Трамвайное депо

Трамвай мерно грохотал, катясь по рельсам в сторону школы. Полупустой вагон нещадно трясло, но мне было не привыкать. Я рассеянно смотрела в окно, одной рукой подперев щёку, а второй придерживая пакет с учебниками. Сумка с тетрадями и всякими нужными мелочами стояла тут же, на сиденье.

Утреннее солнце изредка мелькало среди домов, прорвавшись сквозь облака и окрасив их в сизо-розовые цвета. Я морщилась от скупых лучей, слепивших левый глаз, но позу не меняла.

Остаток вечера прошёл в чатах. От флуда на посторонние темы легчало, но не сильно, и теперь сквозь утреннюю полудрёму и апатию то и дело прорывались отголоски вчерашних переживаний. И запоздалый ужас, сковывающий нутро каждый раз, когда перед глазами вставал высокий парень, загораживающий лестницу.

Трамвай замер, и водитель равнодушно пробубнил остановку. В последний момент я опомнилась и выскочила на улицу, стукнув книгами о закрывающиеся двери. Трамвай дзинькнул пешеходам и продолжил свой путь, а я отправилась к школе, неохотно переставляя ноги.

Опомнилась я у ворот. Школу ограждал высокий зелёный забор, отдельные места которого косили под художественную ковку, а ворота запирались на магнитный замок. У каждого ученика был ключ, и у меня тоже. Вместе с остальной связкой я хранила его на дне сумки, а вот самой сумки не было. Только пакет с учебниками, который я не выпускала из рук, а сумка… А сумка, похоже, осталась в трамвае…

Зажав подмышкой свёрток с учебниками, я со всех ног понеслась к остановке. Шедшие навстречу ученики шарахались в стороны, я же думала только о грандиозныом скандале дома, если не получится вернуть сумку. А как вернуть-то?!

Я выскочила на остановку и заметалась в растерянности. Трамвай давно ушёл, а в памяти не осталось ни номера вагона, ни номера маршрута. Никогда не обращала на них внимания. Какой прок, если любой из трёх местных маршрутов ходит от дома до школы и обратно? А теперь только хвататься за голову…

— Эй, Морозова, привет!

Максим, в чёрной кожаной куртке, больше похожей на косуху, вышел из-за остановившегося на другой стороне улицы трамвая и помахал рукой. Порыв ветра скинул с одного плеча тёмно-красный полосатый шарф, но Живов подхватил его и тут же накинул обратно.

— Привет, — кисло откликнулась я. Похоже, пора было смириться с потерей. Телефон, конечно, жалко. И дневник новый заводить. И ключи восстанавливать. И школьный пропуск… От предстоящей возни стало дурно.

— Что-то случилось? — Макс мгновенно насторожился и, встревоженный, заглянул мне в глаза. — Тебе плохо?

— Случилось, но… — я тяжело вздохнула, — неважно. Пошли в школу.

— У тебя вид, будто ты сейчас в обморок грохнешься. Плохо себя чувствуешь?

Я удивлённо воззрилась на одноклассника.

— Что, правда? Нет, в обморок падать я не собираюсь. Просто сумку потеряла, а там… — я вновь замялась, не в силах говорить о собственной глупости.

— Где? — тут же требовательно спросил Макс. — Где потеряла? Давай поищем, может, найдём.

— Да не найдёшь уже. Я её в трамвае оставила.

— Даша-растеряша! Давно трамвай уехал?

— Да.

— Пробки на его пути есть? Догнать можем? А депо где? Одно на все трамваи?

Сметённая его напором, я растерянно отвечала, наблюдая, как Макс оглядывается в поисках чего-то. На горизонте показался очередной трамвай.

— На этом доедем? Как не знаешь? Ты здесь всю жизнь живёшь или я?

От злого голоса слёзы обиды, с трудом взятые под контроль, вновь подступили к глазам.

— Хватит ругаться! — на бегу возмутилась я, едва поспевая за приятелем, который схватил меня за руку и потащил к подъехавшему трамваю.

— Ладно-ладно, залазь давай. Уважаемый, а здесь все трамваи из одного депо ходят? Отлично. А долго до него? Довезёте? Да вот, сумку в трамвае забыли. Спасибо.

Расспросив машиниста, Макс вслед за мной прошёл в вагон: почти пустой, только две бабульки — видимо, едут в поликлинику.

Пока я выбирала, где сесть, парень приземлился в центре трамвая и позвал к себе.

— Рюкзак, — наставительно заявил он. — Рюкзак надо носить в школу, а не эти ваши дамские сумочки. В них же ничего не помещается! Давай сюда свой пакет.

— Зачем?

— Давай-давай, — он забрал учебники, не обращая внимания на моё вялое сопротивление, и запихнул в свой полупустой рюкзак. — А то ещё и их забудешь. И не реви. Найдём мы твою сумку.

— Я не реву, — слёзы были близко, но пока получалось их удержать. Только очень хотелось шмыгать носом.

— А я говорю, не реви, — интонация получилась так похожа на Карлсона, что меня пробило на смешок. А в следующий момент я уже безудержно хихикала, хоть и понимала, что это всё нервное.

— Вот так-то лучше.

— Зато… зато куплю себе новый телефон, — выдавила я, отсмеявшись, но не в силах удержать отдельные смешки. Слёзы все же выступили на глазах, и я торопливо их стёрла. — И сумку, эта мне всё равно не нравилась.

— Рюкзак. Ты купишь себе рюкзак. Небольшой стильный женский рюкзачок, понятно? Даже если мы найдём твою сумку.

Я улыбнулась.

— Хорошо.

По дороге я отзвонилась в школу и предупредила, что не появлюсь. Примерную ученицу и отличницу не стали расспрашивать, лишь вежливо спросили, не заболела ли и буду ли завтра. А вот Макс звонил родителям, вкратце объяснил ситуацию и попросил отмазать от школы. Причём именно так и сказал. Судя по тому, что возражений не последовало, с родителями парню жутко повезло. Я тут же подумала, какое разбирательство предстоит вечером, когда мать узнает либо о пропаже сумки, либо о прогуле, и грохнуться в обморок захотелось на полном серьёзе. Впрочем, Максим не давал киснуть, постоянно что-нибудь говорил, тормошил и развлекал. И хоть тягостное волнение не отпускало, от безнадёжных дум и терзаний одноклассник отвлекал исправно.

Путь до депо занял полчаса. Трамвай остановился перед небольшим одноэтажным домиком, спрятанным среди деревьев, водитель открыл двери и, выглянув из кабины, сказал:

— Спросите у дежурных, передо мной «сорок пять ноль восемь» ехал, не оставлял ли чего.

— Спасибо! — крикнул в ответ Макс, спеша на выход вперёд меня. У подножия лестницы он остановился и протянул ладонь, предлагая опереться. Я на секунду замерла, а потом все же приняла помощь. Легкое пожатие было спокойным и ободряющим, а потом, не выпуская моей руки, Макс пошёл к тёмно-серой стальной двери, видневшейся в зелёном доме. От удивления я покорно сделала пару шагов, но опомнилась и отняла руку со словами:

— Я не потеряюсь.

— Ну а вдруг? — Макс оглянулся и как ни в чём не бывало улыбнулся.

Тётеньки-дежурные выслушали историю, посочувствовали, но ничем помочь не смогли — трамвай под номером «сорок пять ноль восемь» никаких вещей не оставлял и уже вновь вышел на маршрут.

— Хотите — дождитесь, поговорите с водителем, — сказали они.

Мы поблагодарили и вышли на улицу. Низкое серое небо наконец-то разродилось, и на землю опускались первые снежинки. Мелкие слипшиеся комочки, они таяли, едва коснувшись деревьев, асфальта или травы.

— Первый снег.

— Ага.

Металлическая дверь крепко держала голоса дежурных и их телевизора, и на улице установилась удивительная тишина. Правда, длилась она недолго — очередной трамвай вышел на маршрут и привычно загрохотал по рельсам. Я посмотрела на часы: первые два урока мы благополучно прогуляли.

— Подождём?

— Ну надо всё же выяснить, что стало с твоей сумкой. Пойдём, — он шагнул к путям и поманил за собой. — Я давно хотел посмотреть, как у них это выглядит, а тут такой шанс!

— Ты о чём? — я догнала Максима и пошла рядом.

— О путях. Тебе разве не интересно? Ты знаешь, как переводят стрелки?

Следующие полчаса прошли незаметно и очень увлекательно. Максим рассказывал всё, что знал про трамваи, а знал он удивительно много, внимательно изучал рельсы, заглядывал под стоящие составы. А я ходила за ним по пятам, слушала и улыбалась.

— Ты знаешь, если бы это произошло со мной, я бы наверно не стал суетиться. Расстроился, конечно, но забил бы и пошёл в школу так.

— Почему?..

Я хотела спросить, почему же он возится со мной, но, испугавшись одного из ответов, замолчала. Не мни о себе слишком многого, Морозова.

— Не знаю. Со стороны оно как-то неправильно. Ты же можешь попытаться, а сдаёшься раньше времени. А если я могу помочь, то почему бы нет?

— А у тебя есть мечта? — внезапно спросила я.

Макс запнулся и осторожно ответил:

— Есть, а что?

— Просто. А какая?

— Просто так даже кошки не родятся. А у тебя есть?

— Есть.

— Какая?

— Ха, ты мне не сказал, а я тебе должна?

— Дело твоё, — Макс пожал плечами. — А с чего ты, вообще, спросила-то?

— Да так, вспомнился один спор, — я криво улыбнулась.

— И о чём был спор?

— Ну я говорила, что у хорошего человека всегда есть мечта.

— А спорщик? Слушай, из тебя информацию всегда клещами тянуть надо?

Я посмотрела на возмущённого Макса и скупо улыбнулась.

— А спорщик утверждал, что это не показатель, и приводил в пример себя, но не очень убедительно. Извини, я не самый лучший собеседник. Не надо было тебе со мной ехать.

Макс негодующе фыркнул.

— Да нет, собеседник ты нормальный. Когда с тобой не случаются подобные приступы зажатости. И вроде хочешь что-то рассказать, и стесняешься.

Я растерянно посмотрела на него и отвела взгляд. Не стесняюсь я. Просто сомневаюсь, что тебе это будет интересно. И вообще, ты парень. Кто его знает, как у тебя с мужской солидарностью.

Вокруг так же падал снег. Он уже не таял, едва соприкоснувшись с чем-нибудь, и постепенно скрадывал черноту поздней осени. Хлопья стали крупнее, по-прежнему представляя собой бесформленное скопление снежинок. Тишина, лишь редкий звон и грохот трамваев, который будто стал тише из-за снега. Не в силах решить, как поступить, я замолчала и подставила ладонь падающим снежинкам.

— Снег кружится, летает и та-а-ает, — протянул Макс. Фальшивил он безбожно, и, улыбнувшись, я пропела в ответ:

— И позе-е-емкою клубя…

— Заметает зима, заметает всё, что было до тебя, — закончили мы на два голоса и дружно рассмеялись.

— Ты хорошо поёшь. Как и читаешь стихи.

— Эм… спасибо.

Мой скептицизм не ускользнул от внимания Макса.

— Не, правда. Я только из-за стиха тебя и заметил. Обычно сидишь ниже травы, тише воды, как-то и трогать боязно. А тут ты так здорово его прочла, с таким чувством, с выражением, что я не удержался. У тебя талант.

Я попыталась вежливо улыбнуться, но почувствовала, что улыбка вышла кривой.

— И ты только из-за стиха стал со мной общаться?

— Нет, ещё потому, что у тебя всегда можно узнать домашнее задание, — он довольно улыбнулся. — А ещё чтобы выжить, когда ты возьмёшься уничтожать мир. Или захватывать? Ты что с ним собираешься делать? Кстати, как твои успехи? На какую дату запланирован конец света? Мне нужно подготовиться.

— Дурак, — беззлобно отозвалась я.

— Ещё какой, — Макс важно закивал и скорчил рожу.

Прошёл уже час, как мы мёрзли на станции. Оставляя на мокром снегу чёткие следы, мы наворачивали очередной круг возле зелёного дома с дежурными.

— Знаешь, почему я забыла сумку? — и дождавшись вопросительного взгляда, я пояснила: — Вчера просто был совершенно отвратный вечер. Подруга… Хотя какая она теперь подруга? Позвала гулять со своими приятелями. А потом бросила меня с ними.

Я подозревала, что говорю зря. Что стоило бы молчать, тем более ничего страшного не произошло. Просто не сложился вечер. Но так хотелось пожаловаться на чужую глупость и подлость! Макс слушал, не перебивая, лишь иногда задавал уточняющие вопросы. И был очень серьёзен, не отпускал свои вечные шуточки, за что я была ему благодарна. Когда же я выдохлась, выговорилась, парень выдал:

— Мой тебе совет — забей. Придурки — они придурки и есть.

— Да знаю я. Просто обидно, в кои-то веки решилась на подобное, и такой облом. Я думала просто потрепаться, как вот с тобой, а вышло чёрти что!

— Да ладно, это ж не конец света. Найдётся ещё парень умнее и достойнее.

— Нафиг, — категорично отмела я. — Нафиг свидания. Да и не позовёт больше никто. Буду учиться, окончу школу, поступлю в университет. И прекрасно проживу без этих глупостей.

Макс ошарашено на меня воззрился, и непонятно было, что его изумило больше: слова или интонация.

— Сильна, мать! Вот так из-за пары идиотов и появляются злодеи, — он горестно всплеснул руками. — Теперь она возненавидит всех парней на свете и примется истреблять. Ты главное помни: ты мне обещала, я твой подручный, меня трогать нельзя!

И мы вновь стали шутить, кидаться первыми снежками, мелкими и мокрыми, и смеяться, наполняя тишину такими странными для депо звуками. В кои-то веки мне не хотелось ни думать о чём-то, ни анализировать. Никогда раньше у меня не получалось вот так дурачиться, не боясь сделать что-то неверно. Это было волшебно и страшно, потому что обязательно должно было закончиться.