Глава 27. Мир

Итак, королевство Старквайя начало с честью выходить из смут и войн. Рокош девяти принцев закончился. Западная война была быстро выиграна, принесла ещё три вассала и крепкий мир на западе. Оставалась лишь восточная. Войска основного противника — королевства Зинтриссы — потерпели несколько тяжёлых поражений и оказались оттеснены к самой столице. Однако в центре границы успешно действовала крепкая армия единого царства Шжи, которая отличалась не только воинственностью и боевой выучкой бойцов, но и прекрасным командующим — старым, хитрым, осторожным полководцем Ляном Жугэ. В этих условиях Колинстринна процветала. Когда рядом с мастерскими оружейников обосновались бронники и лучники, она стала «центром военной промышленности» всего королевства и даже Империи. Тор чувствовал, что жизнь более или менее налажена, и можно заниматься важными, но не столь горящими, делами. В частности, два из них были в Великом монастыре. Одно трудное, но не длинное. Наконец-то удалось нащупать способ производства торовского булата. Изделия получались дорогими, и хватало мечей и кинжалов на одну битву. Но они уже выдерживали почти по десять, а то и более, ударов. А второе, не менее важное — необходимо было научиться владеть своими незаурядными духовными силами, раскрывшимися за последнее время.

Эсса ждала третьего ребёнка. В роли первой дамы удела она полностью нашла себя. Так же как Тор обеспечил, чтобы сыновья дворян и мастеров ни в коем случае не оставались неучами, так и она поступала с девушками и женщинами. Съездив на месяц в Зоор, она нашла, что занятия принесли несомненную пользу. Владетельница уже легко понимала светские разговоры высшего общества и сама, пользуясь своим остроумием и ехидством, начала смело участвовать в них. Королева относилась к ней неизменно хорошо, Эсса также старалась относиться к королеве с искренним, ни в коем случае не подобострастным, почтением, что было достаточно легко. Ведь королева была само воплощение достоинства и величия, не говоря уже о красоте. Да и Эсса отличалась достойным поведением.

Тор Кристрорс, Великий Мастер и Владетель, собирался в Великий монастырь Ломо вместе со своими сотрудниками мастером-алхимиком Каром Урристиром и старшим подмастерьем-рудознатцем Хоем Аюлонгом. Аюлонг почти сразу после начала работ у Тора мог бы пройти испытание на мастера, но он предпочёл подождать, втайне надеясь после защиты открытия в монастыре стать Великим Мастером. Урристир с некоторой завистью поглядывал на рудознатца: ему самому эта дорога была практически закрыта, исключительно редко мастеров повышали до Великих Мастеров. Зато, в отличие от Аюлонга, алхимик уже был женат.

Лир Клинагор, старший сын Тора, забежал к нему в мастерскую. Отец поощрял это, хотя сын был ещё мал, чтобы учиться мастерству. Аюлонг спросил его:

— Лир, уже решил, кем будешь?

— Как и отец, воином и мастером! — уверенно ответил Лир.

— А может быть, алхимиком? — спросил Тор.

— Нет.

— Почему?

— От алхимика плохо пахнет, а от тебя, отец, хорошо.

В самом деле, от алхимика регулярно несло самыми разными химическими снадобьями, порою совершенно тошнотворно. А от отца пахло по-мужски: потом и железом.

— А рудознатцем стать не хочешь?

— Нет. Рудознатец только всё разбивает, а ты, отец, создаёшь.

— Может, архитектором?

— Он не сам делает, а только руководит. А ты, отец, и руководишь, и сам делаешь.

Строительство дороги в Ломолинну завершилось немногим более чем за год. Деревня соединилась с остальным владением хорошим трактом, проходящим по живописным местам. Ещё шесть крестьянских семейств получили богатые участки при условии оказывать гостеприимство и помощь путникам, идущим по дороге: тем, кто из владения, бесплатно, а остальным за умеренную плату.

***

На торжества по поводу открытия дороги Тор, конечно же, пригласил бывшего владельца Ломолинны графа Ара Лукинтойраса. Тот был просто поражён изменениями в деревне. Дома крестьян выглядели процветающими. Появились ещё три крестьянских двора и господский дом. А Тор со скрытым ехидством предложил графу вернуться по новой дороге. Граф хотел ехать верхом, но Тор предоставил ему и дамам экипаж. Мягко шёл широкий экипаж по местам, где раньше были тропы. Это огорчило графа. Почему же он сам не сообразил в своё время сделать такое?

Остановившись в одном из новых крестьянских хозяйств, одновременно служившим постоялым двором, Тор и граф с жёнами, как и полагалось знатным образованным особам, провели вечер за вином, в любовании горами, наслаждении музыкой и в поэтических состязаниях. Эсса, пожалуй, получала от происходящего даже больше удовольствия, чем Тор. Тор хвастался своими успехами в обустройстве владения (конечно же, явно не говоря ни слова о своих заслугах), а Эсса наслаждалась завистливыми взорами графини Сиарассы, которая уступала ей и в поэтических состязаниях, и в богатстве наряда, и в красоте служанок, и в положении при дворе. Эсса же вела себя, как и полагается, скромно и с достоинством, естественно обращаясь к графине как к равной, что означало по этикету высшего света некоторую снисходительность чуть более высшей по положению.

«Дочь кузнеца и сын кузнеца, а теперь в наш круг вошли и даже милостиво на нас смотрят! Но надо держаться: упорно говорят, что Мастер — отец по крови наследника престола. Так что положение у них крепкое, сидят они в основном у себя во владении и при дворе не стремятся сделать карьеру. Нам они не соперники, а вот заручиться их поддержкой на будущее стоит. Поэтому надо будет намекнуть муженьку, что нужно не бычиться по поводу упущенного, а уместно восхищаться и крепить дружбу. И пригласить их теперь к себе просто необходимо. Муженёк поохотится в компании соседа, а я намекну подруге королевы о способностях нашей дочери Лисиссы, чтобы её взяли в камер-фрейлины». Подобными мыслями была забита голова графини Сиарассы.

Тор не мог не похвастаться чуть-чуть и старшим сыном. В дороге Лир ехал верхом сзади повозки на своём пони. Вечером он, как и полагалось по этикету ребёнку, ещё не ставшему пажом, иногда заходил к пирующим на открытом воздухе родителям и гостям, обменивался с ними несколькими словами и вновь убегал по своим детским делам.

После нескольких чаш вина друзья (или, во всяком случае, тщательно делавшие вид, что друзья) приступили к традиционному поэтическому состязанию. Каждый должен был сложить стихотворение на тему сегодняшнего вечера. Первой была, конечно, гостья. Когда Сиарасса произнесла экспромт, а затем, как и полагалось после одобрения, записала его на жёлтой дорогой бумаге красивыми знаками, Тор сказал, воспользовавшись, что Лир как раз вошел в очередной раз:

— Очаровательная и утончённая графиня. Твоё стихотворение настолько прелестно, что оно звучало бы ещё изящнее в устах ребёнка. Я попрошу сына его прочесть.

К удивлению окружающих, пятилетний (четыре года по календарю старков, но пять с небольшим по священному календарю, в котором исчисляется человеческий возраст) мальчик почти без запинки прочитал стихотворение, записанное не только азбукой, но и настоящими высокими знаками:

Вижу в тумане я дальние снежные горы,

Тёплым вином я согрелась у лучших друзей.

В жаркой пыли городской остаются пусть споры,

Чистой природы красой насладиться успей.

И неожиданно для всех, к гордости отца, Лир выдал свой собственный экспромт:

Синею дымкой покрытые дальние горы

Вечным покоем своим утешают нам взоры.

После чего попросил разрешения уйти и убежал, не слушая похвал, что тоже соответствовало этикету. А в состязание вступил граф.

Пьян я от запаха трав и от мудрой беседы,

Вечные горы вокруг нас охраной стоят.

И созерцанья покой я с друзьями изведал,

В этой долине, где стал вместо пустоши сад.

Теперь полагалось ответить Эссе, как хозяйке.

Я очарована видом скалистых отрогов,

Нашей беседой, умом и величьем гостей.

Жизнь нас измерила много раз меркою строгой,

Чтобы не сбились с пути благородных людей.

И завершил состязание Тор, как хозяин.

Я за гостей своих чашу вина поднимаю,

И от обилия ломится каменный стол.

Пусть вечный мир будет радостью нашего края,

Пусть же Судьба оградит нас от всяческих зол.

После этого графиня, улыбнувшись, взяла лютню.

— То, что у нас получилось, конечно, стишки не самого высокого полёта. Но вместе сложилась недурная песенка. А стих вашего сына, хозяева, прекрасный её припев.

И она спела получившуюся песню целиком.

Отвлечёмся немного от текущего момента. В семьях тех, кто обладал понятием чести, воспитание и образование ребёнка начиналось ещё в чреве матери. В этом мире, в отличие от нашего, помнили, что значительную часть знаний и впечатлений ребёнок получает ещё до рождения, через мать и через свои собственные чувства. Поэтому уже с момента признания беременности мать и отец всячески вводили ребёнка в лучшие стороны положения, занимаемого им по праву рождения. Система у старков была не кастовой, но в некоторых отношениях приближалась к ней. Поскольку ребёнок больше всего воспринимает в самом раннем детстве, естественный путь для него, как считалось, путь родителей. Но, поскольку все души неповторимы и не равны с самого начала, имелись возможности выбрать и другой путь. Особенно часто такое происходило с третьим сыном или с младшей дочерью.

По этой же причине игры детей считались делом высочайшей важности. Появление извращенческих или других нежелательных игр было первым признаком духовной болезни общества. Далее, уже с раннего детства детей начинали подготавливать к суровому воспитанию и обучению, которое проходили все высшие слои общества, начиная с цеховых мастеров и крестьян. Поэтому Лир, умевший читать иероглифы в пять лет, был не столь уж редким явлением, хотя, конечно же, и не частым. А вот азбуку к четырём-пяти годам знали практически все, принадлежавшие к полноправным или почётным слоям общества. Такое раннее обучение начаткам грамоты считалось важным ещё и потому, что оно было ступенью к двум умениям, отличавшим развитого и образованного человека: инстинктивной грамотности и скорочтению.

В принципе занятия с детьми начинались с четырёх лет. Их начинали учить основам этикета и грамоте, плаванию, бегу, а остальному в зависимости от социального положения и пола. В пять лет мальчиков начинали учить военному делу. Мастерству считалось нормальным учить с шести-семи лет.

Отметим ещё две черты старкского воспитания и образования. Не было никакого сюсюканья над ребёнком. Если кто-то калечился или погибал в ходе занятий, это не считалось преступлением со стороны наставника, а родители обязаны были даже не относиться как к трагедии. Смерть при обучении считалась почётной, а покалечившемуся Судьба указала почётный путь в монахи. Далее, не выдерживавших образования часто деклассировали в той или иной форме. Самая жестокая форма деклассирования была в школах гетер и школах искусств. Провалившихся или нерадивых продавали в рабство, невзирая на их происхождение. Единственное право, которое сохраняла семья: выкупить своё опозоренное чадо до того, как оно будет продано с публичных торгов. Но им отнюдь не всегда пользовались, а если выкупали, то деклассированный уезжал подальше и гражданином уже не был.

И, наконец, последняя особенность образования одновременно является причиной, по которой у старков практически не было хронической болезни европейской цивилизации: конфликта поколений. Когда человек вступал в подростковый возраст, его обучение резко меняло направленность. Раньше ему жёстко вбивали основные правила, а теперь начинали учить, что они не абсолютны и что самые главные руководители человека: честь и совесть. На третьем месте: разум. На последнем должны стоять выгода и стремление к сиюминутным удовольствиям. Тот, кто желал «получить здесь и сейчас», слишком часто грубо отбрасывался в подонки общества. А тому, кто утратил честь, как считалось, и жить незачем. Поэтому жизнь таких не ценилась, да и людьми они практически не считались.

Конечно же, играл роль в отсутствии конфликта поколений и ещё один фактор. Родители сами проходили в детстве жестокую школу, в которой их приучали к правилам, а затем отбивали охоту их абсолютизировать. Далее, они не устранялись от детей, а жили одной жизнью с ними. Поэтому уважение к родителям обычно было не искусственным. Дети видели перед собой не равнодушных потребителей, которые почему-то претендуют на роль старших, а действительно старших, прошедших через испытания и сохранивших честь.

Как вы сами видите по нашему рассказу, честь не обязательно означает, что человек становится хорошим. Люди были людьми, они оставались всякими. Более того, считалось, что злые люди тоже выполняют важную социальную роль, не давая расслабиться и тем самым обессилеть хорошим.

Гости вернулись домой через Колинстринну, где состоялся ещё один, на сей раз большой, приём и охота.

Как только Тор немного освободился от торжеств, его поймал архитектор.

— Мастер, меня поразила одна мысль. Помнишь ту эффектную скалу на повороте прибрежной дороги? Ты на ней устроил место для лучника, чтобы в случае чего встречать незваных гостей. Я её внимательно осмотрел и даже слазил наверх по верёвочной лестнице. Там симпатичная лужайка с родничком, да ты это и сам знаешь. Скала крепкая и перекрывает самое узкое место дороги, а вдобавок ещё и поворот. Я хочу сделать эту скалу твоей оборонительной башней, да и чем-то типа твоего запасного замка.

— Это как так?

— Скала высотой в сто три сажени. Мы вырубим в ней винтовую лестницу вверх, наверху построим небольшую башню, а в самой скале сделаем помещения. Будет недёшево, зато неприступно и удобно для обороны. Вода своя, и продержаться можно сколько угодно. Посмотри мои наброски, Мастер Тор.

— Впечатляет… Но обойдётся дорого и строить надо долго.

— Я рассчитал, сколько денег и рабочих понадобится. За два года управимся, а попутно будем обустраивать другие твои владения.

— Ты меня уговорил.

И началось ещё одно долгое строительство.

***

Принц Клингор с неохотой возвращался на запад. Нужно было как-то решать проблему с этим старикашкой. Жугэ он не видел, но гравюры, с которых глядел длиннобородый и длинноволосый, желтолицый, узкоглазый старик с коварным выражением на лице, ходили повсюду. У этой большой войны было два героя, и не только Империя ждала, кто же из них победит при столкновении. Говорят, на Имперском острове Киальсе даже крупные пари заключались в пользу одного из них.

Принц посмеялся над очередной новостью с Имперского острова. На Сейме какие-то недотёпы предложили дать царю Шжи титул короля и включить территорию Шжи в Империю. На это им напомнили завет Императора-основателя: Шжи — народ не имперский. Их древняя и самобытная культура приводила к тому, что они практически нигде не ассимилировались. Империя с удовольствием принимала к себе всех, кто был готов принять старкскую культуру и старкские языки. Но после принятия шжи возникала опасность, как бы не оказаться ассимилированными самим.

Принц чувствовал, что вот-вот придется идти на серьёзные действия против Жугэ. По слухам, в княжество Ликангс, почти полностью завоёванное Жугэ, направлялся царь всех Шжи. Он мог принять решение о принятии Ликангса под свою руку, да и более страшное: вырезать всё городское население и поселить в городах шжи, а в деревни подселить переселенцев из Шжи. Крестьян-то вырезать было строжайше запрещено, а городская или дворянская культура, как считали и монастыри, и единобожники, это вещь восстановимая, её потеря природу и духовные устои народа не разрушит. На несколько столетий забудутся какие-то технические или гуманитарные знания, но всё вернётся на круги своя. Может быть, уже с другими языками и другими народами, ведь народы тоже смертны. А бесценные знания и навыки земледельцев, сотни лет улучшавших свои участки, терять было нельзя. При смене народов крестьяне меняли язык и внешнюю оболочку культуры, сохраняя свой уклад жизни.

Среди земледельцев тоже попадались новаторы. Давно вошло в привычку у крестьян не убивать их и не изводить самим, а отправлять в Великий Монастырь для исследования их новаций. Иногда они оттуда возвращались с благословением и со священником Иртона Плодородного, который основывал часовню в честь благодатного открытия и убеждал других крестьян принять угодную Победителям новацию. Тогда новатор становился героем не только своей деревни. Для таких крестьян были предусмотрены имперские почётные звания, приравнивавшие их к Великим Мастерам. Но крестьянин не мог иметь Первого ученика, и основать династию Мастеров. Он должен был учить всех достойных, кто к нему приходит, в чём ему помогал священник. Чаще же новатор так и оставался в монастыре, либо каясь в извращениях по отношению к природе, либо продолжая свои опыты под внимательным надзором.

***

Принц Атар чувствовал, что двенадцать месяцев противостояния с Жугэ дали ему гораздо больше, чем всё предыдущее военное обучение и военный опыт. Он гордился, что не попался серьёзно ни в какую ловушку коварного старика. Сейчас в большинстве стычек старквайцы побеждали. Это было бы совсем хорошо, если бы принц не заразился от Жугэ сверхосторожностью и подозрительностью. Один раз это его подвело.

Узнав, что Жугэ переводит войско в другое место, принц решил совершить налёт на городок, где раньше базировался военачальник. Жугэ, увидев, что отряд отборной конницы принца приближается к городу, быстро оценил обстановку. В городе оставалось меньше, чем тысяча воинов, и те все больные или старые. Полководцы Шжи предлагали Жугэ закрыть ворота и обороняться, выигрывая время, или же ему самому ускакать через другие ворота, а они вместе с воинами умрут, прикрывая его отход. Но Жугэ понимал, что от принца не ускакать и не отбиться, и приказал совсем другое. Он велел широко открыть ворота, нескольким воинам переодеться в чернорабочих и подметать улицу, а сам взобрался на надвратную башню в сопровождении слуги, достал лютню и стал на ней играть.

Принц Атар, увидев такое, заподозрил коварную ловушку и отступил. Потом над ним смеялись, как Жугэ обратил его в бегство игрой на лютне. Но, хоть принц и был раздосадован, для себя он вынес ещё несколько важных уроков.

Личная жизнь принца была в некотором смысле скандальной для наследника престола. Атар сразу же развёлся с женой-валлинкой, которую ему навязали из династических соображений, едва начался рокош и он избавился от опеки «семейства». Детей от бывшей супруги у него не было, он узаконил двух сыновей и дочь от гетер, а сам женился на незнатной дворянке. С женой он был счастлив, но знал, что король скрипит зубами по поводу неравнородного брака. На это Атар высказывался (и доброжелатели передавали эти слова королю), что женившийся на гетере и сделавший наследником сына не от своей крови мог бы и помолчать. Естественно, такие замечания не прибавили хорошего отношения короля к принцу. Когда король заключил торговое соглашение с Тромой, принц, поскольку Советы городов и провинций стали протестовать, ехидно прошёлся по поводу возрождённых органов самоуправления и их создателя:

— Мужики и купцы неплохо управляются со своими собственными делами, но было великой глупостью разрешить им высказывать мнение по поводу государственных. Вот и сейчас эти близорукие мужланы не видят, какую услугу им король оказал. Хлебнёт ещё горя король с этими Советами, хотя создать их было в тот момент мудрым решением: уж слишком всех довели чиновники.

Хотя вроде бы здесь Атар одобрял своего племянника-короля, король был уязвлён ещё больше, чем замечанием по поводу жены и сына. Там Красгор поступал по старым добрым традициям, в отличие от Атара, а здесь он создавал нечто своё, и втайне особенно его возмутило, что теперь, когда он припомнит Советам их ошибку, все будут говорить, что воспользовался мыслями принца Атара. Так что по мере того, как отношения короля с Клингором понемногу улучшались, отношения его с Атаром быстро ухудшались.

***

Когда до короля Зинтриссы дошло известие, что Клингор с победой возвращается возглавить войско против него и ведёт с собой отряды трёх княжеств, у него в буквальном смысле задрожали коленки, и он послал к Жугэ гонца с просьбой немедленно отойти с войском на юг и взять командование над объединенной армией. Но тем временем в Ликангс прибыли царь Шжи и сын Жугэ. Жугэ, конечно же, был рад шансу завершить свою карьеру противостоянием с Клингором, а войска в Ликангсе он намеревался оставить своему сыну, которого царь собирался в ближайшее время торжественно провозгласить князем Ликангсским. Сам Жугэ от этой чести отказался, заявив, что после войны он уйдёт в монастырь, чтобы смыть с себя суету этого мира и свои грехи. Все знали, что это не рисовка, он так и сделает.

Конечно же, отступая, Жугэ не удержался и поставил ловушку Атару. А принц в очередной раз попытался перехитрить полководца. Атар послал небольшой элитный отряд перехватить главную дорогу и удержать её несколько дней, чтобы заставить Жугэ отходить по неудобной дороге на Ликонай, а мудрый старик сделал вид, что попался на уловку.

Полководец шжи подготовил всё для огневого нападения в ущелье, ведущем в городок Ликонай. Затем Жугэ изобразил в нём беспорядок и затор в отступающей армии. Принц Атар подвёл свои войска к ущелью, но сам, разведав через местных жителей наличие обходной тропки в Ликонай, по которой могли пройти кони, решил обхитрить хитреца. С полусотней отборных рыцарей он двинулся вечером обойти ущелье и запереть Жугэ в нем. Своим он велел атаковать, когда увидят огонь с другой стороны ущелья. Жугэ не знал о незаметной обходной тропе, но расставил своих людей следить за подходом войска Атара, и, когда обнаружил войско, зажёг сигнальный огонь, чтобы его воины, изобразив панику, побыстрее убирались из ущелья. Генерал Син Улигар, заместитель принца Атара, принял огонь за сигнал и кинулся в ущелье. Он попал в ужасную огненную западню и сам погиб в ней. В этой же ловушке погиб и тесть принца Атара А Тронаран.

Принц увидел зарево, находясь на полпути. Он решил прорываться вперёд, чтобы хоть отомстить за своих людей. Двигались бесшумно. И через несколько минут, когда тропа выходила на более заметное место, высланный вперёд горец поманил к себе Атара. Атар подъехал и остолбенел. Он увидел в свете зарева небольшую группу воинов и разглядел характерный профиль Жугэ и корону царя Шжи.

— Тихо подходим, а потом убиваем всех! Отомстим за своих с лихвой! — шёпотом приказал он.

Наслаждавшиеся зрелищем разворачивавшегося внизу ада и побоища (пытавшихся выскочить расстреливали сверху лучники шжи), король, Жугэ с сыном и ещё четыре генерала не заметили подкравшихся конников Атара, и растерянно вытаращили глаза, когда из невинной на первый взгляд расщелины выскочили Атар и его рыцари. Атар первым делом подскакал к Жугэ и снёс ему голову. Затем он оборотился к царю и после короткой схватки смертельно ранил его, спешился и тоже обезглавил. Другие убили всех остальных, бывших с царём и полководцем. Голова Жугэ чуть было не укатилась вниз. Рыцарь Ур Атрикон бросился к ней, отбросил от самого края пропасти, но сам не удержался и сорвался в адскую пропасть. Это была единственная потеря отряда принца. Собрав головы врагов, принц велел своим воинам закричать:

— Герои, вы отомщены! Убит Жугэ, убит царь!

Услышав это, воины шжи заколебались. Кое-кто ринулся наверх на принца, но отряд его легко ушёл от погони. Остальные бросились к своему лагерю. И остатки войск принца вырвались из последней адской ловушки Жугэ. Спаслось всего 1200 человек из всей армии.

Когда со смешанными чувствами ликования и отчаяния обсуждали итоги битвы, принц неожиданно для всех оставил выживших на самого старшего из имевшихся в строю офицеров — капитана Эсса Элитайя — а сам заявил, что головы нужно забальзамировать и он отправится с ними на юг, к основной армии. Элитайя он велел быстрее идти на столицу Ликангса.

— С тысячей воинов, из которых треть ранены?

— Именно так. Армия шжи потеряла всю голову. Мы убили самого Жугэ, царя, сына Жугэ и трёх старших генералов. Горцы будут быстрее возвращаться домой, чтобы затеять очередную смуту. Своим дерзким наступлением ты спасёшь много людей, теперь и добровольцы к нам потянутся. Армию зря не клади, если пытаются сопротивляться, обозначь наступление и жди якобы резервов. На следующий день шжи сами отступят.

— Приказание понял, исполню, — ответил Элитайя.

Головы союзников, доставленные королю Зинтриссы, произвели требуемое впечатление. Он запросил мира. Войска шжи действительно ушли, и в Шжи началась свара за царскую корону. Клингор сетовал, что Атар увёл у него победу, но втайне был доволен.

Король Зинтриссы, зная обычаи шжи, приделал к головам убитых туловища. Ляну Жугэ и царю из благовонного дерева, остальным из обычного тиса. Он положил их в богатые гробы и отправил в Шжи. Тем самым он получил благодарность народа Шжи. А вот старквайцев они стали ненавидеть за надругательство над трупами их знаменитостей. Сами же старквайцы ликовали, считая, что Атар правильно ответил на посылку гроба и на издевательскую казнь всего княжеского семейства Ликангса.

***

Теперь в дело вступила дипломатия. Переговоры проходили во временно нейтрализованной башне, из которой виднелась столица Зинтриссы Исгоран. Два короля ожесточённо торговались по поводу территориальных уступок, без которых Зинтрисса теперь не надеялась на мир. В конце концов, король Красгор предложил:

— Уже само называние вашего королевства заключает в себе территориальные претензии к нам, да и к Хирре со Шжи также. При учреждении его Императором-основателем оно называлось Зирварной, по имени столичной области. Смените название, тогда я потребую меньше земель.

— Зирварна была княжеством, — ответил король Зинтриссы Аслир. — А когда мы стали королевством, мы сразу взяли имя Зинтрисса по имени нашей великой реки.

— Зря взяли, — сухо отрезал Красгор.

Аслир в ответ предложил:

— Я согласен, если ты в обмен согласишься на свободную торговлю между нами.

— Мои купцы возмущаются по поводу свободной торговли с Тромой, и я не могу взять на себя такое обязательство, — ответил Красгор.

На самом деле по уровню развития Зинтрисса была сравнима со Старквайей, так что здесь свободная торговля не была бы игрой в одни ворота.

Ещё немного посопротивлявшись, Аслир согласился. Королевство отныне стало называться Зирварна, а жирненький кусочек по реке Зинтрисса отошел к Старквайе, в результате чего провинция Сахирра перестала граничить с Зирварной, а граница Зирварны с Хиррой практически выровнялась с границей со Старквайей. Глядя на новую карту королевства, принц Клингор полушутя-полусерьёзно сказал королю:

— Хирра прямо просится в наше королевство. Тогда бы граница на юго-западе стала завершённой.

— Мы и так усилились в результате всех этих событий. Ещё что-нибудь попытаемся прихватить, на нас вся Империя ополчится, — спокойно ответил король. — Вот если бы Хирра добровольно к нам попросилась…

Вторым был вопрос о княжестве Ликангс. В конце концов обе стороны согласились, что княжество остаётся независимым, но, поскольку князь со всей семьей были убиты, князя поставит король Красгор из числа принцев своего королевства, и оба короля представят нового князя на титул Принца Империи. Тут Красгор сразу же представил вместе с Аслиром принца Клингора, но Клингор представление на принца Империи принял, а бедное захолустное княжество Ликангс отверг, предпочитая оставаться правителем Карлинора. Все ожидали, что тогда князем назначат Атара, но король Красгор сказал, что полководец, потерявший всю свою армию, недостоин быть князем, и наградил его как воина: бриллиантовой серьгой за исключительную храбрость и платиновой с бриллиантами пластиной на панцирь за доблесть. Атар, ожидавший княжества либо по крайней мере значительного приращения своих владений, был удивлён и возмущён. После этого его оппозиция королю стала ещё более явной. Князем назначили принца Онгора, последнего из сводных братьев короля и Клингора. Он был сыном даже не жены, а высокородной гетеры, но такое происхождение позорным не считалось.

Как только Император и Совет Королей утвердили титул Принца Империи для Клингора, король, как и обещал, сделал его основателем нового рода Анлисэу. Само имя рода подчёркивало происхождение от великого Энгуэу Эу. Король сдержал и второе обещание, выдав ему титул на наследственное владение двумя провинциями. Одной из них, конечно же, был богатейший Карлинор, а вторую король незадолго перед этим создал, выделив два материковых уезда островной провинции Лингон в новую, самую маленькую в королевстве, провинцию Аа, правда, непосредственно прилегающую к Карлинору. Принц в обмен сразу же провозгласил себя князем Карлинора и Аа, однако не разрывая вассалитета со Старквайей. Все короли, кроме Красгора, признали этот титул, а Красгор до конца жизни так и не признал, хотя не протестовал по его поводу.

***

Вести о конце войны пришли в Колинстринну, когда отъезд в монастырь был назначен на следующий день. Пришлось его отложить, устроить грандиозные недельные праздники по случаю замечательной победы и почётного мира. Заодно праздновалось и открытие новой дороги к берегу озера, в Ломолинну.

Как только кончился праздник, Тор с двумя сотрудниками и тремя слугами переоделся в одежды паломников и отправился в монастырь. Решили воспользоваться новой дорогой на Ломолинну и дальше доплыть на речном катере. Эсса была против, боясь всяких случайностей на воде, но Тору уж очень хотелось воспользоваться новым путём: здесь он добирался за три дня максимум, а сухим путём за полторы недели по окружной дороге. Плавание прошло без сюрпризов, и спутники высадились в монастырском посаде. Слуги сняли комнату в таверне. В монастыре паломникам слуг не полагалось. Тор сразу же подошёл к воротам монастыря, и привратник спросил его:

— Кто желает пройти?

— Монах в миру Тор со спутниками Каром Урристиром и Хоем Аюлонгом.

— Зачем ты, брат, пришел сюда?

— Я ищу истинного знания для себя, умиротворения для души и ответа на вопрос, сделал ли я со спутниками что-то новое и полезное.

— Мы ждали тебя уже давно, брат Тор.

— Вина моя в том, что паутина суеты опутала меня.

— Это вина многих. Помолись и подойди к брату-казначею.

Тор сделал вклад в монастырь. Это не было обязательным, но как-то совсем неприлично даром представлять на исследование то, что тебе принесло деньги и славу, да и за успехи в жизни надо платить. Пересчитав три тысячи золотых, брат-казначей назначил Тору и его спутникам две кельи в лучших местах: одну для Мастера и другую — для спутников. Они начали очищение с поста и молитвы, а на следующий день им надо было подойти под руку настоятеля и изложить ему свои дела.

Ранним утром трое спутников пошли к заутрене, и после неё их подвели к настоятелю. Благословив малым благословением спутников Тора, он прочёл вместе с Мастером краткую молитву Торгиту Творящему и сообщил, что об изделиях уже слышали, и поэтому книжники и мастера монастыря готовы принять на исследование предложение претендентов на открытие. Тору и спутникам надлежит сейчас отдать образцы своих работ, а самим ещё три дня готовиться духовно к защите.

Тор отправился к слугам, они принесли образцы сплава в разных стадиях подготовки, готового сплава, слитков после проковки, изделий до закаливания, после закаливания и сломанных в ходе испытаний. Среди них был обломок того самого меча на тридцать четыре удара, повторить который так и не удавалось. Три дня прошли в молитвах и нестрогом посте. На четвёртый Тора и спутников провели в залу, где сидели двенадцать монахов.

Самый почтенный из монахов, старший книжник брат Кусс представил других членов своего «трибунала», название которого лучше всего перевести на русский словом «синклит». Это были книжник, монах-воин, монах-кузнец, монах-ниндзя, монах-алхимик, ещё один алхимик, ещё один кузнец, бывший оружейник брат Шунг (по виду из народа шжи, но в монастырях на национальность никогда не обращали внимание), монах-учитель, монах-политик и служительница Эстар Охранительницы.

После молитвы трое испытуемых принесли строжайшую клятву никогда никому, кроме Патриарха, не рассказывать того, что было с ними в этом собрании. Эту клятву у алхимика и рудознатца закрепили ментальным замком, а брату Тору ставить такой замок было нельзя по его сану.

Первое, с чего начал брат Кусс: в старинных книгах (так говорилось; на самом деле важнейшую информацию монахи хранили на кристаллах памяти, искусство записи на которые и чтения с которых было великой тайной Монастырей, идущей, по преданиям, ещё со времён Победителей) найдено упоминание о подобных материалах, которыми владели Победители, но не найдено никаких указаний, как их делать, кроме самых общих принципов работы с металлами. Поэтому посланы запросы в другие Великие Монастыри и к единобожникам с целью установить, есть ли у них какие-то рецепты. Примерно через неделю должны прийти ответы.

Трое соискателей переглянулись. Двенадцать монастырей были разбросаны по всему миру, и получить за неделю ответы с Северного и Южного материков, да и из Южного Монастыря — это значит, здесь использовалось ещё одно тайное знание, и стало ясно, почему с них взяли клятву молчания. Отсутствие рецептов означало, что новацию признают открытием, если только она не будет признана вредной. Если же она будет признана вредной, им всем предстоит серьезное покаяние, и, если покаяние будет признано неискренним, то пострижение в монахи. А в кузнице нужно будет уничтожить все образцы сделанного и все записи, его касающиеся, для этого туда будет послана группа монахов из монастыря, которая вдобавок будет наделена полномочиями насильно постригать и ставить ментальные блоки всем, кто был прикосновен к опасной новации. Так что защита новации была опасным делом.

Запрос во все монастыри означал: находка Тора признана очень важной, но от этого защищающимся было не легче.

Никаких документов соискатели не представляли. Вместо этого были образцы и сами авторы. Но свои записи им разрешалось брать с собою, и эти записки сразу же по прибытии в монастырь унесли на копирование. Теперь их вернули.

Было предоставлено слово Тору, как основному защищающемуся. Ему велели описать назначение и качества новых изделий, не вдаваясь пока что в особенности их изготовления и использования. Тор, с подсказками членов синклита, не дававших ему сбиваться на частности, описал, чем уникален новый сплав и оружие, сделанное из него. По ходу дела второй книжник брат Ирс, бывший, видимо, секретарём, записывал создаваемую формулу отличия нового изделия, после чего зачитал её синклиту, и после обсуждения с авторами и синклитом внёс в неё некоторые изменения. В конечном виде формула звучала, насколько можно перевести с Древнего языка, так:

«Великий Мастер-оружейник монах в миру Тор Кристрорс совместно с мастером-алхимиком Каром Урристиром и подмастерьем-рудознатцем Хоем Аюлонгом представил на суд веры и чести своё открытие, заключающееся в том, что создан сплав, превосходящий по остроте и твёрдости ранее известные сплавы, соответствующий по лёгкости ранее известным титановым сплавам и при этом отличающийся большой хрупкостью и быстрой усталостью. Сплав создан на базе бериллия, титана, циркония, молибдена и добавок из редких минералов (тут были их названия на древнем языке, а их геологических названий автор не знает, если они вообще известны земной науке). Создан способ выплавки сплава, его ковки и закаливания, позволяющий производить из него режущее оружие».

После этого поднялся брат Ир, бывший оружейник, и сказал, что исследование и испытания образцов готового оружия подтвердили его уникальные качества и нестойкость. Один из мечей сломался на тринадцатом ударе, второй — на одиннадцатом.

После этого Тора попросили оценить трудоёмкость и стоимость изготовления оружия из нового сплава. Выяснилось, что процесс выплавки требует алхимического тигля с контролируемой температурой, процесс закалки — другого такого тигля, в совокупности выплавить удаётся где-то за три дня, выход удачного сплава — примерно одна попытка из двух, ковка занимает тоже дня три, и с учётом дорогостоящих компонент цена качественного меча из нового сплава порядка двухсот золотых, а кинжала — семидесяти.

Выступил брат-воин Кур. Он сказал, что владение таким мечом требует совсем иной техники боя и серьёзной подготовки. В ходе тренировки придётся несколько раз воспользоваться реальным мечом, и, видимо, сломать при этом не менее семи мечей.

После этого синклит стал обсуждать вопрос о соответствии изобретения нормам чести и моральным нормам. Против ожидания, обсуждение было коротким. Решение приняли следующее:

«Несмотря на то, что на первый взгляд данное оружие наносит тяжкие раны сквозь броню и тем самым делает битву нечестной, нужно рассмотреть ещё и всё, что этому сопутствует. Прежде всего, стоимость его очень высока и трудоемкость его изготовления тоже велика. Далее, сплав требует редких материалов, высокого мастерства и дорогого оборудования. И, наконец, меч из него годится лишь на одну битву, а обучение требуется тщательное. Поэтому заключаем, что оружие соответствует нормам чести. Необходимо всячески избегать попадания кинжалов, даже низшего качества, из предложенного сплава в руки наёмных убийц, и это является моральной нормой для изготовителей этого оружия. Отныне требуется, чтобы каждый мастер, овладевший искусством ковки оружия из нового сплава, ставил на оружии неудалимый свой знак, даже на его неудачных экземплярах. Таким образом, изобретение признано соответствующим чести и моральным нормам, и его использование разрешается без ограничений, кроме указанного ранее».

Далее пошло недельное разбирательство. Сначала рудознатца пытали по поводу требуемых компонент. Он, естественно, как и полагается мастеру, выдавал информацию по минимуму, и в конце концов специалисты из синклита пришли к выводу, что выдавили из него достаточно, чтобы, если он не передаст мастерство ученикам, передать его другим рудознатцам. Это не означало, что передается технология целиком. Монастырь должен был хранить лишь её основы, достаточные для развития высококвалифицированным мастером собственной технологии на данных принципах. Рудознатца заставили поклясться, что он передаст свои методы ученикам и не позже, чем через двадцать лет, всем желающим мастерам.

Следующим был алхимик, подвергшийся той же процедуре.

Напоследок Тора стали выспрашивать о его методах обработки нового металла и «неразрушающего контроля».

За неделю пришло также подтверждение из других монастырей, что подобного открытия в их архивах не хранится.

В итоге было вынесено следующее решение:

«Рассмотрев открытие Великого Мастера Тора Кристрорса, мастера Кара Урристира и подмастерья Хоя Аюлонга, Великий Монастырь Ломо по согласию с другими Великими Монастырями и Великим Храмом Всевышнего, решил.

Признать предложенное открытием первой категории, соответствующим чести и морали.

Формулу открытия обнародовать для общего сведения. Моральные ограничения на изготовление оружия из нового сплава тоже. Присвоить новому сплаву название «Торовский булат». Разрешить каждому из соавторов открытия поместить на своей вывеске слова:

«Первооткрыватель торовского булата».

Рекомендовать подмастерье Хоя Аюлонга для обучения и испытания на Великого Мастера-рудознатца. Не засчитывать его обучение как обучение Первого Ученика и дать ему возможность тем самым основать новую династию Великих Мастеров. Разрешить Великому Мастеру-оружейнику Тору Кристрорсу обучение двух Первых учеников, вместо одного, и обязать его немедленно начать поиски и обучение Первого ученика. Любому из этих учеников он может передать свою династию Великого Мастера. Запросить у Патриарха большое благословение для мастера-алхимика Кара Урристира, дать ему почётное звание Знаменитого Алхимика и право поработать месяц в потайных лабораториях любого из Великих Монастырей.

Обязать первооткрывателей за двадцать лет обучить своим приёмам мастеров, в том числе Великим Мастерам Первых учеников и дать им право пользоваться полученными знаниями, не передавая их далее до смерти первооткрывателей. Если же кто-то из открывателей по каким-то причинам перестаёт использовать своё открытие, он немедленно должен обучить достойных мастеров и передать им свои права на весь остаток своей жизни. Если по их нерадивости либо суетности они не выполнят этого, наложить на них проклятие.

Установить, что во время жизни открывателя никто из сотрудников указанных первооткрывателей не имеет права разглашать их методы работы без явного на то разрешения изобретателя или же явного невыполнения того, что указано в предыдущем пункте. Для этой цели послать в храм Колинстринны в качестве священника психотехника брата Сура. Просить короля даровать Колинстринне статус города.

Определить, что если кто-то, основываясь на формуле открытия и анализе готовых изделий, самостоятельно разовьёт методы работы с торовским булатом в течение жизни открывателей, он обязан лично сообщить об этом первооткрывателям и достойно, по своему состоянию, отблагодарить их. Первооткрыватели имеют право обменяться с ним производственными секретами, но при этом могут потребовать от вторичного открывателя обосноваться у них в Колинстринне ради сохранения общих секретов, ни в чём его более не ущемляя и оказав ему помощь в устройстве на новом месте.

Материалы, переданные в Монастырь первооткрывателями, не будут до истечения их жизни либо до установления того, что они уклоняются от обучения или же от использования своего открытия, передаваться мирянам».

После этого состоялся благодарственный молебен, скромное и постное монастырское пиршество в честь нового открытия, а затем три изобретателя отправились в посад к своим слугам и там уже вволю отметили знаменательный день вместе с вышедшим к ним ради этого из стен монастыря большинством членов синклита.

На следующий день Аюлонг уехал в Зоор искать Великого Мастера для обучения на Первого ученика, Урристир залез в лабораторию, а Тор отправился к духовному наставнику. Ощутив аромат винища, наставник покачал головой и перевёл Тора в маленькую тёмную келью, наложив на него в качестве очищения работу и молитвы на неделю. В этой келье Тор провёл три месяца, обучаясь технике использования духовных способностей, в частности, распознаванию пригодных к проклятию или благословению и защите от негативных последствий духовного контакта. Теперь Тор научился быстро пресекать попытки вампиризма за счёт благословения (конечно же, грехи благословлённого он по определению брал на себя, и избавиться от этого можно было бы, лишь потеряв силу благословения). Правда, ему сказали, что в случае с Имир это сработало бы не до конца, поскольку её душа была полностью подготовлена к тому, чтобы стать ведьмой, но это резко сократило бы утечку сил и дало бы возможность затем постепенно справиться с последствиями необдуманного благословения, особенно если бы Тор передал ведьму Имперскому Суду, или укрылся бы временно в монастыре, или у чистого отшельника.

Защитные способности были за эти три месяца основными, но Тору предстояло ещё дважды пройти усовершенствование. Теперь он обязан проходить его в другом Великом Монастыре. Тор заранее представлял себе долгую и опасную поездку в Шжи или на север.

***

Когда армия отошла в Старквайю, Урс сразу ощутил разницу службы в элитной сотне и в обычном отряде. Оставшихся воинов его сотни распределили по разным отрядам, назначив десятниками.

Сотник у Урса был полный тупица, который знал только устав и пытался во всех случаях жизни им руководствоваться. Командир манипула ничего не мог поделать с поставщиками (так он сам говорил), кормёжка была отвратная, а жалование выдавалось с задержкой и частично фальшивыми монетами. Сам Урс, конечно, уже был на положении ветерана, но его просто тошнило от обхождения ветеранов с молодыми солдатами. И когда вышел указ, что все участники огненной битвы имеют право с достойным вознаграждением выйти в отставку, Урс сразу отправился к новому командующему армией графу Кину Атонару.

Граф был тучным мужчиной с двойным подбородком. Он всё время носил шляпу, чтобы скрыть плешь. Атонар попытался уговорить Урса, напирая на перспективу вскоре стать сотником, но Урс остался непреклонен. Тогда граф сказал:

— Согласно указу его величества короля Красгора всех желающих уйти в отставку ветеранов огненной битвы щедро вознаградят. Вас набралось полторы сотни. Через неделю я устрою для вас пир и там выдам награды.

Пришлось Урсу тянуть военную лямку на тухлой рыбе и прогоркшем рисе ещё неделю уже как рядовому воину-ветерану. Хорошо, что его раб Кутур подворовывал для хозяина еду. Урс за это прислужника не ругал. Он понимал, что законную еду и жалование воина крадут другие.

Через неделю, действительно, был устроен богатый пир, и граф лично выдал каждому из девяноста ветеранов (остальных сумели за это время уговорить остаться на службе), как он сказал, «по кошелю с золотом». Воины не обратили внимание на некоторую необычность оборота речи, кто-то попытался развязать неожиданно тяжёлый кошель и действительно увидел золото. Но немедленно эти попытки пресекли, усадив всех за стол с крепким вином и упоив до бесчувствия. Погрузили пьяных на телеги и развезли по разным местам, чтобы утром они не собирались вместе. Проинспектировав свой кошель, Урс увидел, что под горсткой золотых там была одна медь.

Но Урс не печалился. У него есть деньги, конь, раб, он купил ещё осла и повозку для имущества. Теперь он может занять свободный надел в любой из деревень. А ещё лучше найти молодую вдову: ведь вдвоём поднимать хозяйство намного легче. И он весело двинулся куда глаза глядят.

***

Принц Атар вернулся к своей семье. Жена ждала ребёнка и утешила мужа по поводу его обид:

— Самое главное, что у нас в доме мир и гармония. А в Империи многое неладно. Мой покойный отец мне говорил, что всё вокруг разлагается, и неясно, что будет дальше.

— Я виноват, что не уберёг тестя.

— Ты не виноват. Отец несколько раз повторял, что теперь, когда его род продолжен, он мечтает вовремя умереть в честном бою в знаменитой битве. Его мечта сбылась.

— Да, он погиб как герой.

— И это войдёт в анналы нашего рода и добавит славу моим братьям и их потомкам.

— Конечно же, милая жёнушка!

Атар обнял жену и вдруг возобновил разговор:

— Нас предупреждают, чтобы мы не верили видениям, но мне несколько раз снилось, что я восседаю на троне рядом с тобою, а перед нами сидят наши дети в коронах то ли графов, то ли принцев.

— Ещё нас предупреждают, что видениями нельзя пренебрегать.

Словом:

Выиграв битву,

Пал старый мудрый боец.

Войну решивший

Тяжко обижен

Был при раздаче наград.