Глава 5. Переселение

В деревню Колинстринна, где дважды побывал принц Клингор, прискакал с отрядом из двадцати всадников Лунь Косъатир, начальник личной охраны принца. Он сразу же помчался к поместью Великого Мастера Тора, знаменитого изделиями на всю Империю. Даже из Хирры, Зинтриссы и Валлины приезжали богачи заказывать у Мастера драгоценное оружие. Жена Тора Эсса славилась красотой и неприступностью. Она была возлюбленной принца, но теперь на всех праздниках носила нефритовый пояс и принимала лишь лёгкие ухаживания. Перед её мрачным мужем трепетала вся округа. Поэтому чем дальше, тем больше Мастера с женой не любил барон, лишь в этом сходившийся с агентом канцлера Усом Цишимуссом, контролировавшим действия барона и медленно разорявшим его людей.

Одна из дам попыталась было стать любовницей Тора, но мужское достоинство Тора оказалось столь громадным, что дама, как она сама рассказывала, несколько месяцев болела. После такого оружейника никто не осмеливался соблазнять, хотя мужчина он был красивый, несмотря на большой шрам на правой половине лица. Мастер был намного богаче и по рангу даже выше барона, но это положение не было наследственным. Зато нынешняя репутация Тора была такова, что чиновник боялся подходить к его крестьянам. Те жили богато, хотя повторяли со смесью ужаса и восхищения страшные слухи о своём хозяине — что он, дескать, закаляет мечи в крови живых девственниц-рабынь, а потом терзает их до смерти в своей постели. А большинство жителей просто ненавидело выдающегося человека.

Слухи не отпугивали учеников и подмастерьев. Ведь даже ученикам у Тора жилось очень хорошо, а подмастерья зарабатывали больше обычных цеховых мастеров. У него были уже все двадцать четыре разрешённые уставами цеха для Великого Мастера подмастерья, их наставник с грустью думал, что скоро всё-таки придётся ехать в Линью, посвящать пару из них в мастера (Мастер очень не любил большие города). Старшие подмастерья, Ун Линноган и Лун Урриган (оба из Ломо) раньше были учениками в Зооре, там же стали подмастерьями, но прослышав, что в родных местах обосновался Великий мастер, воспользовались правом на переход и пришли к нему; в Зооре к Великому Мастеру в подмастерья было не попасть. Ун Линноган, как казалось Тору, был способнее, зато Лун Урриган деловитее. Подмастерья и ученики составляли крепкий отряд, на военных игрищах трижды побивший дружину барона, что ещё подливало масла в огонь скрытой ненависти вельможи. Люди Тора никогда не говорили, что творится внутри усадьбы. Вообще говоря, это было общей традицией Великих Мастеров. Их в качестве одного из тайных умений учили ставить (либо помогать ставить, если способности самого Мастера были недостаточны) ментальный блок своим домочадцам, чтобы кто-то из них не разболтал случайно профессиональные секреты Великого Мастера. Постепенно, конечно, сведения расходились по цеху, становились общеизвестными, но блок обеспечивал практически единоличное пользование новыми находками в течение примерно двадцати лет. Мастер звал священника лишь брать вассальные клятвы, блок ему помогала ставить жена. В данном конкретном случае такая неразговорчивость вассалов вместе с болтовнёй рабов и слуг, которых не допускали в кузницу, пока там шли работы, чтобы не осквернить создаваемые изделия, давала дополнительные поводы для страшных рассказов.

— Привет! — радостно закричал Тор, увидев старого знакомого. — Как поживает принц?

— Мой господин передаёт тебе большой привет. Он разрешил мне заказать себе драгоценный меч, но денег отвалил не так много. Получится лишь обычный булат, правда, высшего качества. Всему моему отряду велел заказать булатные или полубулатные мечи и топоры. Просил справиться с заказом за неделю.

— И сразу про дела? Заходи в дом, выпьем, гостем будешь!

— Спасибо, Мастер! С удовольствием!

К Луню вышла из женской половины жена Мастера Эсса. За ней служанка несла годовалого Лира (как знал Косъатир, сына принца).

— Сын, как только на ноги встал, к молоту потянулся. Так любит смотреть на огонь в кузнечном горне. Радуется, когда видит, как куют сталь и булат, — с гордостью сказал Мастер.

— Рад за тебя! Всем нам, благородным людям, приходится думать, будет ли наследник достоин нашей славы и наших дел? Ведь у нас ответственность не только за себя, а за весь свой род, и за наших потомков спросят после смерти.

— До сих пор не привык, что попал в благородные.

— Тебе в благородных ещё нужно закрепиться, но цеховые мастера тоже свой род чтут и считают хотя бы до пятого колена.

— А я про своих предков почти ничего не знаю. Я — третий сын, мой отец как отдал меня в ученичество, так больше с ним не встречался. Потом он умер.

— Третий сын — это замечательно. Значит, ты можешь основать свой род, если будет воля Судьбы!

— Ладно, поговорили, выпили, теперь займёмся делами! — сказал Мастер.

Он с Косъатиром направился в кузницу распределять заказы, оговаривать качество каждого меча либо топора. Боевые молоты люди отряда не носили. Насчёт платы Мастер даже не стал разговаривать, сгрёб привезённый мешок золота и высыпал в свой сундук. Слишком тесные у него отношения были с принцем, чтобы по мелочам считаться. С другими-то он торговался безжалостно, а парочка почти мастеров подменяли Мастера, когда тот уставал либо вынужден был оторваться от торга, чтобы не дать заказчику передышки и додавить его на устраивающую мастерскую цену.

Косъатир настоял, чтобы его отряд, «как дружественное войско», был размещён в стенах усадьбы-крепости Мастера. Тут в крепкую башку оружейника всё-таки проникла мысль, что вокруг всё не очень ладно. Вообще говоря, творящимся в королевстве он не слишком интересовался. Даже военные действия на его дела не оказывали большого влияния, он же не был поставщиком стандартных поделок для войска. Впрочем, сейчас в Империи серьёзных войн не велось.

Вечером Косъатир сидел с Мастером и его женой.

— Лунь, какую рабыню дать тебе, пока ты живёшь у нас?

— Спасибо, друг. Лучше за служаночками поухаживаю, если разрешишь.

— Разрешим, — одновременно сказали Тор и Эсса. Муж всё равно на служанок как на женщин даже не смотрел, будучи полностью очарован своей женой, а та уже заметила, как одна из служанок строила глазки Луню и он в ответ улыбнулся ей.

— Раз пошли такие интимные разговоры, отошлите-ка слуг и рабов как можно дальше или перейдём в другую комнатку, — неожиданно жёстко сказал Лунь. Тор глянул на жену и та сказала:

— Перейдём в дальнюю сокровищницу.

— На входе я поставлю своего солдата, чтобы ни одна любопытная сволочь не совалась, — продолжил Лунь.

— Я дам ему на пару своего подмастерья, чтобы любопытные приличные люди тоже не пробрались, — улыбнулся Тор.

Когда трое обосновались с кувшином вина и лёгкой закуской в дальней сокровищнице, маленькой, душной, зато безопасной от любопытных глаз и ушей, Лунь достал послание принца.

— Мастер и Высокородная Эсса, прочитайте внимательно, что пишет мой сюзерен и мой командир.

«Привет, стальная башка Мастер Тор, мой упрямый друг!»

— Обижает меня принц, — с улыбкой сказал Тор. — Разве я стальная башка? Уж наверно, не хуже, чем булатная.

— Прозвище «булатная башка» ещё нужно заслужить, — улыбнулся Лунь. — Читай дальше, что принц пишет.

«Желаю здравствовать тебе, твоей прекрасной и благородной жене Эссе, сыну Лиру, всем твоим вассалам и домочадцам. Я послал Луня Косъатира, моего верного вассала и твоего друга, Мастер, с тайным поручением. Начинаются большие потрясения в королевстве. С моими друзьями, кто не находится под моей защитой, могут расправиться. Немедленно перебирайся ко мне. Захвати сначала лишь самые лёгкие ценности, жену и сына. Слуг и подмастерьев, а также имущество, придется спасать потом по мере возможности. Мне не хотелось бы узнать, что тебя с сыном убили или продали в рабство, а с твоей женой случилось нечто ещё худшее смерти. Прояви наконец-то благоразумие!

Принц Клингор».

Тор вскинулся.

— Куда ещё перебираться? У меня всё так хорошо налажено! Не хочу я ко двору! Там развратные дамы! Там интриги! Там от дел всё время отрывать будут!

— Муж мой, ты действительно Стальная Башка! — тихо, но твёрдо, сказала Эсса. — Думаешь, здесь всё так хорошо? Барон и чиновник тебя ненавидят, все дворяне и большинство простолюдинов на их стороне. Знаешь, в чём они тебя обвиняют? В человеческих жертвоприношениях Дьяволу, что ты, дескать, в крови невинных девушек оружие закаляешь, а потом их, ещё живых, на куски своим мужским достоинством разрываешь. Ведь под такие слухи сюда могут прислать из столицы большой карательный отряд, чтобы привлечь тебя к имперскому суду как страшную богомерзость. Что будешь делать? Если даже врасплох тебя, беззаботного типа, не застанут, садиться в осаду со своими подмастерьями и учениками? Тысячное войско их быстро сомнёт, даже если ни один из них духом не ослабнет и не откроет двери карателям. Они перевешают всех твоих домочадцев, быстренько осудят и казнят либо продадут в рабство твоих дорогих учеников, а что сделают с тобой, со мной да с нашим сыном — просто страшно подумать.

Тор открыл рот и выпучил глаза. Ему мнилось, что всё вокруг хорошо, кое-кто не любит (например, чиновник), но ведь и сам он ярыгу презирает. А барон вообще, как ему казалось, друг.

— Стану укреплять поместье и наберу войско. Денег у меня хватит, достоинство позволяет. Будет двести воинов и припасов на пару лет, никто не сунется.

— Башка металлическая! — ехидно сказал Косъатир. — Вообразил себя военачальником! Твоё дело — оружие ковать да защищать себя, если придётся, а ты решил целое графство отвоевать. Ты что, хочешь, чтобы тебя мятежником вдобавок объявили?

— Грррк! — зарычал полностью сбитый с толку Медведь.

— Впрочем, слушай меня внимательно, — сказал Косъатир. — Мятежником можно быть, если вождь мятежа достойный и причина веская. Канцлер и его чиновники всех благородных людей и большинство простонародья из себя вывели. Ходят слухи: канцлер теперь, когда трое его правнуков стали сыновьями короля, собирается короля извести, возвести на трон малолетнего государя. Принц скоро поднимет флаг борьбы, чтобы спасти короля и покарать канцлера. Тебе, как другу принца, лучше быть в его дворце. Там ты будешь в безопасности. А здесь при первых слухах о мятеже принца тебя схватят и растерзают.

— Чем лучше там? Я ведь окажусь в месте, которое будет штурмовать всё войско Империи!

— Сначала Сейму нужно будет собраться и решить, заслуживает ли этот мятеж, чтобы его покарать по законам Империи. Даже если они это решат, брать дворец будут высокие вожди, а не мелкие барончики и простые солдафоны. Мелкие души будут думать, как быстро насытить свою жажду крови и золота. Они спокойно тебя прикончат, твою жену замучают. Великие вожди такую ценную добычу в целости и сохранности к себе отвезут. Они-то понимают, что ты, тем более вместе с семейством, намного ценнее гор золота. Тебе даже в случае поражения там будет намного безопаснее, чем здесь.

— Если принц поднимает такое знамя, я встану со своими людьми под него! — несколько опоздав с этим жестом и только сейчас осознав, какие же лозунги у мятежа, закричал Тор, воинственно схватившись за отсутствующий молот у пояса.

— Поднимешь оружие, лишь если принц тебе повелит, — холодно ответил Косъатир. — Воинов у принца хватает.

— Прислушаешься ли, наконец, к голосу разума? — вставила Эсса, против обыкновения, всё это время молчавшая.

— Вижу, что другого выхода нет, — сказал Тор с некоторым облегчением. Он сам чувствовал, что вокруг неладно, но гнал такие мысли, убеждая себя, что всё прекрасно. — Собираюсь. Сколько я понимаю, твой отряд сопроводит меня и мой отряд в Карлинор?

— Я ещё подумаю. Ты подал мне хорошую идею. Крепость на отрогах Ломо принцу не помешает, по-моему. Пока что мои солдаты будут укреплять твоё имение. Я лично посмотрю, всё ли у тебя сделано по канонам фортификации и как быстро исправить, что можно. Тебе советую пока что в тайне готовиться, согласно указаниям принца. Ведь всё равно скоро в город ехать, подмастерьев в мастера посвящать. Никто не удивится, если ты со своей семьёй и малым эскортом уедешь.

И заговорщики (как теперь можно их называть) разошлись по своим делам.

На следующий день Косъатир быстро и деловито осмотрел усадьбу Мастера, нанял несколько каменщиков и плотников в деревне, дал им и своим солдатам задание. Сам Косъатир стал приглядываться к старшим подмастерьям.

— Мне кажется, что твой любимый подмастерье — Ун Линноган. А Лун Урриган хозяйственнее, — через пару дней заметил Косъатир.

— Всё правильно.

— Мой совет. Линноган, может быть, станет даже твоим Первым Учеником, у Урригана шансов нет.

— Ещё не ясно, станет ли Первым Ун.

— Возьми Уна с собой в Карлинор, а Луну подай надежду, что станет Первым Учеником и владельцем этой усадьбы после получения звания Мастера. Я вынужден остаться в этой крепости, её оборонять. Начальником своих людей ты сделаешь Луна.

— Но это же нечестно по отношению к Луну!

— Ты равен баронам и должен управлять своими людьми, если начинается великое дело, сообразуясь прежде всего с великим делом! Не бойся. Если мы выживем в осаде, принц вознаградит щедро Луна, и на самом деле всё имущество кузни ему достанется, ведь ты тем временем в Карлиноре сделаешь новую мастерскую. Правда, крепость, конечно, ему будет не по рангу.

Убеждённый Косъатиром Тор договорился с Урриганом, охотно взявшимся в его отсутствие управлять мастерской и поместьем. Мастер, конечно же, не упоминал о принце, он говорил о бароне и разбойниках, которые могут напасть, пока нет хозяина, и намекнул, что в городе ему, видимо, придётся задержаться дольше, чем сначала хотел: появились неожиданные дела.

Косъатир отправился в Линью и привёл оттуда сотню наёмников. Ещё три сотни должны были подойти через несколько дней. Когда возмущённый барон подскакал к стенам усадьбы и стал негодовать, Тор не впустил его и ответил:

— Я тебе равен! Имею право защищать свой замок! Я уезжаю по делам цеха. Не уверен, что какой-нибудь соседний барон не попытается тем временем разграбить мои богатства.

— Это мятеж! — закричал Таррисань. — Я так и сообщу королю!

— А я — канцлеру, — добавил чиновник.

***

Прошёл почти месяц со дня разорения двора Ликаринов Cтарших. Урс отыскал в кладовой чудом уцелевшую старую рогатину. Появилась идея, как оправдать себя перед Луруниссой и остальными. Было известно, что в окрестных лесах ходит матёрый старый медведь. Урс задумал подлинно геройское дело. Он решил выйти на косолапого в одиночку лишь с рогатиной и кинжалом. Принесёт домой медвежью шкуру, поедят все медвежатины и перестанут считать его трусом.

Пять дней он выслеживал медведя, почти забросив остальные дела. Наконец, застал его как следует наевшегося жёлудей и блаженно спящего под дубом. Рядом с дубом стояло два крепких вяза, и Урс задумал хитрый план охоты. Он оставил рогатину за вязом, чуть подошёл к зверю и стал бросать в него комьями земли. Недовольный мишка приоткрыл глаз, поворчал и перевернулся на другой бок. Тогда Урс запел во всё горло первую попавшуюся героическую песню и бросил ещё ком. Взбешённый хозяин леса вскочил и двинулся на Урса. Тот быстро проскользнул между вязами, схватил рогатину и воткнул её в грудь косолапому. Несчастный обезумевший от боли и злобы медведь завяз между двумя деревьями, и Урс выколол ему глаза кинжалом, а затем ухитрился ещё и проткнуть ярёмную вену, рискуя остаться без руки, а то и без жизни.

Сняв шкуру и освежевав убитого зверя, он помчался со шкурой и сердцем домой, звать соседей вывезти мясо. Бабка расцеловала его и бросилась варить сердце, а мужики отправились доставлять охотничий трофей. Из замка графа примчался верховой и затребовал медвежий окорок. Урсу стало холодно на душе: как защищать, их нет, а как требовать свою долю, они тут как тут, эти дворяне и аристократы!

Но ещё холоднее стало, когда мужики, пожирая медвежье мясо и запивая его принесённым с собою вином, начали смеяться, что Урсу дико повезло: медведь был старым, с тупыми когтями и зубами, глупо попался между деревьями, тут ты, дескать, косолапого прикончил. Ликарин сидел и угрюмо молчал. Даже Лурунисса, прилюдно расцеловавшая и попросившая назначить дату свадьбы, не утешила Урса. Он боялся, что любимая верит этим байкам.

Бывает в маленьких поселениях: закрепилась за кем-то слава труса, и будут его считать таким, невзирая ни на что. Это как клеймо: на всю жизнь. Урс не понимал, в чём же дело, почему никто не хочет увидеть того, что на глазах у всех?

Приближался день свадьбы. Деревня, здорово приунывшая из-за поборов чиновника, немного ожила. Лурунисса стала ласковей, но на лоно Урса не допускала. Урс прямо спросил её: неужели она желает сохранить невинность до свадьбы и быть обязанной правом первой ночи графу? Девушка, смеясь, ответила, что по обычаю графа нужно предупредить за неделю, а до свадьбы осталось больше недели, и рекомендовала ему пытаться настойчивее. Урс почувствовал, что она просто увильнула от ответа, и он ещё раз ощутил ненависть к этим высокородным, напропалую, как ему казалось, присваивающим себе права. Заодно в сердце его разгоралась неприязнь к городским, когда он вспоминал подрядчиков, с которыми имели дело на севере, хозяев таверн по дороге, наглых продавцов на базарах и бесстыдных попрошаек, распутных девок в тавернах.

За десять дней до намечавшейся свадьбы в деревню пришла беда. В горах Ломо разбойничал бывший смерд, а ныне висельник, Кор Лакиран Жёлтый Ворон. Его банда ворвалась в деревню посреди бела дня, видимо, извещённая, что здесь находится чиновник. Ярыгу как следует побили, сорвали одежду, крепко привязали к столбу возле хлева, приладили на ворота петлю, а под ноги набросали навоза, чтобы привлечь кровососов.

Разбойники носили жёлтые повязки со знаками: «Жёлтое небо и справедливость». На шапке главаря торчали перья редкого жёлтого ворона, а на плечах была рысья шкура. Он разговаривал высоким слогом, видно было, что стремится показать себя борцом за справедливость, против угнетателей. Атаман сразу же вытащил к себе старосту и выговорил ему две вины. Первая: староста не выставил сразу же угощения его людям. А вторая намного тяжелее: когда неделю назад Жёлтый Ворон прислал лазутчика с просьбой о целебных травах для раненого разбойника, староста отказал, сказав, что боится стражей и графа. Ворон предложил деревне смыть свои вины, забив насмерть чиновника. Крестьяне замялись и не решились, опасаясь неизбежного мщения из замка, а разбойники вроде бы не вели себя как жестокие насильники и убийцы. Тогда Жёлтый Ворон поднялся на возвышение на деревенской площади и произнёс речь:

«Разные есть люди на свете. Кое-кто достоин свободы, кое-кто не может жить, как свободный человек. Такой стремится стать господином, а если не получается, оказывается господским прихвостнем или рабом. Я предлагал вам свободу, вы струсили. Значит, вы по натуре рабы. И я буду обращаться с вами как с рабами. Рабы должны давать, что господа пожелают. Мои люди сейчас разойдутся по домам, возьмут вещи и женщин, которых захотят. Может, хоть от них у вас пойдёт потомство, достойное свободных людей. Если вы попытаетесь сопротивляться, это будет ваша четвёртая вина, и деревню сожжём. Впрочем, я не зверь. Женщины имеют право посопротивляться, чтобы не было ущерба чести. Своим я приказываю не применять жестокого насилия: если уж очень отбивается, оставьте её в покое, возьмите другую. Так что сейчас берегитесь, чтобы не отягчить положение. Староста, прикажи людям открыть дома и не мешать моим молодцам. А женщины пусть будут с нами поласковее».

И с отчаянием Урс услышал, как староста покорно велел людям открыть дома и кладовые, а женщинам не проявлять излишней стыдливости и строптивости, и, во всяком случае, не выцарапывать глаза и не кусать за болезненные части тела.

Урс отбежал в густую траву сзади двора и бросился на неё, чтобы ничего не видеть и не слышать. Но и здесь до него донеслись визги Луруниссы. Вскоре они смолкли. И вдруг раздался её голос: «Ой, милый, что ты делаешь?» Урс вздрогнул и посмотрел в щель забора. Высокий стройный русоволосый разбойник выносил нагую Луруниссу в сад, а та ерошила его волосы.

— Ты такая милашка, что нужно дать Небу посмотреть на нашу любовь, — красиво сказал разбойник, и Лурунисса вдруг обняла его и расцеловала.

Затем они повалились в траву, и Урс не мог оторваться от раздиравшего душу зрелища: Лурунисса выгибалась, стонала, всем телом обнимала разбойника и говорила ему нежные слова, да и он обходился с ней ласково. Наконец, она задрожала и выдохнула:

— Как хорошо, что я отдала девственность настоящему мужчине, а не трусу!

Это добило Урса, он поднялся и пошёл на площадь. В душе зрела решимость.

Жёлтый Ворон не удивился, когда к нему подошёл молодой крестьянин и сказал:

— Не все в нашей деревне трусы и рабы. Я хочу к тебе, быть свободным.

— Жёлтому небу нужны достойные люди. Кто ты?

— Я был Урс Ликарин, новое имя мне дадите по делам.

— Тот, кто в одиночку убил медведя и двумя стрелами разогнал варваров! — с иронией сказал Ворон, и Урс понял, что его слава обогнала его намерения. — Но мало ли что люди брешут. Победи моего человека, и ты будешь с нами.

— Можно, я сам выберу того, с кем сражусь? — и Урс показал на русоволосого.

— Белый Енот, кое-кто хочет на дубинках с тобой сразиться! — засмеялся Ворон. — Крестьянин, Енот — один из лучших бойцов, так что я тебя возьму, даже если ты достойно проиграешь. Кажется, ты не такой, каким тебя молва ославила.

Схватка длилась недолго. Самоуверенный Енот получил удар дубинкой по колену и не смог продолжать бой. Для него реквизировали повозку, пообещав, что возвратят потом. Урса Ворон подозвал к себе и сказал:

— Теперь, чтобы надеть жёлтую повязку, ты должен выполнить два дела. Они оторвут тебя от деревни и скрепят твоё братство с нами. Возьми одну из деревенских женщин и повесь эту сволочь! — Ворон показал на чиновника.

Урс посмотрел вокруг. Лурунисса накинула платье и глядела восхищёнными глазами. Это окончательно взбесило крестьянина.

— Я возьму эту! И прямо посреди площади!

Бывший жених вытащил за руку не особенно сопротивлявшуюся Луруниссу на середину площади. Та, глядя на него ещё более восхищёнными глазами, покорно разделась и стала его обнимать. В пылу страсти она ему сказала:

— Оказывается, ты не трус и настоящий мужчина! А то с медведем я не знала, то ли верить тебе, то ли не верить.

Урс, встав после объятий, пнул Луруниссу ногой и сказал:

— Поднимайся, ишь разлеглась! Ещё кого-нибудь ждёшь?

Потом он в этом раскаивался всю жизнь (кроме первых нескольких недель).

Ворон со смехом спросил его:

— Как тебе твоя невеста?

— Настоящая шлюха! — процедил Урс.

Эти слова стали приговором для Луруниссы. Теперь ей оставалась одна дорога: на дно. За месяц она туда скатилась.

Отец закричал:

— Ты мне больше не сын! Я отрекаюсь от тебя! Ты для меня мёртв!

— Правильно! — вдруг сказал Ворон. — Теперь на тебе, крестьянин, нет вины, что Урс повесит чиновника, и ты можешь вытребовать обратно от этих гадких горожан и аристократов кого-то из членов семьи.

Урс подошёл к чиновнику, согнал облепивших его тело слепней, оводов и кровососов, отвязал жалкого человечка, сказал ему тихо: «Не бойся, сейчас будет лучше!» и вздёрнул. Потом он повернулся ко всем и неожиданно для себя закричал:

— Так будет со всеми чиновниками, Высокородными и их прихвостнями!

— Правильно думаешь! — похвалил Ворон. — Будешь добрым удальцом.

Урс выхватил из награбленного одним из восставших лук Труна, который ему давно уже нравился, и ожидал новой драки. Но неожиданно разбойник приветливо улыбнулся ему и сказал:

— Всё правильно! У тебя лука нет, а у меня уже есть. Мы, Жёлтые, должны всем делиться с братьями.

Затем Урс зашёл на конюшню к «деду» Хингу, взял его коня и седло, прицепил палицу из ещё одной кучи награбленного и присоединился к отряду разбойников. Ему торжественно повязали жёлтую повязку и нарекли Ревнивым Быком. На душе Быка, как ни странно, было легко и радостно. Перед ним открывалась новая жизнь, как ему казалось, достойная его.

Так Урс стал разбойником в ватаге Жёлтого Ворона.

***

В ночь после проклятий барона и чиновника Тор с семьёй, парой слуг и тремя лучшими подмастерьями выехал из усадьбы в сопровождении отряда Косъатира. Около родника их встретил весьма воинственный и подозрительный отряд из полутора сотен разношёрстно экипированных удальцов. Их главарь носил шлем, украшенный лисьей шкурой, пятнистый плащ, вооружён был копьём, луком и топором.

— Привет, Горный Лис! Решил принять моё предложение? — сказал Косъатир.

Мастер и Эсса невольно вздрогнули. Горный Лис был знаменитым атаманом, чья шайка за полгода существования сотворила немало лихих дел.

— Я теперь не Горный Лис, а вновь десятник армии принца, пока принц не произвёл меня выше.

— Я властью рыцаря произвожу тебя, Клин Илайор, в сотники. Вспомни свою доблесть в Северном Походе. Принц гарантирует прощение твоим людям, награды за честную службу и земли в своём лене, куда чиновникам канцлера доступа нет. Западные соседи зашевелились, их придётся укротить. А сейчас сопроводите к принцу дорогих гостей, — завершил рыцарь.

Эсса ухмыльнулась хитрости симпатичного рыцаря. Сам он решил со своим отрядом остаться в крепости, наёмникам доверить такое богатство было нельзя. Остаётся лишь банда разбойников, мечтающих вернуться на путь истинный. А что их довели до разбоя чиновники канцлера, Эсса не сомневалась.

Через две недели Тор прибыл в Карлинор. Город был раза в два поменьше Линьи и далеко не столь живописен. На кирпичных стенах не было облицовки и рисунков, но отремонтированы они были безупречно. На холме виднелась цитадель, в порту стояли два купеческих корабля и пара военных. Храмы были небольшими, но один них блистал золочёными куполами. На первый взгляд город выглядел чистым и зажиточным.

Принц лично выехал Тору навстречу, наградил Илайора и его разбойников за хорошую службу, подтвердил новый чин и распределил людей по своим отрядам, а для Тора устроил пышный пир. На следующий же день Тор стал строить новую мастерскую в стенах города (принц заранее откупил пару домов в квартале ремесленников, чтобы освободить участок, и подарил их Мастеру). Медведь всё время ворчал, что вокруг слишком много народу и суета, что почти каждый день надо было отвлекаться: то приём в Городском Совете, то приём в цехе, то кто-то из знати пригласит. Но уже через три дня в Карлинор пришло известие, что на севере принц Крангор обвинён в мятеже и уже дерётся с войсками канцлера.

Словом:

Там, где всё тихо

Черти интриги плетут,

Всех очерняя.

Ценен ты, Мастер,

В городе только большом.