Невозможность первая

А по тебе, видно сразу — будет толк!

Ты веселящего газа большой знаток.

А значит, будет с кем вместе ступить за край,

Играй шарма-ма-ма, моя шарманка играй.

Это да. Каждый звук как плеть,

А вам откуда знать, хочу ли я уцелеть?

Не до того пока — душа несется в рай.

Играй шарма-ма-ма, моя шарманка играй.

«Пикник»

Гости 16.09.20… 11.30

Звонок в дверь надрывно завопил о необходимости встать с постели и отворить непрошеному гостю. Пришлось подняться и, сквозь зубы некультурно выражаясь по поводу происходящего и ловя кулаками рукава халата, доползти до двери. Щурясь от света, заглянула в глазок. Черти принесли Пророка. И не одного — на заднем плане ходила ходуном ещё чья-то тень. Пророк, как известно, в гости с предупреждением не ходит, а придя, не уходит, пока не выпихнешь. По этой причине пришлось открывать.

— А куя?..

— Акуя, привет! — Пророк весело оскалился и вскинул вверх руку с потёртой сумкой. Оттуда раздалось позвякивание, легко идентифицируемое как приятное. Что ж, один плюс в хождениях по гостям Пророка есть — он никогда не появляется с пустыми руками.

— Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро… То там — сто грамм, то здесь — сто грамм, то где-то — Кама-сутра… — хмуро прокомментировала я. — Ты с чем и зачем, неугомонный странник?

— Я с универсальной отмычкой — огненной водой! — шумно оповестил Пророк и пропёрся в прихожую, как-то совершенно естественно оттеснив меня в сторону.

За Пророком тихо вскользнула тень — скромный юноша возраста золотого преддипломного студенчества. Он смущённо склонил голову, промямлив что-то похожее на «здрасте», и тут же отвернулся, заняв взгляд беглым осмотром моей квартиры. Только спустя несколько секунд неспешно-нервного восприятия вторжения я сообразила, что пацан ошалел от моего вида. Да, видок у меня после работы тот ещё: краска не смыта, волосы стоят дыбом от обилия лака и хаотического вращения по подушке, рожица помята. Но главное не это. Главное, что сплю я обычно обнажённой. А любимый шёлковый халат у меня размеров необъятных. И влезаю я в него спросонья не всегда достаточно точно. Вот и сегодня его перекосило так, что грудь мою вполне можно снимать для «Ню»… Во всяком случае её верхнюю часть с почти уже сошедшей наклейкой-наколкой симпатичной розочки с сердечками над левым соском. Да, слабоват парнишка… Вот Пророк — силён мужик — только облизнулся, вваливаясь в комнату. Чувствуется, что мужская сила в нём бьёт ключом. И в основном, по головам…

— Ты чего в темноте сидишь? — начал устраивать свои порядки Пророк. Подался к шторам с явным намерением их раздёрнуть.

— Убью, — хмуро предупредила я, проходя вслед за гостями в комнату.

— А, ты с работы! — догадался Пророк и живо отринул от гардин. — Сразу говорить надо! Что, глазки совсем погорели? Это лечится с помощью двухсот грамм хорошего коньяка! Где-то у тебя были пузатые стакашки?

Задёргивать халат я не стала. Так, как было, так и села в кресло наискосок, закинула ноги на мягкий подлокотник и вяло стала смотреть за кипучей деятельностью, развернувшейся на территории моего дома. Пророк — жаворонок, для него сейчас самая пора активности. Плюс коньяк… К вечеру от порядка в моей комнате останется только воспоминание. А так хотелось спокойно отоспаться! Вспомнилось, что Пак просил вечером накатать отчёт по нашему проходу по зоне. Но теперь — перебьётся. Достаточно сказать, что ко мне припёрся Пророк, и все вопросы отпадут сами собой. Пророк — это стихийное бедствие, это — торнадо местного разлива, его ещё не научились прогнозировать, на него нет технической возможности управы, от него не сбежать и не спрятаться…

Пророк сбросил газеты и тетради с журнального столика и выкатил его из угла на центр комнаты, поставив точно передо мной. Бросил своему скромному товарищу:

— В кухне на полке над столом — салфетки. В столе — вилки. В полке, над раковиной — тарелки. Тащи!

Пацан суетливо подскочил и бросился выполнять приказание. Несомненно новенький в нашей среде. Явно — ученик. Пока он хлопал на кухне ящиками, производя незапланированный обыск, Пророк вытащил из серванта стаканы под коньяк и стал доставать из сумки съестное и питьевое. Что-что, а питание Пророк уважал. Что было странно. При том, как, по сколько и чем он питался, можно было б предположить, что он к своим тридцати семи легко обрастёт брюшком и заплывёт жирком благополучия. Но время шло, а ожидаемого не происходило. Пророк оставался той же жердиной, что и был. При его росте баскетболиста вес он имел балерины… Смотрелось это странновато, особенно при работе в «зоне», когда он облачён в спецкостюм, где десятки карманов и все чем-нибудь набиты. Некое тощее тело с вспучиваниями в разных местах. Если прибавить к этому зеркальные очки с огромными стёклами, напоминающими черепаху Тортиллу на отдыхе… В общем, шишковатый гуманоид из системы Кулебяки…

— Что за повод? — лениво спросила я, сдерживая зевоту. Организм сердился на неожиданное прерывание заслуженного сна. Ничего, не впервой.

Пророк остановил броуновское движение стаканов и внимательно посмотрел мне в глаза. Судя по этой неожиданной остановке, повод серьёзен — иначе бы мне о нём сообщили, не отвлекаясь от основного действия — разливания. Пророк вздохнул и спокойно сказал:

— У меня рак.

Так.

Я резко скинула ноги с кресла и выпрямилась.

Всё, что угодно, только не шутка! Такими вещами не шутят. Я сжала кулаки, подавая напряжение в и так гудящее со вчерашних подвигов тело.

— Не надо, — мягко попросил Пророк. — Не напрягай глазки. Я же не за этим к тебе пришёл…

И мне стало страшно. Он сидел передо мной — спокойный и свободный. Только очень смущённый и уставший. Он смотрел на меня с тихой улыбкой и только одним этим вызывал понимание реальности…

В комнату вошёл «студент» и выставил на столике тарелки, положил вилки и салфетки. Посмотрел на нас, молчаливо замерших, словно «примороженных» к действительности. Сглотнул и отшатнулся. Наверное, это страшно. Мне, во всяком случае, именно так. Я чувствовала то, что товарищ пытался мне объяснить…

Вчерашнее осознание. Долгая одинокая ночь с сигаретами одна от другой. Луна, смотрящая в окно. Страх понимания несуразности прошедшей жизни. Тревога перед тем, чего уже не будет… Утро, в котором есть что-то от надежды… Урок восходящего солнца — урок сражения за жизнь. Жизнь побеждает каждым утром, а смерть — лишь однажды…

Пророк разрушил связь, возникшую меж нами. Свободным движением подал мне стакан:

— Давай, малыш! За то, чтобы выход был там же, где и вход!

Это старый сталкерский тост. Он за то, чтобы всегда находить выход. За то, чтобы выход не плавал по зоне, а ты — не плавал вслед за ним. За то, чтобы выход вообще был… Теперь выход для Пророка где-то в другом месте, чем вход…

Стакашки звякнули. Коньяк, наверное, был первосортным… По мне, так самогонка сейчас пошла бы так же.

— Давай, Серый! Выкладывай! — кивнул Пророк своей «тени». Студент выложил на тарелки колбасную и сырную нарезку, вывалил из полиэтиленового мешочка красную икру, вытащил хлеб, разложил на широком блюде копчёную рыбину, достал салаты в коробках, в лимонницу ухитрился засунуть виноград.

— Это кто? — наблюдая за заставливанием столика, наконец, поинтересовалась я. Пацана даже покорёжило от моей бесцеремонности — виноград рассыпался по поверхности стола, и его пришлось собирать.

— Это — Серёга, — с гордостью кивнул на «тень» Пророк. — Мой юный падаван. Возможно, преемник.

Последнее было сказано совершенно безэмоционально. Так, наверное, мог бы сказать человек, собирающийся жить вечно. Одно это показало мне то, что падаван не ознакомлен с сегодняшним поводом. Значило это, в частности, и то, что разговор ныне будет не о состоянии здоровья старого товарища. Пророк, как и многие из нас, предпочитал зализывать раны где-нибудь в собственной берлоге одиночества, а значит, с друзьями он будет только работать. В нашей среде такое поведение уважают, даже скорее так — считают единственно достойным. Но мне, как бабе с завышенным уровнем эмоциональности и чувствительным сердцем, иногда, в моменты, подобные сегодняшним, хочется прореветься в чьё-нибудь плечо или накричаться на всех, кляня судьбу. И иногда мне чудится, что, если однажды я не сдержусь, то достучусь до Бога… Но я сдерживаюсь…

— Я к тебе как раз по поводу этого молодца! — лихо разлил по второй Пророк. Он придерживался в разливании и распитии сложной идеологии, в которой пол имел значение. Несколько пунктов данного явления мне в своё время даже объяснил. Теперь я знаю, например, что, пока разливает Пророк, у меня в стакане всегда будет на одну треть меньше, чем у него. Так называемый «детский процент».

— Ну так?… — подхватывая бокал, поторопила события я. Сейчас захотелось, чтобы студента не было здесь. Захотелось, чтобы все быстрее напились настолько, чтобы пацан свалился с ног, и оставались в пьяном угаре на полном выхлесте эмоций только я и Пророк. И поговорить. Просто поговорить, быть может, даже не произнося ни слова, а только крутя в нервных пальцах стаканы, смотря на то, как медленно переваливается девятый вал через края, и думая каждый о своём… Как я хочу побыстрее напиться!

— За то, чтобы вставлять в любую щель и из любой безопасно вытаскивать! — поднял бокал Пророк.

Кажется, Серого перекосило. Ощущение было такое, что он подавился ещё до того, как начал пить. Бедный мальчик. Он ещё не знает жаргона! Я хладнокровно стукнула бокал и влила в себя ещё пятьдесят. За такое дело, как возможность найти отмычку в поточной мембране, выпить стоит до дна.

— Хорошо, — вздохнул Пророк, счастливо сожмурившись и одним заходом отправив в рот солидную порцию нарезки лимона. С коньяком он цитрусовые ел в немереных количествах. А резал только ради эстетики стола и здоровья нервных систем окружающих, поскольку сам мог поглощать лимоны, поедая как яблоко…

— Ты зачем припёрся, провидец хренов? — подцепляя со стола колбасу и уже нацеливаясь на красную икру, напомнила я.

— Дело такое… — вздохнул Пророк. — Серёга, возможно, сподвигнется на видение… Надо бы ему помочь. Кроме того, хочется мне, чтобы ты его погоняла на тестах… Да и вообще — способный мальчик, надо поддержать талант! — и внимательно, с подтекстом посмотрел на меня сквозь тёмное стекло бокала.

Значит, юный подаван не только ученик, но ученик высоких возможностей.

Интересно, где Пророк таких откапывает? То ли он договор с дьяволом подписал, то ли в свободное от работы и выпивки время шляется по «жёлтым домам» в поисках кандидатов. У Пророка вся группа состоит из ребят студенческого возраста, и — в кого не плюнь — все способны до умопомрачительности. Талант на таланте едет, талантом погоняя… Просто школа юного экстрасенса какая-то.

— Поддержать — так поддержать, — согласилась я. — Но относительно тестирования и выведения на видение — ручки у меня не тефлоновые, так что нечего рассчитывать, что предоставлю за здорово живёшь…

Пророк довольно хмыкнул. Судя по всему, именно этот ответ он и предполагал.

— А теперь конкретнее: что от меня требуется, — подхватывая третью дозу, потребовала я.

Пророк вскинул вверх бокал и довольно провозгласил:

— За то, чтобы все члены были мягки, кроме одного!

Вот это точно за то, что волнует каждого состоятельного мужчину — за здоровье! Впрочем, это актуально не только представителям сильного пола. Хотя сейчас тост Пророка показался несколько кощунственным. От кого другого в его присутствии — не поняла бы. Краем взгляда понаблюдала за студентом — Серёга хмуро выпил свою порцию и потянулся за сыром. Видимо, уже почти акклиматизировался. Ну, ладно, допустим, Пророк знает, где достать способных ребят, но вот где выращивают такие культурные сорта?..

— Во-первых, — сказал Пророк и тут же замолчал, начав задумчиво раскачивать стакан в руке. Нет, он не был пьян. Даже не выпивши. Просто, видимо, до этого ему самому в голову не приходило — чем конкретно я могу помочь его будущему приемнику. Теперь, когда разговор коснулся непосредственно этого вопроса, пришлось серьёзно напрячься. — Во-первых, я хочу, чтобы ты ознакомила пацана с арсеналом, — наконец, разродился идеей наставник юных дарований. — Во-вторых, ты прогонишь его через партитуру видящих. И, в-третьих! — тут Пророк поднял вверх палец, демонстрируя серьёзность высказываемого, — ему нужно будет хорошо напиться! Потому что он теперь с нами…

— Ты теперь мой ученик. Выпей за это! — со вздохом процитировала я. В общеизвестном фильме Куросавы речь шла об учении искусству джиу-джитсу, но какая нам всем, в сущности, разница.

— Именно! — довольно хмыкнул Пророк.

Теперь стал понятен его приход и привод ко мне в дом «ученика». Дело не столько в том, что студенту нужно учиться нашей специфике. Ему нужно «попасть в струю» — напиться среди «наших», дойти до крайности восприятия обстановки, в которой, возможно, ему придётся жить дальше, прочувствовать нутром и белое, и чёрное нашей формации. Пророк привёл его для того, чтобы ввести в общество. И, естественно, начал с меня — я особенное звено в сообществе… Я — женщина-сталкер…

— Ладно, — кивнула я. — Начнём с арсенала!

Всё было на виду. Вчера, как пришла и брякнулась в постель, успела только скинуть шмотки на стул и выложить инструменты в стол — на то, чтобы перебрать и заложить в тайники, сил не хватило. Схватила то, что таскаю в зоны с собой, плюс то, что обычно, из врождённой ленивости, оставляю дома. Притащила к столу быстро укомплектованный арсенал орудий труда и снова с комфортом расположилась на кресле. Халат бесстыдно сполз с коленей. Ну и чёрт с ним! Ещё чтобы я поправляла тряпки! Пророк улыбнулся и демонстративно закатил глаза. Оставалось только подыграть и смущённо повести плечом так, чтобы халат мягко соскользнул, не оставляя простора для фантазии. Замер, зацепившись за сосок. Пророк закашлялся и потянулся за бутылкой. Ну, а студента можно начинать откачивать — по белому симпатичному личику побежали розовые разводы.

Будем откачивать:

— Итак, обычный арсенал для выхода в зону! — я вполне точно скопировала противный голос ненавистной в школьные времена учительницы и начала показ инструментов. — Средства индивидуальной локальной защиты: браслеты и кольца серебряные, пояс с серебряной нитью, цепочки из активных металлов. Диагностический набор: волчок тяжёлый, волчок облегчённый рунный, рамки угловые, рамки квадратные, маятник, спицы из активных металлов для определения потока. НЗ, в который входит: шоколад, орехи, семечки подсолнечника, коньяк с перцем и кофе, вода в серебрёной фляге и прочее, что прихватываешь сам. Аптечка, в которую комплектуются препараты от «любимых» болезней спасателя плюс противошок, спрей от «заморозки» и средства реанимации. Это ясно?

Студент молча кивнул. Ему явно оставалось не по себе, но взгляд уже стал осмысленным и почти не отрывался от последовательно демонстрируемого инструментария. Я самым честным образом вытаскивала каждую деталь и показывала. Правда, производила это на такой скорости, что сознательно запомнить что-либо невозможно. Оставалось надеяться, что Серый сумеет загрузить в себя информацию, минуя оперативную память, сразу на подкорку. Когда-то мне приходилось поступать также.

— Далее. Набор «сам себе спасатель»… — продолжила я, вытягивая из сумки инструментарий. — Плёнка светоотражающая теплоизолирующая на случай непредвиденной ночёвки в зоне или транспортировки пострадавшего в состоянии шока. Фильтр для воды индивидуальный. Огневой набор: зажигалка, спички, сухое горючее, свеча в гильзе. Мыло жидкое в тубе. Нож обычный. Шило. Магнит электрический. Фотоплёнка высокой чувствительности для фиксации потока. Проволока. Леска. Ткань хлопковая чистая. Отмычки. Плоскогубцы. Мини-пила. Хронометр повышенной точности. Компас меридианный. Компас магнитный. Сигнальный маячок-автомат для расстановки по пути следования. Маяк-инвертор — аппарат для отражения антиреальности в зоне отдыха, также применяется как сигнальный для подачи зеркального импульса. Всё ясно?

Пророк не стал дожидаться ответа — просто сунул в руки ученику бокал. Я свой стакан подхватила сама. В голове уже приятно шумело — коньяк хорошо упал на невыспавшееся сознание.

— За то, чтобы снаряжение всегда соответствовало проблеме!

В кои-то веки услышишь от Пророка несолёный тост! Согласно звякнули, вздрогнули. Студент мгновенно потянулся за сыром. Кажется, он любитель его.

— Теперь об оружии. «Миртраль». «Контакль». «Тинко». «Барконтраль». — Я разложила предметы на столе перед юношей, последила за его реакцией — кажется, он был вполне в состоянии воспринимать информацию дальше. — Теперь подробнее. «Миртраль», он же «Собеседник». — Я взяла оружие, и ребристая поверхность, как всегда, надёжно впилась в ладонь. С этим оружием можно ощущать прочность своего положения в мире. — По внешнему виду — обычный автоматический пистолет. Потому носить по улицам в ночное время не рекомендуется — милиция поймёт неправильно. Патроны, — я вытащила обойму и вытянула из кармашков пояса запасники: — Обычно таскают три комплекта. Первый: гильзы обычные, пуля из высокопрочного сплава серебра. Периодически вымачивают в чесночной эссенции. Второй: гильзы такие же, пули из мягкого технического серебра, сердечник из заряженного кристалла. Третий: гильзы те же, пули — капсула технического серебра, наполнитель — порошковая травяная смесь. Патроны для «собеседника» — штука дорогая, требующая серьёзного ухода, имеющая срок годности. Тренироваться советуется как на обычный патронах (их, кстати, тоже периодически таскают с собой), так и на специализированных — у них другой баланс. Ясно?

Я выложила на стол перед новичком четыре патрона. Внешне они не сильно отличались, но практика позволяла их не путать даже на ощупь в темноте. Сергей потянулся к снарядам, поднял взгляд:

— Можно?

А глазки-то, оказывается, у него шикарные. Голубые. Словно небо проглядывает из-под бровей-туч. Красивые глазки под чудной сивой чёлкой.

Я кивнула — можно.

Он долго крутил в руках патроны. Рассматривал пистолет и обоймы. Мы с Пророком за это время успели разлить и свести бокалы:

— Чтобы мы говорили с зоной, а не она с нами!

Сергей весьма рассеянно присоединился, кажется, даже не поняв толком, о чём шла речь. «Собеседник» занял все его мысли. Пора отрывать от игрушки.

— Поехали дальше, — поставила я бокал и подхватила новое оружие в руки. — «Тинко», он же «светильник». По форме: загнутая коробочка, которую удерживают также как и пистолет, но активизируют не указательным, а большим пальцем — клавиша запуска находится на задней верхней стенке. Указательный палец работает на рычагах выбора режима и диапазона. По сути — электрический фонарь высокой мощности трёхдиапазонный двухрежимный. Работает… — я включила «Тинко», направив в сторону от людей. — Три диапазона: обычный свет, ультрафиолет, инфракрасный. Два режима: фокусный и заградительный свет. Общий смысл работы понятен?

Сергей кивнул. В основе принципа действия «Тинко» лежали представления о том, что множество тварей в зонах предпочитают прятаться от света, части из них некоторые диапазоны спектра губительны, части просто болезненно восприятие. Так что «Тинко» в основном направлен на работу предупредительного характера.

— Следующее. «Контакль». Мой уже не функционален, так что можешь сразу взять поиграться, — предложила я и передала ему старое оружие, уже года полтора как «затупившееся в ноль». — «Контакль» представляет собой двухсторонней заточки стилетный клинок с разрезом лезвия по центру от кончика до рукояти. Материал: техническое серебро, спрессованное под высокочастотным током. По лезвию вкрапление алмазного порошка. В основании лезвия, вместо гарды, используется технический или природный кристалл с высокой степенью зарядки. Оружие работает от силы владельца. Действует принцип компрессирования силы в направленный импульсный или поточный заряд. Кристалл работает на сборку волевого усилия и передачу его на серебряное направляющее полотно. Пока «Контакль» новый, бьёт помощнее, чем «Собеседник». Но, к сожалению, быстро тупится. Иногда от передозировки лопается кристалл. К тому же требует хорошей подготовки для работы. В общем, игрушка мощная, но капризная…

Серый согласно кивнул, вращая в руке кинжал. Пожалуй, кроме как со столовыми ножами, он дела ни с чем не имел. А жаль — бойцовская подготовка в нашем деле имеет серьёзное значение.

Я взяла в ладонь ребристую рукоять «Барконтраля» и почувствовала, как пробежал по костям сигнал, как привычно засвербило поломанное когда-то плечо.

— Теперь «Посредник». Официальное название: «Барконтраль». Оружие взрывного характера. Так же, как и «Контакль», зависит от личной силы владельца. Внешне похож на небольшой металлический фонарик. Рукоять — капсула активного металла с серебряными насечками. Внутри сложная система из сплетения спиц активных металлов плюс обойма технических и драгоценных кристаллов. Принцип прост: человеческая сила с помощью металлической паутины перетекает в кристалл за несколько мгновений до выстрела, после чего кристалл выстреливается из ствола. При столкновении с активной массой кристалл взрывается, создавая мини-взрыв реверсивного характера, то есть схлопывает антиреальность в точке попадания. Кристаллов в обойме два десятка, так что используют «Барконтраль» обычно для ведения заградительного огня…

Сергей принял от меня «Посредника» и начал молчаливо копаться в нём. Вскрыть его не так-то просто, если не знать, где что нажимается. Однако, по всему было видно, что студенту очень хотелось посмотреть обойму. Дело того стоило — она у меня выглядит словно королевское колье.

— Ещё существуют «мини-скоки» — гранаты из заряженных кристаллов. Есть «ведьмины приветы» — мины-леталки из капсулы активного металла и жидкостным или порошковым наполнителем ядовитых смесей. Да много ещё чего…

Мне уже порядком надоело читать лекцию. Хотелось выпить. Пророк, благо, быстро сообразил, что к чему и разлил по новой. Но выпить нам не удалось. В тот сакральный момент истины, когда мы подняли стаканы, а Пророк открыл рот в патетическом порыве, зазвонил мой сотовый.

Звонок 16.09.20… 13.12

— Акуя?

— Ну?

— Отоспалась? Отчёт пишешь?

— Нет. Ко мне Пророк объявился. Пророчествует несколько бутылок коньяка. Так что отчёт раньше послезавтрашнего вечера не жди.

— Ясно. Пророку — привет. Пусть ко мне заедет на неделе.

— Передам. Ты чего звонишь?

— Детки, Акуя…

— Ну?

— Дело такое… Один человек в «зоне» сгинул. Один травмирован — отсечена конечность. Девочка в реанимации, прогноз неутешительный.

— «Зона» есть «зона»… Я тут причём?

— Мы тут с Тальком, с их вожаком погутарили…

— Ну? Хорош тянуть зайца за яйца, Пак!

— Знаешь, зачем детки в «плешку» попёрлись?

— За морем впечатлениев…

— Хренушки!.. За «Исполнителем»!

— Так… Ещё что-нибудь?

— Это — главное. Остальное может подождать до личного разговора.

— Спасибо.

— Было бы за что. Отбой!

— Пока!

Разговор умных людей 16.09.20… 13:20

— Ну? Что Пак? — поинтересовался Пророк, снова всучивая мне стакан. Но мне уже хотелось не пить. Мне хотелось напиться. От безнадёжности нашего положения и отсутствия выхода, который, по идее, должен быть там же, где и вход…

— Просил тебя заглянуть на неделе. Передавал привет, — хмуро отозвалась я.

— Загляну, — кивнул Пророк и предложил, словно что-то совершенно новое и невероятное: — А давай выпьем?

— Давай, — вздохнула я.

Пророк улыбнулся ободряюще и поднял стакан:

— Чтобы стояло!

Я хмыкнула и выпила содержимое стакана в один глоток. Пророк тоже затягивать не стал. Хватил, подцепил лимон и спросил, на этот раз без дурашливости, серьёзно настраиваясь на работу:

— Что там?

Прежде чем ответить, помолчала. Хотелось сначала самой уложить всё в голове по полочкам, но вскоре поняла, что не удастся — я слишком переполнена эмоциями, а это не лучшее состояние для анализа.

— Мы ночью работали в «Плеши»… Там детки были… — начала я аккуратно, издалека, хотя хотелось просто вывалить на Пророка известие. Так, словно, рассказав его кому-то, способен сам избавиться от мыслей и состояния безнадёжности, в которое они загоняют. — В общем, одного мы не нашли, одну вытащили в реанимацию…

Пророк кивнул. Внезапно он стал настолько серьёзен, словно решалось нечто важное. А Серый вытянулся в струнку, ловя каждое моё слово. Чёрт возьми, этот пацан ещё не валился мордой в салат, несмотря на то, что Пророк не обделял его универсальной отмычкой! Видимо, этот ларчик не так просто открывается.

— Пак сейчас сообщил, что ребята шли в «зону» за «Исполнителем», — наконец, решилась я.

Предугадать реакцию Пророка было не сложно. Лицо его затвердело и стало непробиваемо-жестоким. Скулы побелели от напряжения, ладони сжались. Только корпус навис над столом. А вот Сергей, по-видимому, совершенно не в курсе.

— Так, — наигранно равнодушно протянул Пророк. — Значит, слухи пошли снова. Найти бы ту гниду — лично бы за яйца подвесил.

Больше он ничего не сказал. Только разлил по стаканам и сунул мне и студенту дозы.

Что-то мы стали частить со стакашками… Как бы не кильнуться в ближайшие полчаса под стол...

Пророк встал, выпрямился и коротко сформулировал:

— За тех, кто «прописался»…

Я нашла в себе силы подняться и присоединиться к минуте молчания. Сергей, как и положено новичку, только по нашим мрачно-сосредоточенным лицам да отсутствию движений сближения посуды понял, о чём мы пьём. О чём… О тех, кто никогда не покинет «зоны». О тех, кто ни жив, ни мёртв, ни здесь, ни там, ни человек, ни сущность… О тех, кого нет с нами больше. О тех, кого мы даже не знали, но одна философия жизни, одна стезя сделали нас больше, чем родственниками — кровными должниками «зон». За сталкеров. За гонщиков, упаковщиков, распределителей, ментальщиков и прочих, прочих… За тех, кто в «зоне». Навсегда…

Сели. Закусили. Загрустили. И Пророку, и мне было кого вспомнить и из близких друзей. Лет шесть-семь назад уже проходила волна поисков «Исполнителя». Кто-то пустил слух — и было предположение, весьма сознательно, — что в одной из зон сложного уровня находится артефакт древней цивилизации, исполняющий все желания обладателя. Тогда многие малолетки отправлялись в опасное путешествие, и мало кто возвращался, в частности потому, что ещё не было подготовленных отрядов сталкеров-спасателей. Сколько погибло «деток», сколько погибло «гонщиков»! Это было страшное и тяжёлое время. Усилиями объединившихся групп «ходоков» научились вытаскивать дураков из зон, давить слухи, подчинять «зоны». Но с этого момента и началась новая эра сталкеризма в России. На арену вышли дети. Естественно, не одни. Все они начинали у кого-то из старших, которые либо сами «ходили», либо многого понахватались у тех, кто «ходил». Даже появилось новое направление у кружковцев — сталкерский туризм. Вполне официально. И вполне официально детки начали учиться распознавать «зоны», шляться по старым кладбищам, меблировать квартиры по фэн-шуй. Да мало ли какую ерунду способны втирать малолеткам те, кто ненамного старше, но весьма хочет казаться значительнее, исключительнее, важнее! Тут любые средства хороши. Кроме тех, которые нравственны. Но нравственность — это не состояние души, это состояние рассудка, это понимание не интересов личности, твоей или чьей-то, это осознание интересов общности, всего человечества. Нравственность — это человечность, это ответственность за человека в себе. И мало кому удаётся в детстве или юности выйти на этот уровень осознанности себя и места своего в Мире.

— Пойдём, покурим? — предложил Пророк.

Отвлекшись от своих мыслей, я удивлённо глянула на друга. Пророк не первый раз в моём доме и прекрасно осведомлён о том, что, не будучи большим любителем табака, гостям я свободно разрешаю курить в комнате, при условии, что мой шикарный турецкий ковёр не будет осквернен. Тем не менее Пророк однозначно указывал своим высказыванием на то, что ему нужно выйти. Поговорить хочет? Наедине?..

— Пошли, — кивнула и запахнулась в халат. Пророк подхватил со шкафа пепельницу, а я — зеркальные очки.

Балкон у меня узкий, но длинный — в этом есть свои преимущества. Мы расселись как обычно — приземлились на подоконник и ноги закинули на перила. Мне как раз хватает расстояния, чтобы уложить пятки на нагретое под осенним солнышком деревянное покрытие парапета. Пророк как предмет длинномерный ухитрялся выставить на всеобщее обозрение улицы свои огромные лапы по самые икры.

Закурили. Пророк поставил пепельницу между нами и бросил быстрый взгляд на балконную дверь — выходя последним, он очень тщательно закрыл её. Да, видимо, моё предположение верно: для разговора, который сейчас начнётся, студент ещё не дорос.

— Я был неделю назад в «Пикнике», — глубоко затянувшись, начал Пророк. — Обновлял кроки в проходимой части. Наткнулся там на останки. Детки. Лет по двенадцать-четырнадцать. Двое. Отчего умерли, я не сумел разобраться. Возможно, просто не нашли выхода и отчаялись. Они там провалялись не больше недели. Тела ещё не до конца захолодели.

Пророк говорил тихо и монотонно — так даже аппаратура подслушивания не уловит ничего, кроме отдельных звуков. А мне делалось нехорошо. Столько лет прошло. Уже появилась надежда, что не будет такого — когда входишь в «зону» и видишь детей-мертвецов… Страшно это.

— Я вот что думаю, — продолжил Пророк. — Мы замечательно работаем на спасение. Особенно богатых деток, чьи родители способны оплатить наши услуги. Но это ничего не решает. Эти меры похожи на деятельность хирурга, а то и патологоанатома. Нужно что-то профилактическое и посильнее.

— Запрещать уже пробовали, — заметила я.

— Не запрещать нужно! — горько усмехнулся Пророк. — Напротив, разрешать и помогать! Да так, чтобы желания мотаться по «зонам» не оставалось…

Помолчали. Раскурили ещё по одной. Солнышко припекало сквозь рваные тучки, солнышко било в глаза так, что веки набухали, а слизистая, как ей и положено, слезилась. Всё-таки неслабо я посадила зрение в этот раз, да и в остальном не лучшим образом вышла из переплёта.

— Я давно с детьми работаю. Знаю их психологию. Они легко управляемы, Акуя. Вот в этом-то и беда наша, — вздохнул Пророк. — Беда, что это не мы ими управляем… Мы пытаемся научить их, пытаемся сделать так, чтобы они были лучше нас, пытаемся привить им духовность. Но есть только один способ чему-то научить ребёнка — подать пример. Вот мы и загоняем себя в ловушку: мы подаём пример нравственного поведения, в результате чего не можем обманывать! А дети, пока они ещё дети, пока они ещё всему миру доказывают, какие они взрослые и самостоятельные, они хотят быть обманутыми — хотят мгновенного достижения эффекта. Мы, честные дураки, говорим им о том, что до настоящей взрослости им ещё как до Гималаев раком. А те, другие, те, которым нужны их молодые, непожжённые ещё в чужом жаре ручки, те говорят о том, что детки хотят услышать: о том, что они уже вполне ого-го и имеют право и возможность и вообще. Они говорят то же, что малолетки сами твердят себе и окружающему миру! И тем они выигрывают…

— Так было всегда, — тихо отозвалась я, когда Пророк прервал свой тоскливый монолог. — Любой король управляем не думающим советником, а обычным льстецом. Всем хочется, чтобы дерьмо на заднице подтиралось не наждачкой, а чужим язычком. А настоящий учитель всегда сродни тёрке. Тут уж ничего не изменишь. Нужно ждать, и часть детей всё-таки вырастет и поймёт, кто на самом деле помогает ему подняться, а кто останавливает развитие, только пользуясь.

— Всё верно, Акуя, — тоскливо хмыкнул Пророк, смотря на мир окон и крыш за балконом. — Только я не могу глядеть на то, как дети умирают… Ты знаешь, я…

— Знаю.

Знаю. Поэтому не нужно говорить о том, что рвёт душу — Пророку суждено было вернуться с войны без возможности стать отцом. Те, кто надругались, знали, что и для чего они делают. Уродуя плоть, они даже не смеялись, вполне серьёзно говоря, что генофонд России не должен состоять из семени такого сильного воина. Они знали, что делали и тогда, когда вышвырнули полумёртвого пленника там, где его могли найти «свои». «Свои» скрипели зубами и рвались в глупую атаку неуправляемо и зло. И благо, что их смогли остановить. И благо, что лейтенант Пётр Михайлович Зацой выжил. Более того, медицина и собственная воля человека сделали почти невозможное и он получил возможность быть с женщиной. Но — не более… А спустя два года непросыхаемого беспробудного пьянства, Пророк сумел найти дело, в которое вложился всей душой и телом. Сталкерята. Его сталкерята. Он набрал группу и стал для них и духовным наставником, и вторым отцом. В его тридцать семь для него это было также важно, как для тех, кто не обделён возможностью, становится только после шестидесяти. Может быть, ему просто хотелось нажиться впрок? Может быть, он чувствовал, что долгой эта жизнь для него не будет? Хотя, почему — чувствовал? Он знал! Знал, когда входил в «зоны». Его возможности значительно ниже моих, но всё-таки он видящий деструктор, как и я. Только частое применение способностей не в меру сил уже несколько лет тому назад давало сбои в организм. А вот теперь — рак… Опухоль головного мозга. Она всех нас, гуляющих по территориям нестабильной реальности, находит — кого раньше, кого позже… Его догнало ещё до полного расцвета сил «ходока»… Судьба.

— Игра вышла о «зонах», — неожиданно переключился Пророк и криво усмехнулся: — Фантастика! Там сталкерам нужно таскаться по Чернобылю и артефакты собирать. Карта настоящая. Кое-какие эффекты сделаны по реальным записям проходчиков…

— Детки, поди, играются? — спросила я, уже понимая, к чему он клонит.

— Играются, — скрип зубов явственно слышен. — В том-то и дело! Кто-то активно пытается пропагандировать движение по зонам малолеток…

— Думаешь?

— За последние два года, — пустился перечислять Пророк, демонстративно загибая пальцы, — несколько десятков статей в газетах и журналах о якобы благополучно развивающихся группах, о контактах различных степеней с НЛО, сущностями и прочим. Официальное разрешение создавать на базе образования туристическо-краеведческие кружки с уфологическим уклоном. «Дозоры». Игрушки — как компьютерные, так и ролевые. Передачи о непознаваемом с явными намёками на то, с чего следует начинать самостоятельно учиться. Это поколение готовят к сталкеризму весьма серьёзно, Акуя.

— Это поколение готовят не к сталкеризму, Пётр, — покачала головой я, делая свои выводы. — Это поколение натаскивают на поиск конкретного предмета.

— «Исполнителя»! — хмыкнул Пророк. — Зря ты, Даря! «Исполнитель» — это так, игрушка, интересная заманиловка и не более того.

— Возможно. Но сбрасывать его со счетов не стоит, — упрямо покачала я головой. — В конце концов, идея об «Исполнителе» уже не первый раз носится в воздухе. Она была в девяностые, она была в семидесятые, она была в тридцатые. Просто искали универсальный исполнитель в разных местах: в наших «зонах», в московских катакомбах, на Кольском полуострове…

— Тогда, до кучи, можно сказать, что ищут его всегда, — устало махнул рукой Пророк. — Вон, сказки возьми — что ни волшебство, так обязательно универсальное исполнение желаний. Это вообще свойственно человечеству — искать халяву, порой подвергая жизнь необоснованному риску и тратя на поиск огромные усилия, которые не оправдываются даже в случае нахождения вожделенного продукта…

В принципе, правильно. Только что-то всё-таки не сходилось для меня в этой картинке. Будто в детской головоломке нужно сличить два образца и найти отличия. И знаешь, что их обязательно десять, но нашёл пока только девять, и незаконченность действий до зуда на подкорке ранит сознание, заставляя искать.

— Странное явление. Все волшебные вещи всегда находятся где-то весьма не здесь. В тридевятом царстве, в тридесятом государстве…

— Ага. На три весёлые послать легче, — вздохнул Пророк. — Одно интересно — порядковый номер страны-государства.

Мы удивлённо посмотрели друг на друга. Действительно, интересно. Что-то такое зацепилось краешком за сознание. И только — дальше этого не пошло. Наверное, уже слишком много выпито.

— Вероятно, «исполнитель» выбрали как завлекалку именно по этим причинам, — задумчиво заметил Пророк. — Во-первых, воспитанные на голливудских сказках и фантастике детки весьма верят в счастливые концы и халяву. Во-вторых, точного адреса данного явления нет, то есть быть оно, по сути, может в любой точке. В-третьих, никто не говорит о том, как оно может выглядеть. В общем, пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… А самое смешное в том, что детям это весьма нравится. Они воспитаны именно так: герой — тот, кто совершает, казалось бы, необдуманные и, главное, выдающиеся поступки и обязательно побеждает и «чужих», которых делает своими врагами, и тех «своих», которые в него не верили… Герой — это тот, кто круче всех — и чужих, и своих. Даже так — главное, «своих», поскольку только ради того, чтобы им что-то доказать, он и становится героем. Это сюжеты всех сказок, книг и фильмов… На этом воспитываются.

— И поэтому детки готовы срываться не просто в необдуманные, но и в совершенно глупые авантюры, не дающие ничего, кроме мнимой крутизны, — закончила я. Всё это было понятно и давно пройдено. Что ж мы, сами детьми не были, что ли?.

— Именно, — подтвердил Пророк.

Помолчали. Синхронно потянулись к пачке. Вспомнилось: «но, если есть в кармане пачка сигарет, значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день…». Действительно, не плохо. Когда становится совсем дело швах, то «гонщики» не курят — это здорово мешает в работе. Курят тогда, когда не знаешь, что делать, да и делать ничего не хочется, но требуется чем-то занять мозги и руки… А главное — рот. Вот его всерьёз хочется занять хоть чем-нибудь. Это у людей ещё с младенчества — как только ситуация выходит из-под контроля, тут же нужна мама, а мама ассоциируется с титькой и возможностью сосать. Вот и получается, что в ситуациях тревоги один человек хватается за собственный палец — погрызть, другой за бутылку — высосать, третий за ложку — нажраться, четвёртый — за сигарету. Но, по сути, одно и то же возвращение в состояние, когда придёт кто-нибудь сильный и решит за тебя все проблемы, возвращение в безответственное детство. Поэтому, когда действительно плохо, «гонщикам» запрещено курить — это отбивает у мозгов желание шевелиться и решать проблемы самостоятельно.

— Это Жрецы, — тихо сказал Пророк и вздохнул. — Как ни крути, Акуя, но это — они.

Я могла бы догадаться, к чему он приведёт этот разговор. Жрецы…

Каст пять — работники, служители, воины, вожди и Жрецы. И — парии. Вне каст, но тоже каста, хотя и не структурированная внутри.

Работники — рабочие пчёлки, не знающие ничего, кроме своих личных интересов, управляемые извне жрецами и вождями и изнутри животными инстинктами — жрать, спать, трахаться, быть круче и иметь побольше зрелищ. Некое явление, при котором зачаток головного мозга сразу переходит в двенадцатиперстную кишку, где и проживают одноклеточные мысли данного организма. В нашей системе работники — это чуть ли не всё население планеты.

Служители — каста тех, кто более-менее просвещен, но ровно настолько, чтобы помогать, не умея помешать. Для этого в них ещё в эмбриональном состоянии имплантируется гипертрофированная совесть. Это — интеллигенция, это — те, кто подставляет правое яйцо в обмен на отшибленное левое. В наших кругах это — работники приближенных сфер, всякая уфология, история, поисковики загадочного, которые способны слышать звон, да не знают и права не имеют знать — где он.

Воины — немногочисленная каста бойцов за реальность. В принципе, таковых мало. Это те, кто появляется с врожденным чувством чести, ответственности за окружающих и силой в руках. Люди, которые разграничивают возможности естественного пространства, те, кто защищает мир от вторжений извне. К ним, правда, совсем не относятся ныне модные астральщики, якобы каждую ночь в поте астральной хари своей сражающиеся на световых мечах с потусторонними демонами на облаках седьмого неба за очищение кармы всего человечества.

Вожди. Просто те, кто ведёт за собой. Те, кто создаёт идейные догматы, которые зовут, те, кто узаконивает и регламентирует жизнь работников и служителей, те, кому, по большей части, подчиняются воины. По идее, вожди — это повелители мира, но только по идее.

Жрецы. Каста создателей иллюзий. Те, кто управляет сознаниями… Фильтры мыслей и образов. Они создают идеи. Они уничтожают идеи. Их цель незамысловата — управление. Но вот средства весьма разнообразны и хитры. Ты не успел родиться, а твои будущие мысли уже взвесили, просчитали, выверили и, вывернув наизнанку, вернули в твою головёнку. Да так, чтобы в ней ничего не осталось. Кроме того, что выгодно нынешнему поколению жрецов. И остаётся твоего в твоей высшей нервной системе только лично твоя, никому не нужная спермо-мозговая жидкость позвоночного столба. Но ты можешь продолжать считать себя человеком, живым человеком, думающим, принимающим решения вполне самостоятельно.

Жрецы. Скрытая каста управителей силы реальности. Они создают иллюзии, они собирают энергию, они регламентируют развитие человеческого мира… Мифотворцы и миродержатели. Сквозь призму телеэкрана, между строк газет и книг, среди слухов и сплетен. Жрецы.

— Если так, то с этим ничего не поделаешь, — лениво отозвалась я. — С нашими возможностями просто смешно лезть в эту бочку. Замесит. Мы — кто? Всего лишь воины! А над нами километры воды, а над нами бьют хвостами киты[1]… Над нами столько всего и всех, что пробовать этому противостоять — заранее заказывать себе надгробье. Раскатают в блин и не заметят.

— Нас — возможно, — отозвался Пророк и замолчал.

Он даже не стал на меня бросать взгляда. Но объяснять не нужно. В среде «гонщиков» и «ходоков» уже давно укоренилось представление, что, если, кто и может что-то противопоставить внешнему, так это Акуя. Эдакая мальчишеская уверенность во всесильности мамочки. Только — вот беда! — я с этим взглядом очень не согласна. Так думать могли только те, кому не приходилось вытаскивать меня из дерьма.

— Нет, Пётр, — сделав вид, что хорошо обдумала сказанное, ответила я. — Никого они не заметят. Задница — дело, дружище. Полная.

— Ну-у, — усмехнулся Пророк. — Полная она или худая, а из неё должно быть, как минимум, два выхода.

— Ага, — хмыкнула я. — Причём один, как и положено, находится там же, где и вход, а другой — на противоположном конце!

— Ну, уж точно, не на конце, — уже вполне открыто поддержал Пророк.

Нас, как говорится, несло. Но действовало так не выпитое — пережитое. Нас несло потому, что изменить что-то нет ни сил, ни возможности, но изменить хотелось страстно. Изменить не потому, что так нельзя, а, как раз наоборот, потому что можно и так, да только лучше уж вообще никак. Нас несло потому, что мы были рядом, потому что немного оставалось обоим, да и этому миру, наверное, тоже. Несло для того, чтобы вынужденно сдерживаемые чувства уходили на темы детского восприятия сексуальности, а не на агрессию по отношению ко всем и каждому.

— Нужно открыть школу сталкеризма, — наконец тихо сказал Пророк, глядя в облака. Вид романтичного мечтателя. Только горечь в голосе совершенно не к образу. — Создать комитет по вопросам аттестации тренеров. Прописать экзаменационные требования на разряды. Создать квалификационную сетку с традиционными маршрутами на разные уровни. Сделать красивые современные удостоверения. Форму. Нашивки. Галстуки, что ли, какие-нибудь.

— Ты сбрендил? Или это мечта по детско-лагерному прошлому?

— Это — реальный выход, Акуя, — вздохнул Пророк, закрывая глаза. — Только это мы и можем сделать…

— Не понимаю я тебя, пророчащий о небывалом.

— Скажи мне, что детки любят больше, чем тайны и загадки?

— Сладости. Ты знаешь, Пророк, я не детка, я не люблю тайны и загадки.

Меня уже потихоньку стали заедать и манера собеседника говорить секретами, и собственное тугодумие. У меня не было сомнений на счёт Пророка — если он что-то предлагает, то это дело стоящее, поскольку в чём-чём, а в детях он разбирается.

— Дети любят быть любимыми. А для большинства, испорченного родителями, испорченного жрецами, это значит — быть лучшими… И те и другие не видят разницы между настоящим и иллюзорным, — вздохнул Пророк.

Я надолго замолкла, переваривая только что сказанное. Пророк предлагал сделать для деток то, что в своё время делали пионерская и скаутская организации. И вырастали дети. Послушные, прилизанные дети становились весьма послушными взрослыми, готовыми выполнять требования тех, кто управлял. Пророк предлагал обезопасить юное поколение, применив к нему давно проверенные методы жрецов. Только сможем ли мы тягаться с ними на их поле? Да и будет ли толк от того?.. И понимает ли Пётр, что, начав подобные действия, мы фактически объявим войну жрецам? Что это будет война, в которой полягут и наши, и ваши, и те, ради кого всё это будет затеяно? Захотелось спросить Пророка, не противно ли ему предлагать такое. Посмотрела на его обострившийся профиль и поняла, что не стоит. Ему противно. Даже больше, чем мне. Но ради того, чтобы дети жили… и ради собственного спокойствия души… он на это пойдёт.

— Я могу не успеть, Акуя. Да и просто не справиться, — отвечая на мои мысли, заговорил Пророк. — Нужен кто-то, кто продолжит.

— Посмотрим, Пётр, — покачала головой я. — Время покажет.

— Если не ты… — Он повернулся ко мне и посмотрел в упор. — То, когда я уйду, сумей направить Серёгу. Я его подготовлю.

— Посмотрим, Пётр, — мягко, но настойчиво повторила я. — Посмотрим.

Мне ли не знать, что значат такие разговоры! Мне ли не знать, чем заканчиваются. Было уже в жизни такое, что под состояние, под эмоционалку даёшь обещания, от которых потом саму кроет не по-детски. Я с тех пор осторожна с обещаниями, особенно в состоянии эмоционального расшатывания.

Пророк вздохнул и натянуто улыбнулся:

— Пойдём, выпьем, подруга?

— Пойдём, дружище, — усмехнулась я и согласно обняла его за торс. Захотелось. Просто захотелось прикоснуться, сжать, почувствовать жизнь, которая бьётся, которая горит и презирает невозможность! Наверное, так накрыло от понимания скоротечности жизни и её внезапной конечности.

Пророк аккуратно приобнял мои плечи и опустил взгляд. Его глаза оказались внимательны ровно настолько, чтобы не смочь пропустить изменений в фигуре, которые нисколько не скрыл предательский халат. Не в первый раз, конечно, но почему-то накрыло смущением. Хорошо хоть, что не имею привычки краснеть…

— Что, подруга, нагреваешься?.. — очень тихо спросил он.

Я отстранилась и криво усмехнулась:

— Пробки вылетают.

Пророк привычно поджал губы, внимательно оглядел меня и ещё тише предложил:

— Давай не будем, малыш… Мне твоей жалостью жизни не добавишь, а душу надорвёшь.

— Сволочь, — констатировала я.

А что ещё оставалось отвечать на такой искренний ход? Ход, который заставил меня снова почувствовать себя женщиной в мужском мире — беспомощной, непринятой, странной, той, которая не имеет возможности сражаться на равных и вновь и вновь вынуждена переходить границу правил, что, впрочем, только ей и позволено. Я приподнялась на цыпочки и, жадно обхватив руками звенящий от напряжения торс, впилась в губы Пророка… Поцелуй получился горьким. Страстным, долгим, но горьким… Отодвигаясь, прихватила зубами нижнюю губу, то ли требуя продолжения, то ли прощаясь… Отпустила и отшагнула назад.

Глаза Пророка оказались растерянными. Он облизал губу, на которой явно остался след. Подумал и выдал:

— Это удар ниже пояса…

Кто бы сомневался.

— Пожалуй, ты не оставляешь мне выбора, — продолжил Пророк мысль и подшагнул. Я сделала шаг назад. Глупо, конечно — балкон не бесконечен, а в любви, как на войне, выигрывает тот, кто наступает. Пророк наступал. И я решила, что отодвигаться дальше нет смысла. Тем более что и не хотелось. Он поймал мои плечи и сжал, словно боясь, что передумаю и убегу. Я не побежала, скорее напротив. Пророк аккуратно снял с меня очки и положил их на подоконник. Глаза пришлось закрыть, привыкая к свету. Впрочем, зачем мне сейчас отвлекаться на зрение… Придвинувшись ближе друг к другу, мы тесно сжались в один комочек жизни. Туго свитый жгут из двух напряжений в поисках разрядки… А может быть, просто два уставших человека, которые ищут уже не свободы, а возможности опереться друг на друга и в том найти взаимное равновесие посреди всеобщего разрушения и потрясения основ?

Губы Пророка пропахли табаком. «Капитан Блэк» на вкус оказался чертовски крепок. Словно так и не сваренный кофе, так и не поданный мне в постель этим утром… Рты намагнитило, и мы глубоко и тесно прижались в поцелуе. Отдавали друг другу влагу, которой от переживаемого волнения не хватало каждому на себя. Но на двоих было достаточно. Это оказалось просто — жить на вдох и выдох другой жизни. Оказалось сложно делиться своей жизнью. А хотелось. Господи, как же захотелось в этот момент отдать часть, — неважно даже насколько большую часть! — своего будущего человеку, который в этом мире нужен. Проснулась внутри никчёмность и в голос завопила о том, что рот в рот отдают воздух, возвращая к жизни. И что нет возможности так реанимировать судьбу. Но… если женщина хочет?

Правая ладонь Пророка скользнула с моей спины, сильным давлением задавая пояснице глубокий изгиб. Поднялась до плеча ласкающим движением и вновь побежала вниз, прихватив с собой ткань. Шёлк легко соскользнул с ключицы и не задержался на руке, согласно упав до локтя. И только потому горячие сильные пальцы мужчины вернулись, не докончив движения к моему бедру. Пророк отстранился, чтобы видеть, как сосок упирается в ладонь. Сильный, почти буравящий линии жизни при лёгком круговом движении. Для того чтобы так положить руку на мою возбуждённую грудь, нужно быть высоким мужчиной — тогда, опуская ладонь, можно чувствовать возмущённое сопротивление соска, напряжённо направленного вверх… Горячие пальцы обхватили источающий энергию конец купола точно в промежность между средним и безымянным. Сжали, ласково покатывая. И я снова потянулась ко рту Пророка, пытаясь скрыть своё лицо в поцелуе. Сейчас оно слишком явно и легко будет прочитано на нём всё — от страсти соединения до желания на какие-то краткие мгновения стать матерью и отдать часть жизни… Прижалась, понимая, что и моя дрожь будет открыта. Я уже отдавала этому мужчине свою силу и становилась жаркой внутри и захолодевшей снаружи. Меня била мелкая дрожь от истощения. Пророк понял и, отпустив мою грудь, опустил ладонь ниже, забираясь в ткань и пытаясь пробиться сквозь сопротивление затянутого на узел пояса. Мою спину и живот обхватило тугим ободом ткани, притянуло к мужчине ближе. В тесноте прижатия он оказался настолько высоким, что его напряжённое начало я почувствовала почти на своём пупке… Да! Узел не выдержал в сражении с торопливой рукой… Мгновение — Пророк, развернувшись и легко развернув меня, сел на подоконник, чтоб стать ниже и просунул руку мне меж бёдер. Он не коснулся промежности, только потянул меня ближе так, что я оказалась вынуждена поднять колено на подоконник и тем почти сесть промежностью ему на сведённые колени. Мы снова заняли губы друг друга, но руки уже потянулись к началам противоположностей. Вечна природа притяжения… Пророк не торопился трогать меня у самого истока, лишь лаская внутреннюю часть бёдер, живот и поясницу. Может быть, ждал, когда я, наконец, справлюсь с молнией его брюк?..

Дверь приоткрылась и отвлекла нас друг от друга. Прижавшись щеками, мы совместно направили взгляды на помятую с пьяного сна рожицу Серого. Только потом заметили мобильный в его руке.

— Акуя… Вас, — хмуро высказался «студент», протягивая трубку. — Срочно.

Пророк повернулся ко мне и, лаская последним движением, отпустил моё бедро. Я согласно опустила ногу и, не запахиваясь, повернулась к студенту. После того, что он видел, скрывать свои прелести не имело ни малейшего смысла. Подступила и забрала трубку у мальчишки, пошедшего красными пятнами не только по лицу, но даже уже по шее. Отвернулась и села на подоконник. Халат оставила мантией спадать с плеч. Чёрт бы побрал всё и всех!..

На трубке высвечивался вызов от Князя.

Звонок 16.09.20… 15:42

— А куя?

— Привет! Как глазки? Как себя чувствуешь?

— Нормально. Что нужно?

— Ты что такая сердитая?

— Твой звонок прервал любовную игру…

— Упс…

— Давай в темпе.

— Зона «Корка». Группа ушла ночью, до сих пор не вернулась. Может понадобиться видящий.

— Детки?..

— Да нет. Группа Юлича.

— Маму твою…

— Мы пока не очень торопимся им на помощь — могут здорово разобидеться, если у них там просто какие-то учения на время. Но на подхвате рядом с зоной уже надо быть — через час истекает «зоновой минимум». Так как?.. Рашпиля за тобой высылать?

— Высылай. Собираюсь. Пока.

— Пока.

Разговор глупых людей 16.09.20… 15:50

— Ну? — напряжённо спросил Пророк, смотря, как я, покусывая губы, верчу в руках очки. Надевать мне их не хотелось, даже несмотря на то, что осеннее солнце жарило прямой наводкой.

— Группа Юлича ушла в «Корку»…

Продолжать я не стала. И так понятно, что если эту информацию скинули мне, то благополучного исхода не ждут.

Пророк молчал, рассматривая солнце на моём теле. Я тоже опустила глаза и посмотрела, как тепло золотится кожа живота. Подняла глаза. На другой стороне улицы, из окна напротив почти вываливался особо озабоченный подросток. Пришлось, во избежание вероятного незапланированного самоубийства малолетки, встать и запахнуться в халат. Рожица у прыщавого стала кислой, и он быстро скрылся за шторой, видимо, сообразив, что продолжения не предвидится.

Когда двинулась к двери в квартиру, Пророк поднялся и цапанул меня за плечо. Рука у него оказалась неожиданно крепкой. Развернул и мягко растёр округлость сустава, словно извиняясь за резкий рывок.

— Оставайся-ка ты дома, малыш, — улыбнулся он. — А там и мной сегодня обойдутся.

— Это моя работа, — ответила я, порываясь уйти.

— Это наша работа, — мягко отмёл он. — Наша. Тех, кто видит чуть дальше собственного носа.

— Сейчас Рашпиль приедет, — хмуро отозвалась я. — Я должна уже собираться.

— Вот и славненько. Вот нас с Серёгой и увезёт, — хмыкнул Пророк и кивнул студенту собирать вещи. — И пацану практика, и мне разминка.

— Это совсем не разминка, Пророк, — пытаясь вырваться, в сердцах бросила я, словно не осознавая, что Пророк не меньше моего понимает ситуацию: «Корка» — зона сложная и шутить не любит.

Пророк тяжело вздохнул и сделал то, за что в иное время рисковал бы остаться без ушей и ещё чего-нибудь, что легко отрывается. Он схватил мои запястья, свёл их мне на животе и резко подхватил моё лёгкое тело на руки, перекинул через плечо.

— Пророк!

На моё возмущённое кудахтанье он просто не обратил внимания. Перенёс на так и не заправленную постель и, бросив в неё с размаху, начал закутывать в огромный плед. Возмущения пришлось прекратить. Во-первых, потому, что от сильного площадного удара тело привычно сгруппировалось и выжало из лёгких весь воздух, согласно гармонизируясь с погашением инерции движения. Во-вторых, потому, что первое, что сделал Пророк, так это накинул мне на голову конец пледа. Скотина…

— Серёга! Хватай мою сумку и дуй на выход! — крикнул Пророк студенту. — Когда она выберется, нам лучше быть отсюда подальше!

— А вы? — задержался на пороге послушный мальчик.

— Дуй, я сказал! — рявкнул Пророк так, что в дальнем углу комнаты испуганно отозвалась гитара.

А я и не представляла, что он может так командовать. Мальчишку, судя по топоту на лестнице, просто смело. У меня же явно на мгновение-два затормозило движения. Этого Пророку вполне хватило, чтобы прихватить одеяло сверху каким-то поясом.

— Не обижайся, малыш, — с натугой затягивая узел, сказал Пророк. — Тебе нужно отлежаться. Глазки полечить. Да и просто… Сама понимаешь… И… Прости, если что.

— Пророк, скотина! Прибью! — скрипела я зубами, но тяжёлые шаги удалялись.

Скорее всего, Пророк с пацаном сейчас выйдут на улицу и благополучно поймают Рашпиля где-нибудь на въезде в квартал. И интеллигентненько соврут что-нибудь относительно приступа мигрени или критических дней, внезапно сваливших Акую в постель. Про себя и свой вклад в сваливание в постель, естественно, они промолчат. Интересно, Пак и Князь что об этом подумают?…

Впрочем, все эти мысли пробегали мимо. В основном же я была занята выпутыванием себя любимой из мягкой, но тесной ловушки. Процесс шёл медленно. Да так медленно, что, когда выбралась, я оказалась настолько вымотанной, что никуда бежать и ничего отрывать или менять местами уже не захотелось.

Встала, прошлась по комнате. Посмотрела на столик. Как я и предполагала, на нём оставалось ещё море вкусного. Всё, кроме сыра. По-видимому, Серый его выжрал под шумок. Бухнулась в кресло и потянулась к стакану. Он оказался наполненным, хотя я и не помнила, чтобы Пророк успел разлить по новой. Возможно, студент, будучи в ожидании, когда закончится наш «перекур», разлил. Выпила. Вкуса почти не почувствовала. Водичка — водочка с коричневым масляным цветом. На душе погано. Тело — распаренное и утомлённое, словно всё то, чего мне хотелось минут двадцать тому назад, случилось, и теперь тянет только спать.

До кровати решила не добираться. Свернулась прямо на кресле, ногой оттолкнула подальше столик, чтобы во сне случайно не смахнуть какую-нибудь вкусность, которая сразу по попаданию на длинноворсный ковёр будет мной переведена в разряд мерзопакостей. Тревожный сон смежил веки и заставил провалиться. Завтра… Пусть всегда будет завтра… Потому что завтра наступает, когда поспишь.

[1] «Дыхание» гр. «Наутилус Помпилиус »