Глава 14. Лесные старты

Суслик грустил. Он не говорил ничего Щенку, но тому эта грусть была очевидна. На все вопросы Суслик отфыркивался или отвечал не по теме. А потом и вовсе замолчал.

Он сидел у своей норы, крутил и вертел в лапках большую чашку. Иногда вздыхал:

— Как бы ее собрать воедино?

Щенок долго смотрел на друга, на чашку, снова на друга. Наконец спросил:

— Может, разбить?

— Что разбить? — испугался Суслик, который не любил ни битья, ни шума.

— Чашку!

Суслик поспешно убрал чашку в нору. Вид у него из грустного стал недовольный.

— Ты же сам сказал, что надо собрать! — воскликнул Щенок. — Но как собрать то, что не разбито?

— Ты уверен, что видишь целую чашку?.. — прищурился Суслик. И начал.

Он говорил о целостности и об осколках; говорил о том, что нельзя разбитое сделать целым, можно только придать ему вид, будто оно целое; говорил о причинах, которые заставляют придавать разбитому обманчивый целый вид. Он говорил так, что Щенок будто бы своими глазами увидел, как в сусликовой норе лежит вдребезги разбитая чашка.

Потом Суслик принялся рассказывать про двух мышей, которые жили в чашке, некогда целой, но когда она разбилась, они продолжили в ней жить. Мыши были воображаемые и видимые только Суслику. Но Щенок так проникся их судьбой и судьбой их чашки, что засунул морду в норку — проверить, целая чашка или битая и как там сейчас поживают те самые мыши.

— У тебя есть своя поляна и своя нора, — фыркнул Суслик. — В моей ничего интересного, а вы с Горностаем скоро и вовсе пещеру нароете.

— Мне и твоя интересна, — не отставал Щенок, неохотно вытаскивая голову наружу. — Мне кажется, это ты совсем зарылся. Сидишь тут над пустой чашкой. Грустишь. Тебе надо развеяться. Походить где-нибудь, побегать.

Суслик вновь буркнул что-то насчет того, как важно собрать целую чашку, хоть и пустую, нахмурился и скрылся в норе. Щенок хотел было оставить его в покое и одиночестве, пока у Суслика не пройдет эта грусть, но тут сверху раздался крик:

— Ходить — это не то! Вот бегать — это ДА! — воскликнула Сова. — Все за мно-о-ой! — и она призывно захлопала крыльями. — Там проходят замечательные соревнования! Надо принести свое вкусное, и нам дадут еще более вкусное! Самый большой приз — папайя!!!

Суслик высунул нос из норы и переглянулся со Щенком. Не то, чтобы друзья не знали, что это за слово… Но что-то их обоих вдохновило.

— Все за мной! — крикнула еще раз Сова…

На соревнования собралось много народа. Но сосчитать всех не получалось. Кто-то еще и еще приходил, кто-то раздумывал над участием вместо участия, за кем-то закрепляли две-три дорожки.

Первая потеря случилась среди своих.

Сова слишком широко и бодро махнула крылом — и сошла с дистанции еще на старте.

Щенок с Сусликом бежали, каждый соблюдал свою удобную скорость. Участников было много. Кто-то был опытный бегун, кто-то и не бегун вовсе. У кого-то были уважительно мощные лапы, кто-то брал легкостью и гибкостью тела. Несколько зверей использовали модные техники бега. Как и все модное, звери с такими техниками выглядели странно.

Болельщики встречали спортсменов в основном доброжелательно. Сова активно и шумно хлопала крыльями.

Чем дольше длились соревнования, тем воодушевленней чувствовал себя Щенок. Он решил, что просто бежать скучно, поэтому решил поделать что-нибудь еще. Он успевал все — и преодолеть свое расстояние, и подружиться со стоящими вдоль трассы махателями помпонами, и поболтать с важными судьями, строго наблюдающими за порядком. Сова продолжала ухать, но Щенок ее не видел и печалился.

Иногда Щенок подбегал к Суслику, идущему пешком по своей беговой дорожке. У Суслика был по-английски спокойный вид и по-ирландски взъерошенный хвост. Чему верить, чтобы понять Суслика, Щенок не выбрал.

— Ну, ты как? — спросил он приятеля.

— У меня короткие ноги, — отозвался Суслик и сказал кому-то в сторону: — Здравствуйте, спасибо. Я слышу вас и ваше одобрение, — потом повернулся в другую: — Да, у меня короткие ноги… И вам не хворать…

— Щенок! — раздалось с трибуны. — Выпрямите хвост и прижмите уши. Вы будете быстрее бежать и не будете ничем оттормаживать!

«О! Прекрасно! Это тыканье палочкой мне знакомо! Его я люблю больше, чем папайю», — обрадовался Щенок.

Он в два прыжка добрался до умного советчика, у которого на майке был номер 30. Потом дернул за хвост соседа с номером 22. Тот засмеялся, запрыгал рядом, приглашая поиграть. Они какое-то время гонялись друг за другом по трибунам.

Было весело. Щенок и не заметил, когда объявили окончание забега. В итоге папайю разделили без них. По слухам, она оказалась несладкой.

Щенок с Сусликом прибежали к Сове. Щенок печалился о размахе ее крыльев и докладывался о новостях. Суслик подергивал глазом на каждый рассказ Щенка. Говорил, папайя в глаз попала. А сусликов хвост все еще походил на ершик.

Сова хотела лететь дальше, но пока мрачно сидела в дупле. Ухнула: «Судью на мыло!» и бросила всем по конфетке. Оказалось, она слетала в Дальние Холмы. Потом — в Предальние. В Дальних Холмах Сову Змей откармливал птичьим молоком. В Предальних диковинный зверь жил Сланик из знакомого Щенку рода, напоминающего слоника на паучьих ножках. Сланик играл с Совой в догонялки. Благо, лапки у Совы короткие! Но в итоге они сточились и у Сланика. Потому что, по заверению Совы, были не лапами, а ходулями. Сова даже одалживала их не однажды. Сова вообще любила экстрим. Она даже как-то раз посидела на рее вместе со Змеем. Но пели они втихомолку. Так ни с кем, к огорчению Щенка, не поделились.

— Но у трибуны же что-то ухало, — недоумевал Щенок.

Сова развела крыльями и ответила:

— Я туда дубля отправила. Развесистого такого!

— Там было здорово и весело! — радовался Щенок. — Я насобирал кучу палочек и советов! Я познакомился с множеством новых зверей! Я теперь с Горностаем такую нору под Холмом нарою!..

— Эх, — вздохнул Суслик, — а вот здорово было бы собрать всех наших, знакомых, кто еще остался, и устроить подобные соревнования. Жаль только, почти никто не пойдет.

На небе показалось что-то большое и темное. Друзья посмотрели на странный летучий объект. Это был дирижабль с подозрительно знакомыми развесистыми рогами.

Щенок прикинул размер дирижабля и подумал: «Да-а-а! А кто-нибудь и не пролезет».