День первый

Я любила учить стихи. В отличие от остального класса. И это был ещё один повод почувствовать себя если не извращенкой, то чем-то близким: все беззаботно болтают, бегают, смеются, одна я сижу и повторяю строчку за строчкой. Звонок прозвенел, но, пока не показалась учительница, народ гудел в полную силу. Вздохнув, я заткнула уши.

Конечно, можно было не напрягаться, а отложить повтор на самый конец урока, когда станут вызывать к доске. Начнут с троечников-двоечников, чтобы дать шанс поправить оценки, а я останусь на перемену.

Да, можно было отложить сборник стихов в сторону. Но чем тогда заняться? Катя Тимонина, соседка по парте, болтала с девчонками — её светлые локоны мелькали где-то в центре класса, — а кроме неё я ни с кем не общалась. Так что…

Только когда Светлана Николаевна наконец зашла в кабинет, ребята в классе засуетились, разбегаясь по своим местам.

— Ты стих выучила? — спросила Катя, приземляясь на соседний стул.

Я ткнула пальцем в разворот книги.

— У-у, длинный. Как ты только запомнила? А что за книжка? — она приподняла обложку и прочла: — «Любовная лирика». В библиотеке взяла?

— Нет, дома нашёлся.

— А я посмотрела, какой из учебника не самый длинный и не самый короткий, его и выбрала. Но лучше бы не спросили.

Я удержалась от усмешки и приготовилась к длинному скучному уроку. Полная и суетливая учительница литературы была ещё и нашей классной, так что её занятия старались посещать все. Посещать, но не слушать. Я пыталась, честно. Но чем ближе был конец урока, тем больше я волновалась. Вот-вот спросят стих, я его знала, но ледяные руки противно дрожали. Наконец учительница посмотрела на часы и спросила:

— На сегодня я задавала выучить стихотворение Некрасова, любое, на выбор. Кто готов?

Как обычно, ни одной руки. Желающих нет, даже если кто-то и выучил. А зная наш класс, таких процентов десять.

— Хорошо, тогда буду вызывать.

Вызванный Коротков, завзятый двоечник, невысокий и плотный парнишка, читал под нос, поглядывая в учебник, но тройку ему поставили. Класс, вздохнувший было с облегчением, вновь напрягся.

— Та-а-ак, — учительница внимательно разглядывала оценки в журнале. — Бабакина?

— Я не пойду, — насупилась девушка.

— Что значит «не пойду», — вскинулась классная.

— Я не готова.

— Ну значит «два».

— Нет-нет, не ставьте! — Бабакина, переполошившись, вскочила с места. — Я вам на перемене расскажу!

— Так ты готова или нет?

— Готова-готова, но не сейчас.

Светлана Николаевна фыркнула, скривив круглое лицо, но вернулась к списку.

— Морозова?

Я обмерла, не в силах ответить.

— Даша, ну ты-то готова?

Кивнув, я взяла в руки книгу. И тут же отложила — за выход к доске с учебником снижали оценку.

Колени предательски дрожали, но я старалась ступать твёрдо. А вот фигушки. Я расскажу! Хорошо расскажу! Зря, что ли, я лучшая ученица в классе…

«Тяжёлый крест достался ей на долю:

Страдай, молчи, притворствуй и не плачь;

Кому и страсть, и молодость, и волю —

Всё отдала, — тот стал её палач!»

Я думала рассказывать только перед учительницей. Надеялась, что мне зачтётся за оригинальный выбор. К тому же пафосные, возвышенные и слащавые прекрасные незнакомки Некрасова вызывали рвотные спазмы. Уж лучше монолог старого мужа, пронизанный мрачным цинизмом. Но читать его перед всем классом?

«Давно ни с кем она не знает встречи;

Угнетена, пуглива и грустна,

Безумные, язвительные речи

Безропотно выслушивать должна…»

Класс сдержанно слушал. Я не смотрела на лица, боясь сбиться, переводила взгляд с одного шкафа на другой поверх голов. Лишь пару раз я опускала глаза и тут же отводила, чтобы не испугаться — не растеряться от их скучающих, серьёзных лиц.

«Не говори, что молодость сгубила

Ты, ревностью истерзана моей;

Не говори!.. близка моя могила,

А ты цветка весеннего свежей!

Тот день, когда меня ты полюбила

И от меня услышала: люблю —

Не проклинай! близка моя могила:

Поправлю всё, всё смертью искуплю!

Не говори, что дни твои унылы,

Тюремщиком больного не зови:

Передо мной — холодный мрак могилы,

Перед тобой — объятия любви!

Я знаю: ты другого полюбила,

Щадить и ждать наскучило тебе...

О, погоди! близка моя могила —

Начатое и кончить дай судьбе!..»

Обречённость. Грусть. Злость. Горечь. Я читала строку за строкой, стараясь не бубнить, а наполнить слова эмоциями. Теми эмоциями, которых никогда не показывала в обычной жизни. Которых никто никогда от меня не слышал. Я не хотела становиться актрисой, нет, но в чтении со сцены было своё болезненное удовольствие. Как и в самом стихотворении.

«Ужасные, убийственные звуки!..

Как статуя прекрасна и бледна,

Она молчит, свои ломая руки...

И что сказать могла б ему она?..»

Стих кончился. Я сдержала судорожный вздох и сделала шаг к своему месту, но раздавшийся голос заставил меня вздрогнуть.

— Ну ты прям актриса.

Никому бы и в голову не пришло принять за комплимент фразу, сказанную так скептически. Я хмуро посмотрела на первую красавицу нашего класса, Орлову Киру. Тёмные волосы уложены в аккуратную причёску, макияж, подчёркивающий большие серые глаза, — и презрительный взгляд.

По классу прошла волна смешков, но больше никто ничего не сказал. Пускай. Пускай смеются. Я сделала, что мне сказали? Остальное неважно. Поэтому я просто села за парту. Молчаливая. Сдержанная. Холодная. Как обычно.

Прозвенел звонок, и очень быстро я осталась практически одна в классе. У всех, кроме меня, нашлись какие-то дела за пределами душного кабинета.

Мы не ладили с одноклассниками. Совсем не ладили. Я ходила в школу ради учёбы, они — только для общения. Я не понимала, как можно быть такими раздолбаями, они — почему я такая серьёзная. В отличие от одноклассниц, я не интересовалась парнями и наблюдала их неуклюжие ухаживания за девушками с холодным равнодушием. Впрочем, дешёвое заигрывание девушек выглядело столь же глупым.

— А ты здорово стихи читаешь.

Я оторвалась от телефона, с которого читала книгу, и подняла взгляд. На соседней парте сидел наш главный клоун — Живов Максим, улыбаясь своей коронной улыбкой в тридцать два зуба. Я с недоверием посмотрела на него и, помедлив, всё же ответила:

— Спасибо.

— Долго учила?

Я покачала головой, не в силах разгадать, что он задумал. Живов пришёл в нашу школу год назад и легко влился в коллектив. Высокий, статный, обаятельный парень быстро оказался в центре внимания наших девчонок, но встречаться ни с кем не стал, предпочитая флиртовать понемногу, но со всеми. Только меня он обычно не трогал.

— Прямо весь класс своим длинным стихом спасла, — он опять улыбнулся. — Так бы ещё кого-нибудь обязательно вызвали.

В последнее мгновение я удержалась от хмурой гримасы и оставила реплику без ответа. Если бы он знал, как меня достало, что мной затыкают все дыры! Морозова то, Морозова сё! Вы-то дыру заткнули, а мне каково?

Впрочем, Максим тут ни при чём, поэтому я молча слушала его трёп, продолжая гадать, что ему надо.

В класс зашла группа девчонок, а следом за ними заглянул незнакомый парень.

— Эй, Макс, — он помахал рукой. — Ты где застрял? Перемена скоро кончится.

— Иду-иду, — Живов подмигнул на прощание и спрыгнул с парты.

Я хотела улыбнуться в ответ, но скулы будто свело судорогой, поэтому я просто проводила его взглядом.

Что на него нашло?

Отделившись от подруг, Катя присела рядом со мной.

— О чём болтали? — протянула она. В низком голосе не осталось ничего детского, казалось, будто к тебе обращается не восьмиклассница, а студентка. Но я не парень, и на меня эти уловки не действовали.

— Ни о чём.

— Да ладно? — она ткнула меня в плечо. — Неужто клеился?

Я одарила подругу скептическим взглядом.

— А теперь посмотри на меня и повтори это ещё раз.

— Да ладно тебе, — отмахнулась Катя. — Он же со всеми болтает, чем ты хуже?

Тем, что я не худенькая, не миленькая и шуток не понимаю. Но произносить это вслух? Легче удавиться. И я ответила другое:

— Он стих хвалил.

Раздался смешок. Я вздрогнула и подняла голову. Мимо проходила одна из подпевал Киры и на меня она не смотрела. Наверно, подумала, что я хвастаюсь. Я почувствовала себя неловко, не надо было, наверно, выбирать такой стих.

А Катя, словно ничего не заметив, продолжала выпытывать подробности разговора. Вот только у меня пропало всякое желание отвечать, а там прозвенел звонок, и беседа быстро сошла на нет.

Весь день я не могла забыть злополучный урок литературы и только ждала, когда же можно будет пойти домой. И какими бы долгими ни казались уроки, они кончились.

Домой я шла одна. Катька жила по соседству со школой, а мой путь лежал к остановке. Нет, были ещё одноклассники, из-за мелкого моросящего дождя спешащие на трамвай, но из всего класса лишь с Тимониной я нормально общалась. Те же, что шли сейчас впереди меня… Кира мечтает стать моделью, всегда следит за своим внешним видом и ко мне больше всех неравнодушна. За что она меня так ненавидит, я не знаю. Но перевариваем мы друг друга с трудом. Я её — за враньё в глаза, лицемерие и подхалимаж, а она меня… наверно за то, что на этот подхалимаж не ведусь и задавака страшная. Кто бы говорил.

Или Ленка Окшина. Если тебе неинтересны парни, а парням неинтересна ты — ты второй сорт. Сама-то она ко всем парням клеится, чтобы не сказать хуже. И если Кира своей целеустремлённостью и стилем хотя бы вызывает уважение, то эта… вечно размалёванная и одетая, как на панель.

А вот Юлька Милова и Ко. В младших классах училась лучше меня, а потом выросла, появились другие интересы… Мы с ней даже дружили, в гости друг к другу ходили. Мы и с Кирой дружили… когда-то.

Я осторожно пнула попавшийся на дороге камушек. Пусть думают что угодно. Мне с ними тоже неинтересно общаться.

Дома никого не было. Мать вернётся только после шести, к тому времени нужно приготовить ужин. А пока, переодевшись, я засела за компьютер, и очень быстро все глупые и грустные мысли уползли в дальний угол. Вот так убьёшь сотню-другую монстров, и сразу легчает. И настоящая мука — выныривать в реальный мир с его проблемами. Поэтому, разделавшись с домашними делами, я вернулась к игре. За этим занятием меня и застала мать. И началось…

— Опять ты за компьютером! Целый день небось сидела. Ты хоть уроки сделала? Чего ты вечно сидишь в четырёх стенах, пошла бы погуляла с подругами. Нет, она опять за компьютером, зрение портит.

Пальцы свело судорогой от острого желания треснуть кулаком по столу. Или запульнуть чем-нибудь потяжелее в стену. Но, скрипнув зубами, я сдержалась и вместо этого ответила:

— Ага, лучше я буду с ними портить почки и лёгкие.

Мать ещё не успела переодеться и стояла на пороге в классических брюках и бежевой блузке. Образ типичной офисной леди портила только улыбка. Её не было.

— Я учусь лучше всех в классе, что тебе ещё надо?

— Не вижу я, что ты учишься! — было заявлено мне в ответ с потрясающей наглостью и самоуверенностью. Ага, конечно, тебе главное видимость. Что всё в порядке и прилично. Во рту появилась противная горечь. Я достала ключи из сумки, встала и направилась в коридор.

— Ты куда? — тут же забеспокоилась мать.

— Куда послали, туда и иду. Шляться по подъездам и пить пиво, — последнее слово я произнесла со всей возможной язвительностью. — С подружками.

На улице было сыро и мокро, но дождь уже не шёл. За домом раскинулся небольшой сквер с детской площадкой, туда я и направилась. Фонари старательно подкрашивали жёлтым и рыжим безрадостный пейзаж поздней осени, но проку было мало. Не знаю, правда ли, что такой цвет у фонарей призван поднимать настроение и бороться с депрессиями, меня он раздражал. Подложив бесплатную газету, предусмотрительно стащенную из почтового ящика, я села на низенький заборчик, ограждающий кусты сирени от асфальта. Наверно, я походила на нахохлившегося воробья, но мне было плевать. Я никогда не отличалась внешностью, поэтому давно на неё забила. Разве что волосы у меня были хорошие, густые и длинные, тёмно-русые, но мне было лень сооружать из них что-то эдакое, а распущенные они вечно мешались и путались. Подстричься же рука не поднималась. Так и ходила то с хвостиком, то с косой.

Мимо меня прошла семья с седьмого этажа. Из тех, что показывают в рекламе: мама, папа, счастливый ребёнок лет восьми и жизнерадостная собака, кажется, лайка. Когда я на них смотрела, меня всегда брали завидки. Они гуляли. Бегали. Дурачились. Веселились. Делали то, что я не умела. У них было то, чего я была лишена. И если бы каким-то чудом они предложили мне присоединиться, я не смогла бы сделать и шагу от страха и ужаса, как глупо и неуклюже буду выглядеть… А может и смогла бы? В любом случае это лишь мои фантазии, а семья тем временем давно скрылась за поворотом. Стылая сырость постепенно пробиралась под куртку, выгоняя домашнее тепло. Чтобы окончательно не замёрзнуть, я встала и пошла нарезать ритуальный круг по кварталу. Не в первый раз я гуляла одна, в том числе и после захода солнца. Пути отхода были изучены, а удобный маршрут проложен.

Противный ветер стряхивал с деревьев тяжёлые капли дождя. Порой они стучали по капюшону, а особо меткие попадали по носу. Я вытирала лицо и шла дальше. Несделанные уроки меня не беспокоили: на письменные мне хватит полчаса, а устные прочту на переменах. Меня больше беспокоил Живов. Как быть, если он опять подойдёт? Может, он просто хотел попросить списать, но друг позвал раньше? Ладно, жизнь покажет.

За подобными мыслями я закончила круг и вернулась домой. Мать меня больше не трогала.