Класс

Не зря говорят, что даже самая любимая песня вконец разонравится, если поставить её на будильник. Но я не верила, конечно же. И решилась на эксперимент: поставила меня будить песню «Джокер» КиШа. И, как ни печально, хватило месяца, чтобы Джокер, выносящий приговор уже не удаче, а моему сну, подбивал на бешеную стрельбу не только главного героя текста. С другой стороны, я успела привыкнуть к такому пробуждению, так что в итоге убирать мелодию не стала. Поэтому в нынешнее утро опять заиграла злополучная мелодия и, когда после слов «Брошен вызов игрокам, главным моим врагам», в музыкальном сопровождении появились барабаны, я опять волей-неволей разлепила глаза. Добро пожаловать в очередной унылый день реальной жизни! Сегодня вторник, а значит меня ждёт новый «весёлый» день в «любимой» школе. Вперёд, навстречу знаниям! Вот бы ещё с размаху не споткнутся о гранит науки от слишком быстрого бега...

Я нехотя встала, почесала взлохмаченные волосы и между пальцев остались две тонкие чёрные ниточки. Класс — я ещё и лысею! Как-то рановато в шестнадцать лет. Как будто мне других проблем не хватает: мешков под глазами, например, или носа слишком большого и широкого для моего лица. Он конечно, не картошка, но всё-таки… хоть бы при том глаза как-то выделялись, но они, как назло, мелкие, словно горошины, и совсем невыразительного серого цвета. Одна радость: стройная фигура, но чего она стоит! Диета, тренировка, диета. И так по замкнутому кругу.

Шла в школу, а точнее волочилась в неё, ведомая рефлексом «надо», я с невесёлыми мыслями. Ничего хорошего меня там, конечно же, не ждало. А что могло быть хорошего? Дружба? Не, не слышали. Уроки? Скукотааа. Школьная любовь? Да к чёрту! И ещё больше к чёрту, что она-то как раз есть.

Данила перевёлся в наш класс в начале учебного года, и вот уже три месяца мозолит мне глаза. Всё, как в долбанных Сумерках: загадочный, аристократически бледный и крутой во всём. От успеваемости, до спортивных достижений. Даром что не вампир, хотя кто знает — я ведь не Белла Свон, которой он бы себя раскрыл. В реальности подобные персонажи не обращают на дурнушек вроде меня никакого внимания. Хорошо хоть не издевается и не подкалывает. Наверное, этим он и цепанул что-то внутри моей души. Всегда вежливый и доброжелательный со всеми, в отличие от других бабуинов мальчишек, он и мне помог пару раз. Достал книжку с высокой полки в школьной библиотеке и подсказал хороший справочник по математике, не учтённый школьной программой. Невесть что и, очевидно, то были жесты неосознанной доброй воли, но это так контрастировало с обычным поведением мальчишек вокруг меня, что я как-то само собой его запомнила. И стала наблюдать. Нет, не следить, а просто невзначай поглядывать украдкой. И чем больше я смотрела, тем больше видела, какой Данила человек. Именно человек, а не самовлюблённый придурок, как оно обычно бывает. Шмотками и гаджетами он не хвастался, учителям не дерзил, но и не заискивал перед ними, даже в столовой никогда не толкался, а сдержанно ждал, пока толпа рассосётся и спокойно покупал всё, что ему нужно. Понятное дело, он пользовался популярностью, но не зазнавался. И мальчишки его уважали, видно, по своим каким-то мальчишеским понятиям. По крайней мере, я так думаю, потому что никто в открытую над ним не смеялся и не конфликтовал… кроме меня.

Никогда не думала, что превращусь в Хельгу из «Эй, Арнольда», но вышло именно так. И продолжается уже месяц. Поначалу я просто перестала с ним здороваться, а потом и вовсе стала открыто грубить. То задену в коридоре, мол «чего встал, мешаешь же»! То демонстративно потребую сменить мне пару, если нас случайно объединят на уроке. Благо желающих на свято место всегда оказывалось предостаточно, так что учителя забивали на мою дерзость. Но всем очень скоро стало казаться, что я Данилу на дух не переношу. И, надеюсь, самому Даниле тоже, хоть он и никогда не отвечал на мой негатив негативом. Вел себя примерно, как тот же Арнольд. И вот и хорошо. Пусть лучше будет так. А я сама сожгу все воображаемые мосты на земле, чтобы не было соблазна строить воображаемые замки в воздухе. И официально обещаю, что стойко приму тот день, когда у Данилы появится девушка. Приму достойнее, чем все те курицы, которые вертятся вокруг него, как на гриле.

Первым уроком шёл русский язык. Не то, чтобы я не любила русский как-то по особенному, но каждый вторник подниматься с утра сразу на третий этаж, удручало. И пусть идут лесом все поборники позитивного мышления. Я знаю, что они бы лицемерно улыбнулись и прощебетали мол «зато зарядка», однако к чёрту. Зарядку надо делать дома и осознанно, да и физических нагрузок мне и вне школы хватает. И так моё раздражение достигло пика, когда я вошла в класс.

Первое что бросилось в глаза — как мало было народа, когда звонок вот-вот прозвенит. От внезапного смятения даже моё негодование сошло на нет. Кроме меня в кабинете засветилось всего три человека. Это Данила, скромно сидевший за своей первой партой возле окна и читавший книжку, и ещё двое парней на задних партах. Одного из них звали Глеб, но про себя я часто прибавляла к его имени приставку эмо. В основном из-за причёски с длиннющей чёлкой, в которой не хватало разве что розового цвета, как у представителей этой субкультуры. Хотя и характер у него был соответствующий — мрачный и угрюмый: что ни спросишь, всегда односложные ответы и с таким видом, будто я оскорбила какую-то его святыню. Не знаю, так ли вели себя тру-эмо, но так вели себя они в моём представлении и так определённо вёл себя эмо-Глеб.

А за соседней с Глебом партой развалился Андрей Корпатов или как его все в классе называли: Андрейка. Звали его так, за добродушный нрав и отзывчивость. Андрейка по сложению был немного полноват, но никто не дразнил его, потому что, несмотря на полноту и видимое добродушие, постоять за себя он мог, и все насмешки пресекал на корню. Не только над собой, но и вообще над всеми в нашем классе. Так его стараниями у нас царил мир и покой, и десятый Б считался образцовым в школе. Наверное, мне стоило влюбиться в него, но что поделать, я тоже не без греха: внешность парня для меня стоит не на последнем месте, хотя сама я и не эталон красоты. Нет, не то что бы мне нужен непременно красавец с обложки, и всё же… Андрейка совсем уж страшненький.

Помимо полноты у него очень и очень крупные губы, как будто два вареника, а нос, по его же рассказам, два раза ломали, и это тоже не прошло бесследно. Да и в общении он уж слишком болтливый. Как-то нас с ним поставили в пару на субботник, собирать листья возле забора, отделяющего школьную территорию от остального мира. Всё началось с невинных вопросов, вроде «как дела?», я из вежливости спросила тоже в ответ, и понеслось… Я думала, этот поток сознания никак не остановить, потому и даже не пыталась проделать столь сложный трюк; лишь молча слушала и молилась, чтобы листья собрались как можно скорее. От воспоминания о том дежурстве мне до сих пор становится немного неловко, когда я вижу Андрейку, а сейчас мы почти одни в классе. Хорошо ещё он, судя по позе, досматривает сны, которые не досмотрел дома, иначе зачем ему лежать на парте всем корпусом с закрытыми глазами? Но это как нельзя хорошо, я спокойно смогла пройти за свою вторую парту посередине, не встречаясь с ним взглядом. И с Данилой тоже, а Глеб, вообще не обращая на мой приход никакого внимания, смотрел в окно. Просто замечательно, и всё-таки — где все остальные? Даже учитель опаздывает...

Неожиданный хлопок дверью резко выбил меня из колеи, заставив забыть и об учителе и об отсутствующих одноклассниках. Да и как тут оставаться отрешённой: дверь сама собой громко захлопнулась, хотя сквозняка не было и в помине.

— Что за дела? — встрепенулся от звука Андрейка.

Его примеру последовал и Глеб с Данилой, оторвавшись от созерцания, кто пейзажа, а кто неведомых воображаемых миров. В итоге мы все удивлённо уставились на дверь.

— Может быть чья-то шутка? — предположил Данила и отложив книжку, прошёл к выходу из класса. Но когда он попытался выглянуть в коридор, то его и заодно нас ждал неприятный сюрприз.

— Заперто? — спросила я, видя тщетные потуги Данилы выйти наружу.

Он кивнул.

— Дебилы, — закатил глаза Глеб, очевидно имея в виду тех, кто нас закрыл. Я надеюсь, что он имел в виду их…

— Да ладно вам, — потянулся Андрейка. — Чё волноваться? Сейчас остальные придут и разберутся.

— Они должны были уже давно прийти, — мрачно констатировал Данила. — Что-то не так…

И словно в подтверждении его слов, из стены над окнами вдруг опустились чёрные пластины и с грохотом закрыли все стеклопакеты в кабинете. В одно мгновение мы очутились в герметичной клетке и сказать, что я не на шутку перепугалась, значит ничего не сказать. На какое-то время в классе воцарился гробовой ступор. Наконец один из нас, а именно эмо-Глеб вышел из «комы».

— Хрень полная, — с дрожью в голосе произнёс он, пощупав пластины. — Они настоящие — металлические.

Тут из ступора вышел ещё и Андрейка, а точнее сказать даже вылетел, подбежав к пластинам со стулом на перевес и с размаху этим стулом по ним ударив. Силу он приложил не маленькую, прямо покраснел от напряжения, но на чёрных заслонках не осталось ни царапины.

— Во дела! — протянул Андрейка.

— Что за фигня тут происходит? — одними губами пролепетала я.

Однако гадать долго не пришлось. Вскоре после эпичного баттла от Андрейки «стул против металла» посередине класса под лампами вдруг что-то ярко вспыхнуло, и на месте вспышки появился… ярко-алый шар. Размером он был не больше баскетбольного мячика, но пугал оттого не меньше. И потому, что висел в воздухе без креплений, как какое-то НЛО, и потому что цветом напоминал кровь, да и вообще всё происходящее больше и больше походило на завязку низкопробного ужастика. И как будто самого явления жуткого шара было мало, почти сразу же из него, как диск из дисковода, вылез серый динамик диаметром чуть меньше диаметра шара.

— Добрый день, ученики 10 Б, — раздался из динамика механический голос. — Глеб Самсов, Андрей Корпатов, Даниил Наднебный и Екатерина Жерина — вы избраны для участия в игре под названием «Выбор сердца». Прошу вас подтвердить согласие на участие.

— Да щас! — фыркнул Андрейка, демонстративно показав динамику фигу. — Выпусти нас отсюда! Никто не собирается учувствовать в твоих дурацких играх. Правда ведь, ребята?

Все мы кивнули чуть ли не синхронно.

— Вы уверены в своём отказе? — сразу уточнил динамик, как компьютерная программа уточняет важное действие пользователя. — Должен вас предупредить, если вы согласитесь играть, выживут двое из вас. Если же откажитесь — погибнут все. Отказ расценивается как поражение, а поражение — это немедленная смерть.

— Что за чушь! — не выдержала я, разом выплёскивая все накопившиеся нервы. — Хочешь сказать, ты нас убьёшь? Несмешной розыгрыш!

Я не могла поверить, что какая-то неведомая фигня заперла нас четверых в классе и теперь хочет заставить играть на собственные жизни. Так не бывает! Так не может быть!

Приступ паники однако пресёкся довольно быстро самым действенным способом — болью. Неожиданно я почувствовала, как что-то острое прошлось мне по лицу, плечу и животу. И тут же на месте невидимого прикосновения образовались глубокие царапины, а на плече и на животе ещё и порвалась одежда. Как будто кто-то прошёлся по мне прозрачным скальпелем, незримым, но от того не менее смертоносным. Дрожащими пальцами прикоснувшись к ране на лице, я словно под гипнозом, огляделась по сторонам, и к моему ужасу с остальными произошло тоже самое. Их также кто-то порезал в трёх разных местах. Андрейку, как меня, а у Глеба с Данилой вместо живота порезали ноги.

Ещё секунда и мы, схватившись за свои раны, разразились проклятиями. Один Данила, вместо ругательств и чертыханий, подбежал к учительскому столу и, найдя там аптечку, раздал всем вату, бинты, пластыри и антисептики. Пока мы обрабатывали раны, динамик молчал, но стоило нам закончить, как он снова заговорил.

— Требуется ли ещё подтверждение решительных действий с нашей стороны в случае отказа от игры? — спросил кровавый шар, но даже он, похоже, понимал, что вопрос риторический, потому что вскоре продолжил. — Также спрошу ещё раз: вы уверены, что хотите отказаться от игры?

— Хорошо, я буду играть, — чуть ли не поскуливая ответил Андрейка.

С пластырем на пол лица он выглядел нелепо и как-то даже трагикомично.

— И я, — бросил Глеб.

Кажется, несмотря на вечную мрачность, жить ему всё-таки хотелось. Или по крайней мере не умереть в муках, заживо разрезанным на кусочки.

— Я тоже буду, — пропищала я, живо представив картину жуткой расчленёнки.

— Что ж, и мне ничего не остаётся, — вздохнул Данила.

Он, похоже, воспринял всю ситуацию легче нас троих. Хотя, может, это было показное спокойствие.

— В таком случае я оглашу правила, — отозвался шар.

И одновременно с его словами аптечка, которой мы все только что пользовались, вдруг воспарила в воздух. И после очередной яркой вспышки превратилась в закрытую металлическую коробку размером с небольшой телевизор, какие обычно устанавливают на кухне. От шока мы даже не вскрикнули, когда это произошло, а коробка после своего «рождения» опустилась на учительский стол. И тогда я заметила, что на верхней её части есть узкая прорезь посередине.

— В этой игре каждый из вас должен проголосовать за кого-то из класса, — тем временем продолжил шар. — У вас всех есть тетрадки и ручки, напишите имя того, за кого голосуете, на листке бумаги и опустите в специальный ящик. За себя голосовать нельзя. Цель игры определить двоих выживших. Если два игрока получат по два голоса, в то время как два других не получат ни одного, выживут игроки с голосами. Также двое выживут, если один игрок получит три голоса, а другой получит только один. Однако, если один игрок получит два голоса, а двое других по одному, то выживет только один игрок с большим количеством голосов. Если же выйдет так, что каждый игрок получит по одному голосу, умрут все. Суть в том, чтобы у двоих из вас было больше голосов, чем у двоих других. Время на размышление — пятнадцать минут, после объявления старта. Если по истечении времени кто-то из участников не проголосует, то он или она будут дисквалифицированы и ликвидированы на месте. Требуется ли повторить правила игры?

Динамик говорил громко и внятно, и его вопрос наверняка услышал и понял каждый в классе. Но все молчали, не в силах что-либо ответить. Даже на коротенькое «да» и «нет», словно не хватало воздуха. Хотелось оставить его себе побольше, ведь совсем скоро мы могли лишиться права дышать навсегда.

— Требуется ли повторить правила игры? — выждав где-то секунд тридцать, повторил вопрос шар.

— Нет, думаю, мы всё поняли, — произнёс Данила.

— Хорошо, — ответил шар. — В таком случае, старт!

Над шаром красными цифрами зажегся таймер. Выглядел он как голограмма в Звёздных войнах и от этого жути у ситуации только прибавилось. Но, похоже, таймер всерьёз привлёк только меня, остальные предпочли выяснять отношения.

— Ты что это за всех отвечаешь? — взорвался Андрейка, чуть ли не кинувшись на Данилу. Тот, однако ж, не испугался.

— А я не прав? — с вызовом парировал он. — Тебе что-то не понятно?

— Нет, но… — осёкся и разом сник Андрейка. И дальше говорил уже совсем тихо. — Вдруг мы смогли бы выиграть время?

— Не думаю, — вмешался Глеб. — А вот неприятностями разжиться вполне… Поэтому я считаю, Наднебный поступил правильно.

«А тебя как будто кто спрашивал, — скривилась я. — И смотрите-ка, как обращается — по фамилии, будто мы на элитарном симпозиуме».

Но я в свою очередь промолчала. Наверное, мне стоило защитить Андрейку, к тому же это поддержало бы мой образ неприязни к Даниле, но сейчас было как-то не до притворства. У нас всего пятнадцать минут, а ситуация, надо сказать, плачевная.

— Ладно, ребята, — начала я возвращать всех к нашим баранам. — Делать-то что мы будем?

— Может сначала сядем, — неожиданно предложил Андрейка. — В ногах, как говорится, правды нет.

Так и поступили: сели все вместе за первую парту, устроив что-то вроде круглого стола. Вот только стол прямоугольной и после бодрой рассадки все разом приуныли. Похоже, по факту идей ни у кого не оказалось. Однако не то было самое худшее.

Кажется, вызванный после демонстрации сил страх, заглушённый шоком потихоньку начал возвращаться и заполнять всё пространство вокруг нас. Думаю, не я одна это почувствовала, судя по хмурым бледным лицам Глеба и Данилы и откровенно испуганному лицу Андрейки. И мы, не сговариваясь, словно сплели невидимый барьер от паники своим молчанием, а потому никто не решался заговорить, чтобы барьер не дал трещину. И всё же кто-то должен был не выдержать. И этим кем-то стала я.

— Ребят, если что, время идёт, — аккуратно начала я. Но с первого же шага наступила на мину возмущения.

— А то мы не знаем, госпожа кэп! — презрительно фыркнул Глеб.

— Блестящее замечание! — у Андрейки вышел бы сарказм, если бы не явный гнев, от которого у него аж лицо покраснело. — А ещё что-нибудь, мисс умница, ещё какие-нибудь идеи. Например, как нам всем выжить?

Один Данила промолчал и с сочувственным пониманием посмотрел на меня. Я была ему благодарна, но больше чем взглядом ответить не могла бы при всём желании, ведь плана у меня действительно не водилось. Но и на это мой одноклассник смог найти слова.

— Как бы то ни было, Катя права, — намного увереннее меня заговорил Данила.

А я только и надеялась, что не слишком сильно покраснела от его нежного «Катя».

— Время идёт, и пора что-то решать. Я предлагаю найти лучшую комбинацию для голосования. Такую, чтобы у всех был хотя бы шанс спастись.

— А разве такая вообще есть? — с отчётливым недоверием на лице поднял бровь Андрейка.

«Включи мозги!» — хотелось заорать мне, но памятуя недавнюю неудачу, я благополучно держала рот на замке. Но действительно, если вдуматься, Данила мыслил верно. О том, чтобы получилось, скажем, на двоих по два голоса — не может быть и речи. Это означает, что двое должны тайно сговориться вместе обменяться голосами и уговорить других двоих отдать голос им. В теории, конечно, всё возможно, но мы у друг друга на виду, и создать скрытый союз не выйдет. Поэтому единственный вариант, игра в открытую…

— Нужно выбрать кого-то, за кого проголосуют остальные, — вдруг почти в точности озвучил мои мысли Данила. — А этот кто-то уже сделает произвольный выбор одного из голосовавших. Так получится нужный расклад три и один голос, и фактический шанс выжить у каждого.

— Но двое других всё равно умрут, — Андрейка сидел напротив Данилы, но не поленился перегнуться через парту, чтобы приблизиться к нему, приняв что-то вроде грозного вида.

Я походу, как и все остальные, зря считала его добродушным малым… Однако Данила очередной наезд воспринял, как и подобает мужчине: со степенным достоинством.

— Двое человек умрут в любом случае, таковы правила этой адской игры. Но если мы что-то не сделаем, то умрём все, — с расстановкой сказал он.

А вот мне, кажется, этот парень стал нравиться ещё сильнее. Но виду я, конечно же, не подала. Наоборот что-то меня вдруг дёрнуло, взять и ляпнуть.

— Что-то ты больно спокоен, милочка-Данилочка, — сдерзила я, демонстративно сложив руки на груди. — У нас жизни на кону вообще-то, а тебе будто и дела нет! Андрей прав — как можно так спокойно рассуждать, когда кому-то не суждено встретить следующее утро?!

Данила ничего не ответил, только тяжело вздохнул. На какое-то мгновение мне показалось, что не Андрейка, а вот я-то его, и правда, задела.

— Вижу, уже баллы себе набиваешь, — вдруг высокомерно бросил Глеб в мою сторону. И я ни черта не поняла, что он имел в виду.

— Чего? К чему ты клонишь?

— Не притворяйся дурочкой, — брезгливо скривился «эмо». — Понятное дело, что идея Данилы лучшая и как бы мы не возмущались сейчас, осталось какие-то восемь минут и в конце концов мы выберем её. И не пытайся мне возражать, Андрей, это ясно как день. Так что же выходит: следующим шагом придётся выбирать того, кто получит три голоса и значит, 100% выживет. И конечно — этим кем-то хочет оказаться каждый, и ты, Катенька, в том числе, потому и рисуешься тут, мол «как можно быть таким жестоким».

— Не-не-не правда! — от бешенства я аж заикаться начала. Всё во мне вскипело от такой ужасной клеветы. — У меня даже в мыслях не было!

Внезапно мне пришла в голову мысль, которая по ближайшим прогнозам точно сбила бы с мрачного дурака спесь. Я даже немного успокоилась, и гордо привстала, чтобы её озвучить. Из-за того, что Глеб сидел прямо напротив меня, вышло похоже на сцену, которая недавно разыгралась с Данилой и Андреем, только я не нагибалась к долбанному эмо — много чести!

— А знаешь, что? — вскинула голову я. — Я вообще отказываюсь быть этой «избранной» и точка. Я не хочу решать, кому жить, а кому умереть!

— Разумный выбор, — кивнул Глеб.

Стоп! Неужели сработало? Так быстро и легко… Я нерешительно села обратно и невольно взглянула на Андрейку, сидящего рядом со мной, надеясь по его лицу понять, что же произошло только что. Хорошо это или плохо? Но уже на следующей фразе Глеба я поняла всё сама. И, кажись, всё-таки плохо.

— Я полагаю, лучше всего выбрать Андрея, — Глеб положил руки на парту, сложив кисти в замок. — Предложил бы Данилу, но Катя его на дух не выносит, и это будет нечестно. Мне ты, Катя, сейчас тоже доверять не будешь, как и я тебе, а вот Андрей ко всем относится одинаково и сделает справедливый выбор, я уверен. Правда ведь, Андрей?

Андрей, сначала не на шутку растерявшейся, в конце речи Глеба уверенно кивнул, даже не пытаясь скрыть своего довольства. В то время как мои ногти впились в кожу на ладони — так сильно я сжала кулаки от злости.

«Вот ведь мразь! Он весь этот цирк устроил специально! — меня просто разбирало от негодования, но я, как никогда, понимала, что именно сейчас нужно не поддаваться эмоциям, по возможности спокойно подумать, да, подумать. — Андрейка, как ни крути, в нашей ситуации и правда лучший выбор. Кандидат от народа, млин… И не поспоришь! Глеб использовал мою показную неприязнь к Даниле, чтобы не оставалось никаких сомнений насчёт него. Но теперь кому Андрейка вероятнее всего отдаст свой голос? Вряд ли «умнику» Даниле, если тот что-то не сделает. И значит, выбор будет между мной и Глебом. И только что Глеб заработал себе сразу кучу плюсиков к симпатии. Это нехорошо, но пока что не смертельно. У меня тоже есть баллы за бескорыстность. Главное сейчас быстро согласиться спасти Андрейку и постараться уговорить его проголосовать за меня или же… если не меня, то пусть выберет хотя бы Данилу. Надеюсь, он глупить не будет и тоже переубедит Андрейку насчёт себя. Он же умный парень, он сможет… Главное, чтобы не эта гадюка Глеб!»

И только я успокоилась и приготовилась ответить, что тоже поддерживаю Андрейку, как случилось нечто невероятное.

— Я отказываюсь признавать Андрея, — сказал, как отрезал Данила.

— Что? Но почему, — хором воскликнули я, Глеб и Андрейка.

— Уж не себя ли ты хочешь в кандидаты? — зло прошипел Глеб. — Но тогда мы все умрём, ведь Катя за тебя голос не отдаст!

Меня крайне бесило, что Глеб вот так вот залихватски решал за меня, но с точки зрения Данилы он прав, должен быть бы прав, но тогда что он делает?

— Мне и не нужен голос Кати, — усмехнулся Данила. — Но свой голос я отдам только за неё. И живите с этим, как хотите.

Что? Я не ослышалась? Это что сейчас было? Мираж? Мне это видится? И что… что он делает?!

Данила зачем-то достал свою тетрадку, вырвал листок и что-то на нём написал. Показал мне и прочей публике, так же загипнотизировано наблюдавшей за ним. Это надпись «Екатерина Жерина» размашисто и печатными буквами. И мой одноклассник демонстративно отнёс её к коробке для голосования и так же демонстративно опустил, не скрывая надписи.

— Голос от Даниила Наднебного принят, — слова из динамика вырвали нас из забытья. И первым среагировал Андрейка.

— Это чё за фокусы?! — прорычал он и, в порыве чувств подбежав к Даниле, схватил того за грудки. — Ты что сделал, придурок! Нафига?!

— Чтобы у вас не осталось выбора, — всё тем же насмешливым тоном ответил Данила. — Чтобы сохранить баланс, вам придётся проголосовать за неё.

— В этом нет смысла! — взвилась я, наконец, очухавшись. — Ты же умрёшь! Я тебя ненавижу!

На глаза сами собой навернулись слёзы, я силой стёрла их рукавом, стараясь совсем не разрыдаться. Ведь мне, и правда не хотелось решать кому жить, а кому умирать. Да и Данила… зачем он так сделал? Зачем?!

Не только я, никто не понимал. У всех шок сменился полнейшей потерянностью: и у Глеба, разом растерявшего своё красноречие и хитроумие, и у Андрейки, после вспышки гнева, ослабевшего настолько, что он уж не мог удерживать Данилу. И мой сумасбродный одноклассник, поправив пиджак, всё же выдал объяснение, но такое было то объяснение, что окончательно нас запутало.

— Не думал, что скажу это в таких обстоятельствах, — начал он нехарактерно для себя скованно. — Но дело в том… дело в том, что…

Я не узнавала Данилу, он обычно прямо источающий уверенность, как лампочка свет, сейчас смущённо отвёл взгляд и даже покраснел. Да что же он собирается сказать?

— Дело в том, — мой одноклассник, наконец, собрался и заговорил почти также решительно, прямо глядя на меня. — Ты, Катя, ты мне нравишься. И уже давно.

Признание Данилы мягко говоря, чуть не сшибло меня с ног. И ноги действительно буквально подкосились, а глаза выпучились так, что даже заболели. В таком состоянии пограничного безумия я и плюхнулась на ближайший стул. И хорошо ещё, что не в обморок. А Данила тем временем продолжал, желая, видимо, разобраться с тем, что лежало у него на сердце… сколько дней или месяцев интересно?

— Я знаю, что я почему-то тебе неприятен, — сбивчиво пояснял он. — Но пусть мои чувства не взаимны, от них никуда не деться. И я просто хочу, чтобы ты выжила, во что бы то ни стало.

— Дурак… — одними губами произнесла я.

Дорожки слёз покатились по моим щекам, попадая на губы. И когда я открыла рот, то почувствовала солоноватый вкус. Вкус собственных слов.

— Ты умрёшь! Я не стану тебя спасать… хоть на колени становись!

Мой голос дрожал, а разум бился в панических конвульсиях, ведь совсем не он отдавал мне команды так говорить. Всё то были чувства: обиды на себя за ложь и на него за сдерживаемые чувства, бешенство от недомолвок и нашей неловкости и бесконечной досады от того. Что истина открылась слишком поздно. Как теперь быть? Как избавится от этой боли?!

— Я знаю, — по лицу Данилы прошла тень глубокого страдания. — Но, главное, ты будешь жить. У меня всё.

И он отошёл от учительского стола, сел за свою парту, достал книжку и стал читать. Спокойная будничная поза, непроницаемое выражение лица — будто бы не ему тут угрожает смертельная опасность. Однако в одно мгновение всем нам, до этого заворожено наблюдавшим за ним, стало понятно: представление окончено. Ромео решил умереть. Но мы всё ещё пребывали в некоем подобии транса, пока Андрейка вдруг не вскрикнул.

— Чёрт, три минуты осталось!

Эта фраза, как пощёчина, резко вернула всех, кроме Данилы, в реальность.

Глеб движениями настолько быстрыми, что я едва их замечала, достал тетрадку, вырвал листок и что-то написав на нём ринулся к коробке для голосования. И лишь он подбежал к ней, как тут же продемонстрировал то, что написал. Неровным почерком там было начерчено моё имя.

— Катя, прости меня за всё! — умоляюще произнёс он, опуская бумажку в коробку. — Видишь, я готов голосовать за тебя. Прошу, отдай свой голос мне!

В глазах Глеба плескалась нешуточная паника и отчаянная надежда. Мне было больно видеть его таким, но я чувствовала, что не имею права отворачиваться.

— Голос от Глеба Самсова принят, — бездушно оповестил динамик. Но никто кроме одно человека не обратил на него внимания. Этим человеком был Андрейка.

Он, наблюдавший за Глебом, примерно также заторможено как и я, наконец, сообразил, что его вдруг оставили позади и поспешил повторить манёвр Глеба, за одним лишь исключением. Подбежав к коробке, он сначала оттолкнул предыдущего голосовавшего и, также опустив моё имя в коробку, начал чуть ли не в грудь себя быть, оживлённо доказывая, что спасти нужно, конечно же, его.

— Голос от Андрея Корпатова принят.

— Катюха, мы ведь с тобой сто лет знакомы, считай лучшие друзья! — заверял Андрейка, перебивая динамик. — Разве тут ещё надо думать, кого выбрать?

— Не слушай его, Катя, — вмешался очухавшийся от недавнего нападения Глеб, — Он за твоей спиной столько гадостей о тебе говорит! Что ты страшная, тупая и злобная.

— Не правда! Врёшь, ублюдок! — вспыхнул Андрей и тут же кинулся на Глеба с кулаками.

Я же, глядя на разворачивающийся мордобой, только всхлипывала. Мне уже было всё равно на срываемые покровы, и кто по-настоящему прав или виноват. Меня буквально раздирали ужасные чувства стыда, вины и необходимости выбирать кого-то. Но пока мы сами друг друга не переубивали, нужно было что-то делать.

— Прекратите! — закричала я, вскочив с места.

Шокированные Глеб и Андрейка так и застыли со своими намечающимися ударами наперевес.

— Не надо драться, — захныкала я, стараясь не шататься и хоть что-то разглядеть за пеленой слёз. — Я выберу… выберу по жребию!

На лицах двух соперников отразилась недоумение.

— Сейчас я загадала число от одного до ста, — сказала я уже спокойнее от того, что смогла затормозить начавшуюся потасовку. — Вы назовите своё и тот, кто окажется ближе к моему, того я и напишу. И не подглядывать!

— Восемьдесят девять, — как обычно, Глеб среагировал быстро, тем самым совершенно приняв правила игры.

— Пятнадцать, — вздохнул Андрейка, тоже подчиняясь обстоятельствам.

Я кивнула, достала свою тетрадку и отвернувшись написала на вырванном листке имя. Затем сложила листок четыре раза и, наконец, за тридцать с копейками секунд до окончания отведённого времени, проголосовала.

— Голос от Екатерины Жериной принят, — оповестил шар, а я украдкой посмотрела на Данилу.

Он всё также отрешённо читал. А коробка, едва только прокрутилась механическая присказка о принятии голоса, поднялась в воздух под самый потолок и, ярко вспыхнув, исчезла, словно её никогда не существовало.

— Ваши решения в игре «Выбор сердца» учтены и подсчитаны, — спустя несколько мгновений продолжил голос из динамика. — Сейчас будут объявлены победители. Двое тех, кто останется в живых.

«Вот ведь… так сразу! Даже передохнуть не дали», — устало подумала я, приготовившись услышать вердикт. Говорят — неизвестность тяжелее всего, но, чёрт побери, я сейчас отчаянно завидовала Глебу и Андрейке, которые ещё ничего не знали. У них ещё была надежда.

— Первый бесспорный выживший, набравший целых три голоса — Екатерина Жерина, — объявил динамик.

И мне бы следовало вздохнуть с облегчением, но как раз в тот момент горло будто кто-то стянул жгутом.

— Вторым выжившим, которому Екатерина отдала свой голос, стал…

Глеб и Андрейка, так и оставшиеся недалеко от места голосования рядом друг с другом, разом вздрогнули и затаили дыхание. Как-никак, их судьба решалась.

— Даниил Наднебный.

— Чего?! — в унисон выкрикнули Андрейка и Глеб.

Я могла предположить, какие у них удивлённые были в тот момент лица, но не могла сказать наверняка. Ведь не решалась поднять глаза на этих двоих, мне вообще хотелось сквозь землю провалиться. И прежде чем они успели сказать что-то ещё, я зажмурилась и зажала уши ладонями, не желая ничего воспринимать. Знаю, что они будут обвинять и оскорблять меня и никогда не поймут. Никогда не поймут чувства дурнушки, которая влюбилась в принца и получила взаимность своим чувствам. Дурнушка о таком и мечтать не смела! Так как она могла бы позволить ему умереть?! Чтобы я не говорила, я не могла поступить иначе.

— Ах ты сука, — всё-таки я услышала голос Глеба, несмотря на зажатые уши.

Но почти сразу же его заглушил противнейший писк. А потом был ещё звук… Такой, когда разрывается плоть и ещё «шмяк», «шмяк», «шмяк»… Это стало слишком невыносимо, и я всё-таки открыла глаза.

Конечно же, зря я это сделала, потому что картина кровавой бани у доски — не самое приятное зрелище… Инстинктивно я закричала и так громко, что если бы вместо железных пластин сбоку снова были окна, они точно полопались бы. Рвотный рефлекс тоже не заставил себя долго ждать, и всё содержимое моего желудка вмиг оказалось на полу. От кровавого кошмара перед самым носом меня всю трясло, казалось бы, я сейчас с ума сойду, но вдруг, ужас разорвало пополам одним мягким прикосновением чьей-то руки к моему плечу.

— Всё хорошо, Катя, всё закончилось, — я подняла голову, чтобы увидеть источник приятных слов, так необходимых мне в тот миг. Это, конечно же, был Данила. Он казался удивительно спокойным, а его лицо озаряла добрая любящая улыбка. Она немного меня взбодрила, но не то чтобы очень сильно.

— Но я… убила их, — прошептала я, содрогаясь от осознания совершенного злодейства.

— Ты не виновата… — Данила мягко поднял меня на ноги и крепко обнял, а я не нашла ничего лучшего, как уткнуться в его плечо и горько заплакать.

— Я ведь тоже… тоже тебя люблю! — надрывалась я, заливая пиджак Данилы слезами и соплями. — Люблю, уже очень давно!

И пока я ревела фантастическим образом уходили все страдания и даже муки совести чуть отступили. И правда, что я могла сделать? Выбор сердца был очевиден.

— Рад принять твою любовь, и спасибо, что спасла мою жизнь, — раздалось у меня над ухом.

Это был голос Данилы и в то же время… как будто бы и не его. Обеспокоенная, я немного отстранилась, посмотрела на возлюбленного и, чуть ли не закричав от неожиданности, резко отпрянула. У существа передо мной всё ещё было лицо Данилы, его волосы, одежда и улыбка, но только кожа зеленая, а уши заострённые на конце, словно у эльфа.

— Что ты такое!? — воскликнула я и попятилась назад.

— Катя, не бойся, это всё ещё я, Данила, — зеленокожее нечто аккуратно стало двигаться ко мне. — Я сейчас всё объясню.

— Не нужно мне никаких объяснений, — заорала я и, схватив стул, приготовилась защищаться.

Но внезапно стул в моих руках исчез, а обстановка вокруг изменилась до неузнаваемости: то, что осталось от моих одноклассников бесследно пропало, а класс превратился в белую комнату, по бокам обставленную какими-то замысловатыми приборами. Неизменным остался только кровавый шар с динамиком, который остался на том же месте, и теперь висел не под лампой, а под равно освещённым несколькими фонариками потолком. Я же оказалась в центре этой комнаты внутри чёрного металлического круга.

— Что за…— не успела я закончить фразу, как по кругу прошёл едва ощутимый силовой импульс и я вдруг поняла, что не могу двигать ничем, кроме головы.

— И всё-таки выслушай меня, Кать, — теперь уже беспрепятственно подойдя ко мне, нечто похожее на Данилу мягко приобняло мои плечи. — Поверь мне, я тот самый Данила Наднебный, которого ты знаешь. Тот самый твой одноклассник и… я надеюсь тот, кото ты до сих пор любишь.

— Уже не знаю, — с усилием проговорила я, потому что каждое слово словно застревало в горле. — Это ты всё устроил?

Данила вздрогнул и виновато отвёл взгляд. Вот же чёрт!

— Зачем? — всё моё существо хотело в очередной раз разрыдаться, но усилием воли мне удалось заставить себя сдержаться и даже немного абстрагироваться.

— Вижу, теперь ты готова узнать правду, — существо снова взглянуло на меня, в его глазах отразилось моё напряжённое лицо.

Теперь уже не только Данила, а я показалась себе чужой.

— Как ты, наверное, догадалась, я родом не с этой планеты. Мой дом в другой солнечной системе… Хотя, думаю, тебя сейчас мало волнует астрономия, — Данила слабо улыбнулся. — Я прибыл на Землю в составе крупной экспедиции, для сбора информации о вашей цивилизации. Наша миссия предполагалась масштабной, но недолгой, и должна была закончиться ещё два месяца назад. Она в принципе и закончилась для всех, кроме меня. Я сам пожелал остаться, потому что… потому что влюбился в тебя с первого взгляда.

— Но как? — перебила я. — Почему? Я же… Я же обычная.

— Вовсе нет, — убеждённо произнёс инопланетянин. — Ты особенная! Наша раса похожа на Землян физиологией, но в то же время мы с вами немного различаемся. Мы можем изменять часть своей внешности, поэтому для нас она не имеет никакого значения. А ещё мы чувствуем излучение мыслительных процессов других существ, — Данила нахмурился, очевидно, поймав на моём лице недоумённое выражение. — Наверное, так это звучит не очень понятно… У вас на земле это называется аурой, хотя нет, аура, пожалуй, не совсем точно. Лучше так — мы чувствуем насколько у разумных существ рядом с нами необыкновенный внутренний мир. И у тебя, по сравнению со всеми примитивными человеческими самками, которые мне попадались, он восхитительный!

Признание Данилы меня обескуражило. Вроде и приятно, но всё равно как-то жутко, когда такие сладкие речи произносит нечто внеземное. Даже при том, что я так и не посмотрела Чужого. А сам пришелец вдохновенно продолжал говорить.

— Я не мог знать, о чём твои мысли, но чувствовал, что они всегда о чём-то возвышенном и прекрасном. И ты очень много фантазируешь! Когда кто-то рядом с нами фантазирует, это отдаётся в нашем сердце музыкой. С самого начала я не мог налюбоваться тобой и поклялся, что и ты полюбишь меня. Мы ведь ещё можем внушать свои желания всем кроме сородичей. У вас это называется гипнозом и на вас же работает почти безотказно, но с тобой вышли сложности. Я не понимал почему, но с тех пор как я стал внушать тебе любовь ко мне, это как будто давало обратный эффект. Твоя аура потемнела, мыслительные процессы стали беспокойными, а ты сама будто бы меня невзлюбила. И чем сильнее я использовал свою способность, тем хуже всё становилось.

— Ясное дело, я беспокоилась! — хмуро сказала я. — Я же влюбилась в красавчика и не могла рассчитывать на взаимность. А вела себя стервозно, чтобы себе же не давать надежды… Хорошо же вы собирали о нас инфу, если ты даже этого не смог понять.

— На самом деле, я прогуливал все уроки по хомосапиенслогии в обители мудрости, — Данила смущённо почесал затылок, — потому и вызвался в экспедицию, чтобы долг по учёбе закрыть… Но это уже не важно! — он снова стал серьёзным. — Потому что теперь-то я знаю, что всё сработало, и ты и правда меня полюбила.

«Чёрт, не будь так уверен!», — подумала я, но вслух ничего не сказала. Все чувства разом спутались в такой клубок, который не разрубишь и мифическим супер заточенным мечом. Разумом я всеми силами отрицала, что после всего могу что-то испытывать к непонятному, жестокому пришельцу, устроившему мне и моим одноклассникам смертоносную игру. Но сердце предательски сжималось, стоило лишь подумать о нём. А память же вероломно выслала подкрепление воспоминаниями, как я же сама подписала Глеба и Андрейку на верную смерть ради этого зеленокожего изверга. Гипноз сработал, как ни крути, и хотелось бы мне увериться, что всё это был лишь гипноз.

— А долбанной игрой на выживание ты так мои чувства проверить решил? — обречённо поинтересовалась я. Не то чтобы меня теперь особо волновало, в чём была суть выбора сердца, но где-то в глубине души всё же хотелось понять, за что погибли невинные люди.

— Ты как всегда проницательна, — кивнул Данила. — От твоей реакции на моё внушение я впал в отчаяние и не знал, что делать. И тогда я обратился к великому Гуру нашей планеты — сверхмощному суперкомпьютеру. Спустя час расчётов он дал мне правила этой игры с возможными результатами, где твой выбор оставить мне жизнь значил бы, что ты меня всё-таки любишь и любишь сильно. Ведь ты готова была бы пожертвовать другими ради этой любви.

— А если оказалось, что я по правде тебя ненавидела?

— Тогда я бы умер.

Данила так легко ответил, словно для него умереть — это то же самое, что сходить в магазин за хлебом. Раз он так относится к собственной жизни, то что для него какие-то два рандомных одноклассника? И так я поняла, что возмущаться и спорить бессмысленно.

— И что теперь? — цикл обречённых вопросов продолжился.

Данила вздохнул и, несмотря на всю апатию, это показалось мне странным. Вопреки радостному открытию о моих настоящих чувствах он был грустен: взгляд полный печали, хмурые брови, поджатые губы. Сейчас этот гость с другой планеты больше походил на человека, который стоит на больной мозоли, но в силу приличий смущается открыто выразить свои страдания. И всё же, подвигав нижней челюстью, словно перемалывая на зубах тяжёлые слова, он заговорил.

— Катя, я очень бы хотел сейчас забрать тебя на свою планету и совершить там церемонию соединения. У вас она называется свадьбой и тебе бы она понравилась, я не сомневаюсь. Тебе бы понравилась жизнь у меня дома, даже пережитый ужас ты вскоре бы забыла, но…

Он запнулся и внезапно помрачнел ещё сильнее, чем раньше, а его руки с моих плеч плавно переместились на шею, обхватив её в кольцо. Кольцо не сжималось, но всё равно подобный жест меня как-то напряг.

— …но у нас на планете есть традиция первого контакта, нерушимая уже несколько тысяч лет, — пугающе скорбным голосом продолжал Данила. — Если наша избранница или избранник с другого мира, то мы должны выполнить первое озвученное им или ей желание при нашей встрече.

— И в чём проблема? — не поняла я.

— Помнишь, что ты сказала, когда мы впервые увидели друг друга в этом самом классе? — голос Данилы предательски дрогнул в унисон тому, как вздрогнула я. Потому что вспомнила…

Новый учебный год начался с лютой жары после затяжных дождей. Я, как назло, была одета не по погоде да ещё и опаздывала. И хотя пришла я всё-таки вовремя, даже за пять минут до звонка, но вбежала в класс с отвратительным настроением, и угораздило же меня обвести глазами одноклассников и с чувством выдохнуть: «Как же я ненавижу свою долбанную жизнь! Лучше убейте меня кто-нибудь!»

И тут кольцо стало сжиматься.

— Прости, — из правого глаза Данилы хрустальной горошиной покатилась слезинка.

Я дёрнулась, чтобы хоть немного отвести его руки и глотнуть воздуха, но куда там: силовое поле держало меня крепко.

Отчаянно хотелось объяснить, что случилось недопонимание, что это всего лишь расхожая фраза и буквально её понимать не стоит, но выходил только хрип. А потом разум утонул в агонии, и наступила тьма.

***

Тело своей возлюбленной Иториол бережно и надёжно сохранил. На Гатомэле использовали лучшие технологии бальзамирования и гримирования. Катя навеки осталась прекрасной невестой в невиданно красивом белом платье, которая как будто только на минутку прилегла отдохнуть в капсуле из не разрушаемого стекла. Сильная же бледность кожи только придавала девушке большего шарма.

Век гатомэлианцев долог, и на всё это время Иториол остался верен своей любви. И хоть умерли они не в один день, но царила в той паре полная идиллия, поэтому с уверенностью можно сказать, что жили голубки на зависть всем очень и очень счастливо. А что ещё надо для хорошей сказки?

Конец.