11. Под землю.

Под землю

«И приказал Он найти пристанище для страждущих; и напоил он их водой, что стала амброзией, и дал он им еды, что превратилась в кровь земную.

И стало то место Приютом»

Божий Порядок, послание от Симона, глава восьмая, стих седьмой

2 июня, 541 год после Освобождения

— Я же тебе говорил, — укоризненно произнёс Кирстен, захлопывая дверь автомобиля. — Тебе встреча не понравится.

Из-за этих слов Сабрина чуть не возненавидела командора. Но не так сильно, как себя.

Визит к Дэниелу прошёл совсем не так, как планировалось. Намного лучше, чем она ожидала. Даже после ранения, юноша источал заботу и любовь. И последняя встреча только обостряла горечь расставания.

Он убил солдат её матери. Но страшнее всего было то, что она не могла на него разозлиться. Война есть война. Если бы убил не он, убили бы его. И Сабрина благодарила Бога, что Роско выжил — хоть и неизвестным чудом.

Даже до одиночной камеры Сабрины доходили слухи, один абсурднее другого. Объедки новостей, протухших ещё неделю назад. Дэниел Роско послал солдат на смерть. Дэниел Роско уничтожил бойцов Аноры Предательницы, положив всех своих. Джошуа Роско сгинул в бою. Дэниел — новый глава Дома Роско. Дэвид Роско убил своего племянника, пытаясь захватить власть. На Дэниела было совершенно покушение. В частном интервью Анне Пирс Дэниел признался, что ненавидит кошек. Маршал заявил, что не потерпит несовершеннолетнего у руля такой крупной Семьи. Дома Казимир и Красс выказали готовность оказать поддержку Дому Роско в случае недостатка финансов. Дэниел отверг предложение Казимиров об объединении Семей. Весь мир, казалось, помешался на Роско, будто его выживание резко попортило карты власть имущим. Он мигом стал знаменитостью, центром внимания, осью, вокруг которой крутились новости. Всем что-то от него было нужно. Но были и другие слухи. Компания Карфилд отзывала все подрядные контракты и концентрировалась на сотрудничестве с короной. А значит, в войну вступают профессиональные наёмники. Пострадавшие при вторжении поправлялись и выписывались из клиник, юноши и девушки круглые сутки ждали в очередях около рекрутских центров. Жизнь снова налаживалась.

Запертая в одиночной камере, не имея возможности проверить слухи, Сабрина разбивала кулаки о стены, безустанно отжималась, качала пресс, приседала и подтягивалась. И всё не могла понять, что же Семьи нашли в Дэниеле. Конечно, трудно не славить паренька, сумевшего остановить лучшую ударную группу Аноры. Но не настолько же! Дэниела хотели все и сразу, и Сабрину это настораживало. Что-то здесь было нечисто.

Но в чём-то она соглашалась с остальными — при столкновении с солдатами Аноры никто не выживал. А Дэниел сумел перебить всех. Но какой ценой?

Сабрина морщилась, представляя, как Роско убивает друзей её матери. Пули разрывали плоть толстощёкого и весёлого Дага, Джонсон с воплями погибал от взрыва гранаты, Феррет, милашка Феррет, объект её первых девичьих фантазий, смотрел мутным взглядом на свои раны. И ещё дюжина других, не менее близких ей людей. Во снах Дэниел виделся ей огромной чёрной фигурой с красными глазами, поглощающей свет. А она продолжала его любить, как маленькая глупая девчонка.

У Сабрины никогда не было отца. Дерек Ноттингем где-то существовал, но Анора не подпускала его к детям. Сабрина даже не знала, как отец выглядит. Не то чтобы ей хотелось с ним увидеться. По слухам, он был заядлым игроком и пьяницей. Дед вообще выдал Анору за Дерека, чтобы Семья Ноттингем поддержала корону. Что с дочерью будет дальше, его, видимо, не волновало. Но Воительница, похоже, к семье относилась серьёзнее, чем король, и детей рожала только от законного мужа. Сабрина появилась на свет, когда Аноре было двадцать четыре. Дочь короля успела сделать карьеру пехотного офицера, нападая на Стрелков и заслужив прозвище «Воительница».

Круг верных матери солдат с успехом заменил Сабрине семью. Она помнила долгие вечера после Второй Священной, когда бойцы, собравшиеся у Аноры дома, напевали походные песни, отпускали сальные шуточки, лили алкоголь рекой и звонко хохотали. Поначалу семилетняя Сабрина боялась их, но Анора позвала старшую дочь по имени и познакомила с каждым из бойцов. Даг, душа компании, весёлый толстячок, подарил девочке леденец. Помятый, разбитый и невкусный — но это был первый в жизни Сабрины подарок. До этого дня само её существование воспринималось как нечто должное. Дни рождения она не отмечала, да и король никогда не обращал большого внимания на внучку. И тут вдруг кто-то признал в ней маленькую девочку, которой не хватало обыкновенного душевного тепла. Она развернула леденец и, скорчив рожицу, проглотила конфету целиком. Предоставив Грегори возиться с маленькой Елизаветой, старшая дочь Воительницы осталась в кругу солдат. Осталась слушать военные байки и мечтать, что когда-нибудь станет такой же храброй и честной, как мамины люди. Все рассказывали истории. Все, кроме мамы.

Бойцы навещали её раз в месяц. Как только они уходили, пьяная Анора отправляла детей спать. Няни у них не было, да и вообще прислуги дочь короля не держала, не считая приходившую раз в две недели уборщицу. Сама Воительница всегда ночевала в отдельной комнате. И Сабрина понимала, почему. Через маленькую щёлочку в двери детской она подглядывала за переодевающейся матерью. Она видела розовые шрамы, исчёркивающие бледное тело Аноры, словно мазки небрежного художника. Позже Сабрина узнала, как мама гордилась отсутствием усиливающих и ускоряющих имплантатов. Она привыкла воевать по старинке, надеясь лишь на собственные силы. Повесив одежду, Воительница смотрелась в зеркало. Её взгляд отпечатался в памяти Сабрины. Взор человека, пробудившегося от глубокого сна и не узнававшего никого вокруг. Глубокой ночью Сабрина слышала тихие вскрики, перекрываемые звоном посуды — это мать наливала очередную рюмку горячительного. В такие моменты девочка лишь сильнее прижималась к Грегори и Елизавете, надеясь, что маме станет легче. Бывало, Анора начинала плакать без причины и рыдала до самого утра. Один раз она пришла в спальню к детям, легла к ним в кровать и прошептала:

— Без вас я ничто.

Воительница ни разу не подняла руки на своё чадо. И Сабрине ничего не оставалось, как любить маму.

Теперь весь мир говорил, что она предательница.

Сабрина не верила. Отказывалась верить. Ну как человек, проливший столько своей и чужой крови на благо Синдиката, может его предать? А вот мысль, что Семьи могли сделать из Аноры козла отпущения, у девушки не вызывала сомнений. Разбивая кулаки в поединке со стеной и чувствуя, как кровь течёт по пальцам, Сабрина была готова отдать всё ради одного разговора с матерью. Но у неё уже ничего не было.

Она облажалась. Целиком и полностью. Из-за неё погибли кадеты, совсем ещё дети. Не Бог весть кто, соплёныши из Приютов, безродные и никому не нужные. И оттого Сабрине становилось только хуже. В отличие от неё, у них даже не было шанса на нормальную жизнь.

Но все вокруг обращались с принцессой как с несмышлёным ребёнком. Она покинула позиции, пытаясь встретиться с матерью. Это было равносильно дезертирству, и Сабрина прекрасно понимала, на что шла. Всё, что она попросила у трибунала, так это не судить девчонок из отряда — они лишь слушались её приказа. Наказание за дезертирство в военное время — смерть.

Она отделалась лишением королевских привилегий и ссылкой в Приют. Её девчонок вообще никак не наказали, лишь перевели в охранную роту, где им ещё придётся отбарабанить четыре года до получения гражданства. Сабрина злилась, провоцировала охранников на драку, но каждый раз приходил Кирстен и всё улаживал. Да и как сказал судья, в её деле оказались смягчающие обстоятельства — в конце концов, если бы не она, тот бешеный коп не смог бы взять площадь Освобождения.

— Одно доброе дело не перекрывает сотворённого зла, — пробурчала Сабрина по дороге из зала суда обратно в камеру. Кирстен, вечно её сопровождавший, лишь пожимал плечами. Командор бесил девушку с каждым днём всё больше. Из разговора охранников она узнала, что это была инициатива Кирстена арестовать её. Когда Сабрина в лоб спросила командора, чего он этим добивался, бывший инструктор ответил:

— Пытался отгородить тебя от последствий.

Точно не из лучших побуждений. Сабрина видела это в каждом движении его тела, в каждом невысказанном слове, в каждом брошенном взгляде. Бедняга считал, что сможет завоевать её уважение и любовь. Но Сабрина чувствовала лишь отвращение. Четыре года этот ублюдок муштровал её — и при этом, небось, постоянно думал об Аноре. Неужели в Сабрине он решил найти суррогат потерянной любви? «Мерзость какая», — думала принцесса.

Перед Приютом, она всё же пересилила себя и попросила Кирстена отвезти её в Медцентр, к Дэниелу. Наслушавшись всякого дерьма о любимом друге, она не могла оставить всё как есть. Ей срочно нужно было увидеть, что с ним стало.

Слухи, как всегда, врали. Человек, которого она любила, не мог послать людей на верную смерть, лишь бы спасти собственную шкуру. Сабрина знала: ей бы тоже на такое не хватило выдержки. Она бы лучше застрелилась, чем пожертвовала девчонками. В её воображении Роуз срезало пулемётной очередью. Кто-то погиб, чтобы она выжила. «Нет, — подумала Сабрина. — Я никогда не стану такой. Никогда не стану похожей на мать».

— Джейсон Клэй. Его сегодня награждают за взятие площади, ты знаешь? — спросил Кирстен и постучал по перегородке, отделяющей пассажиров от водителя. Солдат за рулём завёл двигатель и повёл машину по магистрали. Медцентр отдалялся, пока не превратился в маленькую блестящую звёздочку. Оплот цивилизации в царстве тьмы. Где-то там остался в одиночестве Дэниел, новый глава Дома Роско. Расстояние между ними с каждой секундой всё увеличивалось. К горлу Сабрину подступил комок, стоило вспомнить его лицо. Измученный, израненный, выглядящий так, будто через секунду откинется, он нашёл в себе силы улыбнуться, успокоить её. Она себя корила, что не призналась ему раньше, что разменивалась на дурацкие комплексы, думала о чужом мнении, а не о своём счастье. Может статься, Сабрина больше никогда его не увидит. Если бы она не поехала на встречу, боль не была бы так сильна. Но Сабрина была счастлива, что увиделась с любимым — пусть даже и в последний раз.

В салоне пахло мужским одеколоном и дорогой кожей — не машина, а походный дворец для принцессы на выезде. Вот только следующая остановка будет для неё последней. Дальше новая, чужая жизнь. Сабрина бросила быстрый взгляд на Кирстена. Тот тонкими пальцами перебирал чётки, которые достал из кармана. Командор впервые молился при Сабрине. Прошло полторы недели, а принцесса всё не могла увидеть в нём друга или защитника. Для неё этот чисто выбритый мужчина навсегда останется всего лишь строевым инструктором, как бы он ни пытался стать ближе. Происходящее смущало и бесило. Неужели больше не нашлось никого, чтобы препроводить её в Приют?

— Того копа? Награждают? Нет, даже не подозревала, — ответила Сабрина. Джейсон Клэй. Бывший солдат Синдиката, разжалованный из-за конфликта с Воительницей. Человек со стальными яйцами, не побоявшийся в одиночку штурмовать позиции Стрелков. Принцесса не знала, где кончалась его храбрость и начиналась откровенная глупость. Одной встречи с громилой-альбиносом ей вполне хватило. В каком-то смысле коп всё же заслуживал почестей. Анора поступила нечестно, разжаловав его. Теперь заслуги Клэя признают. Лучше поздно, чем никогда.

— Спасибо, что спасла его, — произнёс Кирстен. Опять он пытается к ней в доверие втереться! — Мы служили с ним вместе. Хороший человек. Да только слишком уж гордый. После войны и непоняток с Анорой, мне кажется, он съехал с катушек. Может, награждение поможет ему прийти в себя.

Сабрина молчала, рассматривая свои руки. Она вспомнила гигантские лапища Клэя — небось, аугментированные. Собственные казались ей тонкими, хлипкими. За полторы недели плохого питания и изматывающих тренировок она порядком схуднула. Под кожей бугрились маленькие чёрные блоки имплантатов. «Кто я без них? — подумала Сабрина. — Полноценный солдат? Или соплячка, обученная красивым фокусам? Смогу ли я без них быть такой же сильной, как мама?» Она поняла, что не узнает, пока не попробует сражаться как обычный человек. Вполне возможно, вскоре ей просто не хватит сил, чтобы вообще включать имплантаты.

Кирстен перехватил её взгляд.

— Что ты о них думаешь? — спросил он. — О своих аугментациях.

— Все офицеры их получают, — как можно безразличнее ответила Сабрина. — О них вскоре придётся забыть.

— Я постараюсь договориться, чтобы их у тебя не отнимали.

Принцесса не ответила.

— Настоящее чудо. Если бы не 838-ые, ничего бы не было, — продолжал Кирстен. — Немало им пришлось сааксцев перемолоть, чтобы достигнуть таких успехов.

Сабрина вздрогнула.

— Я, когда ещё учился в Медцентре, видел только прототипы. За полтора года войны прогресс так сильно скакнул…

— И мама разрешала проводить эксперименты над живыми людьми? — перебила командора Сабрина.

— Почему нет? В молодости, когда она была лейтенантом, тактика запугивания сыграла хорошую службу против Стрелков.

— Применять её против сааксцев было тупо, — убеждённо заметила принцесса.

— Зато мы знали, что будем из-за этого сражаться до последнего, — ответил Кирстен. — Я ведь это уже говорил.

— Ещё вы говорили, что знали мать до войны.

Командор слегка улыбнулся. Всего полторы недели назад это лицо выражало только злость, да тупую агрессию.

— Ты не представляешь, как она была прекрасна в своей офицерской униформе. Нам было по двадцать два года, я уже стал практикующим хирургом, вовсю латал людей.

— Я думала, врачи должны быть постарше.

— В Медцентре возраст роли не играет, — заметил Кирстен. — Большую часть работы делают машины, подаренные Эдемом. Врач должен удачно синхронизироваться — а это не всем под силу. Твою маму привезли ко мне с тремя ранениями. Она оставалась в сознании лишь благодаря куче стимуляторов. Помню её взгляд и окровавленные губы. Никогда не смогу забыть. Она ещё сумела улыбнуться через боль и сказала: «Видели бы вы тех, кто в меня стрелял!»

Кирстен хохотнул.

— В тот день я спас ей жизнь. Лично подобрал палату. Она была крепкой девчонкой, быстро шла на поправку. Через две недели уже снова рвалась в бой. Я не имел права её так быстро отпустить, — Кирстен опустил взгляд. — В общем, у нас… было кое-что.

— Вы любили её? — выпалила Сабрина. Кирстен вздрогнул и посмотрел на принцессу.

— Любил. Она отвечала взаимностью. Мы часто виделись между её набегами на Стрелков, весело проводили время. Хотел сделать ей предложение. Да только король решил по-своему.

— Вы человек без рода. Она бы никогда не вышла за вас замуж, — сказала Сабрина.

— Кто знает, — ответил Кирстен. — Через семь лет Эдем распорядился отправить первую экспедицию за стены Города и поставил Ричарда Эймса ею командовать. Да только недолго старик продержался. Напоролся на сааксцев и лишился башки. Началась война. Синдикат решил поиграть мускулами и снарядил несколько батальонов солдат. Помню, как Анора лично приехала в Медцентр, чтобы набрать санитарный корпус. Произнесла целую речь о долге и патриотизме. После выступления вызвала к себе лично и сообщила кое-что…

Кирстен почесал подбородок, его взгляд стал мутным и отдалённым.

— Видишь ли, когда король женил Ноттингема на твоей матери… ну, мы ещё продолжали с ней видеться. И так получилось…

Сабрине не понравился его тон. Очень сильно не понравился.

— Она сказала, что это всего лишь вероятность. Что я всё равно не буду иметь к тебе никакого отношения. Что я, наверное, даже войну не переживу. Но жизнь распорядилась так.

— Нет, — произнесла Сабрина и замотала головой. — Не говорите…

— Я не был до конца уверен. Пока ты была в камере, я взял на себя смелость провести тест и… в общем, да, — Кирстен совсем стушевался. — Ты моя дочь.

Принцесса закрыла глаза.

— Что же, — произнесла она. — Это… многое объясняет.

Подвинувшись ближе к командору, Сабрина попыталась его обнять. Но с наручниками получилось не очень.

Командор пожал плечами и уставился в окно. На его губах блуждала странная улыбка.

— Совсем не так я себе это представлял, — сказал он. — Но я рад, что сумел рассказать.

— А Грегори и Елизавета?

— Нет. Они дети Ноттингема. И всё же… Грегори мне как свой. У него потенциал быть лидером. Жаль, что с Елизаветой я не успел познакомиться.

— Мы вряд ли скоро увидимся, — заметила Сабрина. — Если я вообще выйду из Приюта.

— Тогда остаётся надеяться, что я хорошо тебя обучил, — усмехнулся Кирстен.

Остаток дороги они молчали. Принцесса смотрела, как мелькают мимо здания. Старый Город покрылся пеленой, словно она оказалась в другом измерении. Делала прыжок в неизвестность.

Стало легче. Ей даже хотелось сказать «Я тебя не подведу, отец», но она сдержалась. Вот для чего всё это было. Услышав о её дезертирстве, Кирстен сразу взял ситуацию в свои руки. Провёл её от начала и до конца, оберегая от тяжёлых последствий.

— Спасибо, — всё же произнесла Сабрина. Самое меньшее, что она могла сделать, так это выразить благодарность.

— Не стоит.

Съехав с магистрали, автомобиль подъехал к старому, покосившемуся зданию с вывеской «Приют имени святого Флавия». Высотой в два десятка этажей, сооружение чем-то напоминало Дворец. Такое же древнее, пафосное и абсолютно бесполезное. Бельмо на глазу нового облика Старого Города.

— Когда его построили? — спросила Сабрина.

— Тогда же, когда и всё остальное. Это самый первый созданный Приют. В этих стенах, небось, ещё сам Освободитель побывал.

Сабрина вышла из машины. Пустые окна обожжённых зданий вокруг будто бы застыли в немом крике. Война добралась и сюда. Сколько времени уйдёт, чтобы восстановить всё, что разрушили за один день?

Кирстен положил ей руку на плечо и повернул к себе. Сабрина повиновалась. Достав из кармана ключ, он расстегнул наручники и кивнул принцессе. Девушка рефлекторно потёрла запястья.

— Иди, — посоветовал Кирстен. — Не заставляй людей ждать. И будь умницей. Когда ты выйдешь, я уж позабочусь, чтобы Роско своё обещание сдержал. Он хороший парень.

«Надо же, всего пять минут как отец, а уже решает, за кого я выйду замуж». Сабрина засмеялась бы, если бы не было так грустно.

Она начала подниматься по разбитым ступеням. Под её сапогами хрустели маленькие кусочки бетона, что оторвались от взрывов. Ей даже не дали попрощаться с Елизаветой и Грегори. Впрочем, незачем. Нет нужды портить им жизнь. Она не будет делить вину на всю семью. Шаг за шагом, Сабрина приближалась к массивным чёрным дверям, врезанным между крошившимися колоннами. Кинув последний взгляд на мужчину в мундире, застывшего возле автомобиля, девушка подошла к порталу. Вот он, момент истины.

Она толкнула дверь и переступила порог. Её сердце замерло.

В длинном жёлтом холле, уставленном пустыми скамейками, сидела Лиз. На коленях у неё лежал альбом, и девочка сосредоточенно в нём рисовала, мурлыкая себе под нос песенку про бездомного кота.

— Елизавета! — вскричала Сабрина и побежала вперёд. Девочка посмотрела в сторону сестры, её глаза тут же загорелись.

Подбежав к Лиз, Сабрина взяла её на руки и подняла, чувствуя, как скрипят от напряжения сухожилия. Где-то позади смеялся Кирстен.

— Прости, что не сказал. Не хотел портить сюрприза! — крикнул он, сел в автомобиль и укатил, оставив за собой лишь шлейф из пыли.

— Кто это? — спросила Лиз.

— Старый знакомый мамы, — чувствуя ком в горле ответила Сабрина. — Когда-нибудь я вас познакомлю.

Она почувствовала, как защипало глаза. Опустив сестру на пол, принцесса присела на одно колено, и, поглаживая щёку Лиз, спросила:

— Неужели они разрешили тебе проститься?

— Проститься? — фыркнула Елизавета. — Нет. Я ушла с тобой.

Она нагнулась и подняла с пола упавший альбом. На листе красовалась Анора в мундире времён Второй Священной Войны, за её спиной высоко реял флаг с вышитым распятием Освободителя. Славные дни уже забытого прошлого. Лиз вырвала лист, скомкала и выбросила в утилизатор — так же, как Синдикат выбросил саму Воительницу и её заслуги.

— Рисунок можно было кому-нибудь подарить, — произнесла Сабрина.

— А кто его теперь возьмёт? — уныло возразила Лиз. — Никто не хочет иметь с мамой никаких связей.

«Логично».

— Ты сказала, что ушла… но зачем?

— Сдалась мне эта Академия, — ответила сестра. — Не хочу. Лучше буду с тобой.

— А Грегори?

— Ну, он-то уже учится! — девочка двумя пальцами поправила очки. — Он уже почти военный. Мне там делать нечего.

— Ты представляешь, что тебя ждёт? — спросила Сабрина, чувствуя, как у неё дрожит голос. — Ты ведь от всего отказываешься.

— От чего? — Елизавета помотала головой, взмахнув длинными волосами. — Внучка короля или нет, но я не могу тебя оставить одну. Да и потом, для песен и танцев места хватит везде.

Сабрине хотелось захохотать. «Вот как оно всё обернулось».

— Пойдём, — Лиз схватила старшую сестру за руку и повела за собой. — Нас уже ждут.

Не веря своему счастью, Сабрина следовала за несущейся вперёд Елизаветой. Они миновали несколько постов с недружелюбными охранниками, запакованными в древнее снаряжение для подавления восстаний, и оказались у стола администраторш. Миловидная девушка в очках расширенной реальности направила их на четвёртый этаж, в офис директора, а сама продолжила смотреть ситком про неудачливых бухгалтеров, столкнувшихся с пришельцами из Вне.

Поднявшись на лифте, сёстры оказались в широком коридоре со стенами, обитыми дорогим красным деревом. Сабрина сразу почувствовала так знакомую ей атмосферу безвкусия, присущую недавно поднявшимся Семьям. Путь им преградили двери. Открыв их, они зашли в широкий зал с широким деревянным столом посередине и витражными потолками. Все сюжеты имели чёткие религиозные мотивы. Сабрина мало знала о Божьем Порядке, но базовые вещи ухватила ещё из детских книжек. Правда, на экзаменах они ей мало помогали. Вот Освободитель борется с неизвестным врагом, вот он заканчивает затянувшуюся войну, а вот человечество приветствует нового мессию. Спаситель снимает шлем, и люди закрывают глаза, не смея выдержать святого лика — так он ярок и чист. Вот ученики Освободителя преподносят людям новые заповеди, главная из которых проста — всегда стремись к совершенству. «Становись лучше». Когда-то эти слова, наверное, имели кроткий, положительный смысл, но со временем приобрели совершенно иное значение. Люди теряли старые технологии, а Эдем всегда готов был делиться своими. Вот церковь пытается объединить погрязшую в распрях паству, что деградировала до животного состояния. Вот первый «одарённый» — человек по имени Адам, которому Эдем сделал механическое тело. После этого правила игры изменились. Каждый захотел стать ближе к совершенству, каждый жаждал получить улучшенную оболочку. Синдикат лихорадочно пытался создать рабочие прототипы аугментаций, но всё оканчивалось крахом — технологии уже не позволяли. И так раз за разом, столетие за столетием. А вот и знаменитый момент Откровения, когда мессия принёс последнюю жертву, став Святым Духом Первого Города — обнажённое тело привязано к столбу, руки воздеты вверх. Лицо спасителя, как всегда, прикрыто светлым пятном. «Какой странный порядок у картин, — подумала Сабрина. — Разве Откровение не должно стоять в самом начале?»

После этого на всех изображениях виднелись распятия. Принцесса знала, что Освободитель держал руки вверху потому, что они были привязаны проводами. Но и явный смысл упустить было невозможно: Освободитель сдавался человечеству, сдавался на растерзание. Если бы на священных картинах виднелось лицо, Сабрина не сомневалась, что увидела бы на нём грусть и смирение.

— Жуть какая, — пробормотала Елизавета. — Будто бы в церкви находимся.

— А это и есть моя часовня.

Сабрина резко развернулась на месте. Обладатель голоса сидел в кресле в углу, закинув ногу за ногу. Принцесса готова была поклясться, что секунду назад там никого не было.

— Вам нравится? — промурлыкал мужчина и поднялся во весь рост, заложив руки за спину. Одет он был в старый зелёный мундир с длинными полами, бежевые галифе и высокие солдатские сапоги. Широкими шагами человек приблизился к сёстрам и протянул руку:

— Директор Зигфрид Торес, к вашим услугам.

— Приятно познакомиться с представителем столь древнего рода, — произнесла Сабрина. Торесы существовали ещё до того, как появился Первый Город. Банкиры и дельцы, они вечно держали половину экономики Синдиката. Король с ними никогда не ладил — обладатели таких ресурсов не сильно-то хотели делиться с узурпатором, но приходилось. Даже после восстания Карциусов отношения стали не сильно лучше. «Интересно, это излишки роскоши убили у директора остатки вкуса или он его никогда и не имел?»

Лучи витражей облили мужчину множеством цветов, но даже в этом калейдоскопе Сабрина прекрасно видела абсолютно белую кожу директора. Пожав руку в кожаной перчатке, она всё же не выдержала:

— Что у вас с лицом?

Принцесса прекрасно понимала бестактность вопроса, но директор в ответ лишь от души рассмеялся.

— Боюсь, несчастный случай. Вторжение на всех повлияло по-своему, да? Вот вы, например, оказались здесь. А я… стал таким.

Мужчина сделал ещё шаг, и Сабрина увидела его в нормальном свете. Кожа Тореса бугрилась уродливыми шрамами и порезами, как у человека, чьё лицо сунули в костёр.

— Стрелки? — спросила принцесса. Директор кивнул. Белый грим, румяна и тени еле скрывали его уродство. Сабрина боялась представить, как Торес выглядит без макияжа. — Они пытали вас?

— Да нет, всего лишь подожгли мой дом, когда я в нём находился, — директора, похоже, ни на секунду не смущали взгляды сестёр. Как заметила принцесса, волосы у Тореса тоже отсутствовали. Белый парик с буклями и нелепый макияж всё больше придавали ему сходства с выхолощенным придворным конца Безмятежного Века. Кисти директор скрывал под кожаными перчатками. «Почему он не сделал пластику? Слишком дорого? Уж для Семьи Торесов точно не в цене вопрос». Сделав элегантный взмах рукой, директор пригласил сестёр присесть. Усадив их на стулья, сам Торес приземлился в кресло возле стола. Погладив его поверхность, он произнёс:

— Вы так и не ответили, как вам моя часовня?

— Пугающе, — сказала Елизавета, потерев носик. — Я бы предпочла здесь всё разукрасить. Что-нибудь светлое и…

— Мне витражи помогают смотреть на вещи объективно, — перебил девочку директор и улыбнулся. Маленький кусочек грима отвалился от его лица. — Когда видишь сотворение мира перед глазами каждый день, все проблемы становятся… мизерными.

Он вытащил из-под мундира цепочку с распятием.

— Вы знаете, что этот символ до Освобождения обозначал мир? — поинтересовался Торес. — Нежелание войны. А мы распяли на нём мессию, и пошли воевать со знаком пацифизма на петлицах.

Сабрина натянуто улыбнулась. Разговор будет явно не из приятных.

— В каком-то смысле, я принадлежу этому месту больше, чем оно мне, — продолжил директор. — Это самый первый Приют, который построили ученики Освободителя. Когда меня назначили директором, я постоянно спрашивал себя, зачем это было нужно.

— Что именно?

— Собирать все отбросы в одном месте.

— Мне не нравится ваш тон, — заметила Сабрина.

— Уж себе-то не лгите, принцесса, — усмехнулся Торес. — Вы изменница и дезертир, но вас не казнили. Вам даже не дали пожизненное, а лишь заставили начать всё сначала. Со мной уже связывались командор Кирстен и король. Сам Карл Лоренс просил за вас! Я обещал, что не причиню вам вреда. Сабрина, вы должны понимать, что это лишь трюк. Здесь, в Приюте, вы будете надёжнее всего спрятаны от злопыхателей и недоброжелателей, а король сохранит доверие подданных — всё-таки, без наказания он вас не оставил. В каком-то смысле, вы здесь у меня под защитой.

— Что-то я не чувствую себя защищённой, — ответила Сабрина.

— Ничего, вы привыкните. Да и для вашей сестры найдётся место. Выше этажами у нас школьный корпус с общежитиями. Она прекрасно вольётся в коллектив… Да, можно взглянуть на ваши руки?

— Что?

— Ваши руки. Вижу, вы были благословлены.

Директор взял девушку за запястье и притянул её к себе.

— Имплантаты, — сказал он. — Военного калибра. Очень плохо.

— Кирстен сказал, что поговорит с вами о них.

— Да, он предупредил. Сложный случай.

Торес откинулся на кресле и нахмурил брови.

— В чём же сложность?

— Вы сами понимаете, аугментации — это святое! Но я не могу пустить вас с ними. Они опасны.

— Я не собираюсь тут драки устраивать, — процедила Сабрина и положила Елизавете руку на плечо — бедная девочка начала дрожать от напряжения.

— Дело не в вас, принцесса. Дело в остальных. У нас тут сообщество верующих людей, истинно верующих. У некоторых руки давным-давно чешутся заполучить себе серьёзное благословление. Моя задача — ограничить их, иначе порядку не бывать. Но вырезать ваши имплантаты будет богохульством. Что же, идёмте. По пути что-нибудь придумаем.

Директор поднялся и махнул рукой, призывая следовать за ним. Сёстры переглянулись. Елизавета нервно почесала щёку. Похоже, остатков её храбрости надолго не хватило. Сабрина не осуждала Лиз. Ей самой происходящее нравилось всё меньше и меньше. Пусть директор и напялил гостеприимную ухмылку, в его глазах виднелась затаённая опасность.

Они вышли в коридор и направились к лифту.

— Забудем о целях Освободителя на секунду. Забудем о том, зачем было собирать всё дерьмо в одном унитазе. Есть официальная версия, и вам должны были её сообщить. Зачем Семьи построили Приюты? — спросил директор.

«Прямо как на сраном экзамене».

— Семьи кормят людей, — произнесла Сабрина, — предоставляют им жильё и работу. Здесь каждый человек может найти укрытие и возможность прожить нормальную жизнь.

— Не каждый её заслуживает, — процедил Торес. Они дошли до лифта и директор нажал кнопку минус четвёртого этажа. — Мы стараемся содержать всех в наилучших возможных условиях. Но находятся сукины дети, предпочитающие сбегать. Они бродяжничают по улицам и разрушают экономику использованием наличных. В итоге полиция привозит их обратно.

«Вот значит как, — подумала Сабрина, смотря на отточенный профиль директора. — Намёк понят, засранец. Никуда мы отсюда не сбежим, пока ты этого не захочешь, да?»

— Как сказал святой Симон, «паству нужно приковывать к путям Истинным».

Торес кисло усмехнулся, увидев, как насупилась Сабрина.

— Мы все здесь религиозны. Обязаны таковыми быть. Приюты существуют, чтобы люди становились лучше. Завоёвывали себе свободу, работая на благо общества. Как сказал Освободитель, «труд освобождает». Ну и нельзя забывать главную заповедь: «Каждый человек имеет право на жизнь, еду и крышу над головой». Работа Семей состоит в том, чтобы соблюсти её, как нам завещал Освободитель и его Божий Порядок. Многие Дома, почему-то, забывают о нашей миссии.

Лифт быстро двигался вниз.

— Фабрика Гефеста открыла небольшой филиал как раз под нашими помещениями, — заметил Торес. — Теперь многим рабочим не приходится покидать стен, всё, что нужно, уже приехало само. Данный филиал занимается сборкой автомобилей. Вы сами всё сейчас увидите.

Кабина миновала минус первый этаж, и сёстры охнули. В огромном, уходящем вдаль на пару километров помещении кипела работа. Заваривались корпуса, монтировались шины, люди в комбинезонах и касках сновали туда-сюда. Стоял такой грохот, что Сабрина еле расслышала слова директора:

— Работа идёт с девяти утра до девяти вечера. На обед даётся час, в нашей столовой самые новейшие утилизаторы, которые выдают самую вкусную еду. Только идиот захочет уйти.

— Не проще было поручить работу конвейерным автоматам? — пытаясь перекричать шум, спросила принцесса.

— Если не будет работы, как человек докажет свою приверженность Синдикату? Как он заработает себе свободу? Да и потом, ручной труд дешевле потраченной на сборку энергии.

«Ты используешь людей, чтобы поддерживать систему, ничего больше. Да и когда последний раз кого-то волновали вопросы энергии?».

Лифт проехал ещё немного и остановился, достигнув четвёртого подземного этажа. Сёстры и директор вышли. Сабрина прикинула в уме: пол, который является потолком для Пятого Уровня, имеет толщину около пятисот метров. Высота цеха — около тридцати-сорока метров. Здесь потолки где-то до двух с половиной метров высотой. Так же, скорее всего, и на других этажах. А это значит…

— Можете не утруждаться, — со смешком сказал Торес, заметив, как активно Сабрина осматривает помещение. — Первый Город был построен с расчётом на то, что население превысит предполагаемый порог, и ему придётся уходить под полы.

— Откуда вы это узнали? — поинтересовалась Сабрина.

— У вас в школе не преподавали историю?

— Уж точно не историю постройки Города, — обронила Сабрина.

— Ну, базовые вещи можно почерпнуть и из Божьего Порядка. Уж его-то вы изучали? — видимо, углядев непонимание в глазах Сабрины, директор цыкнул. — Аристократы. Ничего, тут у каждого по копии найдётся, почитаете на досуге.

Следуя по виляющим коридорам, они миновали несколько постов охраны. Здоровые детины с тяжёлыми дубинками ухмылялись вслед девушкам. Сабрина почувствовала, что ей уже здесь не нравится. Она рассмотрела следы крови на стенах, которые даже не потрудились смыть.

— Вы смотрели новости?

— В карцере до меня доходили только слухи, — ответила Сабрина.

— Полиция ищет человека по имени Тайрек Маут. Когда-то он содержался в моём Приюте. Славный малый. До сих пор не могу поверить, что он устроил вторжение Стрелков.

— Почему же? Он сааксец и ненавидит Синдикат.

— Ненавидит? — директор хихикнул. — Его девушка планировала поднять восстание. Всё бы им отвергнуть продиктованный Богом порядок. Этот человек, Тайрек, сдал её вместе с подельниками мне.

— Он предал любимую? Но зачем?

— А потому что разумнее никого не оказалось, — ответил директор. — Я после такого долго держать его не стал. Скоро он вышел отсюда уже действующим гражданином. Жаль, паренёк связался с плохой компанией. Синдикату пригодились бы такие люди.

Торес подошёл к массивной двери и приложил к считывателю запястье. Дверь отворилась, и в нос Сабрины ударил жуткий смрад.

Они вошли. Повсюду стояли раскладушки, на которых валялись безжизненные рабочие. Директор прикрыл лицо аккуратным кружевным платочком и произнёс усталым тоном:

— Обычно всё не так плохо. Но из-за вторжения до сих пор перебои с работой утилизаторов, периодически исчезает вода, да и отходы не всегда проходят переработку…

Немытые тела, блевотина на полу, пятна крови, дикие, озверевшие люди с голодными взглядами. Сабрина обернулась. Позади Тореса возник отряд охранников с шоковыми дубинками в руках. Директор аккуратно провёл сестёр между рядом раскладушек, рассказывая по пути:

— Вон в той стороне женская душевая, в той — мужская, рядом с ними — туалеты. Прямо — личные шкафчики, вам выдадут карточки и коды для них, можете складывать туда деньги и вещи. Туда, дальше и налево, будет филиал Библиотеки, а направо — терминалы для доступа к Сети. И то и другое, понятное дело, платно. Вот здесь будут ваши места.

Директор указал тонким перстом на пару покосившихся раскладушек. На кроватях рядом сидели тонкие как жерди женщины, с завистью смотревшие на сытых сестёр. В глазах Елизаветы застыл ужас. Казалось, девочка сейчас потеряет сознание.

— Что приводит меня к вопросу ваших имплантатов… — голос директора изменился. — Король просил не вредить вам. Но его здесь нет. Не думаю, что он будет против небольшого урока для выскочек.

Сабрина не стала дожидаться конца тирады. Ускорившись, она резко обернулась, но Тореса уже заслоняло двое охранников. На их тупых физиономиях застыла ярость. Один даже замахнулся дубинкой. Сабрина перехватила его руку, а кулаком ударила прямо в кадык. Мужчина умер за какие-то доли секунды. Второго охранника девушка боднула плечом, пытаясь добраться до директора. Торес шагнул назад, и Сабрина задохнулась от удивления — у директора такие же имплантаты, как у неё. Отбросив охранника в сторону, Сабрина рванула вперёд. Тут Торес вытащил из-за пазухи шокер и ткнул её в живот. По телу принцессы прошёл ток. Боль была невыносимая. Заорав, она упала на колени. Другие стражи обошли её с двух сторон и начали избивать ногами и дубинками, с криками и плевками. Где-то вдалеке визжала Елизавета.

— Не троньте Лиз, — пыталась прошептать Сабрина, но боль от сломанных ребёр перебивала попытки заговорить. Охранники продолжали месить принцессу. Боли от отдельных ударов она уже не чувствовала — лишь жжение по всему телу. Глаза заплыли, а губы превратились в огромную лепёшку. Несчастный нос снова сломался.

Спустя вечность, когда она перестала вообще что-то ощущать, охранники прекратили экзекуцию. В ушах звенело. Губы Сабрины целовали пол. Отчётливо пахло дерьмом. Кто-то даже произнёс: «Неужели эта сучка обосралась? Вот тварь!»

Перед взором возникла физиономия Тореса:

— Пойми меня правильно, принцесса. Твой дед захватил власть и ждёт, что ему это простят. Но он совершил огромную ошибку, доверив вас мне. Ты с сестрой отныне мои заложники. Главное не бойся. Хуже не будет. Ты будешь работать, а Елизавета учиться. Но под моим строгим контролем. Если Карл сделает что-то, что мне не понравится, что же…

Директор раздваивался в глазах принцессы. «Только бы перестала болеть спина, — подумала Сабрина. — А там уже я как-нибудь справлюсь…»

— Я приму жёсткие меры. Никто вас не убьёт. Но от вреда беречь никто не будет. А пока… Фрэнк?

— Да, сэр?

— Вытащите из неё имплантаты.

— Сэр?.. Но… это же богохульство…

— Так и есть, — лицо Тореса приняло каменное выражение. — Но иногда ради истинного величия приходится запачкать руки. Приступайте. И запомните — она должна выжить!

Сабрина почувствовала, как её приподнимают за сломанные руки. Чудо, что она ещё оставалась в сознании. Охранник, что держал её, всем своим видом пытался выразить сожаление. Сабрина бросила быстрый взгляд на пол. Там, в лужах её крови, лежала Елизавета. Нетронутая, но отключившаяся от перепуга. «Пусть. Так даже лучше», — подумала Сабрина.

Охранник вытащил нож и произнёс:

— Ну, с Богом.

Тьма накрыла её прежде, чем клинок вошёл в плоть.

***

Она открыла глаза. Мир плавал в алых пятнах и отвратительно звенел. Где-то на краю сознания хрустели сломанные кости.

Рыдал ребёнок. Подняв взгляд, Сабрина поняла, что плачет Елизавета.

— Что они с тобой сделали… — причитала девочка, гладя разбитое тело сестры.

— Не надо, — прошептала Сабрина. — Не надо… измажешься кровью… Не плачь… кто-нибудь увидит…

От этого Лиз заревела ещё сильнее. Сабрина потянулась плечом — и поняла, что не может двинуться. Руки и ноги покрывали неглубокие порезы. Не сумев вытащить все имплантаты, шавки директора просто проткнули их. Всё тело ныло, будто в него воткнули миллионы маленьких, настырных иголок, но боли не было. Похоже, ей вкололи стимуляторы. «Какие заботливые ублюдки. Да вот только к медикам отнести не потрудились».

Стены и пол покрывала мелкая плитка, слева и справа находились длинные ряды раковин с зеркалами. Перехватив взгляд сестры, Елизавета погладила её по лбу:

— Я оттащила тебя в туалет. Как только охранники ушли…

— Ты всё правильно сделала, — прошепелявила Сабрина. Пошарив языком, она нащупала вместо трёх зубов лишь обломки. Кровь уже почти свернулась.

Позади грохнула открываемая дверь, и Елизавета в ужасе посмотрела на проход.

— Кто там? — выдавила она.

Ответ на её вопрос ворвался в туалет тремя взрослыми мужчинами в серых комбинезонах. Заляпанные, узкие и угловатые, рабочие больше напоминали животных, чем людей. Высохшие лица покрывали болячки. Самый высокий хлопнул грязными ладонями и засипел:

— Я тут краешком уха услышал, будто бы к нам принцесска попала! Ну, девочки, кто из вас двоих она?

— Не трогайте её! — закричала Елизавета. Сабрина рвалась подняться, но переломанные руки отказывались её держать. Даже через пелену стимуляторов она чувствовала отдалённые отголоски боли.

— Заткнись, сучка! Не визжи! — заводила ткнул в девочку пальцем и начал расстёгивать комбинезон. — Так, парни, я первый.

— С чего это вдруг? — возмутился рабочий с тёмной кожей и короткими волосами. — Ты и так в прошлый раз был первым!

— Если тебе так охота, можешь взять себе мелкую, — пожав плечами, ответил заводила. — А у меня сегодня бифштекс с кровушкой. Давно же не трахал таких беспомощных…

— Осторожнее, — отозвался третий. — Директор предупредил же: «Делайте с ними всё, что хотите, только не убивайте». Иначе он с нас шкуры спустит.

Скрипя остатками зубов, Сабрина пыталась отползти назад и прикрыть собой Елизавету. Младшая сестра обмерла. Принцесса слышала над ухом её короткое, отрывистое дыхание. «Нет, с тобой ничего не случится. Я не позволю».

Заводила только сбросил комбез, оставшись лишь в майке и подштанниках, как за его спиной снова грохнула дверь.

— А это что за хрень? — выдал он и повернулся. Через несколько секунд рабочий полетел в сторону, по пути ударившись затылком об раковину. На месте, где было его лицо, в воздухе застыл кулак. Двое его подельников застыли на месте. Вошедший незнакомец схватил одного за грудки и выкинул в коридор, оставшись наедине с третьим. Тот прислонился к стене и, щупая её руками, забормотал:

— Диомед, клянусь, мы не планировали ничего такого…

— Правда? — прогремел мужчина. Ростом под два метра, лысый и в годах, он вдруг напомнил Сабрине Клэя — только поспокойнее. — Запомни, Танджир, что бы тебе ни говорил Сардар, — мужчина махнул рукой в сторону заводилы, — мы не насилуем! Мы не животные! Директор хочет подчинить нас низменным инстинктам. Но мы не такие, ясно?

— Да, Диомед! — рабочий закивал и драпанул в коридор.

— И разнеси весть всем! — прокричал ему вслед лысый громила. Обернувшись, он присел над поверженным Сардаром. Тот лежал на полу, скуля и ощупывая кровоточащий затылок.

— Диомед! Сука! Ты за все ответишь! — крикнул он. — Паркеру не понравится, когда он об этом узнает!

— Уверен? А вот мне кажется, он будет в восторге, узнав, что его пехотинцы тут членами размахивают. Остынь, пока не поздно.

— Тебе конец! — проорал Сардар. — Я знаю, где ты спишь! Мы с ребятами придём за тобой!

— Можете попытаться, — пожал плечами громила, а затем треснул рабочего кулаком. Тот мгновенно вырубился. Бросив Сардара, лысый подошёл к Сабрине и резко наклонился к её уху. Принцесса хотела отпрянуть, но мужчина удержал её:

— Здесь повсюду камеры и микрофоны. Не могу тебе всего сейчас рассказать. Просто доверься мне. Я отнесу тебя к медикам.

Сабрина нехотя кивнула — будто бы у неё вообще был выбор.

— Пойдём, — прошептала она Елизавете.

Мужчина перекинул избитую принцессу через шею и потащил её, да так, будто Сабрина весила не больше пушинки. За какие-то десять минут они пересекли все жилые отсеки, несколько постов охраны, пару лестниц и, наконец, оказались у двустворчатых стеклянных дверей. Над ними висела узкая вывеска, гласившая «Медцентр».

За дверьми находился пронзительно белое помещение, переполненное каталками, перегородками и столами. Отовсюду слышались стоны и пиканье мониторов жизненных функций. Будто из-под земли возник врач в длинном белом халате и колпаке с распятием. Его лицо закрывала маска, из которой топорщилось четыре пары аугментических глаз.

— Живо, на операцию, — без лишних разговоров произнёс доктор жестяным голосом и щёлкнул пальцами. — Сестра, готовьте оборудование!

— Я слышал, ты предала Синдикат? — прошептал Диомед, укладывая Сабрину на ближайший хирургический стол. Принцесса дёрнулась, когда несколько десятков игл воткнулось ей в спину, закачивая обезболивающее.

— Почти, — ответила девушка. Лекарства били в голову, замутняли сознание. Елизавета нащупала её руку и крепко сжала. Сабрина лишь кивнула в ответ.

— Мне это нравится, — ответил лысый. — Отдыхай. Поговорим, как придёшь в себя.

— Когда я приду в себя, — выдавила Сабрина, — мы придумаем, как сбежать отсюда.