Планета Мемори, измерение Рейн, XXIII век.

Аланну многие воспитанницы, смеясь, называли капитанской дочкой, но это было недалеко от истины: мать девочки, капитан Наталия Сергеевна Стреленко, была все же отнюдь не рядовой темпоралкой, она входила в Триумвират — троицу «младших» лидеров Спецтайма, подчиняющихся только Неизвестным отцам. Разумеется, Ната была отличной матерью, ответственной и знающей меру и в ласке, и в строгости, но сама говорила о себе, что Лане она не мать, а ехидна (чего девочка, конечно, не знала). На попечении доброй аббатисы матушки Каэтаны из Ордена космических тамплиеров девочка оказалась лишь потому, что матери поручили адаптацию очнувшейся после практически фатального ранения Элли Куин, а телепат-телекинетик в подобном состоянии не просто нестабилен, он социально опасен, и потому девочка двенадцати лет была срочно отправлена в другое время и пространство. С тех пор Лана прожила в Обители практически год.

Девочка была кроткой и послушной, ей даже нравилось носить черное форменное платье с белым кружевным воротником и манжетами, что вызывало воспоминание о фильме «Небесные ласточки», снятом в далеком ХХ веке одной из легендарных киностудий СССР — для полноты сходства не хватало лишь красавца-лейтенанта, коим был в фильме не менее легендарный Сергей Захаров, чей потрясающе прекрасный голос все еще звучал сквозь века, заставляя сердечки воспитанниц трепетать от восторга.

Саму обстановку монастырской было назвать сложно: отдельная комната («Кельи, чада мои, надлежит содержать в чистоте, и не все в этом можно доверять уборщикам»), необходимый минимум мебели, дабы не приучать юные души к роскошной жизни, но кровать при этом с пологом, удобный стол для учебы с хорошим мощным компьютером, шкаф и санузел, дабы легче было соблюдать чистоту тела и обиталища своего. Как ни странно, разрешала и даже поощряла матушка Каэтана иметь домашних животных («Дабы вы, чада мои, о малых сих созданиях заботились и тем самым доброте и кротости учились»), а потому Аланна, будучи на планете Станислава, приобрела себе генетически модифицированного зверька, у которого были повышены интеллект и продлена жизнь; стал ее почти постоянным спутников щенок хорька, которого девочка назвала Янисом в честь любимого немецкого актера родного XXI века. Роскошная клетка питомца стояла летом на балконе, а зимой в помещении, убиралась дважды в день, и генно-модифицированный зверь хозяйке не пакостил.

Ранним утром девочка сидела на балконе, любуясь рассветом и расчесывая волосы, но мысли у нее были отнюдь не радостными.

Мама прилетала буквально на днях, они даже гуляли, и Янис ей очень понравился, но было нечто, на что девочка с самого раннего детства всегда обращала внимание как на что-то неправильное или инородное: мама почти все время молчала, а такое с ней бывает обычно если она не хочет говорить неприятную окружающим правду либо что-то постоянно занимает ее мысли, что-то нехорошее, какая-то проблема. Насколько знала маму сама Лана, неприятностями для нее были лишь тотальные угрозы Земле, как тот вулкан, от которого пришлось спасать людей, все прочее капитан считала просто досадными недоразумениями. Что же могло заставить маму так надолго замолчать? Это пугает.

Аланна уже знала, что она слабый, но очевидный эмпат, а значит, не могла ошибиться в том, что касалось матери, ведь связь сильна, даже несмотря на то, что она не настоящий ребенок, а результат слияния генов Наталии Стреленко и ее любимого Мэттью Кавано, погибшего бездну лет назад (тайну своего рождения Лана знала, даже репликатор видела, но стресса это знание за собой не повлекло, не те века). Сейчас девочка была уверена, что с мамой, которую она без памяти любила, может быть какая-то беда, и воспитаннице было страшно. Может, с матушкой поговорить? Она добрая и умная, не заругает, зато наставит.

Рука потянулась к дневнику, но остановилась на полпути: не все можно доверять бумаге, что-то да прочтут. Выговориться очень хотелось, но придется держать все в себе, ведь даже подружки не обязаны выслушивать ее метания, даже Лусия.

Интуиция подсказывала — опасность, от бессилия хотелось плакать.

— Лана! — в комнату впорхнула лучшая подруга.

Лусия Перла Родригеш при знакомстве поразила Аланну с первого взгляда: девочка доселе не видела португалок и не знала, какими они бывают красивыми, а Луси была очень красивой. Нечто общее в генетике почти всегда обеспечивало португалкам тонкую кость и очень изящное сложение, но худоба при этом отсутствовала, а капля мавританской крови давала ровную смуглую кожу, густые черные локоны и черные же брови, при этом глаза цвета темного бархата красиво оттеняли нереально прекрасные ресницы. Помимо этого сама Луси обладала ровными белыми зубами, а красивое лицо ее будто бы ваял прославленный скульптор, так что смотрелась расцветающая с каждым днем девочка прекрасным видением или персонажем песенки менестреля. Длинные волосы Луси чаще всего заплетала в две косы, укладывая как ей заблагорассудится, в изящных ушах носила золотые серьги с капельками настоящего черного жемчуга (сережки воспитанницам носить разрешалось, но скромные и достаточно маленькие, хотя и из драгметаллов, у Ланы были золотые с бриллиантовой крошкой).

— Лана!

Проснувшийся Янис недовольно запищал, но тут к хозяйке присоединился традиционно сидящий на ее плече огромный белоснежный попугай Морган:

— Лана! Лана!

Птица тоже была модифицирована и на интеллект, и на долголетие, так что слов Морган знал много, причем на русском, английском и родном для хозяйки португальском языке. Воспитанницы прозвали его Пиратом за бесцеремонность, но Луси смеялась и говорила, что наличие попугая на пиратском бриге не более, чем миф, их бы с голодухи слопали. Впрочем, сама хозяйка бесстыдника обожала «Одиссею капитана Блада» и утверждала, что, на месте мисс Бишоп, позволила бы себя похитить и поднять на борт «Арабеллы», ибо с таким капитаном хоть на край света. Странно, но прочие «пиратские» темы ей не нравились, а только смешили, раздражали либо клонили в сон.

Аланна осторожно поднялась, чтобы не измять платье, прошла в комнату, по рассеянности забыв на балконе одну из любимых книг Громыко, и именно это Лусию насторожило:

— Что это с тобой?

— А? — хозяйка комнаты тряхнула еще не заплетенными волосами. — Не выспалась…

Португалка незаметно поджала губы: ее считали за дуру. Нет, вне всякого сомнения, каждый имеет право и на секреты, и на плохое настроение, но так откровенно и глупо врать совершенно лишнее, хорошо знающий тебя человек все равно обо всем догадается. С подругой что-то не так, это очевидно… вот же сто тысяч морских чертей! Она же эмпат, а заблокироваться Луси забыла…

Лана улыбнулась:

— Да, ты права, глупая ложь… просто я виделась с мамой.

— И? — поощрила Лусия.

— Я слишком хорошо ее знаю, просто так мама не молчит.

Вот все и сказано. Странно, но стало легче.

Верная подруга тотчас встала на ее сторону и одобрила желание поговорить с матушкой Каэтаной, но посоветовала делать это не с самого утра и не с бухты-барахты, а подумав немного и подойдя к ней, скажем, во время послеобеденного отдыха. Матушка нынче никуда не собирается, а надолго ее своими проблемами загружать совесть не позволяет, так что это оптимальный вариант.

Лана послушалась доброго совета подруги, хотя весь день и провела как на иголках, дожидаясь нужного часа, и тогда почти бегом бросилась к кабинету аббатисы.

— Куда ты, дитя? — перехватила ее сестра Инесса, давняя знакомая матери.

— Простите, сестра, а можно ли к матушке? — кротко потупила взор девочка.

— Подожди здесь, я спрошу ее, — монахиня скрылась за дверью.

Умная аббатиса прекрасно понимала, о чем хочет говорить с ней воспитанница, но именно поэтому сразу не открыть дверь — хуже, так что она вздохнула и попросила сестру Инессу впустить девочку, а самой выйти. Монахиня понятливо кивнула, ибо тоже прекрасно знала, о чем именно сейчас пойдет речь.

— Заходи, чадо мое, да хранит тебя Всевышний, — улыбнулась глава пансиона. — Что случилось? Отчего ты грустна?

Лана сидела идеально прямо, как истинная леди, но при этом тупила взор, теребила стиснутый в пальчиках носовой платок и, кажется, даже кусала губы. Аббатиса приготовилась терпеливо ждать.

— Матушка, — решилась Аланна, поднимая голову, — я хотела спросить… точнее, попросить…

— Говори, ангел мой, не бойся, — поощрила Каэтана.

Рассказ о том, как молчала мама и какие из-за этого обуревают девочку мысли, вышел путанный, даже несколько сумбурный, но аббатиса не вчера родилась, а потому видела ее как на ладони безо всяких сверхспособностей. Понадеявшись, что истинных ее эмоций Аланна не прочтет хотя бы из своей вечной почтительности и послушания, Каэтана негромко заговорила:

— А прекрасно понимаю тебя, чадо мое, только пойми и ты — ныне тебе предстоит проявить мудрость, дабы добиться смирения, ведь твоя мать не просто человек, она воин, ее судьба защищать других всеми доступными ей способами, причем касается сие отнюдь не только ее народа, она защищает также весь свой мир, всю планету в целом, а посему защищает в какой-то мере и нас, за что мы должны быть благодарны, и, поверь, это истинно так.

Аббатиса сделала паузу, девочка подняла на нее влажные глаза словно умоляя сказать, что с мамой все будет хорошо, но матушка Каэтана не хотела кривить душой, ведь будущее ей знать не дано.

— Посему, дщерь моя, ты остаешься ныне в Обители до тех пор, пока тебе не дозволено будет вернуться домой, — резюмировала аббатиса, — и с сим надлежит смириться, ибо все мы не можем знать, что нас ждет, а можем лишь идти к этому.

— Да, матушка, — ломким голосом ответила Аланна, — чему быть, того не миновать, так говорит мой народ.

— Вот и умница, чадо мое, подойди ко мне.

Дождавшись, когда девочка склонится перед ней, аббатиса благословила ее и поцеловала в лоб со словами:

— Иди, ангел мой, верь в лучшее, и дано будет тебе.

— Благодарю, матушка…

Лана неожиданно ткнулась лбом ей в плечо:

— Добрая моя матушка! Мы так вас любим, — она всхлипнула.

— Не надо плакать, — ласково погладила ее по голове Каэтана, — иди.

— Да, матушка.

Когда за девочкой закрылась дверь, аббатиса стиснула зубы: как ей удалось догадаться? Капитан и правда рисковала, что для оперативного агента норма, но сейчас на карты было поставлено слишком много, так что она, не раздумывая, может сложить голову. Именно на сей случай она и просила не под каким предлогом не выпускать дочь из Обители, даже если та станет просится домой.

Хорошо, что Аланна такая послушная!

— Ты воин, и посему справишься, — тихо прошептала аббатиса. — Мир тебе, сестра, пусть все задуманное тобой осуществится.

Сейчас оставалось только молиться о будущем.