Глава 21. … Sed lex

На следующее утро после написания писем у Тора и Эссы родился сын. Его назвали Линс — так на Древнем языке произносился основной знак имени Колинстринна. Днём Тор принял присягу Владетеля Колинстринны и формально вступил во владение землями. Прибывшие дворяне принесли ему вассальную клятву. Действительно, пара дворянских семейств была уничтожена, и Тор пока что взял на себя опеку над их крестьянами и имениями. Затем во двор замка вынесли Эссу с Линсом на руках. Их сопровождал Лир, мать принесла присягу Владетельницы, а Тор представил всем наследника и второго наследника.

Пир в день рождения ребёнка не полагалось проводить, поэтому подождали три дня до очищения. На четвёртый день и вечер состоялся пир, одновременно торжественный и прощальный. Наутро войско принца Клингора покинуло Колинстринну.

Пир омрачил лишь один эпизод. Косъатир вдруг потребовал у Тора прямого ответа, продолжает ли он стоять за принца. Тор вскочил, набросил на себя оружие и резко сказал:

— Я в своих владениях не обязан давать отчёта низшим. Я не давал вам пока что никаких поводов сомневаться в себе. Если мы встретимся с принцем Клингором лично, я полностью объясню ему свою позицию и положение дел. Если ты не удовлетворён, мы решим спор оружием в смертельном бою сейчас же.

— Я забылся. Приношу извинения, — пробурчал Косъатир.

— Тогда выпьем по большой чаше вина и забудем всё, — сказал Тор, снимая оружие.

В Колинстринне за десять месяцев отсутствия Тора события развивались стремительно. Вначале мастерская Тора оказалась под осадой местных жителей, которые хотели разгромить гнездо колдуна. Но Косъатир не миндальничал, лучники стали стрелять на поражение, и, получив отпор, крестьяне быстро разбежались. Они отправились громить крестьян Тора, Косъатир выскочил с десятком конников, побил ещё несколько бунтовщиков и предложил всем торовским крестьянам перебраться в мастерскую. Почти все это сделали, а две семьи упрямцев вырезали до последнего человека, не пожалев даже младенцев. Перебрался в мастерскую и брат Эссы, местный кузнец.

Затем появились правительственные войска, увидели, как укреплён замок Тора и как он защищён, и даже не стали пытаться брать его. Они расположились лагерем около мастерской, уговаривали защитников сдаться, а сами мародёрствовали в деревнях, так что барону от такой помощи пришлось несладко. Потом официально начался рокош. Не зная ещё об этом, просто решив, что пора показать зубы, Косъатир подловил момент, когда в лагере правительственных войск не было никакого порядка, и сделал эффективную вылазку, перебив чуть ли не половину осаждающих. После этого лоялисты отошли в замок барона и сами оказались практически в блокаде. Теперь деревни барона разорял Косъатир. Самого барона он пропустил, когда того вызвали как свидетеля на Имперский Суд. Как только в этих местах после победы под Урлинором появился принц, замок барона сдался, лишь обозначив сопротивление. А затем долгое время в этих местах то стояла армия принца, то уходила из них. Наконец, сошлись две армии. Битва состоялась неподалеку, на полях между Колинстринной и Икосингъэ. После известий, что Тор стал Владетелем Колинстринны, Косъатир перестал разорять деревни, теперь владения своего союзника, и правительственные войска в этих местах стали вести себя тихо, но разгром деревень и усадеб успешно продолжали банды разбойников.

Прошла неделя после родов. Эсса благополучно поправлялась, не могла нарадоваться на своего младшего сына, которого опять кормила сама, после чего массировала грудь, делала притирания и упражнения, чтобы не потерять красоту. Взаимоотношения в семье Мастера вроде бы полностью наладились. Мастер весь день разрывался между мастерской и владениями, стремясь везде поспеть, и как можно быстрее навести порядок. Вечером он, совершенно усталый, возвращался домой, где его ждала жаркая баня и Ангтун в бане. Ангтун прислуживала ему при мытье и уходила к себе, ожидая господина для более глубоких услуг. Тор шёл к жене, изливал ей душу, слушал её порою мудрые, а порою хитрые, советы, они вместе молились, потом целовались, и Тор удалялся к себе либо к рабыне. Наутро Тор чувствовал себя свежим и вновь готовым к подвигам. Эсса строила планы, как переоборудует разорённый при взятии бывший замок барона. Она решила, что ей будет лучше жить там. Тор же будет иметь две спальни: в мастерской и общую с ней в замке.

Пришла и маленькая неприятность: прибыл официал брат Барс, расположился в часовне и взял на себя обязанности священника.

Тор издал прокламацию, призвав всех окрестных разбойников сложить оружие и разойтись, либо же, сохранив оружие и почёт, поступить к нему на службу. Им был дан на это месяц. После этого срока Тор обещал разобраться с ними безжалостно и каждому воздать по мере преступлений его.

Была мягкая субтропическая зима, однажды ночью даже выпал снег на пару деньков. А на следующее утро почти идиллическая жизнь взорвалась, как и можно было ожидать в любой момент.

***

Ранним утром к воротам замка-мастерской подскакал крестьянин на замученной лошади. Охранник сверху прокричал:

— Приходи позже! Ворота ещё не открыты!

— Срочно передайте Мастеру! На деревню Ластирана напал отряд Горного Козла! Людей мучают и убивают!

Горный Козёл Кронг Тиррискинг был самым жестоким из главарей разбойников в горах Ломо. Он прекрасно знал все горные тропки (до рокоша он был браконьером). Его отряд стремительно появлялся, зверски убивал, пытал, насиловал, и столь же быстро уходил. В банде не было ни одного конника: на горных тропках они только мешали бы. За убийства крестьян Кронг Тиррискинг был отлучён от церкви. Но это его не волновало. Он говорил: «Наберу богатства побольше и уйду к Единобожникам в Восточное Шжи. Там отдам четверть на церковь, покаюсь и перейду в единобожие».

В замке Мастера охранники ещё не успели облениться и обнаглеть. Владетеля разбудили сразу же. И он, быстро собрав тридцать конников и пятьдесят пехотинцев, помчался на деревню Ластирана. С собою он прихватил брата Барса, тоже велев ему оседлать коня.

Ластирана была недалеко от Колинстринны, верстах в десяти. Но сразу за нею начинался лабиринт труднопроходимых горных тропок и ущелий, так что можно было оттуда и внезапно появиться, и моментально раствориться там.

Тор с конным отрядом доскакал до деревни через час. Перед ним предстала отвратительная картина: зверски замученные дети, женщины и крестьяне. Выжившие тряслись от страха и ничего толком не могли рассказать. На самом виду у дома старосты лежал староста, отвратительно искалеченный. В заду у него торчала прокламация Тора о сдаче. А над головой на стене дерьмом было написано:

«Мой ответ кузнецу.

Горный Козёл»

Тор сошёл с лошади. Брат Барс стал исповедовать старосту. А Тор почему-то стал внимательнее разглядывать надпись, и, поводив рукой над ней, ощутил, что это дерьмо — атаманово и он через него может выйти на злодея. Тор выпрямился, не помня себя от гнева, и от всей души закричал, настраиваясь на волну психики разбойника.

— Кронг Тиррискинг, жалкий убийца и трус, именующий себя Горный Козёл! Я проклинаю именем Воителя и неведомыми нам именами других Победителей тебя и весь твой отряд! Пусть ваши души не знают покоя и терзаются призраками совершённых вами злодеяний, пусть вы лишитесь сна, сил и выносливости, пусть вы потеряете путь даже там, где он вам хорошо знаком! Пусть от вас всё время исходит вонь трусости и злодейства, как от того дерьма, которым вы писали и в которое вы превращаетесь! Пусть малейшая болезнь вас будет мучить беспощадно и бесконечно, но не сводить в могилу! Пусть оружие валится из ваших рук, и от страха отнимаются ноги! И пусть вы кончите свою жизнь как преступники, в муках страшной казни!

Страшная формула проклятия была самостоятельно изобретена Тором в гневе. Он понял, что натворил, и застыл в ожидании тяжёлых последствий. Вдруг Мастер почувствовал, что в него вливаются силы, хоть и нечистые, но серьёзные. Сначала от одного человека, затем от нескольких, затем от целого отряда. Он ощутил, что проклятие сработало и было уместным. Но его беспокоил один вопрос.

— Брат Барс, это не вампиризм?

Брат Барс сразу понял, в чем дело.

— Нет, пока ты используешь отнятые у злодеев силы лишь для того, чтобы их покарать и помочь их жертвам. Помолись вместе со своим отрядом, чтобы распределить силы, и ступай догонять врагов. Ты теперь найдёшь их по запаху.

— Я построю всех в круг, а ты, брат Барс, прочитаешь молитву, заберёшь себе часть силы и отправишься с нами.

— А как же молитвы за упокой здесь, в деревне?

— За отрядом наверняка двинутся родственники местных, и с ними наш священник. А ты, брат, будешь нужнее с нами.

Официал неохотно кивнул. Отряд спешился, помолился и пешком двинулся по одной из троп как можно более быстрым шагом. Трое воинов остались в деревне в ожидании пехотинцев. Они же должны были передать пехотинцам приказ большей части из них идти по меткам, которые будет оставлять передовой отряд.

Настичь разбойников удалось очень быстро. На них вскоре после выхода из деревни напала непонятная вялость и сонливость, они решили, что это результат бессонной ночи и что часа три они могут спокойно передохнуть. Подонки принялись пить вино, готовить еду, насиловать пленниц, попутно зверски изуродовав одну из них, осмелившуюся сопротивляться. Но уже через два часа их застал врасплох передовой отряд Тора. Командир действительно вёл всех по запаху, ощутимому ему одному. А когда до злодеев осталось немного, он тихо приказал как можно больше брать в плен, а не убивать. Воины попытались было запротестовать, но он посмотрел на всех холодными немигающими глазами и процедил:

— Не понимаю, почему вы так хотите пощадить этих бесов?

У всех мороз прошёл по коже, и стало ясно, что живые из этой шайки позавидуют мёртвым.

Битвы практически не получилось. Владетель сразу же прыгнул к Козлу и оглушил его ударом молота. Остальные в основном трусливо побросали оружие и лишь двое скрылись. В итоге был убит всего один разбойник и двое тяжело ранены. Убедившись, что все пленные, кроме тяжело раненых, смогут идти, командир обернулся к плачущим женщинам. Одна из них лежала и стонала, ужасно искалеченная извергами. Мастер подошёл и вместе с официалом стал молиться. Потом официал стал её исповедовать, а Тор подозвал к себе Тустарлонга и приказал ему:

— По моему знаку совершишь эвтаназию. Сумеешь одним ударом отсечь голову?

— Смогу.

Тора порадовало, что Тустарлонг правильно его понял: это не работа палача, а милость воина.

Когда отец Барс поднял голову от умирающей, Тор наклонился к ней, сказал:

— Благословляю тебя, дочь моя. Пусть твоя душа идёт с миром, искупив свои грехи страшными муками на этом свете, — и подал знак Тустарлонгу.

На несколько секунд Тора залила чужая боль и чужие неочищенные до конца грехи, но затем всё стало спокойно, и он почувствовал, что поступил правильно. Брат Барс с уважением посмотрел на Тора.

Тем временем по приказу Тора воины разожгли костёр сильнее. Владетель подошёл к раненым, осмотрел их и сказал:

— В дороге они будут только мешать, а смерть они заслужили. Я своей властью приговариваю их к смерти.

И Тор приказал положить раненых на костёр так, чтобы голова оставалась не в огне, а брату Барсу напутствовать их перед смертью. Затем на костёр положили и труп разбойника.

Затем Мастер организовал маленький трибунал из себя, капитана и старшего вассала Линногана. В зависимости от «стажа», результатов краткого допроса, показаний свидетельниц и других разбойников, которые стали валить друг друга, разбойников разделили на четыре группы. Трибунал присудил первую группу к распятию на кресте, вторую — к посажению на кол, третью — к сожжению и наименее виновных — к повешению.

Далее он обратился к первым трём группам:

— Кто из вас согласится заработать прощение вин своих, проведя нас в главный лагерь?

Вызвались сразу несколько. Тор выбрал того, кто казался наиболее сломленным и потому внушающим наибольшее доверие. Он спросил, сколько разбойников осталось в лагере? Проводник ответил: «Два. Один больной, а другой следит за рабами и рабынями». Мастер так и думал, что, полагаясь на скрытость лагеря и на свою страшную репутацию, Козёл не будет оставлять много людей. Командир выбрал семь человек, велев запастись продуктами дня на три.

Остальным Тор приказал двигаться к бывшему баронскому замку и по дороге поодиночке казнить разбойников, чередуя казни, чтобы вся дорога была уставлена свидетельствами, как новый Владетель обходится с негодяями. Главаря же он приказал ни в коем случае не мучить и не убивать, а как следует кормить и поить, но не мыть, и посадить в тёплую камеру вплоть до окончательного решения его судьбы. Эти слова были сказаны таким тоном, что стало ясно: и главарю ничего хорошего ждать не приходится. Действительно, когда пришла весна, Козла распяли на раме. Он был очень крепким и очень волосатым мужчиной и прожил на ней даже чуть больше месяца. Так что Тор просто хотел, чтобы Козёл умер от издевательств черни, а не от простуды. Последних двух разбойников из шайки беспредельщика выловили. Они в результате проклятия сбились с пути и припёрлись прямо в деревушку, где уже все знали о разгроме банды. Бандюг посадили на кол.

Через неделю Тор вернулся из лагеря разбойников, захватив и его врасплох, забрав всю добычу, освободив всех пленников, содержавшихся ради выкупа. Двух разбойников из лагеря Мастер распял, и рядом с ними одного из рабов, который закричал:

— Что вы делаете? Горный Козёл вернётся, убьёт вас и всех нас!

— Верный раб сволочи сам сволочь, — промолвил Тор.

Проводника повесили. Когда тот закричал, что ему обещано прощение вин, владетель заметил: «Не было сказано: всех вин!»

Тех из рабов и рабынь разбойников, кого взяла обратно их семья, Тор освободил, а остальных раздал своим людям.

После такой расправы разбойники стали стекаться к Мастеру. А оставшуюся пару шаек Тор так застращал, что те перебрались подальше.

Официал стал смотреть на Тора с некоторой опаской. И люди увидели Мастера с другой стороны: как беспощадного властителя.

Когда Мастер со своим отрядом вернулся по дороге, «украшенной» колами, крестами, кострами и виселицами, в свой замок, там ждало ещё одно неожиданное известие. Прискакал вестник из Зоора и сообщил, что по поручению короля его, как и всех лояльных знатных граждан королевства, извещают, что канцлер вместе со всем семейством казнён за узурпацию власти и что король отныне будет полностью выполнять свои функции как глава государства. Гонец также сообщил, что аналогичные послания направлены вождям рокошан с предложением прекратить враждебные действия и обсудить условия конца рокоша, поскольку их требования уже выполнены. Тор с радостью написал длинное и цветистое послание королю с поздравлениями (Эсса помогала ему ещё расцветить письмо), с пожеланием как можно быстрее водворить мир в королевстве и с намёком, что теперь Мастеру осталось лишь повидаться с принцем Клингором, чтобы объяснить ему ситуацию.

Вскоре произошел ещё один эпизод. Тор по мере возможности помогал крестьянам и разорённым дворянам. Но он почувствовал, что некоторые из крестьян пытаются по частой в их кругах привычке проехаться на «глупом добреньком хозяине». Дескать, у барина денег много, всё равно не убудет, а нам пригодится. Когда один из крепких хозяев, ходивший в невообразимых лохмотьях и клянчивший помощь, ссылаясь, что у него похитили весь урожай и все деньги, попросил доброго барина заплатить за него подданство и гражданство, то ещё несколько крестьян и смердов присоединились к хитрецу. Тор, не говоря ни слова, заплатил за зачинщика и его семью эти два символических налога. После чего сел на место судьи, поставил рядом с собой шесть граждан: двух дворян, двух воинов и двух крестьян — и произнёс следующее решение.

— Так как гражданин, крестьянин деревни Колинстринна, Ир Сустарирс и его семья оказались не в состоянии выплатить гражданство, они более не граждане. Так как они оказались не в состоянии выплатить подданство, они более не находятся под защитой закона. По праву хозяина этого баронства я их порабощаю.

— Господин, мы заплатим! — заорал Ир Сустарирс.

— Поздно! Всё уже свершилось! — сказал Тор. — Впрочем, я пойду на облегчение вашей участи. Твою младшую дочь Триссу я освобожу, если кто-то женится на ней и возьмёт вместе с ней ваш участок. Но гражданство она уже потеряла.

— Она ведь уже замужем! — закричал Ир.

— Поскольку ваше положение в обществе коренным образом изменилось, все договоры между вами и вас с остальными, в том числе и брачные, теперь недействительны. Её бывший муж был принят как зять в вашу семью и вместе с вами участвовал в наглом обмане. Члены суда, справедливо ли моё решение? — припечатал Тор.

Крестьянские наделы строжайше ограничивались законами и столь же строго защищались и законами, и обычаями, и религией. Крестьянин, в нормальной ситуации, обязан был обрабатывать свой участок силами своей семьи. Работа на участке рабов и слуг категорически запрещалась, поскольку труд крестьянина считался одним из самых почётных. Поэтому крестьянин не мог купить второй участок либо разделить свой. Границы надела, однажды установленные, оставались неизменными на века. Всё делалось для того, чтобы участок передавался по наследству внутри одной семьи. Такой порядок охранял землю от хищнического хозяйствования по принципу «apre nous le deluge (после нас хоть потоп)».

Никто не мог согнать крестьянина с земли, кроме случаев демонстративного неисполнения им своих обязанностей либо тяжкого преступления. Но и тогда решение не мог принять хозяин единолично. Требовался приговор суда, в котором должны были быть представлены крестьяне.

Если семья временно испытывала недостаток рабочих рук, она не имела права прибегать к помощи наймитов. Нужно было принять в семью зятя или приёмного сына, или же попросить друга помочь, деля с ним плоды участка в соответствии с вкладом. Обычно «другом» в таком случае оказывался богатый сосед-крестьянин. Но он был под бдительным присмотром соседей, поскольку, обвинив его в нерадении на чужом участке и получив подтверждение у священника и сюзерена, они имели право разграбить имущество потенциального кулака. Так что хоть замаскированная аренда и была, всё делалось для того, чтобы и в этом случае земле вреда не наносилась. В итоге закон убывающего плодородия заменился законом возрастающего плодородия: чем дольше обрабатывался участок, тем выше был с него урожай. В нашем мире такое было лишь в Японии, где тоже была система мелких неотъемлемых крестьянских наделов.

Тор, наказав крестьянина за вопиющее нарушение имперских законов и наглый обман, не отнял у его семьи надел. Он оставался у дочери Ира и передавался её мужу, что делало действия владетеля полностью легитимными. Конечно, в конкретном единичном случае он мог бы и полностью поработить семью, но не повторяя подобных действий, так что новые обманщики уже чувствовали бы себя защищёнными.

Даже крестьяне, поскребя в затылке, подтвердили справедливость приговора. Остальные крестьяне моментально заплатили налоги, да и количество просьб о помощи резко уменьшилось. А Триссу вместе с участком и всем хозяйством согласился взять один из смердов, пришедших с Тором.

Эсса тоже занималась обустройством хозяйства. Она привела в порядок некоторые из помещений главного замка, взяла на службу многих из бывших слуг барона, в том числе и бывшего законника барона Исса Ирригина. Законник быстро объяснил ей, что крестьяне барона принадлежат не лично ему, а баронству и тем самым теперь они — крестьяне Тора. Он посоветовал взять у баронессы документ, что она ознакомлена с положением закона и не возражает, объяснив заодно, что, если она будет возражать, можно просто собрать сеньориальный суд и вдобавок ко всему забрать оставшееся личное имущество. Эсса посетила баронессу, жившую вместе с незамужней младшей дочерью и отосланной мужем после падения барона старшей в доме одного из управляющих, дружелюбно поговорила с ней, убедилась в прекрасном знании этикета и умении поддерживать светскую беседу по законам высшего общества и предложила переехать в замок на правах гостьи новой хозяйки. Она намекнула, что ей будет честь учиться у столь изящной дамы хорошим манерам, а дочери сумеют найти себе лучших мужей, соответствующих новому положению в обществе. Баронесса, подумав, согласилась.

Тор, после троекратных уговоров жены, с почтением преподнёс баронессе Улассе документ, в котором она подтверждала, что не имеет никаких претензий по поводу крестьян и благодарна Владетелю Тору Кристрорсу, что он благородно оставил ей и её дочерям честь, их личное имущество и рабов, на что он имел право по праву завоевателя. Баронесса со вздохом подписала, понимая, что альтернативой является лишиться имущества и хотя бы символически на некоторое время оказаться вместе с дочерьми наложницами победителя. Младшая дочь баронессы была этим несколько разочарована. Она показывала Мастеру, что не прочь стать его наложницей, а в дальнейшем младшей женой. Но Тор вежливо намекнул ей, чтобы она искала другой объект для очарования, а он поможет с приданым. Эсса предвидела именно такой исход ухаживаний и с ехидством наблюдала за процессом, не вмешиваясь в него. Старшая же дочь спикировала на капитана Тустарлонга, который с удовольствием затащил её в свою постель (ведь месяц назад он и не смел думать о любовнице такого происхождения!) Через месяц они поженились, вознаграждённые десятком крестьянских дворов.

Брат Барс, внимательно приглядывавшийся к Тору, в некоторый момент застал его один на один и пригласил в часовню помолиться. После молитвы он произнёс:

— Брат Тор! Ты получил колоссальные духовные силы, но совершенно не умеешь ими пользоваться. Я бы смиренно настоятельно советовал тебе, брат, как можно скорее направиться в ближний Великий Монастырь Ломо и полгода учиться там духовной борьбе, а также совершенствоваться в вере.

— Брат Барс! Спасибо за отличный совет, но сейчас я не могу бросить дом и лен.

— Очень жаль, что тебя, брат, так увлекли мирские дела. Плохо контролируемая сила может помочь и дьявольским замыслам тоже. Так что я просил бы тебя, брат, ещё раз хорошенько подумать.

Конечно же, подумаю, брат! — с облегчением ответил Тор.

***

Когда Мастер со своим маленьким отрядом грабил логово грабителей, в Зоор вернулся с сейма король, сопровождаемый ещё двумя кораблями эскорта, на которых прибыли по сотне отборных воинов из всех королевств и отряды некоторых княжеств. Как только отплыли от Имперского Острова, король явился к своим жёнам, объявил им, что они отныне не являются его супругами, поскольку Совет королей дал санкцию на развод, опасаясь, что эти женщины сведут своего господина и мужа в могилу. Он велел сорвать с них королевские одеяния и приковать в трюме с гребцами. Дознаватели получили от них признания в изменах мужу и умыслах убить его. Канцлер, ещё ничего не зная, явился в порт встречать короля. С корабля, как и полагалось, сначала сошла охрана, состоявшая, чтобы подчеркнуть торжественность момента, из семидесяти иностранных воинов (по десяти от каждого из королевств Империи и десяти из личной охраны Императора), и сразу же схватила канцлера. Король, сойдя на берег, объявил: тайным судом Совета Королей под председательством Императора канцлер за узурпацию власти и покушения на жизнь сюзерена приговорён к смерти, а участь его семьи дано право решать королю. Канцлера обезглавили прямо в порту, и отряды иностранных воинов отправились по домам членов его семьи.

Тем временем наскоро собранный суд приговорил бывших королев к распятию, но король, ввиду того, что они некоторое время делили с ним ложе, милостиво заменил распятие обезглавливанием. Сыновья от бывших королев были признаны незаконными. Постановили, ввиду их младенчества, отдать их на усыновление в другие королевства в семьи рыцарей. Теперь Клингор оказался вторым по очереди наследником престола, а на самом деле первым, поскольку первый наследник — старый и бездетный принц Ансир. Как только приволакивали очередных мужчин из семьи канцлера, суд сразу же приговаривал их к смерти через обезглавливание. Король помиловал лишь младшего брата канцлера, которому уже было больше семидесяти лет и который, как запасной наследник, никогда не лез в политику (впрочем, его имущество тоже было конфисковано, но почтенному старцу выделили имение, чтобы он мог достойно кончить свои дни). Все женщины старше семи и моложе сорока лет были проданы в рабство, точно так же поступили с мальчиками от семи до четырнадцати лет. Дети, не достигшие указанного возраста, должны были быть отданы на усыновление в семьи незнатных дворян или цеховых мастеров из других королевств. Женщинам старше сорока лет было выделено одно небольшое имение на всех. Тем самым из рода канцлера остались лишь две девушки-правнучки, отданные в школу гетер, но над ними король власти не имел. Всё остальное имущество канцлера и членов его семьи было конфисковано, и король радовался пополнению казны.

Так за один день сменилась власть в королевстве.

На следующий день король созвал Совет Королевства и направил вождям рокоша, а также всем мятежным провинциям и городам послание, в котором объявлял полное прощение за рокош и за деяния в ходе военных действий, обещал справедливое и беспристрастное расследование всех дел, связанных с тем, что толкнуло на участие в мятеже, и возникших в ходе рокоша. Он приглашал делегатов от мятежных провинций и мятежных знатных персон занять места в Совете Королевства, который должен обсудить положение в стране после рокоша, гарантируя полный иммунитет и свободу на период проезда на Совет, участия в Совете и проезда обратно в свои владения.

***

Принц Клингор вёл свой весьма амбициозно задуманный Северный поход, восстанавливая в правах владения принцев и знатных персон-рокошан, захватывая богатства, которых очень и очень сильно не хватало, и набирая новую армию. У него стало вместо меньше чем трёх тысяч конников, с которыми он начинал, более двадцати тысяч бойцов, хотя, конечно же, гораздо худшей выучки, вооружения и верности, чем его собственные элитные войска, оставленные под Линьёй. Он уже избавился от двух из четырёх принцев, оставив их усмирять собственные лены. Словом, настроение у него улучшалось. К весне он был намерен вернуться к Линье и решить исход рокоша в последнем генеральном сражении.

Но принца Клингора за короткое время подстерегали два неожиданных известия. Первое из них поразило его в самое сердце, а второе привело даже во временную растерянность.

Когда Клингор узнал о взятии Линьи, он изобразил бурную радость, демонстративно выпил несколько больших кубков вина и убежал к себе, где вцепился зубами в подушку, стал дико рычать и ругаться. Теперь принц Крангор тоже славен, Линья его, а не Клингора, и вряд ли он её уступит кому-то. Принц предвидел, что Линья потребует восстановления старинных вольностей и изберёт Крангора консулом. Но надо было радоваться успеху общего дела. Принц закатил большой пир, щедро наградил гонца и составил длинное и сердечное послание Крангору, в котором, в частности, ненавязчиво подтвердил своё руководство, приказав отпустить основное войско к Нотрану под командованием преданного Клингору генерала Бара Косъэтайя, а самому набрать войско в Линье и сосредоточиться на её обороне и на контроле путей из Зоора. Теперь надо было завершать поход по дуге, обойти Ломо с востока и как можно быстрее вернуться к Нотрану.

Вскоре вслед за этим прибыло торжественное посольство от самого короля, извещавшее о казни канцлера и всего его семейства, включая жён короля, о признании сыновей казненных жён незаконными и о предложении принцу Клингору немедленно явиться с войском на службу королю, а также для решения важнейших вопросов устройства королевства. Принц устроил в честь посольства большой приём и распорядился на неделю прекратить военные действия в знак доброй воли, пока он составляет поздравление и ответ.

Обдумав ситуацию, принц понял: он допустил ту же ошибку, что и казнённый канцлер, недооценив короля. Тот успешно прикидывался безвольной и равнодушной марионеткой, заботящейся лишь о собственных развлечениях, но в критический момент показал ох какие крепкие когти и зубы! Формально теперь нет никаких поводов продолжать рокош. Власть свалилась в руки человека, которого хоть и готовили с детства, но опыта-то он не имеет… Сейчас все будут смотреть на короля как на мессию и ожидать от него чудес. А чудес ведь не будет! И принц принял решение: написать письмо с поздравлениями, объявить автоматически продлеваемое каждые десять дней перемирие и двинуться не спеша с войском к королю. Заодно он продумал ещё несколько комбинаций, которые его никак не компрометируют, но могут многое прояснить. Словом, нужно предоставить привилегию действовать и делать ошибки королю. А самому быть наготове, чтобы использовать любую сложившуюся ситуацию в полной мере. Главное сейчас — не ошибаться, точно выбрать момент, предлог и способ возобновления активных действий.

Через четыре дня принц устроил ещё один пир, на котором демонстративно выражал свое ликование по поводу восстановления законной власти короля, а затем немного оговорился:

— На местах по-прежнему остаются прихвостни бывшего канцлера и те, кто захватил владения честных рокошан. Поэтому мы вынуждены соблюдать осторожность, опасаясь: если мы сейчас разойдёмся, нас даже против воли его величества короля перебьют поодиночке. Король велел мне прийти с армией. Я приведу свою армию к нему, как преданный ему полководец. Но я не могу объявить прекращение рокоша до личной встречи с королём и до того, как опять соберутся или по крайней мере представят своё мнение все девять принцев. По этой причине объявляю десятидневное перемирие, которое будет продлеваться на новые десять дней, если против нас не будет никаких враждебных действий. Я надеюсь, что, натренировав войско по пути, я приведу к нашему благородному государю отличную армию, которую он с удовольствием использует под моим командованием, чтобы усмирить врагов своих. Мы движемся к Нотрану, соединим армии и от Нотрана пойдём туда, куда будет угодно нашему государю.

— Я передам ваш ответ государю, — сказал глава делегации граф Нотрана Ур Оссарин. Видно было: ему очень не нравится, что возвращение в свой лен затягивается.

— Чтобы не было недомолвок и разночтений, я приготовил верноподданническую петицию государю, которую передаст граф Эстарлона Сар Каньскиртон. Так что ваша делегация возвратится вместе с моей, — не обращая внимания на скрытое недовольство посла, сказал принц.

Что делегация была равна по численности и состояла из персон того же ранга, что и королевская, было вежливым, но твёрдым вызовом: разговаривать буду лишь на равных. Кстати, графство Эстарлон сейчас было, наоборот, захвачено сторонниками канцлера. Но стратегическое значение и богатство этого графства были несравнимы с Нотраном, который контролировал главную дорогу из Зоора и Линьи в Ломо.

После пира Клингор продолжил тренировки войск, закупил провиант и обоз для продолжения похода уже в комфортных условиях. Тем временем он поговорил с оставшимися двумя принцами и те ушли занимать свои законные владения. Ещё через неделю Клингор выступил, но через три дня вновь остановился из-за непогоды, и так не спеша, малыми переходами, пережидая ненастья, пошёл на юго-восток, по дороге принимая в свою армию раскаявшихся разбойников и просто искателей приключений.

***

Урс продолжал путь к границам княжества Ликангс. Он надеялся там обосноваться: как он слышал, там много свободных наделов, а лен Империи уже другой. По дороге он заглядывал во все храмы. Внутренний голос подсказывал, где искать нужного ему человека. И скоро понял, кого.

Надо найти священника, который не передал бы просто его в руки властей, наскоро подготовив к смерти, а смог бы помочь ему искупить тяжкие грехи, совершенные за последние несколько месяцев. Потом можно уйти в Ликангс, если, конечно, последним актом покаяния не будет явиться к властям, чтобы получить заслуженное наказание. Но и на такое Урс был готов. Больше страшила его перспектива оказаться пожизненно заточённым в келью монастыря со строжайшим режимом. Даже на это он был бы сейчас согласен. Кошмарные сны вновь стали мучить его каждую ночь. Он видел замученных женщин, убитых детей и умирающую девушку, имени которой он так и не узнал…

Соблазн ждал его в одной из деревушек. Деревня Айтинорасс была значительно больше родной деревни Урса. В ней было более ста дворов и ещё десяток свободных наделов. Посредине деревни стояла церковь. Беглец сначала направился к ней, но церковь была закрыта: священник куда-то ушёл. Тогда Ликарин начал обходить дома, предлагая свой труд за еду и ночлег. Дворы были значительно беднее, чем в его родной деревне и в её окрестностях. Крестьяне жили как смерды в Кинатарусе, а среди смердов некоторые дворы были на грани нищеты, что было немыслимо в давно освоенных районах. Здесь чувствовалось, что наделы были заняты сравнительно недавно, а в деревне виднелись следы набега то ли степняков, то ли горцев, то ли разбойников.

Одна пожилая добродушная крестьянка напоила его молоком, но работы не дала, предложила переночевать из милости. Урс не хотел опускаться до нищенства и решил вежливо отказаться, ещё раз предложив сделать любое тяжёлое мужское дело. Из-за забора выглянула крепкая баба средних лет.

— Бабушка Линорисса, если у тебя дела нет, то у меня эти гады солдаты весь хлев разворотили. Мужик, ты хлев починить сможешь?

— Как не смочь! Мы к таким делам привычны. Правда, топора у меня нет.

— Это найдётся! От покойного мужа всё осталось. Миновал его топор горца, так свои служивые за косой взгляд зарезали.

Урс ещё раз вспомнил Жёлтых, и вновь в душе всколыхнулось, как во многом они были правы. Но иногда они не видели, что их правота распространяется дальше, чем хотелось бы. Певец Пророка сложил песню солдата как раз против того, чтобы крестьяне уходили в профессиональные имперские войска, которые занимались мародёрством и насилиями. Но ведь фактически тем же самым занялись и Жёлтые…

— Ну ладно, почтенная! Как тебя звать-то?

— Укитосса. А тебя, мужик, как?

Урс на секунду задумался. Назваться собственным именем было опасно. Наверняка его везде ищут. Назваться чужим — ещё одно преступление и большой грех. И он решился.

— Урс Ликарин я. Бежал от разбоев. Потерял семью и двор. Иду на восток, в Ликангс, чтобы там поселиться.

— Неспокойно там, слышала я. Да, впрочем, и здесь несладко. Заходи, Урс. Посмотри, что можно сделать.

Солдаты, наверно, подожгли хлев, но мужики пожар быстро потушили. Всё равно надо было перебрать несколько брёвен стены и восстановить пол-крыши. Поработать пришлось до позднего вечера. Хозяйка в середине работы подкрепила его куском сала с кислым молоком и хлебом. Она помогала ему, и заодно приглядывалась к Урсу.

А вечером Урс обмылся в натопленной баньке. Они с хозяйкой помогли друг другу, потерев и постегав как следует спины вениками. В этом старки не видели ничего неприличного. Но хозяйка, угостив Урса сытным ужином, решительно указала на общую постель. Это уже было однозначное предложение, и Урсу теперь мужская гордость не позволяла увильнуть. Да и, по обычаям, трусость в таких случаях позорила мужчину.

На следующее утро вдова предложила ему жениться и осесть в этой деревне. Но Урс сказал, что ему необходимо сначала покаяться в грехах. Хозяйка сначала засмеялась и возразила, что грех будет смыт венчанием. Ликарин, тем не менее, настоял на своём (этот-то грех был самым маленьким из тех, что скопились на его душе).

Священник сразу понравился Урсу. Это был старичок с ласковыми, но пронзительными, глазами и тихим голосом. Урс решил рискнуть и, дождавшись конца службы, подошёл к нему.

— Отец, я страшный грешник. Я ищу того, кто может указать мне путь, как снять с себя грехи ещё в этой жизни. Я готов на самое тяжкое покаяние.

— Сын мой, лучше расскажи мне, в чём ты конкретно повинен. Гордыня человеческая проявляется и в том, что люди часто считают себя великими грешниками, а на самом деле на душе у них не очень большие проступки.

— Тогда, отец, я просил бы тебя увести меня в дальнюю исповедальню. Наверно, у меня всё-таки грехи настоящие. Они мне спать не дают, и совесть меня замучила.

Уйдя в дальнюю исповедальню, Урс начал рассказывать про свои «подвиги» в родной деревне и у Жёлтых. Лицо священника всё больше мрачнело. Наконец, Урс закончил. Священник сказал ему:

— Действительно, страшные грехи на тебе, сын мой! Но ты, по крайней мере, не хвастаешься ими и не гордишься, как многие разбойники. Ты на самом деле в них раскаиваешься. Но чую я, не всё ты мне сказал. Что-то очень важное никак у тебя из горла не идёт.

Ликарин буквально скорчился внутри себя. Предательство высших иерархов Жёлтых так мучило его, что он не осмеливался высказать это даже на исповеди, утешая себя, что этот грех на предателях, а он сам от него чист. Нет, всё-таки не совсем чист. Бывший Ревнивый Бык совсем не считал грехом убийство брата Неясытя, но, видимо, за всем этим что-то стоит. А сам он ведь отказался принять смерть, как ему приказывали вышестоящие.

— Не считал я это грехом своим в гордыне своей, отец мой. Пришёл к нам в отряд монах, который отрастил волосы, заплёл косу Жёлтых и звался братом Неясытем. Он был послан от самых высших и тайных руководителей секты. Он передал нам приказ всем умереть. Другие должны думать, что Жёлтых больше не осталось. Сам Неясыть надел знак Тайного Имама: дескать, и высший глава мертв. Я должен был умереть, но возмутился предательством, по слабости своей предался гневу, убил Неясытя и ушёл в леса, чтобы попытаться спасти свою душу.

— Рассказанное сейчас, сын мой, очень важно. Ты поступил в тот момент почти правильно. Это смывает часть твоих тяжких грехов, и я, наконец-то, могу теперь не требовать от тебя сдаться властям. Они уже разослали сообщение: мертвы и Тайный Имам, и Жёлтый Ворон Кор Лакиран, и Ревнивый Бык Урс Ликарин. Видишь, как высоко они тебя поставили. Поэтому тебя специально никто не ищет. А если попадёшься на глаза тебя знающему, значит, Судьба к этому привела, и я требую тогда не сопротивляться и не отнекиваться, а сдаться на милость властей. Значит, тебе суждено смыть ещё часть греха тяжким наказанием. Но даже если никто не встретит, тебе нелегко придётся. Сейчас ты переоденешься в самое грязное рубище, какое найдётся в деревне, и отправишься в монастырь Интокрана с моим письмом. Его настоятель славится своей строгостью. Он и наложит соответствующее покаяние. Я пока потребую от тебя молчать всю дорогу и непрестанно молиться в душе. Заговорить ты можешь и должен, лишь если тебя узнают другие. А когда придёшь в монастырь, всё без утайки повторишь владыке Лиссу. Награбленные деньги возьми с собой и отдашь в монастырь, если по дороге у тебя их не отберут другие разбойники.

Священник объявил всей деревне, что это действительно страшный грешник, бывший разбойник, но он искренне кается, и попросил их собрать ему на дорогу постной еды, поскольку часть его епитимьи — молчать весь путь. Даже попросить милостыню, на что имеет полное право паломник, он сможет только жалобным взглядом. И у Урса начался путь к ещё одному этапу его жизни.

***

Постепенно жизнь в Колинстринне налаживалась. Тор ещё раз совершил рейд против банды, которая осмелилась подойти вплотную к границам баронства. Эта большими зверствами не отличалась: скорее жалкие дезертиры, грабящие тех, кто послабее. Главарей Тор повесил, а остальных продал в рабство. Разбежавшихся членов банды он вылавливать не стал.

На празднике весны Тор решил поставить точки над периодом послевоенного восстановления. Он произнёс речь перед крестьянами.

— Граждане и жители Колинстринны! Когда я вернулся сюда, деревни были сожжены, поля вытоптаны, банды и войска свирепствовали. Теперь у нас тихо. Я в хороших отношениях с обеими сторонами. Ни те, ни другие нас не трогают. А что я делаю с разбойниками, вы видите сами, — и Тор показал на распятого Козла. — Так что пусть крестьяне обрабатывают свои поля спокойно. У нас есть ещё пустующие участки. Вторым и третьим сыновьям найдётся дело.

Тор оглядел собравшихся возле замка людей и продолжил.

— Я помог вам пережить самое трудное время. А теперь вы должны работать сами. Я объявляю, что решением нашего милостивого короля, утверждённым Сеймом Империи, моё владение на пять лет освобождено от всех налогов, кроме трёх имперских. Я поэтому должен буду подать в конце года список моих подданных. Включу в него лишь тех, у кого дела в порядке, кто полностью заплатил свою плату сюзерену и выполнил повинности. Вы под моей защитой, если сами того желаете. А кто будет пытаться клянчить помощь, вспомните, что стало с семьей Сустарирса. То же будет и с другими жуликами и лентяями. Свободный человек должен выполнять свои обязанности. Не хочешь — станешь рабом и тебя господин заставит. Добровольные взносы за защиту вы будете платить так же, как многие годы платили по добрым старым обычаям. Учтите, если кто-то из вас выпадет из списка моих подданных, в сёлах появятся чиновники, а вы сами знаете, что начинается, когда они рыщут среди вас. Так что я надеюсь, что у вас будет добрая старая соседская взаимовыручка. А неисправимых лентяев, если вы сами на них укажете, сгоню с участка и выгоню голыми из баронства. Если сам таких найду, накажу и их соседей тоже. Да, я жду, что по мере того, как ваши дела будут поправляться, вы станете отдавать помощь, которую я вам оказывал ранее. А в тех случаях, когда я по обычаю как ваш сеньор должен вам помогать, я скупиться не буду.

Тор был вымотан такой длинной речью. Крестьяне затихли. Они окончательно поняли, что этот хозяин — не старый барон. Он их будет крепко защищать, лишнего не потребует, но, если увидит попытку схитрить или выманить у него что-либо — спуску не даст! На самом деле они мечтали о подобном хозяине, но уже не верили, что такие бывают. А кое-кто из самых хитрых крепких крестьян уже начал думать про себя, что с этим барином нужно по-другому: если он увидит, что ты даёшь больше, чем обязан, отблагодарит как следует. Наконец, староста деревни Ластираны Он Сустиркин, избранный взамен убитого бандитами, осмелился ответить за всех.

— Хозяин! Ты не такой, как другие баре. Ты сам своими руками добыл богатство и знатность. Ты хорошо знаешь, что значит работать. Защищай нас, а мы будем тебе вовек благодарны. Пусть каждый делает своё дело. Если нужно, наказывай нас. Без кнута вовремя и кобыла обленится.

В этот раз Тору пришлось пережить ещё несколько неприятных минут. Староста деревни Уликайу, самой дальней из деревень баронства и самой бедной, вдруг заявил, что Тору необходимо прибыть к ним в деревню на свадьбу.

— В кои-то веки раз невеста чистая до свадьбы дожила. Позор нам будет, коли ты право господина первой ночью не попользуешь.

Тор представил себе деревенскую дурнушку, на которую никто не польстился, но что было делать: если невеста девственна, то отказать в праве первой ночи было бы страшным позором и оскорблением для всех крестьян. Даже Эсса, наблюдавшая всю сцену из окна замка, сочувственно вздохнула по этому поводу. Она-то знала, чем грозит её мужу соитие с недостойной. Она с иронией думала про саму себя: не представляла, что придёт время, когда перед ночью с мужем буду обязательно молиться, да ещё иногда просто прогонять его к наложнице, если молитва не идёт от души. Но, с другой стороны, когда мужа стало добиваться трудно, и сливаться с ним стало несравненно лучше. Эсса чувствовала, что после того, как кончит кормить Линса, сразу забеременеет вновь.

Тор выкатил для крестьян четыре бочки вина и четыре бочки пива. Крестьяне ожидали, что, как и полагается, он выпьет первую чашу. Но Тор, держа её, чего-то ждал. Тут один из стариков сказал:

— По старым обычаям полагается, чтобы крестьяне отблагодарили хозяина. Он нам поставил выпивку, а мы должны дать ему закуску: хлеб, молоко, оливковое масло и мясо.

Тор, часто штудировавший старые обычаи, чтобы восстановить их, поступил, как и полагается по ритуалу: обмакнул кусок хлеба в молоко, съел, отдал молоко мальчику, который вился рядом, обмакнул второй кусок хлеба в масло, съел, присмотрел симпатичную крестьянку, поманил к себе и пригрозил облить её маслом, чтобы потом съесть. Она догадалась, что полагается сделать, и сбросила платье с плеч. Тор полил маслом её волосы, плечи и грудь, но не стал её целовать сам, а подозвал вновь произведенного десятника Кира Лоэринну и велел ему слизать масло с женщины. Тот поцеловал её и увлёк не возражавшую крестьянку в караулку. А Тор съел ещё кусок хлеба с мясом, выпил чашу и раздал остатки еды своим воинам. Ритуал «единения сеньора и народа» был успешно завершён. Крестьяне с восторгом занялись выпивкой и закуской.

Вечером Тор и Эсса в первый раз устраивали большой приём и бал для своих дворян. Прибыли также с жёнами граф Аркина, небольшого городка на берегу озера Ломо, и барон Ирсана, который правил деревнями в окрестностях города. Сам город был самоуправляющимся уездным королевским городом. В обычное время в нём сидел правитель уезда, чаще всего назначавшийся из местных баронов. Сейчас в уезде не правил никто. Рокошане своего правителя уезда не поставили. Прибыли с жёнами и дочерьми также несколько дворян из окрестных владений, которым было любопытно посмотреть, как поведёт себя новый властитель и его супруга, а заодно и присмотреть женихов для дочерей.

Как и полагалось, вечер начался с тостов хозяина в честь почётных гостей и их жён, а их в честь хозяина и хозяйки. Затем Росс Адинкур произнес здравицу в честь владетеля и владетельницы от имени их вассалов. Выбор произносящего тост показал, с какой настороженностью относятся дворяне к новому властителю. Он был отцом дамы Адинкур, ныне рабыни Ангтун. Её участь, вкупе с безжалостностью нового властителя, которую он уже пару раз проявил, и с появлением в его свите официала, что внушало страх, вызвали большие опасения дворян.

— Наш Владетель, благородный рыцарь-мастер Тор Кристрорс! Мы, дворяне Колинстринны, рады появлению на наших землях сильного властителя, железной рукой наводящего порядок, и надеемся, что ты, Владетель, поможешь и нам навести порядок в отношениях с крестьянами, разболтавшимися сначала за время нежданного богатства, а затем за время рокоша. Мы надеемся, что ныне смута кончилась, и нам не придётся дрожать в ожидании налёта одной из двух армий, стоящих в наших окрестностях. Мы надеемся, что подлые разбойничьи шайки уже не осмелятся вернуться к нам. Мы уверены, что так же, как ты объявил сегодня простонародью, ты и с нами будешь придерживаться добрых старых законов и обычаев. А перед тобой, очаровательная и добродетельная Владетельница, мы все падаем на колени и просим тебя почаще блистать в нашем обществе и умерять суровый нрав твоего властного мужа. Мы рады, что у нашего Владетеля уже есть два сына и желаем ему прекрасных дочерей и третьего сына, которые окончательно закрепили бы его положение среди знатных семей благородными браками. Мы желаем ему найти, как и подобает человеку его сана, мощи и славы, столь же добродетельную вторую жену. Мы желаем, чтобы наш Владетель завоевал прочную благосклонность короля и влиятельных принцев, чтобы наш лен мог наслаждаться миром, покоем и процветанием.

Тор внимательно выслушал цветистый тост, главными местами которого были пожелания не отступать от добрых старых обычаев (то есть не проявлять излишней властности) и ни с кем из соседей либо власть имеющих не ссориться. Он про себя улыбнулся: как избирательно эти людишки помнят добрые старые времена! И он, собравшись с духом, начал свой ответный тост.

— Высокие гости мои, граф Ар Лукинтойрас и барон Жан Ирсанвир! Благородные гости из соседних владений! Мои верные благородные вассалы! Конечно же, я буду всем сердцем и всей душой привержен к добрым старым обычаям, приведшим нашу Империю и наше королевство к расцвету. И я буду рад, если вы, мои вассалы, тоже всем сердцем и всей душой докажете свою приверженность великой старине. Только ради восстановления чистых и добрых нравов и порядков я в своё время примкнул к рокошу.

Высокие гости сдержанно улыбнулись: они поняли, что сейчас вассалам предъявят счёт на полную катушку за их отступления от старины. Заодно они сообразили, что хозяин уже не числит себя всецело в стане рокошан, считая их задачи выполненными. А Тор продолжал:

— Наша Империя всегда была гражданским обществом, а её лены — вайями. Недоброй памяти бывший канцлер хотел было превратить наше королевство в плутократию, но и мы, и его величество король предотвратили это. Сейчас я напоминаю вам добрые старые порядки. Прежде всего, вассал, его жена и дети должны пятьдесят дней в году служить господину. А об этом вы давным-давно забыли, иногда вспоминая лишь во время войны. Далее, ваш долг как привилегированных граждан организовать из живущих рядом граждан и слуг военный отряд, быть в состоянии отбиться от жалких и трусливых банд разбойников и помочь своему сюзерену и своему соседу в случае необходимости. И об этом вы тоже накрепко забыли. Сыновья ваши ещё кое-как учатся военному искусству, но любой мой подмастерье сейчас побьёт двух ваших сыновей в бою. Разве ж это старкские дворяне? Не говоря уже о том, что кое-кто из вас и читает-то с трудом, а вы должны были прекрасно знать классическую и священную литературу, как и полагается благородным воинам. Дочери благородных семейств издавна должны были быть образованными, добродетельными и прекрасно воспитанными, украшать общество как цветы. А сейчас знают ли они что-то, умеют ли они что-то, кроме как танцевать, вышивать, сплетничать и отбивать друг у друга любовников? Сумеет ли кто-нибудь из вас, жён, сыновей и дочерей сложить стихотворение по случаю? Сохранили ли вы умение петь благородные и достойные песни, многие ли из вас владеют музыкой?

В зале раздался глухой ропот: железная рука дотягивалась и до благородных. Тор перевёл дух.

— Я продолжаю. Отныне в мирное время каждый здоровый дворянин в возрасте от двадцати трёх до шестидесяти лет обязан на двадцать дней являться на военное обучение. Как и положено благородным, со своим конём, в полном вооружении, с конным вооружённым слугой и с рабом на осле или муле. Если у кого всего один или два крестьянских двора, может явиться пешим с пешим слугой. Если у кого вообще нет крестьян, должен явиться сам в тяжёлом вооружении. Тем, кто будет прилежно, сверх требуемого, тренироваться в военном искусстве, я буду помогать в покупке коня, раба и оружия. Ещё тридцать дней дворянин должен со своим отрядом либо в составе другого отряда принимать участие в патрулировании от разбойников и бунтовщиков. Отряд нужно составить из собственных крестьян. Пора крестьянам-гражданам вспомнить, что они обязаны носить оружие и защищать себя под командованием своего сюзерена. За военную выучку ваших воинов отвечают сами дворяне. Сыновья в возрасте от пятнадцати до двадцати двух лет будут оруженосцами в моих отрядах, и, как и положено по старым добрым обычаям, жениться смогут, лишь отслужив всё это время либо получив в бою звание рыцаря. Женщины и девушки старше четырнадцати лет будут дважды в год на тридцать и на двадцать дней собираться в замке для обучения, чтобы они не забывали в деревенской глуши хорошие манеры. Мальчики и девочки от семи лет будут пажами, на праздники я буду отпускать их домой. Словом, бездельничать никому не удастся.

Ропот затих. Железная рука явственно сжималась на горле. Спокойной и беззаботной жизни пришёл конец. Впрочем, ей пришёл конец ещё раньше, но сохранялась иллюзия, что после беспорядков всё вернется на круги своя. А Тор закончил.

— Я надеюсь, что мы совместными усилиями водворим в нашем лене добрые старые порядки. Все, кто добросовестно выполняет обязанности вассала, будут под моей защитой и на них будут распространяться мои привилегии.

А Эсса объявила дамам: отныне все девочки будут учиться изящным искусствам, литературе, этикету, музыке и танцам.

— Нужно сделать так, чтобы девочки из наших мест были бы завидными и добродетельными невестами даже без приданого. И вам не придётся тратиться на приданое, и они будут счастливы с хорошими мужьями. И ещё. Всякое бывает, но вы — светские дамы, а не шлюхи. Я не говорю — гетеры, потому что гетеры вас презирают. Не возмущайтесь! Правда глаза колет, но она лучше сладкой лжи, которая их залепляет. Я могу изредка простить вспыхнувшую страсть, но всегда помните, что вы — жёны своих мужей. Мы здесь будем жить по обычаям доброй старины, как говорил мой муж и повелитель.

Дамы как будто уксуса напились. Обычное их времяпровождение — флирт разной степени тяжести — вдруг оказывалось резко ограничено требованиями приличий. Они недовольно шушукались, что всё это несовременно, что зачем оглядываться на старину, но возражать было нечего.

Право (вернее, обязанность) первой ночи оказалось не столь страшным. Девушка была скромной и чистенькой, и даже миловидной. Деревня произвела на Тора благоприятное впечатление. Она занимала маленькую и бедную долинку в горах. В неё вела всего одна тропа, по которой с трудом мог проехать всадник. От маленьких банд жители деревни отбивались под руководством своего дворянина, перекрыв самое узкое место тропы и расстреливая бандюг сверху из арбалетов. Когда же деревню посетил Горный Козёл, все заранее укрылись в горах и оставили его отряду гору жратвы и выпивки на центральной площади. Козёл расхохотался, понимая, что если бы жители оборонялись, он бы положил пол-отряда, и оставил записку:

«Если бы вы, деревенщины, ещё штук пять баб оставили, я бы вам золота в награду дал бы, так вы меня повеселили. А сейчас просто не буду вашу деревню жечь и разорять. Всё равно ничего отсюда хорошего не вытащишь».

Так что деревня была целенькая, а Тору удалось обойтись минимальными затратами психической энергии. Вначале он, вместо того, чтобы сразу заняться в постели делом, заставил девушку помолиться как следует вместе с ним, а затем думал лишь как сделать хорошее дитя, и сумел почти не загрязниться. Правда, честно говоря, девушка-то была довольно чистая душевно и очень наивная. Ей было так хорошо, что она спросила Тора под утро: «Это всегда мне так хорошо с мужем будет?» Тор не выдержал и сказал ложь во спасение: «Конечно, пока ты будешь добродетельной и скромной». Единственно, что удивило Тора: вроде бы он почувствовал какую-то тень наслаждения от соития. Ведь это должно было начисто выгореть, откуда же такое ощущение опять взялось?

В мастерской дела тоже налаживались. Заказы шли потоком, правда, не высшего класса. Штат был полностью укомплектован, подмастерья и ученики бежали в оазис довольства к знаменитейшему мастеру, и можно было отобрать лучших. Укомплектовал свою мастерскую и Линноган, руководивший созданием оружия среднего класса в обеих мастерских.

Эсса преподнесла мужу ещё один сюрприз. Оказывается, она аккуратно фиксировала все даяния Владетеля крестьянам и дворянам. Теперь у Тора был список получавших помощь и возможность в дальнейшем отследить, будут ли они благодарны. Семейство Сустарирса было вычеркнуто из списка зелёной тушью. Зелёным обычно наносилось рабское клеймо.

Но Тору вполне хватало головной боли с комплектом для короля и с новым сплавом, который пришёл ему на ум во время озарения. Никак не удавалось подобрать технологию его изготовления. Да и сырья было мало. Тор уже начал подумывать, что рядом с их двумя оружейными мастерскими надо бы завести ещё и дом рудознатца. Но за рудознатцем надо было ехать в большой город. Правда, Тор чувствовал, что без поездки в Зоор он не обойдется. Оставалось лишь дождаться, когда принц, который медленно шёл в распоряжение короля, приблизится вплотную и можно будет формально расторгнуть вассальную присягу по всем правилам чести.

Словом:

Если властитель

Зло выжигает огнем

В гневе ужасном,

Это спасенье

Для всех невинных людей.