И далее

На следующий день я пришла необычно рано, застав совершенно пустой класс. Только за третьей партой у окна сидел парень в синей рубашке и лениво листал учебник математики. Услышав меня, Живов поднял глаза и улыбнулся.

— Привет!

— Здравствуй, — я сдержанно кивнула в ответ и села за первую парту.

— Родители сегодня выгнали из дома пораньше. А ты всегда так рано приходишь?

Рука с книгой замерла, не дойдя пару сантиметров до парты. Что это? Очередная попытка завязать непринуждённую беседу? Опомнившись, я опустила-таки учебник и обернулась. Максим, сложив руки на парте как прилежный ученик, смотрел на меня. Вопросительно приподнятые брови, на губах лёгкая улыбка — воплощение дружелюбия.

— Нет, — я отвернулась. Но от него было не так-то просто отвязаться.

— Слушай, а ты записала, что нам по физике задали? Я что-то всё прошляпил. Можешь дать дневник? Я б на всю неделю сразу переписал.

— Держи.

Максим перегнулся через парту и взял протянутый дневник.

— Спасибо. Я быстро.

И затих. Наконец-то.

Тем временем начали подтягиваться остальные ученики. Школа постепенно наполнялась привычным гулом. Одноклассники здоровались с Максимом, интересовались, что он пишет, и расходились по своим местам. Я не оглядывалась, но слышала их голоса, вопросы и ровные, но вежливые ответы Максима. Я любила слушать.

Не знаю, что он там так долго списывал, но к началу математики дневник ко мне так и не вернулся. Следующей была история, и на перемене я листала заданный параграф, выписывая даты и фамилии для лучшего запоминания.

— Как твой план по захвату мирового господства?

— Что?

— Ты сидишь такая серьёзная, что-то пишешь. Наверно, план составляешь. Тёмный властелин с первой парты. Ты это, если будешь всех убивать, меня не трогай, а в подмастерья возьми. Я тебе пригожусь. Всегда мечтал быть правой рукой тёмного властелина.

Рядом со мной стоял Максим и с совершенно серьёзным лицом говорил этот бред. Мой дневник он уже положил на парту, а я всё молчала, не в силах собраться с мыслями и придумать достойный ответ.

— Я подумаю, — наконец, буркнула я.

Он улыбнулся, шутливо отдал честь и пошёл к девчонкам, которые собрались кружком и что-то обсуждали. Я проводила его взглядом и увидела, как он непринуждённо вклинился в их разговор, раздавая комплименты направо и налево. Трепло! В этом весь Живов. И чего я заморачиваюсь? Конечно, странно, что он вдруг обратил внимание на серую мышку вроде меня, но что с того? Флирт я не поддержу, шутки тоже, а под моим угрюмым взглядом скисают даже завзятые хулиганы. Хотя это не повод совсем расслабляться.

Следующие дни укрепили мои мысли. Максим пару раз подходил ко мне с пустяковыми просьбами, а иногда и к Катьке. Звал «тёмным властелином», шутил и улыбался. Но шутил и улыбался он со всеми, так что со временем я успокоилась. Разве что так и не поняла, как отвечать и реагировать.

К чести сказать, списать он у меня так и не попросил. Только продолжал спрашивать, что задали. И звать «тёмным властелином». И я бы совсем перестала обращать на него внимание, если бы не химия...

На химии я сидела одна. Это был единственный класс, где я сидела в середине ряда, а не на первой парте. Из-за частой смены учителей химия считалась одним из самых бесполезных предметов в школе. В этом году преподавал Артём Евгеньевич — очень молодой, едва после университета, он каждый раз терялся, когда школьницы начинали с ним кокетничать, а потому его никто не боялся. К тому же он постоянно опаздывал.

Потому Катька и не переживала, что провалится на какой-нибудь контрольной — химик хорошо страховался, чтобы в классе не было двоек и поменьше троек. А других желающих сидеть рядом со мной не находилось.

— Свободно?

Вопрос, раздавшийся перед самым звонком, заставил меня вздрогнуть. Рядом стоял Максим, опустив рюкзак на соседний стул.

— Да, — я пожала плечами и оглянулась на его прежнее место. Оно пустовало. — А что, Егора не будет?

— Он отпросился домой, и я решил воспользоваться шансом. Пока им не воспользовался кто-то другой.

— В смысле?

— Ну, так я выбрал, с кем сидеть. А если бы остался на прежнем месте — меня бы выбрали, — он подмигнул и полез в рюкзак. — У тебя есть учебник? Я себе его так и не нашёл. Надо будет на этой неделе смотаться в книжный.

Во дворе ноябрь, вторая четверть в разгаре, а он до сих пор без учебников. Бывают же люди! Я выдвинула книгу в центр парты.

— Здорово! Спасибо. Как продвигается план по захвату мирового господства?

И как ответить? Попросить, чтобы больше не задавал дурацких вопросов? Поддержать шутку? Отделаться нейтральным «нормально»?

— Ты всё ещё рвёшься в подмастерья? — я хотела спросить скептически, но не смогла удержаться от улыбки.

— Не, я рвусь в заместители, но для начала сойдёт и подмастерье, — он оскалился, став похожим на анимешных персонажей с их улыбкой в пол-лица.

Зазвенел звонок, но никто не обратил внимания. Скинув рюкзак на пол, Макс сел на парту.

— Советую начать с захвата Марса. Не, лучше Нептуна. Проверить всё равно никто не сможет, зато как звучит! Властелин Нептуна. Звучит же?

Скоро меня начали посещать мысли, что зря я не соврала о свободном месте. До прихода учителя Макс не смолкал ни на минуту, и мои односложные ответы его мало смущали. Утешало лишь то, что он был не самым плохим рассказчиком. Его лицо постоянно менялось, он корчил рожи, играл бровями — в общем, клоун клоуном. И хоть это было довольно забавно, приход учителя я встретила вздохом облегчения.

Но моё счастье длилось недолго. Вполуха прослушав пояснения Артёма Евгеньевича, Максим спросил:

— Тебе всё понятно? — и, удовлетворённый моим пожатием плеч, ткнул пальцем на пример. — Объясни, почему здесь пять, а не три моль? Два плюс один разве не три?

— А ты не можешь их просто сложить, тебе катализатор нужен. Он и даёт лишние два моль.

— М-м-м, — Макс задумчиво склонил голову набок и в конце концов заключил: — Нет, это не для моих мозгов.

Это был вызов. Потому что больше всего я не любила, когда люди сразу сдавались перед непонятным. И я принялась последовательно объяснять, подробно останавливаясь на каждом шаге. То самое, за что меня прозвали занудой. Я чувствовала жар от волнения, что и его отпугнёт эта моя манера все разжёвывать, но не могла себя заткнуть. А он слушал, внимательно слушал, и одному богу известно, сколько в том было простой вежливости, а сколько — интереса.

— Понял? — с затаённой надеждой спросила я.

— Понял, не дурак, дурак бы не понял.

И улыбнулся, мгновенно стерев с лица серьёзное внимание. Будто сбросил одну маску и тут же нацепил вторую. Не застывшую, искусственную, а яркую и живую, как праздничный наряд. И вместо того, чтобы подумать про себя, я внезапно сказала вслух:

— А мне думай: то ли ты недооцениваешь меня, то ли дураков.

Макс рухнул на парту, судорожно зажимая себе рот, чтобы не рассмеяться, и пряди длинных тёмных волос скрыли его глаза. Неужели мои слова прозвучали так смешно? Но вслух ничего больше не сказала, боясь ляпнуть глупость. Отсмеявшись, он пригладил шевелюру, давно требующую стрижки, и ответил:

— Нет, это я себя… переоцениваю.

Я держала на лице маску скепсиса, но губы против воли дрогнули в улыбке.

Урок закончился, оставив после себя приподнятое настроение и лёгкое недоумение. Не ради же справки по химии Макс ко мне подсел? Меня будто втягивали в игру, правил которой я не знала. Значит, я проиграю. А я не любила проигрывать.

Если Артём Евгеньевич был самым безобидным учителем, то математичка, Вера Ивановна, самой строгой. Объясняла она, конечно, хорошо, но и требовала так, что каждой контрольной класс ждал словно кары небесной. И сегодня как раз был такой день.

На перемене перед алгеброй ко мне опять подошли. Не Макс, девчонка. Нас с Настей нельзя было назвать подругами, даже приятельницами — с натяжкой: она, как и все остальные, подходила только тогда, когда ей было что-то нужно. Но делала это как-то… иначе. И я никогда не слышала от неё дурного слова в адрес кого-либо. Да она даже ругалась мило! Мне оставалось лишь завистливо вздыхать.

— Да-а-аш, а ты мне поможешь на контрольной? — протянула она, заискивающе глядя на меня своими большими голубыми глазами. Только мы это уже проходили. И не один раз.

— Если будет время.

— Ну, если будет время, ведь поможешь, да? Я на тебя рассчитываю, — она многозначительно закивала.

— Если получится, — так же сдержанно отвечала я.

Мои опасения были не на пустом месте. Мы проходили сложную тему, даже для меня сложную, и пришлось немало повозиться, чтобы решить свой вариант. Катька боялась лишний раз меня трогать, видя моё нервное напряжение. Все приходящие записки оставались у неё же, потому что я их читать не желала. К звонку я успела решить только свой и ту половину Катиного варианта, с которой она сама не справилась. Результат не заставил себя ждать.

— Почему ты не ответила на записку? У нас же один вариант, в падлу, что ли, было написать решение?

Ко мне подошла Орлова, та самая, которую я боялась и ненавидела. Я получила её записку одну из первых, но проигнорировала, как и все следующие.

— Я не успела, извини, — я ненавидела себя за слабость, но вместо того, чтобы осадить зарвавшуюся эгоистку, которая считала, что ей все должны, сидела дико напряжённая и не могла поднять взгляд.

— Да ладно тебе заливать-то. А то я не знаю, что тебе эти примеры на один зуб. Не захотела, так и скажи.

Её голос звучал заносчиво, с презрением. Я сжалась в преддверии удара, не физического, но словами. Только больше ничего сказано не было: одноклассница удалилась с независимым видом. А я кожей чувствовала злые взгляды её компании.

Катя, молча сидевшая рядом, осторожно заметила:

— Не обращай на них внимания. Пусть бесятся, а ты всё правильно сделала.

Я скупо улыбнулась в ответ. Знаю, что верно, а всё равно тяжело и обидно. Ведут себя так, будто я была им чем-то обязана и подвела. Хоть и знаю, что всё иначе, чувствую себя именно так. А если чувства не правы, на них не надо обращать внимания. Надо от них избавиться… Выкинуть в окно, запереть в подвале, задавить в дальний угол — как угодно. Только чтобы не было так по-глупому больно...

Получалось не всегда. Сжатые в комок чувства покрывались тонкой коркой льда, которая трещала и лопалась от внутреннего давления. Ничего, главное — тренировка, и я стану как буддийский монах, которому всё нипочём. Моя логика была проста: если я перестану реагировать на одноклассников, они перестанут меня донимать.

Когда-нибудь должно получиться. Но явно не сегодня.