ведь жизнь. Громкая, страшная, оскаленная — но жизнь. У них были ярость, злость, сила. Ему остались замешательство, страх, одиночество.

Эар подавил рванувший из груди вой — жуткий, безумный вой смертельно раненого зверя, — и задышал редко и неглубоко. На плечи давили сотни и сотни оборотов его жизни, пальцы по-стариковски тряслись. В голове болезненно потрескивало — Экре, Экре…

«Пуговица» зажужжала, возвращая в реальность. На связи была Иса:

— Проводник, у второго выхода собираются добровольцы. Они хотят уйти к 800-ому пятью десятками пар. Надеются рвануть вместе и ударом раскрутить дорогу обратно, чтобы таким образом стабилизировать…

— Дурные, чему вы их только учите, — тихо вздохнул Эар. Глянул на всхлипывающую Ану, добавил громче: — Иса, этих безголовых заприте где хотите. Не выпускать ни под каким предлогом. Кнуты не сворачивать, может, так одумаются… Еще кто-нибудь из наблюдающих вернулся?

— Нет.

Эар отключил связь и долго смотрел на экран новостей. Новые строки не появлялись.

Словно бы в ответ на тишину очнулся Советник Боон.

— Ну что, допереводились? — заскрипел он. — Три сотни на отправляющем — и что они сделали? Тысяча в переходе — и где они теперь? Случайный шторм, неожиданная паника — и все! Десятки тысяч жизней брошены космическим ветрам на растерзание!

— Уже подобрали десятерых, — глухо сказал Советник Килк, глядя потемневшими глазами перед собой. — Моего брата среди них нет.

Поднялся с широкой ступени Мастер-Творец Энфо:

— Надо бы создать списки…

— Создавай, дополняй, но не запускай в общие сообщения, — сказал Эар. — Кто-то может не дождаться и… как Маа… А потом окажется, что чей-то муж, сын, внучка выжили, удачно свалившись на широкую развилку.

— Моего брата среди них не будет, — донесся голос Килка. — Ведь он Мастер, а подбирают только Основателей… Никто из Мастеров не выжил, верно?

Энфо прошел три шага и сполз в одно из боковых кресел.

— Кто-нибудь обновит уже карту?! — заорал Боон. — Почему никто не догадался сказать Гасу, чтобы он…

— Незачем, — перебил его Эар.

Дрожащим пальцем вызвав меню, он развернул карту-голограмму поверх экранов — ее обновляли, если в сообщениях были указаны координаты.

Там, где еще поворот назад была красная точка 36-го, ставшего опасным для жителей из-за частых штормов и смерчей, не осталось ничего. По ходу его орбиты, но чуть выше, простерлось длинное облако черной пыли, медленно расползавшееся согласно программным расчетам: теоретические траектории разлета кусков 100482-го и того, что откололось от 36-го при столкновении. Внизу, правее, горела белым лента раскалившихся дорог. Она тянулась за 800-ым, который остался на своей орбите, но из-за разрыва цепи закрутился и пошел в обратную сторону. Вспыхнуло, загорелось, прокатились раскаленные ураганы — и все, что было на его поверхности, живое или неживое, обратилось в пепел.

Эар устало повернулся к Боону:

— Куда несет 36-ой, и так ясно. А требовать данных от Гаса — это срывать кого-то для передачи сообщений. Те, кто ушел туда, разберутся лучше, если будут действовать самостоятельно, а не отчитываться перед нами за каждый вдох.

— Я хочу точно знать, куда занесет эту махину или ее куски! Что она еще разрушит, пока вся не развалится? — Боон постучал по столу перед собой.

— Он прет поперек всех орбит. Ты можешь с ним что-то сделать? Повернуть его? Остановить обломки 100482-го? Нам сейчас не нужны мелкие подробности — нам с ними нечего делать.

— Куда лучше праздно сидеть в своем кресле, не так ли? — прошипел Боон.

— Куда лучше держаться перед бедой, собрать волю в кулак и не мешать тем, для кого эти обломки — реальная угроза, а не пища для любопытства. Хотя если ты боишься, не пострадает ли какой-нибудь из тех осколков, о которых мы с тобой недавно говорили, то я понимаю, почему любопытство так тебя грызет.

Боон вздрогнул, но быстро нашелся:

— Я рад, что ты сам вспомнил о том разговоре. Значит, я буду верно понят, если скажу, что мы своими действиями только навредили большому миру. И себя не пожалели.

Он поднял голову и заговорил громче, чтобы его услышали все, даже Ану, сжавшаяся у стены:

— Мы так много сил отдали миллионам осколков, что сами потеряли свои лучшие силы. Смерть пришла на наш порог. Почему мы делаем вид, будто она взялась ниоткуда? Разве мы не открыли ей дверь нараспашку тем, что занялись миром угасаний и пустоты? Более двух тысяч оборотов назад мир наполнился смертью. И он стал смертью! Мы выходили раз за разом, упрямо пытаясь вдохнуть в него жизнь. Но вот к чему привели эти попытки! — он ткнул пальцем в экран Системы Присутствия.

«Мастер-Строитель Руис. Отсутствие. Смерть в результате отравления», — сообщала последняя строчка.

— Большой мир давно умер. Пытаясь с ним что-то сделать по-крупному, вроде Перевода, мы получили то, что должны были получить — оплеуху и десятки тысячи погибших! Сотни тысяч!

— Боон, пожалуйста, — попробовал остановить его Мастер Энфо, бледный, как белые стены. — Ты хочешь, чтобы мы увязли в чувстве вины?

— Всем, кто устроил этот Перевод, будет полезно проникнуться чувством вины! Может, оно заставит думать головой, а не тем, что тянет к бессмысленным делам в протухшие дали…

Боон встал, быстрыми шагами прошел к концу стола и наклонился над сидящим на ступенях Советником Адером:

— Вот ты, Адер, когда предлагал в цепочке поставить Основателей и Мастеров зигзагом один через два и доказывал, что это самое прочное построение, чем думал?

Адер молчал. Лицо его было перекошенным и напряженным, как у того, кто готов заорать или разрыдаться.

Схватив за воротник янтарного мундира, Боон бесцеремонно поднял его и толкнул к дверям Зала:

— Иди отсюда! Поплачь о тех, кого погубило твое «самое прочное» построение!

Разбушевавшись, он метнулся к Советнику Килку:

— Это же ты утверждал, что от 36-го до 800-го можно перевести без буферной зоны?.. И ты убирайся. Не смей впредь решать хоть что-нибудь сам!..

Следом за Адером и Килком, плетущимися к выходу, как побитые камнями коты, поднялись еще двое Советников.

— Убирайтесь все! — орал Боон. — Если вы будете с этого дня молча сидеть по домам, больше народу убережете!.. И эту истеричную уведите кто-нибудь, — бросил он, дернув головой в сторону Ану.

Не глядя на уходящих, он встал у края стола и ударил пальцем по сенсору в столешнице — из отодвинувшейся панели поднялся стакан с водой. Боон жадно припал к нему и выпил все, не отрываясь.

— Успокоился? — спросил Эар, когда Боон опустил стакан.

— Мы стольких потеряли… Так заботились о жизни на каждом из миллионов осколков… Я не хочу новых катастроф. Пришло время позаботиться о нашей собственной жизни. Иначе мы вымрем.

— Все-таки ты не расстался с мыслью, что надо вычеркнуть одних, чтобы сосредоточиться на других? Но как ты собираешься отделять избранных, достойных внимания и заботы, от тех, кого отдашь космическим ветрам?

— А, значит, с самой идеей ты согласен?

— Нет.

— Хватит, Эар, — сказал Советник твердо, но уже без злости. — Пора всем понять, что большой мир несет только смерть. Наши предки чудом уцелели на Первом, когда мир развалился. Теперь, чтобы уцелеть нам, их внукам и правнукам, придется стряхнуть с себя старые законы и сменить ориентиры.

— Советник Боон, — неожиданно подала голос до этого угрюмо молчавшая Йрин, самая тихая в Векторе, но отличившаяся когда-то бурным романом с жителем периферийного осколка. Она настояла на том, чтобы привести избранника на Первый, но способностей даже Подмастерья у него не нашли, работать он не смог. Все помнили пылкое начало их отношений, но предпочитали не интересоваться, что стало потом.

— Советник, что именно стряхнуть?

— Избавиться от бесцельного хождения по этой пылище, — повернулся к ней Боон, взмахом длинной руки указывая на голограмму с картой.

Йрин замотала головой:

— Я не понимаю, о чем вы, Советник. Вы… вы о том, как пары ходят, проверяют наборы, корректируют, переносят… Вы о том, что это надо прекратить?

— В таких масштабах, как это делается сейчас — да. Я о том, что нужно сократить число наблюдаемых земель.

— Потому что… что уменьшилось число… наблюдателей.

— Хоть кто-то соображает! — воскликнул Боон. — Да, я об этом. Я о том, что нам придется срочно пересмотреть принципы нашего существования и сократить контакты с большим миром. Сократить зону нашей деятельности так, чтобы она соответствовала нашим реальным силам и возможностям. Выберем осколки постабильнее и будем заниматься ими.

Йрин долго сидела, повернувшись к карте, но лицо ее было таким отрешенным, что Эар засомневался, видит ли она перед собой что-нибудь.

— Я… я понимаю… — наконец заговорила она. — Осколки постабильнее, заниматься… Но чем, если постабильнее? Я — Мастер во всех поколениях и скажу за таких же Мастеров: чем мы будем жить? Что мы будем делать на стабильных землях? Какие дела нам останутся, если все будет в порядке?

Боон нахмурился, спина его выгнулась дугой, но он не перебивал.

— Если сказать, что мы таскаем мелкую живность в карманах и бактерий в банках, это прозвучит мелко. Но если сказать, что в наших руках судьба жизни, это уже много. Это высокий уровень и работы, и требований к себе, и ответственности. Нас стало мало. Но чем труднее будет нам, оставшимся, чем чаще придется браться за сложные, почти невыполнимые задачи, тем сильнее мы станем. А если занизить уровень дел, то это ослабление… Да, у нас нет тех пространств, которыми владели и управляли наши предки. Но все-таки мы — те, кем мы были и кто мы есть. И дела должны укреплять нашу силу, а не расслаблять.

Йрин уперлась маленькой рукой в подлокотник кресла и начала подниматься. Голос ее звучал с каждым словом все тверже и сильнее.

— Я — Мастер во всех поколениях. Общее большое дело для большого мира — вот повод для гордости! Вот повод сказать, что мы — великие потомки великих народов, когда-то создавших…

— Да-а! — срезал Боон. — Конечно, замахнуться на величие предков — это замечательно!.. Наши предки были великими, я не отрицаю. Это ведь и мои предки. Каждый их день был пронизан могуществом. Они планеты разобрали! Они звездным светом ворочали! А ты — Мастер во всех поколениях — не думаешь, что в череду твоих поколений врезалось кое-что и все переломило?

Он зашагал вдоль ряда кресел, мерно касаясь рукой спинки каждого:

— Что определяло силу наших предков? Их природа?.. Мы такие же. Нет, тут дело в другом… Каждый день наши предки отсчитывали от Создания Мира! Какая мощная основа: от Соз-да-ни-я!.. Вслушайтесь только! — Он повернулся к Йрин: — Вот ты говоришь про работу «если сказать так, то будет мелко, а если так — то много». А ты представляешь, в насколько унизительной системе ты живешь?

Йрин непонимающе заморгала.

— Ты считаешь время от Разрушения Мира. От раз-ру-ше-ни-я! О каком величии может идти речь, если в основе нашей истории такое позорное событие?

— Почему позорное? — тихо спросил Эар.

Боон то ли не заметил вопроса, то ли сделал вид, что не заметил:

— Сегодня у нас трагический день. День, изменивший весь мир, все наше существование. Только по предварительным данным погибла треть наших. Оставшимся мы должны подставить плечо, дать опору. Дать то, что разорвет чудовищную цепь разрушений, аварий и неудач.

— Что же это? — с восторженным шепотом спросила Йрин.

— Я уже упомянул о системе исчисления, о нашей истории и о ее влиянии на наши умы. Сегодняшний день останется с нами как катастрофа, унесшая тысячи жизней. И датироваться он будет «в оборот от Разрушения Мира». Вы только подумайте, как это получается все вместе: катастрофа, унесшая, тысячи, разрушение… О каких великих делах можно думать, если так говорить, если жить среди таких формулировок?!

— Неужели вы о том, чтобы считать с сегодняшнего дня?! — охнула Йрин.

Боон засмеялся и бросил на Эара острый взгляд:

— Не-ет! Чтобы потом наш уважаемый Проводник обвинил меня, будто я стираю историю цивилизации? Избавьте… Но завтра, когда взойдет Малая, нам предстоит смотреть во множество потерянных лиц, отвечать перед множеством осиротевших душ. И в эти души я вложу каплю силы, сказав им, что их родные погибли в оборот от Падения Купола, от обретения всеми нами свободы!

Взгляд Эара непроизвольно метнулся к дверям Зала — словно потянул броситься наружу, выскочить в коридор, припасть к прозрачным стенам, чтобы увидеть черную линию шпиля и чистое небо. Когда-то, еще во времена деда, в небе висел энергетический купол, который накрывал всю их землю и никому не давал выйти с Первого. А может, Эару просто хотелось вырваться отсюда и бежать прочь сломя голову, лишь бы не находиться рядом с Бооном и тем, что он несет.

— От Падения Купола? — шепотом переспросил Эар.

— Да! — с гордостью сказал Боон. — Цифры те же, но формулировка изменит многое.

Эар потер лицо руками. Ладони были горячие и сухие.

— У нас минимум четыре уничтоженных осколка. 800-ый несется в обратную сторону. Провалилась самая масштабная спасательная операция в истории… И из всего, чем можно поддержать наш народ, из всего, что можно сказать в момент тяжелейшей трагедии, ты выбрал объявить о перемене счисления времени?!

— А тебе мой выбор, конечно, не нравится!

— Боон, откуда в тебе это стремление уменьшать, дробить на детали? Прямо болезнь какая-то! Когда ты успел стать таким мелочным?

— У тебя есть очередное грандиозное предложение?

— Перестань давить на меня чувством вины. Мы с тобой оба понимаем, чем обернется такая игра слов.

Боон усмехнулся:

— Чем же?

— Если обороты будут считаться от события, произошедшего на Первом, а не от события, произошедшего в большом мире, значит, Первый главнее, чем большой мир. Так?

— Конечно, такое положение дел не по нраву старейшему Проводнику!

Безусловно, это все напоказ…

Эар прикрыл глаза и перевел дыхание, стараясь не вестись на провокацию и сохранить спокойный голос:

— Ты прав, от формулировки очень многое зависит, но… Послушай, если один человек забывает свое имя, он вступает на новый, трудный, но свой собственный путь, где он может кем-то стать. Но если ты заберешь память у всего народа, если вычеркнешь, с какого вдоха мы существуем так, как существуем, ты направишь всех на путь в никуда. Народ, вступивший на этот путь, просто исчезнет.

— Ну да! Что я и говорил! Обвиняешь меня в стирании истории… — Боон всплеснул руками, показывая на Эара. — Тебя послушать, так я сплю и вижу, как бы поскорее всем народом самоубиться… Конечно нет, я же не идиот!

Он повернулся и не глядя бросил через плечо командное:

— Мастер Энфо, вы уже занялись составлением списков или вас надо каждый вдох просить работать? Вы ждете, чтобы вас молния ударила?

Сжав зубы, Эар смотрел, как Энфо, бросая тяжелые взгляды на Советника Боона, поднимается и уходит из Зала. Когда за ним закрылась дверь, Эар собрал остатки своего дружелюбия и заговорил:

— Боон, старина. Я знаю, ты убежден, что ты лучше прочих и не должен иметь дело с недостойными. Ты лучше Советников, которые лучше других Мастеров, а те гораздо лучше всех иных… — он запнулся, подбирая слово, — иных людей на осколках. Всех тех людей, с которыми Советники напрямую не связаны, не соприкасаются. Твое убеждение непостоянно: оно развивается, растет и крепнет. И сейчас оно требует от тебя — поднимись еще выше, оставь возле себя только избранных, сила которых оттеняла бы твое могущество… Но послушай, что говорит твоя кровь, кровь Основателя. Она подскажет, что, идя на поводу у этого убеждения, ты добьешься еще большего раздробления, разобщения мира, чем сейчас.

Боон уселся в первое попавшееся кресло, откинулся на спинку и скрестил руки на груди. Вся его поза демонстрировала недоверие.

— Интересно, каким образом это, как ты говоришь, убеждение приведет к разобщению?

— Ты так сильно хочешь отстраниться, что вслед за тобой начнут отстраняться все, до кого дотянется твое убеждение. Но ты не видишь связей, не понимаешь равновесия. Твои мысли соответствуют разрозненному миру. Пока ты думаешь разрозненно, мир будет соответствовать твоим мыслям.

— Я такой могущественный?

— Тебе многое подвластно, это правда. Сейчас ты призываешь к отказу от большого мира и пытаешься вывести новые законы управления и времяисчисления. Но твой отказ выйдет из Зала, найдет последователей, покинет Первый, упадет в мир, искорежит там все, а потом вернется к тебе. Знаешь, чем? Новыми проблемами. Отчуждением, всеобщей неприязнью, незнанием и невежеством. Мир наполнится 62-ыми, где все заняты отрицанием своей истории, своего единства с миром и соседями…

— Ты еще войны напророчь, — насмешливо сказал Боон и переглянулся с Основателем Шэ́ри, скромно сидящим в самом дальнем ряду. — Да уж, перспективка: миллион с лишним мирков, и все, как 62-ой. Все называются «Эн-Нора», на всех живут «рох-хини».

Эар открыл было рот сказать, что это не шутки, но Боон продолжил язвительно:

— Совсем ты сдал… Заговариваешься, старина. Несешь чушь о связи лично моих принципов с делами каких-то людей, которых я знать не знаю, да и знать не хочу. Проблемами какими-то грозишь, про чуждость и отстраненность красивыми словами на меня давишь. А почему на меня? Посмотри вокруг. Вон сколько добровольно отстранившихся! Советнички. Крысы, разбежались… И я тут совершенно ни при чем. Наоборот, мне теперь новый Совет собирать из тех, у кого хватит сил взяться за дело и не бросить его. У кого хватит ума и ответственности заниматься делами любого уровня: от введения нового отсчета дат до определения судеб.

Он огляделся.

Эар вдруг осознал, что они остались в Зале Собраний втроем — он сам, Боон и так и не проронивший ни слова Шэ́ри, зять Боона. Когда выскользнули Йрин и остальные, никто не заметил.

— Ну, наговорились, пора работать.

Боон властно хлопнул руками по столу, попал по кнопке, открывающей двери. Удивленно дернул бровями, когда медленно разъехались в стороны высокие резные панели, но быстро вывернул:

— Иди и ты домой, Эар. У тебя тоже есть о ком горевать. Я соболезную. Гибель Экре — огромная потеря для всех… Но постарайся сюда больше не приходить. Мы как-нибудь сами.

От его слов у Эара по телу прошла судорога, ослабели руки. В последнем ряду вскочил Шэри, удивленно распахнув рот. Сел было обратно в кресло, но вскочил снова.