Глава 3. Медведь и Барсук

В лесу жил Медведь. Он был большой, с темной шерстью. Любил он все переворачивать — поваленные стволы деревьев, мшистые камни, сюжеты привычных песен. Это занятие могло показаться подозрительным, но Щенок уже понял, что первое впечатление часто ошибочное.

А еще у Медведя была гармошка. Все звери в лесу удивлялись этому больше, чем его любви к переворотам, но вопросов никто не задавал, ведь когда Медведь играл на своей гармошке, становилось весело тоже всем. Песни у Медведя были подозрительные, но увлекательные. Забыть их было тяжело, а если уж он еще и плясал при этом — развидеть просто невозможно.

Но Медведь был большим зверем, и Щенок побаивался подходить к нему, помня, что чем сильнее зверь, тем он злее. Однажды все-таки отважился и спросил прямо:

— Медведь, а почему у тебя гармошка?

— А почему у меня и не быть гармошке? — ответил Медведь, улыбнулся и вытащил из кармана сигару, а вслед за ней маленький серебристый приборчик, откусил им край сигары, щелкнул пальцами — да так, что появился огонь, и прикурил.

— Медведь! — охнул Щенок, забыв про гармошку. — У тебя есть карманы и ты куришь?!

Медведь выдохнул дым к звездам:

— Это иллюзия. Но… приятная!.. Я — Медведь. Я достаю сигары, курю и играю на гармошке. Все — иллюзия. И можно познать дзен.

— А иллюзия — это что такое? — спросил Щенок, намереваясь потом не отвлечься, не позабыть и спросить про еще более непонятное слово «дзен».

— Иллюзия — это когда все можно перевернуть, — ответил Медведь, и, зажав сигару в пасти, перевернул гармошку и принялся играть.

Музыка и в таком положении у него все равно получалась веселая. И перевернутая. У подошедших послушать зверей были круглые от удивления глаза. Но никто не разбегался и не кусал за бока. Некоторые уходили, другие — восторгались.

Доиграв, Медведь вытащил из кармана фляжку и глотнул из нее, задорно покосившись на Щенка. Тот аж присел от восторга, забыв про иллюзию и про дзен.

— Тебе рано еще, — хмыкнул Медведь, — хотя…

Он протянул Щенку вниз флягу.

— Разве что понемногу, — прокашлявшись от едкой жидкости, сказал Щенок. — А то у меня в голове все переворачивается.

— Может, и ты познаешь дзен… В лесу есть полянка одна, можешь заходить туда ко мне, понемногу.

— А тебя не покусают — за то, что дружишь со мной?

— Кого, меня?! — изумился медведь, а потом добавил: — Надо же, сам с клыками, а волнуешься… Не бойся, у меня же гармошка! Она отгоняет зверей без чувства юмора.

Медведь опять заиграл. Щенок присел рядом и заслушался. Выходит, и сильные могут быть добрыми?

Он приходил и слушал песни Медведя все чаще, а потом стал забредать к нему на его поляну. Со временем оказалось, что карманов жилетки Медведя и вовсе не счесть и что в них есть много чего интересного…

Однажды, когда Щенок сидел на этой полянке, на ее краю мелькнул Барсук, и Медведь приглашающе махнул ему.

Барсук был общительным и любил заводить новые знакомства. Он тоже не так давно попал в лес, но его уже знали многие. Он мог впечатлить разным и пел странные песни. Иногда его песни были пугающими, от них шерсть жила своей жизнью и невольно поднималась на спине, а иногда — каждое его слово дарило улыбку и восторг. Многие думали, что его песни такие странные, потому что сам Барсук окрашен в противоположные цвета. На его полоски все показывали или как на черные, или как на белые. На каких-то полянках его превозносили до лесных крон, на каких-то — ругали последними словами, опуская до корней деревьев. Рядили и гадали, какой же он на самом деле — черный или белый, но единого мнения не было даже у Барсука. Он был просто полосатый. И не слушал того, что про него говорили. Пел свои странные, иногда пугающие песни и выводил под них восторженные мелодии.

Щенку нравились его новые знакомые. Они не требовали признавать себя друзьями, не выдавливали из него поддакиваний, не заставляли идти против его воли, которую он и сам пока не понимал.

Они просто жили в лесу, не ссорились и пели разные песни.